— К тебе пришли, Эдди.

Закончив разбирать бумаги в своем душном кабинете, я стояла в кухне и украшала четыре морковных торта для чайной вечеринки, которую миссис Дженкинс-Смит устраивала для дочери. С сегодняшнего утра мои мысли ходили по кругу, и я настолько устала, что мечтала забыться, даже если забытье придет в виде восьмидесяти пяти маленьких морковок и тридцати кроликов, сделанных из ярких разноцветных марципанов. Я только-только достигла приятного состояния отрешенной концентрации, вырезая зеленые и морковно-оранжевые заготовки, и в этот момент Клер распахнула кухонную дверь.

— Пришла Грейс? — спросила я. Оранжевый цвет слегка поплыл у меня перед глазами, когда я покосилась на рабочую поверхность. — Скажи ей, что налоговые накладные и новое посменное расписание лежат на столе.

— Нет, все намного лучше.

Клер принесла охапку багетов с прилавка и с восторгом покосилась на моего друга Эндрю, который как раз переступил порог кухни, — длинноногий, высокий, загоревший за неделю, которую он провел со своей девушкой и ее семьей в Марселе. Там было чудесно, солнечно и тепло — двадцать семь градусов, тогда как в Англии выдался самый дождливый май за последние семнадцать лет.

— Привет, Эдс, — произнес Эндрю, немного нахмурившись при виде того, как я мучаю марципан, и глядя на мои огненно-оранжевые руки. — Что делаешь?

— О, ничего особенного, — пробормотала я, взмахнув в воздухе ножом, что могло означать, а могло и не означать украшение тортов и размышления о сестре-близняшке, о которой никто не знал.

— Как прошел отпуск, Эндрю? — Клер все еще стояла в дверях, обнимая багеты и жеманно улыбаясь. — Главное, чтобы тебя не было здесь к тому времени, когда придет Грейс. Никаких посторонних — вот ее главное правило, но я, конечно же, ничего ей не скажу.

— Клер, почему бы тебе не унести все это? — спросила я, и она наконец исчезла, весьма неохотно.

Эндрю пристально посмотрел на меня.

— Выглядишь ужасно, — сказал он. — Стоило мне на неделю уехать, и ты развалилась на части.

Он подошел и встал рядом со мной. Слабый луч солнца, скользнувший в высокое окно, озарил его мягко очерченные скулы, выделил золотистые пряди в волосах песочного цвета. Мой друг выглядел невероятно свежим, словно недавно накрахмаленная белая сорочка, в то время как я чувствовала себя раздавленной; мои непокорные волосы пытались вырваться из-под сеточки для волос.

— Вот спасибо. — Я снова повернулась к марципанам и ловко отрезала еще несколько маленьких полосочек, из которых должны были получиться морковки. — День выдался непростым.

— Сейчас всего час дня. — Темно-синие глаза Эндрю лучились сочувствием. — Как прошло вчерашнее совместное горевание? Я несколько раз пытался позвонить тебе из поезда. Думаю, ты рада, что все уже позади.

— Ты даже не представляешь как, — пробормотала я.

Я чуть было не пересказала ему события минувших двадцати четырех часов, однако потом неохотно смирилась с мыслью, что Джеймс Мерк, моя мать и Фиби Робертс — все это выходит далеко за пределы кухни Грейс и четырех тортов, лежащих передо мной.

— А почему ты не в Марселе? — поинтересовалась я, а когда наконец внимательно посмотрела на Эндрю, до меня дошло, что он выглядит немного встревоженным. — Все прошло не так, как тебе хотелось?

— В общем-то да. Я не понравился братьям Клодетт, а ее мать вообще напоминала айсберг. Они хотят, чтобы она как можно скорее приступила к управлению рестораном, и, судя по всему, считают, что я стою́ у нее на пути, просто потому что не хочу переезжать в Марсель.

— Даже не знаю, почему они так решили…

Я закатила глаза, испытывая сочувствие к семейству Дюпон. У Эндрю были продолжительные отношения с красивой француженкой-ресторатором. Она должна была работать в семейном бизнесе, но вместо этого последние три года зависала в Лондоне, надеясь, что Эндрю оторвется от приготовления «bisque de homard» и женится на ней. Лично я считала, что разочарование пойдет моему другу на пользу, однако мне все равно не очень нравилась Клодетт. Мне не нравилась ни одна девушка Эндрю. Все они были ослеплены страстью до тех пор, пока не приходилось делить его с мертвыми лобстерами, освежеванными кроликами или более изысканными консоме. Затем подружки Эндрю устраивали сцены и, обиженные, уходили, а он, ошеломленный всей этой суматохой, появлялся у меня на пороге — с рыбой, бьющейся у него в сумке:

— Я нашел новый рецепт: рыба, тушенная в вине. Хочешь попробовать?

Мы с Эндрю знали друг друга три с половиной десятилетия, с тех самых пор, как он переехал в дом по соседству. Нам тогда было по шесть лет, и он решил перебраться через забор, разделявший наши сады, чтобы показать мне, как готовят настоящий лимонад. В восемь мы впервые собрали урожай довольно грязного пастернака и вместе сварили суп; в десять разбили лагерь в дальней части сада и жарили на огне молодой картофель; в двенадцать вызвались приготовить блюда для шестого дня рождения Джаспера. Мы подошли к работе со всей серьезностью и получили за нее пятьдесят фунтов. А в четырнадцать мы завели декоративный памятный альбом для ресторана под названием «Le Grand Bleu», где я буду шеф-кондитером, а мой друг — конечно же — шеф-поваром. Мы с Эндрю были совсем не похожи, но с самого дня знакомства подружились легко и непринужденно, как бывает только в детстве. И оставались друзьями, несмотря на все эти безнадежные и не такие уж безнадежные романтические связи и возрастные кризисы, несмотря на годы, которые Эндрю провел в Париже и Нью-Йорке, стремясь стать звездой кулинарного мира, и мои собственные, гораздо более скромные потуги создать идеально белое тесто на закваске во время учебы в кулинарной школе и полтора десятилетия работы у Грейс.

— В голову лезет всякое. — Эндрю с деланной непринужденностью потянулся за передником и встал рядом со мной.

— О нет, не нужно, — произнесла я, на всякий случай загораживая марципаны. — Не смей трогать мои морковки, иначе тебе конец. В последнее время у меня не слишком много работы на кухне.

— Хватит тебе быть управляющим, возвращайся к обязанностям шеф-кондитера. — Эндрю помолчал. — Как бы там ни было, маман Клодетт выдвинула ультиматум. Ее дочь должна немедленно вернуться домой, иначе она лишится ресторана.

Забыв о морковках, я уставилась на него.

— Серьезно?

Эндрю взял мой нож и взмахнул им так резко, что в воздухе что-то мелькнуло, как во время японской борьбы на палках, а затем на рабочий стол упала идеальная, аккуратненькая морковка с миниатюрными листочками. Мой друг ослепительно улыбнулся.

— О, я тебя умоляю, Эндрю! Я не выспалась, мне нужно нарезать гору морковок, и еще меня ждет эта дурацкая бумажная работа… Вот-вот придет Грейс, и я должна поторапливаться. Рассказывай о своих сердечных делах, или давай встретимся позже.

— А ты действительно выглядишь усталой. — Эндрю вручил мне еще один нож, достав его из ящика. — Ты уверена, что все в порядке, Эдди? — Он умолк. Его глаза сканировали мое лицо, отмечая темные круги под глазами и опущенные плечи. Я быстро отвернулась и снова занялась марципанами. Эндрю подождал немного, а затем добавил, словно речь шла о чем-то незначительном: — Как бы там ни было, Клодетт сделала мне предложение.

— Правда? — Я подняла голову и, почувствовав очень странный, резкий укол, осознала, что недооценила милашку Клодетт. — Ух ты! То есть… полагаю, мне следует вас поздравить, — произнесла я, вырезая маленькие зеленые листочки и пытаясь скрыть растерянность. — Значит, ты переезжаешь в Марсель… О господи, это так неожиданно! Ох, я буду очень скучать…

Я изо всех сил старалась справиться с болью, которую причинял мне новый, очень странный укол. В какой бы точке мира Эндрю ни находился на протяжении двух последних десятилетий, я всегда знала, что однажды он вернется, будет поджидать меня с викториной по «Севен беллс паб», готовый наказать за шокирующий недостаток эрудиции или кощунство, с которым я относилась к собственным талантам. При этом мой друг всегда с радостью отклонялся от темы, переходя к обсуждению того, как лучше приготовить «île flottante». А теперь он навсегда уедет в Марсель и будет готовить бок о бок со своей красивой маленькой женой. За ним будет бегать выводок утят с такими же густыми песочными волосами. Они будут мыть посуду и вытирать столы… Я продолжала раскладывать морковки по коричневой поверхности тортов, чувствуя, как утренняя тревога накрывает меня, словно колючий, вызывающий раздражение плащ.

— Я ей отказал.

Руки Эндрю летали вокруг торта за моей спиной, добавляли листики, создавая вполне правдоподобную имитацию морковной грядки. Не думаю, что я сразу же поняла, что он сказал, однако, по всей видимости, общий смысл все же уловила, поскольку по моему сердцу, даже не предполагавшему, как больно мне могло быть, если бы Эндрю уехал в Марсель, побежала мелкая рябь глубочайшего облегчения.

— Да ты что? — Я постаралась, чтобы мой голос звучал беззаботно. — Но ты ведь давно мечтал открыть собственный ресторан…

— Но не в Марселе и не чей-то чужой ресторан, который вручат мне на блюдечке. Знаешь, я подумал, может быть…

— И где же бедная старушка Клодетт?

— Решила остаться в Марселе. После последнего разговора наши отношения изменились. — Эндрю взял небольшую щепотку листиков и бросил их на торт, и они разлетелись, заняв идеальные места на морковной грядке.

— А почему бы и нет? — Я снова закатила глаза, демонстрируя Эндрю свое отношение к случившемуся.

Из главной кухни, расположенной на Максвелл-Корнер, привезли хлеб, и я пошла забрать тележки с разложенными на них подносами из нержавеющей стали, а затем вернулась к тортам миссис Дженкинс-Смит и принялась укладывать их в коробки с красными полосками.

— Мы с тобой можем открыть свое дело, — вдруг произнес Эндрю. — Перестать говорить о «Le Grand Bleu» и наконец-то создать его.

Когда мы начали придумывать этот ресторан, сидя за кухонным столом на Роуз-Хилл-роуд много лет тому назад, предполагалось, что это будет фабрика кулинарных чудес. Меню постоянно менялось в зависимости от нашего возраста, приобретенного опыта и того, что мы увидели по телевизору. Иногда наши пути расходились, и тогда «Le Grand Bleu» становился темой вечерних мечтаний за бокалом вина, чем-то вроде запасного плана, о котором заходила речь всякий раз, когда дела шли туго. «Le Grand Bleu», малышка, — говорил Эндрю, когда его шеф-повар давал ему по мозгам за испорченные запасы рыбы. О, если бы не «Le Grand Bleu»! — вздыхала я, после того как полчаса складывала шоколадные трюфели — только ради того, чтобы обнаружить, что один из них, в самом низу, треснул. «Le Grand Bleu» было зачарованным местом, где жизнь будет идеальной. За эти годы оно отошло от этой реальности на такое безопасное расстояние, что стало всего лишь голубой мечтой.

— Старый добрый «Le Grand Bleu», — задумчиво пробормотала я, подавляя зевок и укладывая в коробку третий торт. Боже, как я устала!

— Ну же, Адель, это будет просто фантастика! Или ты так не считаешь?

— Конечно же. — Я снова подавила зевок, когда Эндрю положил четвертый торт в коробку и протянул ее мне. — Думаю, тебе пора уходить. С минуты на минуту прибудет Грейс.

— У меня осталось несколько дней отпуска. Может, встретимся позже? Посидим, поговорим, посмотрим здания в разных районах?

Так же, как меню и размеры помещения, разговоры о подходящем районе были избитой (хоть и довольно извилистой) тропой в страну мечты под названием «Le Grand Bleu», и мы никогда не заходили дальше выбора между шикарным Кенсингтоном (Эндрю) и уютной окраиной Ислингтона (я). А потом я с тревогой увидела, что мой друг вынимает что-то из рюкзака. Это была стопка глянцевых брошюр, которые выпускают агентства недвижимости. Переведя взгляд с брошюр на Эндрю и обратно, я почувствовала слабый приступ паники. Никогда еще мы не заходили так далеко.

— Я знаю, что ты занята семейными проблемами, — сказал Эндрю, размахивая брошюрами перед моим носом. — Поэтому пошел и собрал все это сегодня утром. Смотри, я записался к самым популярным агентам на главной улице, в «Флакстонс», «Майлор» и «Стил». Там есть несколько приличных зданий, нужно просто выбрать.

Я опустила взгляд на коробку с тортом. Мы никогда не заходили так далеко.

— Послушай, Эндрю… — Стараясь не смотреть на иллюстрации — первый этаж свободной планировки с дубовым полом, выложенными белой плиткой кухнями, слегка напоминавшими палаты психиатрической больницы, — я попыталась вложить в свой голос хоть немного строгости. — На самом деле мне не хочется заключать договоры с агентствами недвижимости. Я не могу бросить Грейс, и, кроме того, мне здесь нравится. А «Le Grand Bleu»… понимаешь…

Как же объяснить такому романтику, как Эндрю, живущему на высокой скорости, что я не тот человек, который станет открывать ресторан, кататься на «Божественном циклоне», пытаться достать луну с неба?

— Я не готова к этому, — закончила я слегка поникшим голосом.

— Уверен, что это не так, — тут же возразил Эндрю. — Это будет просто чудесно! У меня много сбережений, да и у тебя тоже…

В этот миг я прокляла себя за то, что однажды попросила его помочь мне заполнить налоговую декларацию.

— …и мы сможем получить заем для малого бизнеса. Я уже говорил об этом с управляющим банком и…

Внезапно в коридоре послышались шаги, и Эндрю хладнокровно спрятал брошюры обратно в рюкзак. Спустя мгновение в кухню вошла Грейс.

— Доброе утро, доброе утречко! — пропела она, устремляясь вперед, чтобы обнять меня. — Как ты, моя милая? С тобой все в порядке? Я думала о тебе вчера. Наверное, ты совсем измучилась, бедняжка!

Ее взгляд упал на Эндрю. К счастью, Грейс была одной из немногих моих знакомых, кто был нисколечко не влюблен в него (по всей видимости, солидарна с ней была лишь моя сестра Венетия). Моя начальница уперла руки в бока, и на ее лице застыло ледяное выражение.

— Неужели я забыла внести вас в штатное расписание? — холодно поинтересовалась она у Эндрю. — Позвольте узнать, что вы делаете в моей кухне? — Обернувшись ко мне, Грейс произнесла с укором: — Эдди, ты ведь знаешь правила, не так ли?

— Да, Грейс, конечно. Прошу прощения, — поспешно сказала я, чувствуя, что краснею, как ребенок, которого застукали за поеданием печенья. — Эндрю зашел, чтобы кое-что мне передать. И уже собирался уходить, правда, Эндрю?

Если учесть, что на нем был передник с логотипом кондитерской, а руки были зелено-оранжевыми из-за того, что он укладывал марципановые морковки на четыре прекрасных торта, которые сейчас стояли в коробках напротив нас, это явно было неправдой, и я покраснела еще сильнее, но Грейс решила быть выше этого. Она повернулась к Эндрю спиной и притворилась, будто его здесь нет.

— Это заказ? Дай посмотрю. — Грейс окинула торты придирчивым взглядом, подняла один из них, чтобы увидеть низ. — Выглядит потрясающе. Убедись, чтобы ассорти тоже было идеальным. Миссис Дженкинс-Смит — наш постоянный клиент, и я хочу, чтобы она и дальше заказывала торты у нас.

— Да, — отозвалась я. — Я сделаю все возможное.

В кабинете зазвонил телефон.

— Я видела накладные. Спасибо, Эдди. На тебя можно положиться. Я буду у себя в кабинете сегодня днем, заходи, поболтаем. А вас, — она бросила строгий взгляд на Эндрю, — здесь быть не должно. Убирайтесь, и побыстрее. И прошу вас, воспользуйтесь дверью, которая выходит во двор.

— Что это было? — фыркнул Эндрю, когда Грейс вышла в коридор. Сняв передник и повесив его на крючок, он пристально посмотрел на меня. — Как ты терпишь то, что она проверяет твою работу? Ты ведь вот уже пятнадцать лет шеф-кондитер и всегда работаешь безупречно. А она даже не повар… Сейчас ты только тем и занимаешься, что переносишь в магазин выпечку, доставленную из главной кухни.

— Я все еще пеку пирожные. Украшаю торты. А еще я приготовила пироги с кремом… — стала перечислять я.

— Отлично, готовь пироги с кремом, когда кто-то на главной кухне испортит заказ. Но украшать торты для вечеринок миссис Дженкинс-Смит и заполнять бланки налоговых накладных? Ты сама должна печь пирожные, ты должна создавать чудесные десерты. Здесь ты просто растрачиваешь свой талант, и я постоянно говорю тебе об этом. «Le Grand Bleu», Эдс. Это будет круто.

И прежде чем я успела ответить, Эндрю неожиданно чмокнул меня в щеку и вышел через переднюю дверь.