На борту корабля по пути в Стевенджер, Норвегия.

«Победитель Драконов» и «Месть Тора» рассекали тяжелые серые волны. Они покинули Исландию два дня назад, оставив старожилов качать головами и предрекать гибель этим дуракам викингам, осмелившимся отправиться в плавание в это время года. Но Бренд ничего не желал слушать. Он разыскал Торхолла Храброго, и никто на свете не мог удержать его на этом неприветливом острове. Нужно успеть вернуться на родину к ежегодному собранию Тинга.

Уинсом, погруженная в невеселые размышления, стояла на носу судна, напротив Арни, и следила, не появятся ли айсберги. Оба: и Арни, и Уинсом – прекрасно научились различать замерзшие глыбы, и Бренд вполне мог на них положиться.

Завернутая в меха Уинсом, чувствуя себя тепло и уютно, обернулась, чтобы посмотреть на Бренда. Перехватив ее взгляд, муж махнул рукой. Она улыбнулась ему, и оба нежно, долго глядели друг на друга. Наконец Уинсом вновь вернулась к своему занятию. Ее любовь к Бренду росла с каждым проведенным вместе часом, и эти дни, прожитые на борту корабля со времени отплытия в Исландию, оказались лучшими в их жизни. Уинсом теперь была больше уверена в ответном чувстве Бренда, особенно еще и потому, что он убедил ее в полной непричастности к кровожадным замыслам стромфьордцев, и их любовные игры пылали бурной страстью.

Уинсом, сложив губы трубочкой, выпустила воздух, наблюдая, как он превращается в облако кудрявого пара. Да, между ними все хорошо, лучше не бывает! Бренд очень изменился с тех пор, как отыскал Торхолла Храброго, стал спокойнее, увереннее в себе, меньше сетовал на участь изгоя. Но одно оставалось неколебимым: его решимость оправдаться, избавиться от подозрений. Именно эта решимость заставляла Бренда рискнуть всем – кораблями, и многими жизнями: своей, жены, названого брата, матросов, судьбами друзей – в отчаянной попытке вернуться в Норвегию едва ли не зимой. Неукротимые штормы и бури, бушующие в Атлантическом океане в это время года, могли потопить любой корабль, имевший несчастье оказаться на их пути.

Уинсом была с Брендом в ту ночь, когда он взвешивал все «за» и «против» этого опасного путешествия, ворочался и метался в постели едва ли не до рассвета, даже после того, как высказал все причины столь немедленного возвращения на родину. И, когда он наконец встал, измученный, осунувшийся и с посеревшим лицом, Уинсом ощутила, что сердце ее разрывается от жалости к мужу.

И теперь, гадая, сколько продлится плавание, Уинсом, тем не менее, чувствовала неприятное стеснение в желудке при мысли о том, что оно рано или поздно должно кончиться.

Она поспешно огляделась. Матросы трудились за веслами, радостно и охотно, стремясь поскорее оказаться на родной земле. Судно двигалось довольно быстро, даже Уинсом видела это, зная, как осторожно оно проходит мимо огромных ледяных глыб, подстерегавших неосторожных мореходов.

И тут она мимоходом заметила Торхолла Храброго, сидевшего у самого борта, прислонясь к нему спиной. Взгляд Уинсом скользнул мимо, зацепился за что-то и вновь вернулся к пленнику. Он выглядел не очень хорошо… даже можно сказать, совсем больным. Уинсом прищурилась, чтобы получше разглядеть его лицо в белом тумане. Очень бледный и измученный. Может, страдает от морской болезни?

Уинсом несколько минут вглядывалась в Торхолла, потом снова начала высматривать айсберги и на несколько мгновений отвлеклась: на плоском обрубке льда резвился игривый тюлень. Позже она увидела нерпу и показала Арни, который начал громко кричать, прося принести гарпун. Когда же Уинсом вспомнила о Торхолле и обернулась, то сразу определила, что он выглядит еще хуже, чем раньше. Поднявшись, она медленно направилась к нему, то и дело хватаясь за поручень, когда особенно грозная волна поднимала судно, и, добравшись до пленника, опустилась на колени рядом с ним.

– Торхолл? – тихо окликнула она. Он открыл замутненные мукой глаза, и сердце Уинсом сжалось. Этот человек ужасно страдал, в этом она была теперь уверена.

– Ja, госпожа?

– Торхолл, что у тебя болит?

Он огляделся, сузил глаза, заметив любопытные взгляды гребцов, и наконец, пожав плечами, схватился за живот.

– Вот здесь.

– Живот?

– Ja, госпожа.

Ничего не ответив, она дотронулась до его лба. Не горячий. Значит, это не лихорадка.

– Может, ты съел что-то нехорошее? – начала расспрашивать она.

Торхолл рассмеялся хриплым гортанным смехом, больше похожим на карканье вороны:

– Nej, моя госпожа. Время от времени мне становится плохо. Это продолжается уже давно, но теперь боль почти не отпускает, вот уже два месяца. Но скоро я поправлюсь.

Уинсом внимательно рассматривала старика. Ей вовсе не показалось, что он может быстро выздороветь.

– Откуда такое беспокойство, моя госпожа? – язвительно усмехнулся Торхолл. – Боитесь, что ваш муж не успеет насладиться местью, о которой мечтает?

Темные глаза словно пронзили распростертого на палубе человека.

– Мой муж не ищет мести, – поправила она.

– Нет? Ты так считаешь? Но что тебе об этом известно.

Уинсом удивленно подняла брови, потрясенная тем, что в этом больном человеке осталось столько воли к борьбе.

– Мой муж желает всего лишь обелить свое имя. Его ложно обвинили в убийстве двоюродного брата.

Оглянувшись, она заметила нахмуренное лицо Бренда и поспешно повернулась к Торхоллу.

– Ну что ж, от меня ему помощи не дождаться, – мрачно проворчал Торхолл.

– Почему?

– Клянусь кровью Тора, девушка, подумай сама! Он притащил меня на корабль, чтобы я свидетельствовал в его пользу. Но я не хочу возвращаться в Норвегию. Может, скоро мне придется умереть, а мертвец вряд ли сможет предстать перед Тингом, ха-ха-ха!

Некоторое время Уинсом молча сидела рядом с больным.

– Ты верно говоришь, – вздохнула она наконец. – В случае твоей смерти, Бренду не оправдаться. До конца дней своих он будет изгнанником.

Глаза женщины наполнились слезами при мысли о том, что муж навеки обречен бежать и скрываться.

– Так ему и надо, – проворчал Торхолл, упрямо выдвинув заросшую щетиной челюсть, но, немного подумав, покачал головой.

– Правда, я не собираюсь умирать. Это я так просто сказал, чтобы напугать тебя.

Уинсом уставилась на старика, но ничего не ответила.

– Я и не думаю умирать, – твердо повторил Торхолл. – Конечно, болит немного, но стоит ли обращать внимание? Я скоро поправлюсь, вот увидишь. Но вот что я скажу тебе, девочка: если придет смерть, я уплыву на ее корабле туда, откуда нет возврата, но только в тот час, когда этого захотят боги. Не раньше.

– Ага, значит, ты не собираешься покончить счеты с жизнью, только чтобы насолить моему мужу.

Торхолл долго глядел на Уинсом, шевеля губами:

– Если бы я мог умереть назло твоему мужу, так и сделал бы.

– Значит, он чем-то обидел тебя?

– Нет, этого не было. Зато он стремится причинить зло кому-то другому.

– Что ты имеешь в виду? – воскликнула Уинсом. – Я ничего не знаю об этом!

Торхолл с жалостью поглядел на собеседницу. Та с трудом верила глазам. Неужели этот сварливый старик еще и жалеет ее? Что он знает, почему так странно относится к ней?

– Уходи, девушка. Я устал от разговоров с тобой.

Уинсом еще немного посидела, неудобно скорчившись, но, видя, что Торхолл отказывается говорить с ней, пробралась на свое место на носу корабля. Несколько раз она поглядывала в сторону Торхолла Храброго, но тот ни разу не повернул головы. Уинсом вздохнула.

Немного позже она принесла пленнику воды и исландского сыра. Он оценивающе оглядел Уинсом, но все-таки поел немного.

– Решила поддержать во мне жизнь ради мужа? – осведомился он наконец, отодвинув тарелку. – Ничего не выйдет, не надейся.

Мохнатые брови сердито сдвинулись, но хитрые голубые глаза не отрывались от ее лица.

Уинсом собрала пустую посуду и поднялась.

– Nej, – ответила она. – Я просто принесла голодному человеку поесть и напиться.

Выпрямившись, она взглянула на Торхолла сверху вниз.

– Моему мужу обязательно удастся обелить свое имя, Торхолл Храбрый, с твоей помощью или без нее.

И, гордо вскинув голову, Уинсом удалилась. Прищуренные задумчивые голубые глаза глядели ей вслед.

– Ja, девушка. Может, твоя помощь ему нужнее, – прошептал он.

На следующий день, когда Уинсом принесла еду, Торхолл поблагодарил ее.

Прошло несколько дней, и он как-то попросил ее посидеть подольше и поговорить немного. Уинсом повиновалась. Правда, оказалось, что он почти все время молчал, но само ее присутствие, казалось, успокаивало старика: Уинсом заметила, что тот гораздо реже хватается за живот.

Наконец Уинсом, набравшись храбрости, спросила, не может ли она осмотреть его. Торхолл настороженно вскинулся.

– Зачем это?

– Я должна определить, что могу сделать для тебя, – просто объяснила она. – Я была целительницей в родной деревне, перед тем как Бренд похи… женился на мне.

– Не нуждаюсь я в целителях, – фыркнул Торхолл, хотя слова прозвучали жалким хвастовством. – Я скоро встану, и все будет хорошо.

– Возможно, – кивнула Уинсом, – но я бы хотела по крайней мере попытаться.

Торхолл надолго задумался, но внезапный приступ боли вновь заставил его согнуться в три погибели.

– Ну ладно, так и быть, – неохотно пробурчал он. Уинсом осторожно подняла подол его туники, мягко нажала на желудок, задумчиво качая головой.

Потом, помедлив, дотронулась еще раз до того места, где живот уродливо выпячивался. Торхолл страдальчески поморщился, всего один раз, но после этого выдержал осмотр с каменным лицом.

Уинсом, закончив, отстранилась и села на палубу.

– Ну? – сварливо осведомился Торхолл. – Разве я не говорил? Не успеешь оглянуться, как я и думать позабуду о болезнях.

Уинсом бесстрастно взглянула на него.

– Я приготовлю травяной настой, – предложила она. – Будешь его пить?

– А что туда положишь? – с подозрением спросил Торхолл. – Не желаю заболеть еще сильнее…

– Это зелье, чтобы успокоить боль, – улыбнулась Уинсом. – Сразу почувствуешь себя лучше. Скажи, ты мочишься кровью?

Она надеялась, что голос не дрогнет и не выдаст ее беспокойство.

– Кровью? Бывает, время от времени, – пожал плечами Торхолл. – У кого такого не случается?

– Ты часто чувствуешь голод, аппетит хороший? – настаивала Уинсом.

Торхолл, прищурившись, оглядел ее.

– Иногда. Иногда нет.

Уинсом заметила, что блюдо с тюлениной, принесенное ею, было совсем нетронутым, но промолчала.

Торхолл заметил ее взгляд. – Сегодня почему-то есть не хочется, – признался он. – Может, завтра…

Уинсом встала.

– Не буду тебя беспокоить, – вежливо кивнула она. – Должно быть, тебе хочется отдохнуть.

Глаза Торхолла сами собой закрывались, но он старался не поддаваться слабости.

– Ничего, все в порядке. Подумаешь, немного живот болит…

Голос его замер. Уинсом, бесшумно ступая мягкими кожаными башмаками, отошла от растянувшегося на палубе человека, но тут же, вернувшись с одеялом, осторожно прикрыла Торхолла, а потом медленно направилась к тому месту, откуда обычно ловила рыбу и наблюдала за айсбергами. Оставшись одна, она невидящими глазами наблюдала, как «Победитель Драконов» проплывает мимо огромной плавучей ледяной горы. Стиснув поручень, Уинсом ощутила, как слезы жгут глаза.

– Торхолл Храбрый, – прошептала она ледяному северному ветру. – Торхолл Храбрый умирает…