– Уинсом, – прошептал Бренд. Они лежали наверху, в доме Бренда, на огромной резкой деревянной кровати. Внизу спали измученные Ольга, Олаф, Освальд и Арни.

– Это Большой Дом, – объяснил Бренд жене, – назван так, потому что принадлежал предкам отца, и к тому же очень велик – двухэтажный, выстроенный из дерева, и потолки повыше обычных.

Уинсом сразу понравилось новое жилище, выстроенное на вершине холма, возвышавшегося над окружающими полянами. Она долго в недоумении бродила по комнатам, не представляя, как будет здесь жить. Конечно, Уинсом предпочла бы, чтобы дом был круглым, как вигвамы в родной деревне, но, поскольку норвежцы таких вигвамов не строили, она попросту пожала плечами и смирилась с формой и видом «Гнезда Тора» – таково было настоящее название дома.

Бренд признался Уинсом, что не любит жить здесь, и даже подарил кровать родителей – высоко ценимое наследство – и велел сделать для себя новую, оставив только два вышитых матерью гобелена. Слишком много ужасных воспоминаний будили в нем эти комнаты: кровожадные коварные замыслы матери, готовой на все, чтобы стать хозяйкой этого места, долгие отлучки отца, жизнь у ярла на правах приемного сына…

Уинсом расслышала нотки грусти в голосе Бренда, когда тот рассказывал о своем детстве, и поклялась, что отныне муж будет знать одну лишь ласку, любовь и тепло. Но сначала они должны поговорить начистоту и все выяснить.

– Уинсом? – снова спросил Бренд. – Ты чем-то расстроена, мой Восторг?

Уинсом неохотно отвела глаза от искусно вышитого гобелена, изображавшего схватку между жеребцами: два скакуна схватились в смертельной битве, стараясь покусать и изувечить друг друга.

Зажженные свечи и красивые масляные светильники отбрасывали мягкий свет на стены комнаты, на резные деревянные сундуки, наполненные одеждой, которая, как сказал Бренд, предназначена для нее и добыта в набегах. На одном сундуке лежала открытая шкатулка с драгоценностями, подаренными мужем, – теперь Уинсом стала гордой владелицей прекрасного серебряного филигранного ожерелья, трех больших брошей – серебряной, с гранатами и янтарем. Но главным сокровищем оказались серебряные филигранные браслеты, усыпанные драгоценными рубинами, которые носили выше локтя. Когда Бренд преподнес ей браслеты, Уинсом с восторгом схватила их и надевала с тех пор при любой возможности. Даже теперь, сидя обнаженной на постели, Уинсом натянула украшения. Рубины таинственно поблескивали, и Уинсом против воли то и дело бросала восхищенные взгляды на кровавые камни.

Бренд не сводил глаз с жены. Как она прекрасна! Темные густые волосы разметались по плечам, огромные карие глаза радостно сверкают, голова чуть опущена… сердце его вновь наполнилось горячей любовью к этой женщине.

Наконец она взглянула на мужа.

– Ты просто ошеломил меня, Бренд, – вздохнула она, настороженно присматриваясь к нему.

– Чем же, дорогая женушка? – недоуменно спросил он.

– С тех пор как наш дом сожгли, и мы поселились здесь, ты только и знаешь, что делаешь мне подарки.

– И это тебе не по нраву, мой Восторг? – Бренд поднял светлые брови. – Не может быть, любовь моя. Многие женщины хотели бы иметь подобные затруднения!

Уинсом нерешительно улыбнулась, поняв, что муж шутит.

– Я… я просто… просто хотела знать. Ты вправду любишь меня?

Она затаила дыхание, боясь того, что может услышать сейчас, Бренд ударил ладонью по лбу.

– И ты еще спрашиваешь? Это после того, как я бросился за тобой в горящий дом? У тебя хватает духу говорить такое?..

– Ш-ш-ш, – прошептала Уинсом, зажимая рот ему ладонью. Бренд лизнул ее пальцы, и она, словно обжегшись, отдернула руку. – Я хочу знать. Я должна знать.

– Ja, я люблю тебя, – ответил Бренд и, задумчиво разглядывая жену, откинулся на мягкие подушки, заложив руки за голову. Уинсом нежно прижалась к нему.

– Я тоже люблю тебя, Бренд, – призналась она.

– Правда? – грустно спросил он.

Уинсом подняла глаза, встревоженная печальными нотками в голосе мужа.

– Да, конечно да, как ты можешь сомневаться?

– Ах, Уинсом, – вздохнул Бренд, – если бы я только мог все сделать по-другому…

– Только не говори, что не хотел жениться на мне! – воскликнула она.

– Нет-нет, Уинсом, совсем не то, – убеждал он, сжимая ее в объятиях. Сила его рук, сила любви, немного успокоила Уинсом, и она облегченно вздохнула.

– Я должен был поступить не так – нужно было не похищать тебя, а спросить, не хочешь ли ехать со мной.

Взгляды темно-карих и синих глаз встретились и застыли.

– Я поехала бы с тобой, Бренд, потому что ты лучший из всех, кого я встречала.

– Но ты не знала меня, – возразил он. – Мы так мало были вместе! И, боюсь, я причинил тебе ужасное зло…

– Какое? – охнула она.

– Тем, что лишил тебя родины, увез от родных…

– Бренд, – умоляюще начала она, взяв его за руку, – мы уже говорили об этом. Сначала я отправилась с тобой против воли, но потом все изменилось. Ты женился на мне, никогда ничем не обидел, обращался как с благородной дамой. Даже был уверен, что спасаешь меня.

Бренд грустно качнул головой.

– Именно так и было. Либо муж Фрейды, либо она сама обязательно расправились бы с тобой. Уинсом серьезно посмотрела на мужа.

– Ты прав. Мне грозила опасность, а ты пришел на помощь, – шепнула она, прижимая его руку к тому месту, где бешено билось ее сердце.

– О, какими словами мне убедить тебя в своей любви, в том, что мне никто не нужен, кроме тебя?

– Не знаю, Уинсом, – тяжело вздохнул Бренд, но тут же медленно расплылся в улыбке. – А что, если ты обнимешь меня покрепче и станешь ласкать, пока дух не перехватит? Тогда, может, поверю в силу твоей любви.

Уинсом уставилась на мужа. Хотя он явно шутил, было в его глазах что-то, заставившее принять его слова всерьез. Только сейчас поняла она, как сильно нуждался в любви этот несгибаемый воин, белокурый великан, просоленный морской волк.

Бренд смущенно откашлялся и сказал:

– Поверь, Уинсом, мне не так-то легко довериться женщине.

И, заметив вопросительный взгляд жены, добавил:

– Моя мать… видишь ли, мне было трудно довериться ей. Я обнаружил, что она не всегда говорила правду, а чаще просто лгала, и… боюсь, перенес недоверие к ней на тебя, по крайней мере вначале. Я почему-то все время ожидал, что ты будешь говорить одно, а думать другое.

– Знаю, – кивнула Уинсом.

Бренд упрямо сжал челюсти и нахмурился.

– Поэтому мне трудно поверить даже сейчас, что ты можешь любить меня и хотеть стать моей женой, ведь именно я увез тебя, не дав другого выбора.

Он пристально вглядывался в лицо жены.

– Скажи честно, Уинсом, все как есть, и, если хочешь, я дам тебе свободу. Ты в самом деле любишь меня? Хочешь остаться и жить со мной? Если нет, клянусь Тором, что отвезу тебя на родину, и никогда ни в чем не упрекну. Одно лишь слово – и все будет как пожелаешь.

Бренд ждал, затаив дыхание, чувствуя, как бьет в висках кровь. Он отчаянно любил жену, но не мог больше удерживать силой. Казалось, прошла вечность, вечность страданий и мук.

– Я люблю тебя, Бренд, всегда любила. И останусь с тобой.

– Ах, любовь моя, – хрипло выдохнул он, стиснув ее в объятиях. Он овладел бы этой прекрасной женщиной, единственной на свете, но она слегка отстранила его. Бренд почувствовал, как она отодвигается, и разжал руки. Лицо его вновь омрачилось.

– Бренд, – тихо начала Уинсом, – я хотела бы спросить тебя об одной вещи.

Бренд взглянул в глаза жены и наконец кивнул, убедившись, что она не отвергает его, а просто хочет убедиться в чем-то.

– Спрашивай, Уинсом.

Он вновь откинулся на подушки, скрестив руки на широкой груди, и стал ждать.

Уинсом чувствовала слабость при одном лишь взгляде на мужа. Он так красив. И неулыбчив. И она любит его больше жизни.

– Бренд, я говорила, что хочу остаться с тобой. Теперь я должна спросить тебя о том же.

Бренд удивленно нахмурился.

– Скажи, а ты… ты хочешь быть со мной? Или… Она запнулась, отвела глаза и нервно вцепилась в одеяло.

– Или собираешься оставить меня и жениться на Инге?

– Инге? – непонимающе переспросил Бренд. – При чем тут Инга?

– Но ты ведь любишь ее?

– Люблю, и что из этого?

– Значит, хочешь жениться на ней?

– Нет, – твердо заверил Бренд, снова сцепив зубы и недоуменно пожимая плечами, – вовсе нет. Зачем, спрашивается? Какой в этом смысл?

– Но… но если любишь ее, и… она так прекрасна…

– Ja, – согласился Бренд, – прекрасна. Но я знал Ингу с детства. И относился к ней, как к сестре. Это вовсе не то чувство, какое я испытываю к тебе.

И он, потянувшись к жене, осыпал ее поцелуями. Мысли Уинсом путались. Она не могла думать ясно, когда его губы оказывались повсюду!

– Но, Бренд! – воскликнула она наконец, – я говорю серьезно!

– Я тоже, – послышался приглушенный ответ.

Бренд зарылся лицом в ее волосы, а горячие губы медленно прокладывали дорожку к ее груди.

Придя в отчаяние, Уинсом вцепилась в белокурые пряди и приподняла его голову. Темные глаза блеснули пламенем, и Бренд на миг увидел перед собой неукротимую дикарку, истинного потомка индейцев-скрелингов.

– Как ты можешь любить калеку? – вскрикнула она.

И не успел звук ее голоса затихнуть, как Уинсом уставилась на мужа с невыразимым страхом.

– Нет, нет, – простонала она. – Я не должна была говорить это…

– Уинсом!

Бренд мгновенно вскочил и попытался отнять ее руки, прижатые к губам, словно она пыталась загнать обратно неосторожные слова.

– О, почему я проболталась, зачем…

– Значит, вот оно что, – медленно протянул Бренд. – Я должен был догадаться…

Уинсом полными ужаса глазами наблюдала за мужем.

Теперь он будет жалеть ее, скажет, что она права… Что-то холодное сжало сердце, и Уинсом поняла, что их любви настал конец.

– Бренд, – простонала она, закрыв лицо. – Уходи. Я не могу…

– Уинсом, взгляни на меня. Взгляни на меня! Он силой оторвал ее руки от лица.

– Я люблю тебя, слышишь?! И ногу твою люблю! И каждый кусочек тела! И не собираюсь покидать тебя и жениться на Инге только потому, что у нее обе ноги одинаковые!

– Собираешься, – жалобно всхлипнула Уинсом.

– Ни за что, – заверил Бренд и приподнял жену за локти. – Подумай сама, разве похоже, что я предпочитаю Ингу или любую другую женщину такой женщине, как ты, только потому, что у тебя одна нога короче?

Он презрительно фыркнул.

– Я знаю: так поступили твой отец и Храбрая Душа.

Уинсом покачала головой и что-то пробормотала.

– Знаю, – безжалостно продолжал Бренд. – Сама говорила. Он выбрал другую, Красную Утку, или что-то вроде этого.

Глаза Бренда зловеще блеснули.

– Ну так вот, это его ошибка, не моя. Я полюбил тебя, потому что ты прекрасна, и не только телом, но и духом… нет ничего лучше и добрее твоей души!

Оба, задыхаясь, уставились друг на друга, не зная, что делать дальше.

– Кроме того, я почти не помню о твоей ноге, – чуть мягче пояснил Бренд. – Просто вижу, что ты иногда прихрамываешь и быстро устаешь, но в моих глазах ты такая же, как и все остальные, здоровые женщины.

Уинсом, вздохнув, безмолвно протянула к нему руки. Бренд обнял жену.

– Ах, Уинсом, Уинсом, – прошептал он ей на ухо, притягивая к себе, – я так люблю тебя. И ни за что не покину ради другой. Только ты одна в моем сердце!

Бренд немного отстранил ее и, нагнувшись, откинул покрывало с левой ноги, покрывая поцелуями искалеченное бедро.

– Нет, нет! – вскрикнула Уинсом, пытаясь оттянуть его голову, – не надо!

Но силы были неравны. Бренд проложил влажную дорожку до самого колена и вниз, к щиколотке, и, превратив жену в плачущее беспомощное создание, проделал то же самое, только уже от щиколотки к бедру.

– Теперь видишь? – прошептал он. – Веришь, что люблю тебя? Никакие стройные ножки не смогут увести меня от тебя, понимаешь?

– Да, – прорыдала Уинсом, – понимаю.

– Вот и хорошо, – кивнул он, пытаясь перевести дыхание и немного успокоиться.

Уинсом самозабвенно бросилась ему на шею.

– О Бренд, – охнула она, – я чувствую твою любовь, чувствую каждым уголком души!

– Наконец-то, – улыбнулся Бренд. – Ах, Уинсом, мой Восторг, я благословляю шторм, забросивший меня в Стромфьорд.

– Шторм? – удивилась она.

– Именно шторм принес меня к тебе, моя неукротимая любовь.

А потом они любили друг друга, страстно, бурно, отчаянно, зная, что их сердца исцелились, а раны зажили.