Пума вернулся снова с последними мужчинами из охотничьей экспедиции. В ту роковую ночь, когда он оставил Кармен, он был зол и уверен, что никакая испанская женщина не сможет ничего для него значить. Но остыв, он почувствовал себя опустошенным. Надо поглядеть правде в глаза, думал Пума: он любит ее и не в силах это отрицать. То, что она — испанка, является ее неотъемлемой частью, так же, как и его частью. Она не выбирала своего происхождения.

После того, как он ускакал в ночь, у него было много времени, чтобы все обдумать. Он лежал в засаде, поджидая антилопу или оленя, и разбирался со своим испанским «наследством». Хотя он и не чувствовал радости по поводу того, что был наполовину испанцем, но сейчас он был уже более расположен принять это, как данность. Его рост, голубые глаза — все это от испанцев. Все это неотъемлемо от него. А то, что он перенес от испанцев в тюрьме — этого не знало большинство индейцев. Он будет наполовину испанцем, пока живет на этой земле. И он не имел права обвинять Кармен в испанском происхождении. Она такая, какой рождена.

Он почувствовал свою вину. Он знал, что Кармен будет обижена на него. Может быть, обилие мяса, добытого в этой очень удачной охоте, слегка смягчит ее — потому что им хватит этих запасов на всю зиму. Это несправедливо, что он обвинил ее в том, что она испанка: она не могла выбирать, кем родиться. Как и он. Теперь ему это ясно видно. Разница между ними в том, что он воспитывался индейцами и стыдился своего происхождения, а она была горда им.

Размышляя так, Пума не решался войти в вигвам. Он покормил жеребца, попоил и вычистил его. Выпустил его побегать с табуном. Пума наблюдал, как жеребец радостно поскакал к тому краю загона, где была привязана андалусская кобыла. И улыбнулся про себя: оба они, он и его жеребец, пали жертвой чар испанок.

Жеребец стал ручным, перестал кусаться и выглядел стройной, сильной лошадью. Пума с юмором напомнил самому себе, что обе лошади — подарки от испанцев. Да, некоторые вещи, которые принесли с собой испанцы, были совсем неплохи. Кармен, например.

Он шагнул к вигваму.

— Кармен! — тихо позвал он.

После слабого шороха из вигвама вышла женщина в индейском одеянии, со склоненной головой. Пума, онемев, смотрел на блестящие, черные, как вороново крыло, волосы вместо ожидаемых светлых.

— Птичка? Что все это значит? — Пума не помнил, чтобы между Птичкой и Кармен когда-либо были столь дружеские отношения, чтобы Птичка ее навещала. Но может быть, они подружились в его отсутствие?

— Где Кармен? — спросил он.

Птичка грустно посмотрела на него своими карими глазами.

— Она исчезла.

Страх охватил Пуму, но он взял себя в руки: его лицо оставалось бесстрастным, тело недвижным.

— Что ты имеешь в виду? Исчезла?! — Его мысль отчаянно заработала: ее жених отыскал Кармен и увез… Это должно было случиться. Страх сковал все члены Пумы; страх от того, что он потерял ее. Слишком быстро он успокоился, подумал, что негостеприимная пустыня вынудит жениха отказаться от поисков. Проклятый испанец все это время искал ее — и нашел. А Пума… ему следовало отказаться от этой охотничьей экспедиции и остаться, чтобы защитить ее!

Мысленно бичуя себя, Пума оттолкнул Птичку и бросился в вигвам. Вигвам был пуст; исчезло и любимое одеяние Кармен из оленьих шкур, и кожаный мешочек с цветными камешками и ожерельями, который был так важен для Кармен!

Пума в растерянности опустился на пол. Он был зол на нее за то, что она испанка — и не подумал, что она может исчезнуть из его жизни! Как он был неосторожен… И вот теперь ее нет. Отчаяние охватило Пуму.

— Она исчезла неожиданно, — донесся до него голос Птички снаружи вигвама.

Пума, шатаясь, вышел из вигвама.

— Еще вечером она была здесь, а утром уже пропала.

— Видел ли кто-нибудь здесь испанцев? — Пуме и в голову не пришло, что ее мог похитить кто-либо другой.

— От вигвама вело два лошадиных следа.

Только два? Неужели ее жених так бесстрашен, что один решился въехать в индейскую деревню и украсть женщину, принадлежащую индейцу?

— Видел ли кто-нибудь, как она уходила?

Птичка покачала головой.

— Никто? Неужели никто не слышал, не видел ничего?

— Было совсем тихо. Наверное, это было подстроено.

Неожиданная мысль пришла в голову Пуме. Он, не видя ее, глядел на Птичку. Нет, этого не может быть, кричало в отчаянии сердце Пумы. Нет, Кармен не покинула бы его по собственной воле — он уговаривал себя самого. «Нет», — пробормотал он.

Птичка пожала плечами.

— А где моя мать?

— Пошла на реку за водой.

— Может быть, она знает больше.

— Может быть, — согласилась Птичка. — Что ты собираешься делать? — Ее глаза смело встретили взгляд Пумы, что было нехарактерно для манеры поведения девушки из апачей.

Пуме было известно, что Птичка любит его и все еще надеется. Собрав всю нежность, на которую он был способен в этот страшный для него момент, Пума ответил:

— Пока не знаю. Мне надо найти ее. Возможно, мать подскажет мне, как это сделать.

Он собирался повернуться и уйти, но его остановила Птичка, которая произнесла вдруг его полное индейское имя:

— Грозный Горный Лев. — Что бы там ни собиралась сказать Птичка, это было важно. Он повернулся к ней.

Мягко, печально она спросила:

— Могу я надеяться, что ты когда-нибудь женишься на мне?

Он в изумлении посмотрел на нее, поняв, что только великое отчаяние и великая любовь могли заставить индейскую девушку говорить столь напрямик. Этот вопрос многого стоил ей: его острый глаз увидел, как дрожат ее губы; как судорожно сжала она руки, чтобы унять их дрожь.

Он подошел к ней:

— Ты нравишься мне. Ты мне — как сестра. Я наблюдал, как ты расцвела и превратилась в красавицу. И ты — член моего племени. Но я хочу жениться на Кармен.

Некоторое время стояло молчание; Пума недоумевал, возненавидит ли его Птичка за то, что он полюбил именно испанку, но вскоре он отбросил эту мысль. Больше для него не существовало проблемы происхождения Кармен, главным была его любовь к ней.

На лице Птички появилась грустная улыбка.

— Она — хорошая женщина, — проговорила Птичка. — Я надеюсь, вы будете счастливы.

— Но сначала я должен найти ее.

Птичка кивнула. Быстро взглянула вокруг. Но никто в деревне не замечал их, беседующих с глазу на глаз. И она шагнула к Пуме еще на один шаг. Было заметно, что она нервничает.

— Я… должна тебе кое-что передать…

— Я слушаю.

— Угнавший Двух Коней хочет встретиться с тобой.

Пума застыл на месте.

— Что ты о нем знаешь? — Он внимательно посмотрел ей в глаза.

Ему показалось, что щеки девушки вспыхнули.

— Каждую ночь, когда восходит луна, он будет ждать тебя возле большого валуна на тропинке возле реки.

— Меня?

На этот раз она действительно вспыхнула и поспешно продолжила:

— Он уже ждал тебя там пять ночей, будет ждать еще три. Потом он снова поедет к Злому.

— Что он хочет?

— Не знаю.

Пума помрачнел:

— Я буду там сегодня.

Пума встал спиной к валуну; глаза его были прищурены и настороженно наблюдали за Угнавшим Двух Коней.

— Чего ты хочешь? — спросил он. Пума не верил больше Угнавшему Двух Коней.

Тот встретил его взгляд прямо. Казалось, его черные глаза ничего не скрывают.

— Я пришел, чтобы предупредить тебя.

— Зачем тебе предупреждать меня? Ты меня не любишь, ты это прямо сказал тогда.

Угнавший Двух Коней промолчал. После длинной паузы он вздохнул.

— Все получилось совсем не так, как я ожидал, уйдя из племени вместе со Злым.

Пума все еще был насторожен: он обдумывал, не замышляет ли Угнавший очередное предательство. Он не забыл, что именно Угнавший отвлекал его разговором, когда Злой со своими отступниками выкрали Кармен из каравана. Ладно, пусть скажет еще что-нибудь, прежде чем уйдет.

— Поначалу мы просто грабили, — продолжал тот. — Мне нравился риск, приключения. Но потом Злой начал убивать. Теперь и я убиваю. Мы убиваем всех, кто встретится на пути. — Он с отвращением покачал головой. — Временами меня выворачивает от обилия крови, которую мы проливаем.

Пума молчал.

— Тебе когда-нибудь приходилось убивать ребенка? — спросил Угнавший Двух Лошадей. — Ты когда-нибудь заглядывал в его глаза, вонзая копье ему в живот; и все только потому, что это испанский ребенок?

Пума отвел свои холодные голубые глаза. Он сам был сыном испанца. Наверное, Угнавший забыл это в своем порыве.

— …Вот что мне приходится делать вместе со Злым, и вот что я ненавижу.

Пума холодно ответил:

— В таком случае ты изменился.

Угнавший, враждебно глядя на него, подошел поближе:

— Да! Я изменился. Теперь я убиваю детей, убиваю женщин, убиваю… — Неожиданно он замолчал, усталый, опустошенный. — Когда я последовал за Злым, я не знал, что так будет.

Пума молчал. Ему нечего было сказать.

— …Готовится восстание индейцев против испанцев.

Пума дернул бровью, удивленный.

— Индейцы, особенно землевладельцы, охотники, у которых испанцы отобрали все, собираются сражаться за свои земли. Они станут убивать каждого встреченного испанца, будь то мужчина, женщина или ребенок.

— Откуда эта новость?

— Из секретного послания, которое должно дойти до каждого индейца мужского пола. Оно будет послано пуэбло, тева, апачам, всем племенам. Женщины не должны знать. Четырнадцать лун назад гонец от тайо донес это известие до нашего лагеря. Они хотят, чтобы Злой и его шайка присоединились к восстанию.

Пума был поражен откровенностью Угнавшего Двух Коней.

— …Всем индейцам, — пробормотал Пума.

Племя Человека Который Слушает, находилось высоко в горах. Это могло объяснить, почему до их племени гонец не доскакал.

— Вождь повстанцев, Попэ, индеец-пуэбло; он хочет навсегда изгнать испанцев из наших земель. Он ненавидит их. — Угнавший Двух Коней задумался. — Он ненавидит их почти так же, как Злой.

Оба замолчали, причем Пума пытался осмыслить все, что он услышал от Угнавшего.

— Когда? — наконец, коротко спросил он. — Когда это произойдет?

Угнавший показал Пуме небольшой по длине ремень с узлами:

— Когда развяжется последний узел. — На ремне было шесть узлов. — Каждый день я развязываю по узлу. Во всех племенах делают так же, чтобы все точно знали день восстания. Попэ очень умен, он — шаман из племени пуэбло. Гонец сказал, что Попэ был в тюрьме у испанцев; оттуда он вынес эту ненависть к ним.

Никто из них двоих не сделал никакого сравнения вслух, но оно было ясно им обоим. Да, Пума тоже побывал в тюрьме.

— Ты собираешься воевать? — Пуме был интересен его ответ.

Угнавший пожал плечами:

— Почему бы нет? Я уже убиваю испанских женщин и детей. Какая разница, что будет несколькими больше? — Но за его хвастливыми словами слышалась горечь.

— Тогда почему ты рассказал мне об этом? — напрямик спросил Пума.

Угнавший пристально посмотрел на него:

— Сам не знаю. Я должен был предупредить тебя, потому что ты — испанец, а мы будем убивать каждого испанца. К тому же, когда я увидел, что случилось с Кармен…

— Что с ней?! — Пума сжал пальцы на горле Угнавшего, прежде чем тот успел моргнуть глазом.

— Спокойнее, — задохнувшись, пробормотал индеец. Он впился ногтями в кулаки Пумы, и Пума отпустил его, но не отошел ни на шаг.

— Где Кармен? Говори!

— Злой продал ее.

— Кому?!

— Испанцу из города, который они называют Санта Фе. Такой толстый, коротенький испанец.

— Ты там был?

Угнавший осторожно кивнул.

— Я видел, как Злой передавал ее испанцу. Злой получил от него оружие. Много оружия. Он еще отдал испанцу маленький мешочек с камешками.

— Да, он его украл из моего вигвама.

— Тот испанец странно себя вел: сначала он не хотел брать женщину, только камни.

Пума нахмурился. Хотел только камни: это не поддавалось осмыслению. Может быть, это вовсе и не жених Кармен, а другой испанец? Но кто он? И почему он втянут в похищение Кармен?

— Злой заставил его взять и женщину. По какой-то причине Злой не захотел убивать ее. Я не знаю причину, но догадываюсь. — Угнавший внимательно посмотрел на Пуму.

— Скажи. — Пума теперь еще больше опасался за Кармен.

— Чтобы отомстить тебе.

Под требовательным взглядом Пумы Угнавший начал объяснять:

— Злой держит на тебя много зла. Во-первых, ты наполовину испанец, а он ненавидит испанцев. Во-вторых, ты у него отобрал женщину и мешок с драгоценностями, а это унизило его.

Пума, соглашаясь, кивнул.

— …Он ненавидит тебя и за то, что его отец изгнал его из-за тебя. Ему известно, что старик хочет видеть новым вождем тебя, а не его. Злой никогда не простит тебе этого.

— Поэтому и ищет, как бы отомстить мне, — и украл мою женщину.

Угнавший Двух Коней вздохнул.

— Злой знает тебя и все твои слабости. Он и использовал их.

— Что ты имеешь в виду?

— Он сказал ей, что ты ненавидишь всех испанцев — и ее тоже.

— Она ни за что не поверит! — Но внутренне он сжался при мысли, что теперь вполне вероятно, что Кармен поверила этому.

— И еще, — продолжал Угнавший, — он сказал ей, что это ты продал ее. Ему.

Пума застонал: он отчетливо вспомнил, как выбежал из вигвама, ничего не объяснив, ничего не сказав напоследок.

— Злой — умный человек, — подытожил Угнавший. — Он все сказал так, что Кармен поверила.

Да, Пуме была известна хитрость Злого. Если он взялся за ложь, он поднесет ее так, чтобы Кармен поверила.

— Куда они поехали? — спокойно спросил Пума.

Угнавший пожал плечами:

— Испанец — из Санта Фе, поэтому я предполагаю, что туда.

Пума встретился с Угнавшим взглядом:

— Прими мою благодарность за то, что сказал мне. Я поеду за нею.

— А я поеду убивать испанцев.

— Разве ты не передумал после нашего разговора?

— В моей жизни не осталось больше ничего, кроме убийства, — пожал плечами Угнавший. — Только это я и умею делать.

В его голосе была горечь.

— А как же Птичка?..

В глазах Угнавшего зажглись огоньки.

— Что Птичка?..

— Когда-то она любила тебя.

— Может быть. Но давно. Теперь она не любит меня. Она не захочет принять меня. Если она отвернулась от меня только за то, что я продал тебя, — подумай, что она почувствует, когда узнает, как много я убивал с тех пор. — Он покачал головой.

— Она хорошая женщина, — попробовал убедить Пума Угнавшего. — Перемени свою жизнь. Перестань убивать, приди вновь к своему народу. Ты нужен нам.

Угнавший Двух Коней обдумывал его слова.

— По ночам ко мне приходят призраки, — тихо сказал он наконец. — Призраки убитых детей. Они тянут ко мне руки, цепляются за меня. Иногда я слышу их голоса, будто кричит сова.

У Пумы волосы встали дыбом от его слов.

— Нет, мне нет пути обратно, — печально закончил Угнавший.

— Мы попросим шамана, — напомнил Пума.

— Старик ничего не сможет сделать для меня, — усмехнулся Угнавший.

— Но недавно он отогнал призрака, который приходил за Снежной Ягодкой. Теперь она совсем здорова.

Угнавший Двух Коней молчал.

— Птичка все еще любит тебя, — использовал последний аргумент Пума. Он с участием смотрел на Угнавшего: когда-то тот был ему другом. — У нас есть шаман, и у нас есть Птичка, Порхающая В Пиниях. А это больше, чем тебе может предложить Злой. Он даст тебе только еще смерть, и еще больше призраков.

Угнавший молчал, и Пума кратко сказал:

— Подумай.

Пума повернулся и пошел, не оглядываясь. Угнавший неподвижно стоял возле валуна.

Пума думал об одном: надо найти и спасти Кармен — или она погибнет от рук восставших индейцев!