На следующее утро Эрик стоял рядом с Полом в большом холле участка, готовясь к выходу. Два полицейских в форме негромко разговаривали о чем-то в дальнем углу, где находились столы и полки с папками разных цветов. Им пришлось потрудиться, чтобы к утру дело Эрика было готово и ему было выдвинуто обвинение в нарушении Уголовного кодекса Пенсильвании. Его сфотографировали, и хотя фотографий он не видел, он вполне мог представить себе, каким несчастным и жалким он на этих фотографиях выглядел. Подушечки пальцев ему намазали старыми добрыми чернилами – и сняли отпечатки пальцев.

Пол принес ему другую одежду, и Эрик смог переодеться: теперь на нем была свежая белая рубашка, серые слаксы и новые лоферы, так что если он и был преступником, то весьма неплохо одетым.

Пол повернулся к нему, поправляя свой темно-синий шелковый галстук, который великолепно гармонировал с серой рубашкой и очередным безукоризненно сидящим костюмом из легкой темно-серой шерсти.

– Эрик, давайте-ка поторопимся. Я припарковался прямо перед выходом, так что путь свободен. И кстати – я принес вам еще один мобильник, но если вы опять его потеряете, я вычту его стоимость из вашего пособия.

– Спасибо. – Эрик заставил себя улыбнуться.

– Я пытаюсь вас подбодрить.

– Я знаю. Я подбодрился.

Пол окинул его взглядом, сузив глаза, словно опытный портной.

– Вы чертовски хорошо выглядите. Вам отныне всегда нужно одеваться именно так.

– Я выгляжу как вы.

– Точно! – Пол хихикнул тихонько, потом его усмешка исчезла. – Пока мы не ушли – давайте выработаем план для журналистов. Они все еще здесь, и их даже больше, чем раньше…

– Подождите секундочку. А где Макс? Где они его держат?

– Я не знаю. И вас это не должно беспокоить, понятно?

– Я просто спросил. Ведь здесь только одно крыло с камерами, разве нет? Я ожидал, что они приведут его ночью, но этого не произошло. Они отправили его куда-то в колонию для несовершеннолетних или что-то в этом роде?

– Эрик, серьезно. – Пол со значением посмотрел Эрику в глаза. – Какое из слов в предложении «Макс – это не ваше дело» вам непонятно?

Эрик заставил себя произнести то, чего боялся.

– Я… просто хочу знать, жив ли он.

– О, с ним все в порядке. – Выражение лица Пола смягчилось. – Простите. Он жив.

– Они вызвали ему адвоката и оказали психиатрическую помощь?

– Понятия не имею.

– Они уже выдвинули против него обвинение?

– И снова мой ответ – не знаю. Но сомневаюсь.

– Я знаю, я понимаю, что вы хотите, чтобы мы официально отделились друг от друга, но… есть ли способ это узнать?

– Если вы будете хорошо себя вести. Может быть. – Пол закатил глаза, затем взялся за свой брифкейс. – Ну, теперь мы можем идти?

– А Ньюмайер не говорил, что он собирается делать? Он знает, вышел ли уже прокурор в суд?

– Я же вам сказал, я думаю, что, скорее всего, еще нет, но они не будут тянуть, эти змеюки.

– И как вы думаете, сколько времени это займет?

– Что?

– Сколько времени им понадобится, чтобы дойти до суда и получить приговор?

– Думаю, во вторник начнут. А к пятнице, в крайнем случае, к понедельнику все закончится.

– Так быстро?

– Да. Им нужно держать вас в напряжении. – Пол повел его к дверям. – Прокурор и Ньюмайер дают пресс-конференцию у выхода через пятнадцать минут.

– Вот как? – Эрик был удивлен, хотя и понимал, что его удивление наивно.

– Да, и я хочу увезти вас отсюда до этого. Думаю, они специально подгадали время. А как только она начнется, газетчики тут же вступят в бой.

– Как вы думаете, что он будет говорить?

– Мы послушаем в машине, Говард Стерн ведет прямой эфир. Я сказал прессе, что мы не будем делать заявления, и постарался, чтобы это стало известно всем, кто собрался сейчас около этого здания.

– Это хорошо. Я не хочу ничего говорить.

– Я так и понял, поэтому говорить буду я.

Эрик смутился.

– Мне показалось, вы сказали, что мы не будем делать заявлений.

– Нет, я сказал, что позволил им считать, что мы не будем делать заявлений. Но мы будем. То есть я буду.

– И что вы скажете?

– Пока не знаю. Что-нибудь потрясающее. Я всегда выступаю экспромтом, поэтому кажется, что слова идут прямо из сердца.

– Но ведь так и есть.

– Ну да. И плюс выглядит эффектно.

Эрик решил пропустить это мимо ушей.

– Я похож на пройдоху, но на самом деле это не так. Знаете, Эрик, Гарри Трумэн никогда не говорил: «Устройте им ад». Он говорил: «Я просто сказал им правду, а они сами решили, что это ад».

– Он такое говорил? – засомневался Эрик.

– Да. Вы что, не читали? Вам надо больше читать, Эрик. Впрочем, довольно разговаривать, давайте-ка шевелиться.

Эрик и Пол прошли через входные двери и оказались снаружи, под лучами яркого солнца. Здесь уже не было баррикад, которые могли бы защитить их от журналистов, и толпа репортеров ринулась к ним, подхватив видеокамеры, фотоаппараты, диктофоны и микрофоны и выкрикивая вопросы на ходу.

– Доктор Пэрриш, как вам удалось вчера прекратить конфронтацию? Доктор Пэрриш! Док, Якубовски ваш пациент? Вы пытались спасти его жизнь или жизни заложников? Вы знали кого-нибудь из заложников, кто-нибудь из них является вашим пациентом? Расскажите, как все произошло!

– Тихо, ребята, тихо! Прошу вас! – Пол взмахнул руками и переключил всеобщее внимание на себя. – Я Пол Фортунато, и я бы хотел сделать небольшое заявление вместо моего клиента, доктора Эрика Пэрриша. Поступки говорят лучше любых слов, а вы собственными глазами видели, что сделал вчера вечером доктор Пэрриш. Вы видели, как он вбежал в торговый центр во время захвата заложников, который, по непроверенным данным, устроил Макс Якубовски, а потом вы видели, как были освобождены взятые в заложники дети, как они, счастливые и свободные, бежали к своим родителям, в их любящие объятия. А после этого вы видели, как доктор Пэрриш вывел мистера Якубовски из торгового центра и мистер Якубовски добровольно сдался полиции.

Эрик обратил внимание на то, как вдохновенно Пол говорил о его роли – и при этом подчеркнуто отделял его от Макса и даже не упоминал о помощи ему.

Толпа заволновалась, репортеры снова начали выкрикивать вопросы:

– Доктор Пэрриш, скажите, это правда, что вы нарушили приказ полиции? В чем вас обвиняют? Как вы это сделали, доктор Пэрриш? Вы дадите нам комментарии? У вас есть опыт переговоров с террористами? Это правда, что Макс Якубовски ваш пациент? Вы не хотите сделать заявление?

– Так, ребята, минутку! – Пол поднял руки, призывая к тишине, а потом подвел итог: – Так кто такой доктор Пэрриш? Могу сказать, что он гражданин нашего города, выросший в Чаддс-Форде, ставший главой отделения психиатрии клиники Хэвмайер, в настоящий момент отстраненный от должности в связи со всей этой ситуации.

Эрик чувствовал, как пылает его лицо, а несколько репортеров настойчиво пытались задавать вопросы. Сначала он не мог понять, зачем Пол заговорил о его отстранении, но потом сообразил, что адвокат просто пытается опередить других и сообщить об этом, пока эта информация не поступила из других источников. Это был риск, но, скорее всего, Полу он должен был сойти с рук, потому что причины отстранения Эрика от должности были конфиденциальной информацией и больница была заинтересована в том, чтобы сохранить их в тайне не меньше самого Эрика.

– Ребята, дайте мне перейти к сути дела. Мы все любим свою страну, но все же не можем отрицать, что ее новейшая история отмечена трагическими случаями стрельбы в магазинах, школах и других местах, где собираются хорошие и ни в чем не повинные люди. Большинство из этих опасных деяний совершаются людьми, которые имеют серьезные психиатрические проблемы и нуждаются в помощи – той самой помощи, которую оказывает доктор Пэрриш своим пациентам. И единственный способ избежать подобных трагических событий – это максимально заботиться о душевном здоровье таких несчастных больных людей, не только ради их блага, но прежде всего ради блага нас самих и наших детей.

Эрик признал, что и сам не сказал бы лучше – и очень порадовался, что ему не надо было ничего говорить, учитывая обстоятельства. Репортеры стихли, напряженно вслушиваясь в слова Пола и вытянув вперед руки с микрофонами.

– Этим людям не помочь без профессиональных консультаций, которые и проводит доктор Пэрриш. И очень важно, что этот психотерапевтический процесс конфиденциален. Пациент не сможет открыть свои истинные эмоции, страхи и мысли психиатру, если не будет уверен, что психиатр никогда не предаст его и не обнародует эти мысли. Доктор Пэрриш верен данной им клятве соблюдать конфиденциальность, потому что он беспокоится о своих пациентах, заботясь таким образом об интересах общества.

Эрик смущенно опустил взгляд. Объективы камер были направлены на него, их линзы слегка поблескивали призрачным светом.

– Вчера вечером вы стали свидетелями этого там, в торговом центре. Сегодня он не ответил ни на один вопрос – все по той же причине: соблюдение конфиденциальности. Он относится к этому настолько серьезно, что даже не может ни признать, ни отрицать, что Макс Якубовски является его пациентом, – Пол сделал паузу. – Итак. Я понимаю, что у вас в крови пытаться получить ответы на свои вопросы – ведь вы же журналисты. Но у каждого из вас есть право на молчание, и вы частенько им пользуетесь, так что вы должны понимать. Доктор Пэрриш не ответит ни на один вопрос сегодня, а также в последующие дни, поэтому, пожалуйста, не надо его преследовать. На самом деле доктор Пэрри не предоставил эту конфиденциальную информацию вчера вечером даже полиции – отчего они чуть своими значками не подавились, сами можете представить.

Толпа засмеялась, и Эрик догадался, что шутка была подготовлена Полом заранее.

– Кроме того, ребята, я забегу вперед и рискну предположить, что окружной прокурор собирается заставить доктора Пэрриша предстать перед судом, пытаясь вынудить его нарушить молчание и все-таки рассказать о потаенных мыслях своего пациента, а в противном случае обвинив его в неуважении к суду.

В толпе сразу возникло оживление, и посыпались вопросы:

– Какого пациента? Вы имеете в виду Якубовски? Это Якубовски, да?

Эрик хранил молчание, хотя это стоило ему некоторых усилий. Он не ожидал, что Пол устроит такое шоу, но очень хорошо понимал, зачем он его устроил: теперь окружной прокурор и полиция окажутся в невыигрышной позиции, когда будут делать свое заявление, потому что Пол опередил их.

Пол взмахнул рукой, призывая к тишине:

– Не имеет значения, что окружной прокурор вменит моему подзащитному в вину, – доктор Пэриш все равно будет продолжать следовать своим принципам и защищать конфиденциальность терапевтического лечения. Мы никогда не справимся с проблемой смертельно опасных преступлений в наших моллах и школах, если люди не будут стойкими, как доктор Пэрриш, если они не начнут рисковать не только своей жизнью и репутацией, но и личной свободой ради решения этой проблемы. Спасибо всем. – Пол повернулся к Эрику и взял его за руку: – Доктор Пэрриш, идемте.

Эрик пробирался вслед за ним через возбужденную толпу к черному «Мерседесу» Пола. Журналисты не отставали от них, бежали рядом и выкрикивали вопросы, требовали комментарии. Эрик бежал, сжав кулаки, пряча свои испачканные чернилами пальцы – наверное, от себя самого. Пол на бегу открыл машину, и оба прыгнули в нее. Пол включил зажигание, нажал на педаль газа и поехал прочь с парковки, а Эрик выпрямился на пассажирском сиденье, стараясь смотреть прямо перед собой и не опускать голову: ему хотелось выглядеть героем, а не беглым преступником. Несколько новостных фургончиков сорвались с места и бросились за ними в погоню, но Пол не обратил на них никакого внимания, вписываясь в плотное движение около «Короля Пруссии».

– Ну что, Эрик? – спросил он, искоса взглянув на Эрика. – Как вам мое заявление? Понравилось?

– Да.

– А самое замечательное, что в нем все правда. – Пол мчался по дороге, останавливаясь на красный свет. Он сделал потише радио, из которого несся узнаваемый голос Говарда Стерна. – Я подброшу вас до дома, а потом поеду на работу.

– Конечно, спасибо.

– Знаете, я рад, что вам понравилось мое заявление. Я немножко увлекся – в той части, где говорилось о принуждении, но, думаю, в целом, это была хорошая идея. Я всегда думаю, что мои идеи хорошие – в ретроспективе.

– И почему же это была хорошая идея?

– Мне нравится, что мы получили преимущество. Закон слишком расплывчат, и если судья будет действовать в пользу интересов большого бизнеса, наш единственный козырь – это общественное мнение. Если большинство будет считать вас героем, который сделал «Аберкромби и Фитч» безопасным для американцев, судье придется подумать дважды, прежде чем он подпишет ордер на ваш арест.

– Отлично, и еще – по меньшей мере – я думаю, это даст мне чуть больше времени.

– А зачем вам время?

Эрик поколебался. Он не был уверен, что хочет посвящать в это Пола, но потом решил, что неплохо заиметь союзника в этом деле.

– Я хочу выяснить, кто на самом деле убил Рене Бевильакуа.

– Значит, вы не верите, что это сделал Макс?

– Да, не верю. Хотя я ни в чем не уверен. Ни в чем.

– Вы же знаете, что полиция подозревает его. И после вчерашнего подозрения в отношении него гораздо сильнее, чем в отношении вас. Если объективно – им не хватает только той информации, что можете дать вы, чтобы засадить его.

– Я знаю. Но именно потому, что они считают, будто убийца уже у них в руках, они не будут никого больше искать. А я не могу так это оставить и позволить им посадить за убийство ребенка, если он на самом деле никого не убивал.

– Это не ваша проблема.

– Но я не могу просто забыть об этом.

– Нет, можете. Вот так. Посмотрите на меня. – Пол вел машину, напевая какую-то песенку себе под нос. – Видите? Это легко. Это я. Я живу своей собственной жизнью, еду себе в машине и не думаю о несовершенстве мира. А вы слишком много думаете, вам кто-нибудь говорил об этом?

– О, все. Все, кто меня хоть чуть-чуть знает.

– Вы не послушали их – так послушайте хотя бы меня. – Пол скривился. – Если вы начнете ходить и что-то вынюхивать, как делали это в кафе-мороженом, то выроете себе могилу, вместо того чтобы помочь мне построить для вас прекрасное безопасное здание. И я настоятельно рекомендую вам этого не делать.

– Я вас слышу.

– Вопрос не в том, слышите ли вы меня. Вопрос в том, послушаетесь ли вы меня. И если нет – я все расскажу.

Эрик взглянул на него, смутившись.

– Расскажете? Кому? Полиции? Судье?

– Нет. Хуже. Лори. И она выпорет вас, зажав вашу голову между колен.

Эрик улыбнулся, представив себе эту картину.

– Вы, наверное, правы. Хотя я вижу у нее в руке скальпель.

– Ха! Она темная лошадка, моя сестрица. Никто в это не верит, но она реально изводила меня, когда я был маленький. – Пол потянулся к радиоприемнику и взялся за тумблер громкости: – Давайте-ка послушаем, что там говоря копы. Мы сенсация, и я уверен, что KYW или NPR ведут трансляцию. Меня не волнует их заявление, но если у них есть вопросы – я хочу знать об этом. Думаю, уши у вас будут гореть нехило. Итак, раз, два, три…

Эрик собрался, и Пол прибавил громкости.

Из радиоприемника понесся голос капитана Ньюмайера, который говорил:

– Таким образом, я хотел бы ответить на заявление адвоката доктора Пэрриша. Мы понимаем, как много для доктора значит сохранение профессиональной тайны, но у нас есть веские основания полагать, что доктор Пэрриш покрывает убийцу Рене Бевильакуа, шестнадцатилетней девушки, которая была найдена задушенной вчера утром в Рэдноре.

Репортеры начали переговариваться, а Эрик почувствовал, как у него в жилах застыла кровь. В первый раз все было сказано так откровенно и без обиняков, на публике. И он вдруг понял, что со стороны действительно может казаться, будто он покрывает убийцу – и что многим именно так и кажется.

– Мы стараемся не забывать о жертвах ужасных преступлений и их убитых горем семьях. Мы сделаем все возможное, чтобы раскрыть убийство Рене Бевильакуа. Адвокат доктора Пэрриша был прав, когда живописал, как мы чуть не подавились своими значками. Это потому, что мы не можем относиться к убийству юной девушки спокойно.

Пол дернулся.

– Лучше бы на ее месте был ты.

Капитан Ньюмайер продолжал:

– Мы хотим возмездия за смерть Рене Бевильакуа. И нам не нравится, когда мы пытаемся найти и наказать убийцу, а нам вставляют палки в колеса. В данном случае на одной чаше весов лежит законность и формальности, а на другой – справедливость. Я не адвокат, но я знаю закон и признаю право доктора Пэрриша на молчание. Но как отец – я просто не понимаю, как этот человек может спать спокойно. – Капитан Ньюмайер замолчал, чтобы успокоиться.

Пол покачал головой.

– Он ведь не плачет? Если он плачет – террористы победили.

Эрику было не смешно. Этот пассаж про спокойный сон был очень кстати: он почти не спал с тех пор, как все это началось.

Капитан Ньюмайер прочистил горло:

– Я заканчиваю свое заявление и готов ответить на несколько вопросов, время строго ограничено.

Репортеры зашумели, начали выкрикивать вопросы, но поскольку микрофонов у них не было, их голоса слились в неразборчивую какофонию.

Снова зазвучал голос капитана Ньюмайера:

– Хорошо, я повторю вопрос. Вот он: «Не должны ли мы быть благодарны доктору Пэрришу за то, что он остановил противостояние в торговом центре?» Что ж, несмотря на то что доктор Пэрриш действительно вчера вечером вмешался в ход операции по освобождению заложников, я должен отметить, что там были собраны лучшие и очень хорошо обученные силы шести округов, спецназ, команды быстрого реагирования, пожарные команды, сотрудники EMT, а также представители федеральных агентств – ФБР, АТО и Национальной безопасности.

Пол хмыкнул:

– О, этот «заместитель Дуг» напоминает мне моего пятилетнего сына: тот тоже очень любит грузовики, пожарные и полицейские машины. Дайте ему парочку – и он уже Боб-строитель.

Эрик услышал, как потеплел голос Пола, когда он говорил о сыне, и сразу почувствовал вину, подумав о Ханне. Нужно будет позвонить Сьюзан, как только он приедет домой.

Капитан Ньюмайер в радиоприемнике продолжал:

– Отвечая на ваш вопрос, мы должны отметить, что гражданам строжайше запрещено вмешиваться в ход специальных операций во время экстремальных ситуаций, подобных той, которая сложилась у торгового центра. Именно по этой причине доктор Пэрриш был арестован по обвинению в нарушении административного закона. В Главном управлении Мэриона работают талантливые и хорошо обученные полицейские, а «Король Пруссии» – это вам не «Дикий-дикий Запад». И нам не нужны ковбои. Спасибо большое за вопрос, а теперь, пожалуйста, последний вопрос.

Пол фыркнул.

– Ковбои… Здорово. Отличная аналогия. И как я сам не додумался?

В приемнике снова зашумели репортеры, затем капитан Ньюмайер сказал:

– Итак, вопрос: «Будет ли окружной прокурор настаивать на том, чтобы доктор Пэрриш нарушил свое право молчания в интересах пациента и предоставил информацию, которая у него, возможно, имеется, о причастности Макса Якубовски к убийству Бевильакуа?»

– Неплохая формулировка, – сказал Пол с легкой усмешкой на губах. – Похоже, пресса с нами в одной лодке.

Капитан Ньюмайер ответил:

– Вопрос прекрасный, но, к сожалению, он не входит в мою компетенцию. Его следовало бы задать окружному прокурору, который, как всем известно, находится сейчас в больнице. Спасибо всем, леди и джентльмены.

– Ага! – Пол убавил звук радиоприемника. – Что ж, теперь мы кое-что знаем. Мы знаем, что окружной прокурор планировал быть на пресс-конференции, однако его не было. Почему же? Потому что он услышал, что мы сказали о большом жюри, – и они не захотели отвечать на этот вопрос. На него должен был отвечать окружной прокурор – и прокурора не было. Наверное, вышел выпить стаканчик молока. Ведь они же пьют именно молоко. Молоко! Никакого виски.

– Так это хорошо для нас или нет? Они собираются выставить меня перед большим жюри?

– Для нас это хорошо, потому что доказывает, что мы впереди по очкам. Мы сейчас сделали их, но они не сдадутся без боя. Сейчас они перегруппируются, подровняют ряды – и пойдут к большому жюри после того, как все забудут, что вы Уайетт Эрп, а они смогут представить вас как обычного мозгоправа, который защищает чокнутого убийцу.

– Черт, – сказал Эрик.

Пол оглянулся, поворачивая на Олд-Галф-роуд, ведущую к дому Эрика.

– Так вы воспользуетесь моим советом? Никакого расследования, хорошо, ковбой?

– Абсолютно никакого, – ответил Эрик, глядя на солнце за окном. – Кстати, вы должны прислать мне счет за эти дни, не забудьте.

– Блин, до чего же вы порядочный, аж скулы сводит. Я делаю это ради своей старшей сестры.

– Идите к черту. Пришлите счет.

– С другой стороны, если вы женитесь на моей сестре – я сам вам заплачу, – улыбнулся Пол.

Они проехали по извилистой улице мимо старого дома Эрика, потом миновали красивые каменные дома на Мэйн-лайн с ухоженными лужайками и живыми изгородями. Оба хранили молчание, погрузившись в свои мысли. Потом Пол произнес:

– Эрик, не берите в голову то, что сказал «заместитель Дуг». Есть процедура, а есть суть. И на самом деле процедура должна защищать суть. Так сказать, дух и буква.

– Что вы имеете в виду?

– Я знаю, что кажусь циничным, но на самом деле это не так. – Пол облизнул губы, видимо, волнуясь. – Как я уже говорил вам в самом начале нашего знакомства, я представляю Конституцию, а по Конституции процедура нужна для того, чтобы защищать права граждан, защищать ваши личные права: личную свободу, право голоса, право на выбор религии – и право на свободу от беспредела властей. Понимаете?

– Да.

– Например, мы не хотим, чтобы власти могли врываться в наши дома и обыскивать их, когда им заблагорассудится, поэтому у нас есть особая процедура: необходимо получить ордер на обыск, в котором будет указано, что они хотят найти, причем получить его надо в определенный срок и иметь для этого веские основания. Это то, что называется «формальности», но на самом деле эта процедура защищает ваше право жить своей жизнью, в своем доме и так, как вы хотите. Это свобода, которую заложили для нас наши отцы-основатели. И в этом красота Конституции и Билля о правах. Согласны?

– Да, – кивнул Эрик.

Они уже добрались до его района и были почти у его дома.

– Но пусть это называется формальностями – это не значит, что они не важны. Мало кто задумывается о нюансах, особенно «заместители Дуги», не в нашей натуре задумываться о нюансах. Мы обычно рисуем широкими мазками и не любим останавливаться и анализировать. – Пол повернулся к Эрику, нахмурившись: – Я тоже хочу, чтобы справедливость восторжествовала по отношению к Рене, не думайте, что это не так. Но орать о законности – не равно соблюдать законность. Соблюдать законность – это значит соблюдать формальности, а не пытаться их обойти.

Эрик был даже немного удивлен его горячностью.

– Да, я понял. Это логично.

– Вам лучше?

– Нет, – ответил Эрик, потому что они как раз выехали на его улицу и он увидел толпу в центре жилого комплекса, прямо перед его домом. – Что за черт?

– Это репортеры. Они хотят посмотреть, где вы живете. Вас не так уж трудно найти.

– Проклятье. – Эрик пытался разглядеть, что происходит, по мере того как они подъезжали к дому.

Две машины телевизионщиков были припаркованы прямо перед его домом, за ними – длинная вереница других машин, перегородивших улицу.

– Ладно, без паники, вы уже стреляный воробей. Не кормите троллей.

– Что вы имеете в виду? – Эрик пытался сосчитать, сколько репортеров толпится у его дверей, и сбился на пятидесятом.

– Это значит, что мы уже сделали заявление, и теперь радио молчит. Не говорите с ними. Я провожу вас в дом, никаких комментариев по дороге, и потом вы просто не обращаете на них внимания.

– Мои соседи, наверное, в восторге от всего этого.

– Плюньте. Они здесь временно. Просто ничего не говорите, и выше голову. Они не имеют права проникнуть к вам домой, поэтому и толпятся здесь.

– Я понял. – Эрику в голову вдруг пришла неприятная догадка: – Они же, наверно, видели, что входная дверь сломана. Значит, они знают, что полиция обыскивала мой дом.

– Вы все равно не можете ничего с этим поделать, так что просто наплюйте.

Эрик почувствовал, как его захлестнула горячая волна стыда.

– Мне нужно починить дверь.

– Да далась вам эта дверь! Взгляните на это с другой стороны: зато вам не нужно ломать ее самому, чтобы проникнуть внутрь.

Эрик закатил глаза.

– Ну вот, я опять сумел вас подбодрить. Мы на месте.

Пол проехал мимо машин телевизионщиков, медленно завернул на дорожку к гаражу, репортеры сразу окружили машину плотным кольцом.

– У вас ведь есть черный ход, верно?

– Верно.

– А как насчет молотка и нескольких гвоздей?

– Для двери?

– Нет, для репортеров. – Пол подмигнул и остановил машину.

Репортеры ринулись к ним.