– Вот, – объявил здоровяк Свен.

Шел второй день неволи, и впервые за это время великаны позаботились принести пленникам еду и воду. Уинсом жадно припала к деревянному ковшу, протянутому Свеном. Капли побежали по подбородку, но ей было все равно – давно уже девушка не испытывала такого облегчения. Она думала, что гиганты решили уморить их голодом. Пока пил брат, Уинсом исподтишка изучала врага. После двухдневного наблюдения из узкого окошка, индейцы получили некоторое представление о передвижениях странных людей. Девушка видела, как они бегали между домами, спасаясь от дождя, как рано утром они вышли из огромных деревянных ворот, а позже вернулись с двумя убитыми оленями. Она слышала звон железных топоров, вгрызающихся в деревья.

Зовущий Птиц тоже наблюдал за гигантами и наконец объяснил Уинсом, что это не сказочные чудовища, а обыкновенные люди. Они пили, ели, спали и мочились совсем как индейцы, следовательно, здесь ничего нет необычного – люди как люди, только странные, никогда не виданные. Кроме того, неприятно бледная кожа, по мнению юноши, придавала чужеземцам болезненный вид. Однако Уинсом не согласилась, считая, что они выглядят достаточно здоровыми, но выругала себя за то, что по-прежнему считала незнакомцев великанами. Наверняка они не обладают сверхъестественными силами, только человеческими. Но для нее и этого достаточно.

Свен внес блюдо с едой. Он тоже был бородатым и носил куртку из мохнатого коричневого меха поверх чего-то напоминавшего свободно висевшую гладкую кожу. Девушка никогда не видела животного с такой кожей, белого, голубого или красного цветов, как на сорочке Свена. На голове у него не было горшка, и Уинсом удивленно рассматривала длинные светлые волосы, свисавшие ниже плеч и, как ни странно, аккуратно расчесанные. Правда, она уже успела заметить, что чужеземцы, и мужчины и женщины, тратят много времени, ухаживая за волосами. Она даже видела, как один человек, старательно вырезав что-то из куска дерева, внес его в дом, из чего заключила, что чужаки ценят красивые вещи.

В поселении было мало детей, зато повсюду бродили гигантские лохматые коричневые псы и щипали траву. Рога на головах «собак» придавали им устрашающий вид, однако жители поселка, казалось, совсем их не боялись. Уинсом беспокойно подпрыгивала каждый раз, когда одна из «собак» издавала странное мычание, хотя брат при этом неизменно улыбался.

Свен, поставив у двери небольшую чашу с водой и блюдо с чем-то коричневым, молча удалился. После его ухода Уинсом подошла поближе и принюхалась к содержимому блюда.

– Тюленье мясо, – объявила она. – Копченое тюленье мясо.

Зовущий Птиц коснулся мяса смуглым пальцем, потом, отломив кусочек, положил в рот, сделал гримасу и швырнул блюдо через всю комнату. Мясо рассыпалось по грязному полу.

– Не буду есть пищу этих дикарей, – отрезал он. – Лучше умру с голоду.

Уинсом с жадной тоской поглядела на мясо, но ничего не сказала и довольствовалась тем, что снова выпила немного воды. Брат с отчаянием наблюдал за ней.

– Не хочу, чтобы ты голодала, – тихо сказал он.

Заметив смятение в глазах юноши, Уинсом, ничего не ответив, направилась к своему месту у окна и снова стала наблюдать за жизнью поселения, в надежде отвлечься от голодных болей в желудке. Через некоторое время она спросила:

– Почему ты предложил сопровождать меня к двоюродному деду, брат мой?

– Я знал, что наша мать не позволит тебе отправиться туда одной.

Уинсом наморщила носик.

– Она хотела запретить мне, это верно. Если бы не твоя готовность пойти со мной, пришлось бы остаться в деревне. Зачем ты это сделал?

– Почему ты задаешь такие вопросы? – пожал плечами юноша. – Неужели брат не имеет права защищать сестру, когда той вздумалось отправиться в опасное путешествие?

Уинсом задумчиво оглядела брата.

– Но мы никогда не были близки, – размышляла она вслух. – Даже почти не играли вместе.

– Родителям не очень это нравилось.

– И все же ты согласился разделить со мной тяготы пути. Знал, как много это значит для меня?

– Знал, – кивнул Зовущий Птиц. – У меня есть глаза. Ты не была счастлива в нашей деревне. А когда Храбрая Душа…

Заметив, что сестра отвернулась, он поспешно замолчал. Но через несколько мгновений Уинсом сумела взять себя в руки.

– Продолжай, брат мой. Договаривай все, что собирался сказать. Когда Храбрая Душа…

Девушка затаила дыхание, ожидая жестоких, словно расчетливые удары, слов. Но юноша подошел к окну и, встав рядом с сестрой, посмотрел поверх грязных крыш на море и, не отрывая глаз от безбрежной синевы, тихо сказал:

– Когда Храбрая Душа выбрал в жены Красную Женщину, я понял, что ты… как бы это объяснить, огорчена.

Не огорчена, думала Уинсом. Уничтожена, раздавлена, унижена и желала умереть, но только не огорчена.

Схватившись за висевший на шее шнурок, она скользнула по нему рукой, пока пальцы не наткнулись на маленький мешочек с лекарствами, спрятанный между грудями под платьем из оленьей кожи. Что она могла сказать о человеке, которого любила едва ли не с самого детства? Сильном, мужественном, красивом человеке, который предпочел ей другую женщину.

– Я была… – Уинсом помедлила, – наверное, немного удивлена.

Брат одобрительно кивнул головой. Да, у женщин тоже своя гордость.

– Когда ты сказала, что хочешь навестить родственников, я посчитал это мудрым решением. Тебе необходимо было на время покинуть деревню.

Уинсом промолчала. Зовущий Птиц неловко потоптался рядом.

– Будут и другие молодые люди, Уинсом.

– Другие, которые станут смеяться надо мной, издеваться? – горько вздохнула девушка. Брат болезненно поморщился.

– Мужчина, который насмехается над твоей ногой, не стоит ни слез, ни боли, сестра моя. Он просто не мужчина.

– Точно так же, как все утверждают, что я не женщина? Не настоящая женщина? – Голос Уинсом оборвался. – Ни один воин не захочет хромую жену, жену, с ногами разной длины, жену, которая даже не может убежать от дождя.

– Зато твое умение исцелять людей велико, сестра моя. Никто из жителей деревни не знает столько о лечебных травах и растениях.

Уинсом, отвернувшись, снова выглянула в окно и, опершись о стену, вытянула больную ногу.

– Мое великое умение исцелять, как ты говоришь, не сумело помочь излечить ногу и дать в мужья человека, которого я хотела! – отчаянно, с болью выкрикнула она. – Храбрая Душа не любит меня! И все из-за этого!

Она с силой хлопнула себя по искалеченному бедру.

– Не может быть, чтобы он так сказал! – выдавил брат.

– Не словами, – признала Уинсом. – Но взгляд говорил яснее всяких слов. Много раз я видела, как он смотрел на мою ногу и тут же отводил глаза. Он не хотел меня и не любил – какому мужчине нужна жена-калека?!

– Но это почти незаметно… – запротестовал Зовущий Птиц.

– Я знаю об этом. Ты знаешь. Храбрая Душа тоже знает. Вот он и сделал свой выбор. Красную Женщину.

Зовущий Птиц ощутил внезапную беспомощность перед горечью обид сестры. Именно из-за этого он решился тогда сопровождать ее в деревню их двоюродного деда. Они путешествовали много дней, сначала вдоль побережья, в каноэ, потом, спрятав лодку, пробирались через лес. Путь был долгим и нелегким, но сестра была полна решимости и не жаловалась. Может, надеялась найти мужа в чужой деревне? Он сам мечтал, что двоюродный дед знает какого-нибудь доброго человека, который не обратит внимания на недостаток Уинсом, а разглядит красоту ее души. Кроме того, как целительнице ей не было равных.

Юноша мрачно вздохнул, глядя на синюю полосу моря. Не стоит думать о том, что могло бы быть. Теперь они оба – пленники бледнолицых, и Уинсом… ну что ж, Уинсом придется безропотно вынести все. Он надеялся только, что они сумеют выжить.

Остаток дня был проведен в молчании. На этот раз, когда бородатый мужчина принес им воду и еду, индейцы поели.