На просторах Страны апачей

Хуан Энрике Дельгадо вытер вспотевший лоб. Кусок белой материи, который он повязал на голову как защиту от палящего солнца, хлопал как парус при малейшем ветерке. Донья Матильда, глядя на него, втайне посмеивалась над его глупым видом, но оставила свое мнение при себе. Да и «маленький рубинчик», сидевшая верхом на осле, выглядела сегодня скорее как грубый обломок камня, нежели как бриллиант.

На пятый день их путешествия Мария Антония была с головы до пят одета в тяжелый коричневый бархат, прошитый золотой нитью. На голове у нее была мантилья из коричневого и золотого шелка. Но самым неподобающим во всем ее обличьи были огромные очки, водруженные на ее вздернутый нос. Они сильно искажали ее удлиненные зеленые глаза и делали их круглыми и глупыми.

Впрочем, за эти очки Матильда Хосефа могла винить только себя. Однажды в весьма острой полемике с рыжеволосой потаскушкой донья Матильда припомнила, что очки в Испании являются самой остромодной вещью — по крайней мере, когда они с Кармен покидали страну. Она вскоре пожалела об этом, потому что Мария Антония не преминула обзавестись семью парами очков и отказалась оставить их дома, уезжая в путешествие. Ее удалось уговорить взять с собой всего лишь четверо. Ни сквозь одни она не могла вполне хорошо видеть. Она даже подарила донье Матильде одну пару — конечно же, самую безобразную, с черной оправой и кривыми стеклами, через которые все сущее представлялось искаженным и волнистым. Донья Матильда не стала пользоваться подарком. Она сухо поблагодарила и зашвырнула очки в ящик на спине своего ослика, где они и подпрыгивали при каждом шаге животного.

Было очевидно, что Мария Антония тщательно продумала свою экипировку для этой экспедиции, включая очки, и считала ее вполне подходящей случаю. Донья Матильда с раздражением отмечала, как та позирует и оправляет свой наряд, когда Хуан Энрике останавливался, чтобы смочить свою лысину или вытереть пот.

Но Хуан Энрике больше смотрел на чернокожего проводника, которого он нанял для конвоя. Они уже второй день скитались по пустыне — и не видели ни одного индейца. После того, как он в течение двух дней слушал хныканье Марии и остроты своей тетушки, Хуан Энрике решился на последней остановке нанять чернокожего. Проводник был одет по-индейски: в кожаные леггинсы, высокие мокасины и безобразно грязную кожаную рубаху с бахромой. Он уверял, что знаком с апачами. Хуан Энрике, метнув быстрый взгляд на Марию Антонию, которая уже поджала губы, чтобы вновь забрюзжать и захныкать, не стал торговаться и нанял добровольца.

Хуан Энрике еще раз отер пот со лба. Он заметил, что красная повязка, которой был обернут лоб чернокожего, впитывает пот. Хуан Энрике немедленно перенял приспособление, но за неимением повязки завязал вокруг лба рукава своей белой рубашки. Рубашка оказалась превосходной защитой от солнца и охладила взопревшую лысину Хуана Энрике.

— Поехали, — скомандовал Хуан Энрике, ударяя сапогами под бока своего громадного мула, которого Мария Антония назвала Вороной.

Но мул отказался повиноваться и застыл, как вкопанный. Хуан Энрике еще раз ударил его, а потом хлестнул хлыстом. Мул дернулся, сделал шаг и вновь встал. «Н-но!» — крикнул Хуан Энрике, натягивая поводья. Мул переступил ногами и пошел было трусцой, но при очередном понукании снова остановился.

Хуана Энрике страшно раздражал недвижный, холодный взгляд черных глаз солдата.

— Ты обещал, что мы их быстро отыщем, — прорычал он в направлении солдата.

Солдат молча пристально посмотрел на него. Смотрит, как чурбан, подумал Хуан Энрике. Ему захотелось протянуть чернокожего хлыстом, но он не осмеливался: тот вел себя независимо, совсем не как те африканские рабы, которыми торговал Хуан Энрике по приезде в Новую Испанию. И не как те, которые работали на плантаторов в Санта Фе. Дельгадо подозревал, что этот чернокожий не допустит жестокого обращения с собой. Он может и ускакать — и где тогда и в каком положении окажется Дельгадо со своим «рубинчиком» и этой чертовой старухой? Потерянным в безжалостной, горячей пустыне.

— Я сказал, что мы отыщем их. Я не обещал, что скоро. — Черный подумал, что ошибся, нанявшись проводником к этому дураку-испанцу.

Стефано и в самом деле был рабом в Испании, но был послан своим хозяином в Санта Фе, чтобы основать там магазин по продаже серебряных изделий. Смекалка и деловые качества помогли Стефано купить за три года в Новом Свете свободу. Получив ее, Стефано поклялся себе, что никогда больше не станет рабом. Он женился на женщине из племени апачей-хикарилья и хорошо знал индейцев. Когда его горячо любимая жена умерла в родах, он остался с этим народом: ему больше нравилось жить среди индейцев, чем среди испанцев. Но он не забыл ни язык, ни традиции испанцев. Иногда он бывал в Санта Фе. Тут он и встретил Дельгадо, на пути из Санта Фе. Теперь Стефано обдумывал, стоят ли пять аркебуз и пять пик, обещанных ему Дельгадо, того, чтобы иметь с ним дело.

Мария Антония хихикнула: ей нравился чернокожий проводник.

— Он так забавно говорит по-испански, ты не находишь? — спросила она Дельгадо. Ей бы хотелось увидеть страсть в этих жгуче-черных глазах. Она бесцеремонно рассматривала проводника. Он ее полностью игнорировал. — Давай назовем его Вороной-два.

Все трое повернулись к ней. Она слегка смутилась:

— Ну хорошо, я подумаю о другом имени.

Матильда Хосефа презрительно фыркнула.

Внезапно проводник что-то увидел на ближайшем склоне и сказал скупо:

— Вот они.

— Где?! — закричали все трое, ничего не видя.

— Я никого не вижу, — капризно проговорила Мария.

Проводник пустил свою лошадь вскачь. Хуан Энрике долго хлестал и понукал мула, прежде чем тот соблаговолил пуститься трусцой вслед за лошадью черного. Мария едва поспевала следом на своей ослице, Изабелле, которую она назвала в честь испанской королевы, правившей двести лет тому назад.

Матильда Хосефа отказалась как-либо назвать своего осла, поэтому теперь трусила на безымянном животном. Прямо и неподвижно сидя на осле, тетушка Дельгадо повернула за ними вслед, но ее ослик был менее резв, чем Изабелла, и остановился пощипать сухую траву. К тому времени, когда она наконец уговорила осла продолжить путь, ее спутники уже собрались на вершине холма. Подъехав, она нашла их разговаривающими с группой весьма устрашающе выглядевших индейцев.

Хуан Энрике был испуган и бледен. Даже Мария Антония выглядела струсившей. Приглядевшись, тетушка ахнула: предводитель индейцев был тот самый мерзавец, который похитил ее и Кармен из каравана!

Ей хотелось предупредить Хуана Энрике, но тот не обращал на ее знаки никакого внимания. Чернокожий, такой немногословный прежде, что-то оживленно говорил индейцам. Матильде Хосефе не хотелось привлекать внимания индейцев к своей особе. Что, если они узнают ее? И что они сделали с доньей Кармен?

Она выправила свои волосы, надеясь, что они не узнают в ней ту женщину, которую бросили умирать на дне ущелья. Что тогда было на ней из одежды? Она закрыла глаза, пытаясь припомнить. Ее седые волосы тогда были подняты наверх и уложены в пучок. Но ведь тогда она была одета в черное — как и сейчас! Теперь она точно вспомнила. А что, если они сейчас узнают ее?

Лихорадочно копаясь в ящике, привязанном на спину ослу, она наконец достала ненавистные очки, о которых вспомнила — и которые оказались так кстати. Она пробормотала благодарственную молитву, что они не разбились в дороге, и водрузила их на нос. Ей бы хотелось раствориться здесь, слиться со спиной своего осла. Ее желудок свело от страха. Из-за кривых стекол очков все перед ее глазами поплыло: и пустыня, и кактусы, и индейцы, и Хуан Энрике, и Мария Антония. Как только Мария носит их? Но что было делать — надо было маскироваться. Быть узнанной индейцами… нет уж! Лучше она пойдет в казематы Инквизиции и признается в том, что она — ведьма!

И вдруг вожак этих отступников-индейцев указал прямо на нее и что-то проговорил чернокожему. Все захохотали. Чернокожий тоже улыбнулся. Донья Матильда вцепилась в седло, и снова все окружающее поплыло у нее перед глазами. Неужели мерзавец узнал ее?

— Что он сказал? — кокетливо спросила Мария Антония. Она в ожидании уставилась на черного круглыми зелеными глазами.

Черный хмыкнул и метнул взгляд в сторону доньи Матильды.

Некоторое время он молчал, а потом перевел:

— Он говорит, где вы раздобыли эту странную женщину с совиными глазами?

Мария Антония захихикала, и даже узкие губы Хуана Энрике расплылись в улыбке. Донья Матильда еще крепче вцепилась в седло; ее пальцы стали скользкими от холодного пота. Значит, они не узнали ее!

Предводитель индейцев говорил что-то еще. Тут даже немногословный чернокожий расхохотался. Он перевел, и по мере перевода желудок Матильды Хосефы все больше сводило.

— Он хочет знать, не продадим ли мы ему странную женщину, если он принесет ваши драгоценности.

Лицо Хуана Энрике просияло:

— Скажи ему, он получит все, что захочет.

Мария надула губки.

Матильда Хосефа побледнела и наклонилась на бок; ее вот-вот грозило стошнить со страха. Она и так плохо контролировала свое равновесие из-за этих очков. А теперь того не легче! Какой ужас! Индейцы торгуются из-за нее! Ведь это она выдумала план спасения Кармен, она подговорила Хуана, это ее хитрость — и теперь она оборачивается против нее!

Чернокожий заметил ее страх и как ее клонит на сторону.

— Это шутка, — холодно пояснил он.

Матильда Хосефа с плохо скрываемым облегчением обмякла в седле.

Мария Антония воспряла духом:

— Можно взамен нее предложить меня, — кокетливо проговорила она.

— Молчать! — выкрикнул Хуан Энрике. — Это невозможно!

Мария надулась.

— А как насчет драгоценностей? — спросила слабо, пересиливая страх, Матильда Хосефа. Ей хотелось увести разговор от своей персоны.

— Да, что насчет драгоценностей? — Приманка сработала; Хуан Энрике перешел к любимой теме. — Выясни, когда они нам их привезут! — приказал он чернокожему.

Какой подарок судьбы, что они нашли индейцев, которые знали, где могут быть драгоценности; и даже видели светловолосую женщину в бирюзовом платье, и — лучше не придумаешь! — подряжались найти их. Сердце Хуана Энрике забилось при мысли о богатстве, ожидавшем его.

Чернокожий проводник повернулся к предводителю индейцев и что-то сказал ему. Они некоторое время говорили; потом чернокожий кивнул. Он тронул свою лошадь и отъехал от индейцев.

— Что он сказал? — обеспокоенно выкрикнул Дельгадо.

Проводник презрительно взглянул на нетерпеливого испанца.

— Он привезет драгоценности. И женщину тоже.

И с этими словами пустил лошадь быстрее.

— Когда? Куда? Сколько? — выкрикнул Дельгадо и, не получив ответа, схватился за поводья лошади солдата. — Отвечай!

Проводник взглянул на него: теперь он сожалел, что подрядился быть посредником у этого дурака. То оружие, что обещал испанец, казалось ему теперь малостоящей платой. Ему не нравилось также иметь дело со Злым. Хотя его покойная жена была из другого племени хикарилья, но Стефано было известно, что Человек Который Слушает проклял Злого и изгнал его из племени.

— Злой найдет тебя, когда ему будет нужно, — кратко ответил он.

— Что ты имеешь в виду? — закричал Хуан Энрике. — Проклятие! С тобой говорить — все равно что говорить с… — Он не нашел подходящего сравнения.

— Хуан Энрике, — упрекнула его тетушка, — умерьте свой пыл.

Хуан Энрике бросил на нее злобный взгляд:

— Заткнитесь! Или я в самом деле отдам вас индейцам!

Матильда Хосефа замолкла и обиженно шмыгнула носом. Внутренне она содрогнулась при этой угрозе.

Мария Антония хитро улыбнулась:

— Они и не хотели ее. Они шутили. Никому она не нужна.

— Молчать! — вскипел Хуан Энрике.

Чернокожий вздохнул.

— Ты! — накинулся на него Дельгадо. — Это все ты виноват! Ты начал это препирательство!

Чернокожий метнул на него грозный взгляд:

— Злой хочет оружие, которое ты пообещал.

— Он его получит, когда я получу драгоценности!

— Я ему так и сказал. Но ему не понравилось, что у вас с собой нет оружия.

— Я же не дурак!

В глубине души проводник с этим не согласился.

— Я спрятал оружие. — Хуан Энрике выпятил грудь, довольный своей хитростью.

— Идите и добудьте его. Я сказал, что мы расположимся возле реки и станем ждать его.

— Я — буду ждать его?

Проводник пожал плечами:

— Вам лучше сделать, как было договорено. Он привезет вам вашу добычу.

Хуан Энрике в растерянности посмотрел на черного. Он никак не мог придумать, как бы добыть драгоценности без уплаты оружием. Плата была дорогая. Ему было жаль денег.

Проводник предупредил:

— Злой — плохой человек. Он ни перед чем не остановится. Он не любит испанцев и может убить вас.

Хуан Энрике вздернул подбородок:

— Он не посмеет убить меня, — хвастливо проговорил он. Но страх сковал его. Сколько их было? Восемь или девять? А их только четверо. Двое женщин бесполезны — не в счет. А можно ли положиться на этого чернокожего? Да, расклад не в его пользу.

— Я силен, — на всякий случай добавил он.

Чернокожий почти рассмеялся.

— Доставайте оружие, — сказал он. — Злой может скоро вернуться.

— Сколько дней ему понадобится? Когда он привезет мои драгоценности?

Стефано пожал плечами:

— Он не сказал. Просто сказал «скоро». Мы будем ждать — привозите оружие.

Стефано с сомнением взглянул на Дельгадо и тронул лошадь. Он не верил испанцу. Если к моменту встречи оружия не будет, Злой убьет всех испанцев, а, если сможет, то и его. В том, что Злой добудет драгоценности, у него сомнений не было.

Хуан Энрике стиснул зубы и пришпорил мула. На ходу он злобно взглянул на тетку в очках, вцепившуюся в своего осла.

— Слушайте, вы! — крикнул он ей. — Эта экспедиция будет стоить мне целого состояния! Смотрите не обманите: мне нужно богатое приданое!

Мария Антония, гордо восседая на Изабелле, последовала за ним. Проезжая мимо доньи Матильды, она высунула язык.

Матильда Хосефа поджала губы и натянула поводья.

Хуан Энрике еще раз обернулся через плечо на тетушку, кипя всем сердцем.

— Снимите же эти дурацкие очки! Из-за них у вас такой глупый вид!