В индейской деревне племени хикарилья

Прошло пять дней с тех пор, как Пума приказал Кармен оставаться в вигваме. Она послушалась его. Но как же она устала сидеть взаперти! Хорошо еще, что было не очень жарко. Кармен выглянула наружу. Этот день обещал стать жарким. Кармен вздохнула: она не желала больше оставаться здесь и шить! Она уже переделала тьму дел: насушила припасов, сшила одежду, переточила все ножи. Все, что она могла найти в качестве занятия, было сделано.

Кармен опять вздохнула: самое плохое то, что Пума ушел с группой мужчин охотиться, потому что надо было сделать запасы мяса на зиму. Как же она скучала без него!

Кармен стала вновь наводить порядок в уже и без того ухоженном вигваме. На этот раз, решила Кармен, она все приведет в порядок. Правило номер 191 гласило: Хорошая жена следит за своими слугами, дабы те содержали дом в порядке, и нигде не было бы пыли и грязи.

Кармен подняла глаза: разве что я никакая не жена, проговорила она про себя негодующе. Я — любовница. И где слуги? — грустно закончила она.

Она начала поднимать одеяла на постели Пумы и нашла кожаный мешочек, содержавший в себе все ее приданое. Она улыбнулась и заглянула в него. Все было в целости и сохранности. Она вытащила длинную нитку жемчуга и обернула вокруг своей шеи. Потом посмотрела на свою грудь в жемчугах. Они совсем не подходили к ее индейскому одеянию из оленьих шкур. Со вздохом она сняла их и положила обратно. Она повесила мешочек на гвоздь рядом с оружием Пумы. Ведь это целое состояние, подумала она.

Глаза ее упали на соломенную куклу, которую она сделала своими руками. Ей подумалось, что Снежной Ягодке понравилась бы такая игрушка. Жаль, что ее нельзя пока навестить. На кукле была маленькая испанская мантилья и шелковое платье. Кусок шелковой материи Кармен срезала со своего собственного бирюзового платья. Теперь оно ей было не нужно.

Кармен знала, что девочка поправляется, но ей не терпелось увидеть ее. Парящая В Небе заходила к ней и рассказывала о девочке, но увидеть своими глазами — совсем другое дело…

Кармен вздохнула: наверное, скоро приедет Пума. Может быть, этой ночью. Надо только пережить этот день, и она снова будет в его объятиях. Она улыбнулась: она женским чутьем чувствовала, что он любит ее. В своей любви к нему она не сомневалась. Эти одинокие дни помогли ей разобраться в своих чувствах. Хотя она была помолвлена с Хуаном Энрике Дельгадо, любила она Пуму.

Мысль, что ее разыскивают, заставила ее принять решение: она останется с Пумой. Если жених все-таки найдет ее, она скажет ему, что разрывает помолвку. Конечно, она пожелает ему счастья — и простится с ним.

Образ Хуана Энрике Дельгадо, который она всегда себе рисовала, снова предстал перед ней. Он плакал, молил ее на коленях, чтобы она не отказывала ему, но она, несмотря на свое искреннее сочувствие, твердо повернется и уйдет… может быть, пролив две-три слезинки по несбывшейся мечте. Она придет к Пуме, и он снова сожмет ее в объятиях. Кармен вздохнула: ах, какая сладкая мечта!

Кармен подумала о том, что еще сделать. Солнце уже было высоко и начинало припекать. День обещал быть жарким. Незаправленные волосы рассыпались по плечам, и от них было жарко. Кармен встряхнула головой. Где-то жужжала муха.

Все, ее терпение кончилось. Надо пойти куда-нибудь, поговорить с кем-нибудь. Сегодня Пума вернется. Никакой опасности нет: трое воинов сторожили деревню. Может быть, прямо сейчас пойти проведать маленькую Снежную Ягодку, спросить, как она себя чувствует. Это не займет много времени. Да, именно это она и сделает. Когда Кармен пришла, она увидела, что у девочки уже много посетителей. Две женщины даже стояли снаружи, потому что вигвам был полон народа. Одна из женщин оказалась Птичкой.

Птичка встретила взгляд Кармен, не отведя глаз. Кармен была сжата, насторожена. Она увидела, что Птичка направляется к ней. Подойдя, та взяла Кармен за локоть и проговорила:

— Пойдем со мной.

Тон Птички был необыкновенно вежлив, что удивило и заинтриговало Кармен. На некотором расстоянии от деревни Птичка остановилась. Ее большие карие глаза уставились в лицо Кармен.

— Ты очень храбрая. Ты нашла Снежную Ягодку. Когда сова прокричала, я очень испугалась. Наверное, ты тоже боялась. Но ты не пошла назад. Ты храбрая.

Кармен в изумлении смотрела на нее. Может быть, у апачей такая манера приносить извинения?

— Ты будешь хорошей женой Пуме. — Определенно, это было извинение.

— Спасибо, — неуверенно проговорила Кармен. — Я рада тому, что девочка нашлась.

Птичка кивнула, пожала плечами и пошла назад. Кармен долго смотрела ей вслед. Если это и было извинение, то никак не признание в расположении к ней.

Тоже пожав плечами, Кармен пошла вслед за ней. По дороге она нарвала букет диких цветов. Придя к вигваму, она вошла, наклонив голову перед низким пологом. Толпа женщин схлынула, и теперь в вигваме осталась только мать девочки.

Кармен преклонила колени возле постели ребенка. Снежная Ягодка улыбнулась ей. Выглядела она уже лучше. Кармен вручила ей цветы и подарила куклу. Девочка ахнула от восхищения и прижала куклу к груди. Кармен сидела возле нее и наблюдала, как маленькие пальчики ловко плетут корзину. Женщины племени хикарилья были известны своим мастерством плетения. Снежная Ягодка унаследовала талант своего племени. Кармен посидела и вежливо попрощалась. Шла домой она в хорошем настроении. Как хорошо, что девочка выздоравливает! Если бы еще Пума вернулся, все было бы просто прекрасно!

Пума ехал шагом. Его жеребец легко вез двойную тяжесть наездника и убитой антилопы. Охотники остались далеко позади. Они решили поохотиться еще день, а может, и ночь; Пума выехал домой раньше других. Ему не терпелось вернуться к Кармен. Если бы не необходимость запастись мясом, он бы не оставил ее. Ему самому казалась странной такая привязанность к женщине. Но провести еще одну ночь вдали от нее он не хотел. Может быть, ему следовало бы вернуться еще раньше. Он утешал себя мыслью, что ее жених не сможет найти Кармен.

Пума был погружен в мысли: он размышлял, отчего он так привязался к этой женщине. Ведь она — испанка. Он напомнил сам себе, что он тоже частично испанец, но быстро с негодованием отбросил эту мысль. Нет, он — апач, он всегда без остатка принадлежал апачам, их жизни.

Проблема — в ней, а не в нем. Она — враг его народа. Хотя она привыкла к их жизни, делала ту же работу, что и женщины апачи, она все равно выглядит как испанка и всегда останется испанкой.

Он вздохнул. Она стала очень важной частью его жизни. Да, в постели ему было хорошо с нею. Даже сейчас, представив себе ее обнаженной, такой манящей, ожидающей его, он не мог удержаться от прилива страсти. Он натянул поводья, пуская лошадь рысью.

Всему виной только ее прекрасное тело, пытался он обмануть себя. Все, чего он хочет — это обладать ею. Вот почему он держит ее здесь и опасается ее жениха. Чтобы всласть насладиться ею.

Нет, признался он сам себе, ему нужно больше. Он желает жениться на ней. Тут на него нахлынули унизительные воспоминания о том, как высокомерно она отвергла его, когда он предложил ей выйти за него замуж. Его губы сжались, и на лице появилось жестокое выражение. Да, она пыталась цветисто обставить свой отказ, чтобы сохранить приличия, свойственные ее народу, но он понял, что это был отказ. Она не обманет его.

А почему она должна радоваться тому, что ты предложил ей? — вдруг запищал какой-то внутренний голосок. — Она богата. Она происходит из благородной семьи. А что ты можешь предложить ей? Что ей человек, который даже не владеет землей, на которой построил свой вигвам?

Пума скривил лицо от унижения. Что он может предложить — свою любовь.

Любовь? — запищал тот же ехидный голосок. — И ты — сможешь полюбить испанку? Ты же ненавидишь испанцев!

Пума снова пришпорил жеребца, подстегиваемый воспоминаниями о своих унижениях, перенесенных от испанцев.

Когда он въехал в деревню, была полночь. Он остановил жеребца и вбежал в вигвам.

Она спала. Ее волосы рассыпались по постели; на них бросала отсвет луна и золотила их — и ее лицо казалось тихим и покорным в свете луны.

Покорным. То самое слово, которое употреблял Хуан Энрике в своем письме — и Пуме сделалось тошно при воспоминании о нем. Глаза Пумы враждебно сощурились: Дельгадо не отнимет у него его женщину! Никто не отнимет у него Кармен, поклялся себе Пума. По крайней мере, ни один испанец!

Сбрасывая на ходу одежду, он подошел к спящей Кармен. Опустился возле нее, все еще тяжело дыша от долгой езды. Она проснулась. Ее бирюзовые глаза на миг испуганно уперлись в него, но потом ее сонное лицо осветила улыбка. Она протянула к нему руки, и он встретил ее объятия. Он вошел в нее, отчаянно желая соединиться с ней, быть с ней, никому не отдавать ее, никуда не отпускать.

Отдышавшись, Пума привстал на локтях и пристально поглядел на Кармен.

— Он не получит тебя, — пробормотал Пума.

Кармен моментально очнулась и села в постели, растерянно поднеся руку к горлу:

— Пума? О чем ты?…Что такое?..

Он метнул на нее гневный взгляд.

— В чем дело? — Глаза Кармен распахнулись от удивления и тревоги. Она уже видела эти сверкающие огоньки в глазах Пумы и знала, что это недобрый знак. — Пума, в чем дело?

Он сильной рукой взял ее за подбородок. Увернуться было невозможно:

— Посмотри на меня, — проговорил он, пронзая ее ледяным взглядом. Она встретила его взгляд глаза в глаза.

— Не подумай встретиться с ним. Я не отпущу тебя.

— С кем? — ее удивление достигло предела.

— С твоим женихом. — Он четко выговорил это слово.

— Пума, я хотела сама поговорить с тобой об этом. — Ее страшило, что он так возбужден.

— И никаких слез, никакой мольбы! Ты останешься со мной. — Его слова звучали отрывисто, грубо.

— Я не хочу видеться с ним, я не хочу его! — почти прокричала Кармен, но остановилась под холодным, жестким взглядом Пумы.

Хорошо, мы поговорим потом, подумала Кармен, когда он остынет. Она подыскивала слова, подходящие моменту. Когда она подняла глаза, Пума одевался.

— Куда ты?

— Я привез тебе антилопу. Разделай ее, шкура пойдет на одежду. Я уезжаю на охоту. Скоро вернусь.

Его слова звучали холодно. Она с трудом раскрыла рот, чтобы спросить:

— Когда ты?..

— Я не собираюсь отчитываться перед испанкой, — резко, грубо сказал Пума. И ушел в ночь.

Кармен слышала, как тяжелый галоп его жеребца растаял в тишине ночи. И разрыдалась.