Мэри ждала автобус на остановке. Машины сегодня еле ползли.

И пока Мэри ждала, она пыталась разобраться в своих мыслях. Фрэнк хочет отстранить ее от дела. Почему?

Утро стояло ясное и прохладное — отличная погода для города, где четко прослеживались четыре времени года: осень, зима, весна и сырость. И Мэри решила пройтись. Филли невелик — до офиса она дойдет минут за двадцать.

Мэри направилась в северную сторону, дошла до угла, пересекла, как и другие пешеходы, улицу на красный свет, поскольку машины все равно стояли на месте. И, лишь пройдя квартал, поняла, что́ она заметила несколько минут назад. Машины, пыхтя, ползли вперед, Мэри оглянулась. Потом еще раз. Да, точно, по дальней полосе двигалась черная «эскалада». Мэри подождала, когда «эскалада» остановится и можно будет взглянуть на водителя, и различила на том лице мазок коралловой помады. Она облегченно вздохнула. Уф, уже паранойя разыгрывается. Может быть, и вчера тоже ничего особенного не произошло.

Она пошла дальше и вскоре добралась до очередного угла. Табличка на нем гласила: «Натт-стрит» — улица Амадео. Они с Терезой жили в шести кварталах к востоку отсюда. Зажегся зеленый, однако Мэри не тронулась с места. До дома Брандолини идти-то всего ничего.

И она свернула направо, на Натт. Мэри уж и не помнила, когда в последний раз была в этих краях, но видела: теперь здесь все выглядело иначе. От одних домов остались лишь остовы, парадные двери других были заколочены досками — городской вариант защиты от урагана. Окна закрывали ржавые листы железа; красные кирпичные фасады были разрисованы граффити.

Впереди показались два подростка. Они шли, переваливаясь, ей навстречу; просторные футболки развевались на ветру, точно флаги. Азиаты, поняла Мэри, когда они подошли поближе. Ей было слышно, как подростки переговариваются на каком-то непонятном языке. В этом квартале она была иностранкой. Натт-стрит, которую когда-то населяли сплошь итальянцы, теперь перешла в распоряжение азиатов.

Мэри миновала угловой магазин с вывеской из желтого пластика, исписанной корейскими иероглифами, и через несколько минут уже стояла перед домом номер 630.

Дом Амадео был двухэтажным. Окна спальни прикрывали жалюзи, в которых кое-где не хватало планок. Передняя дверь была выкрашена блестящей черной краской.

Ну же, иди!

Мэри поднялась на крыльцо, постучала. Из-за двери выглянула, щурясь на солнце, пожилая азиатка. Сухой рукой она теребила простенький легкий халатик в несуразно яркую красную клетку. Поздоровавшись, Мэри спросила:

— Нельзя ли мне на минуту заглянуть к вам? Я знакома с человеком, который когда-то давно жил в вашем доме.

— Входи, входи, — тихо, с очень сильным акцентом произнесла женщина. Над темными глазами ее нависали набрякшие веки, маленький рот изгибала добрая улыбка, она слегка поклонилась, открывая дверь. — Входи.

— Большое спасибо. — Мэри переступила порог, ощущая себя незваной гостьей. Но все-таки она не готова была развернуться и уйти. — Я просто погляжу, если вы не против.

— Входи, входи, — повторила женщина, закрыла входную дверь и накрепко заперла два замка.

Мэри огляделась. Гостиная была футов двадцать на пятнадцать — примерно такая же, как у ее родителей. И планировка дома та же — гостиная, столовая и кухня, вытянутые в одну линию, точно бусины на четках. Лестница на второй этаж шла вдоль восточной стены, должно быть, с нее и упала Тереза. Мэри отвела взгляд в сторону. Гостиная была опрятна, обстановка самая простая. Выцветшие обои с узором из золотистых цветочков. Мэри вдруг вспомнила слова Фрэнка: «Тут годами никто ни к чему не прикасался». Мэри грустно усмехнулась: именно это и позволяло представить себе дом таким, каким он был, когда в нем жили Амадео и Тереза.

Мэри кивнула в сторону столовой:

— Можно туда пройти?

— Да, да, — почти шепотом ответила женщина.

— Спасибо. — Мэри чувствовала трепет в груди. Она словно видела, как Амадео пересекает столовую.

Хозяйка тронула ее за локоть.

— Входи, входи, — прошептала она и с неожиданным проворством, как агент по недвижимости, повела Мэри за собой.

Они вошли в кухню, совсем уже обветшалую. Посередине стоял красный пластиковый стол с одним стулом. И Мэри без труда представила себе сидящего за совсем другим столом Амадео — на нем чистая белая футболка, он прихлебывает из крошечной чашки эспрессо и разговаривает с Терезой.

— Входи, входи, — снова произнесла женщина, возбужденно указывая на заднюю дверь, забранную черной крепкой решеткой. Мэри последовала за старушкой, та толчком распахнула дверь, за которой открылся вид на задний дворик.

От увиденного у Мэри перехватило дыхание. Сверху висела сплетенная из выцветших веревок сеть — веревки пересекались, образуя ромбы. А с них свисало постиранное белье. Такой сушилки Мэри никогда еще не видела.

— Чудесно! — сказала она.

Женщина радостно покивала и засеменила по двору. На заборе висел ржавый механизм. Женщина крутанула ручку.

И внезапно рубашки, женское белье, носки поплыли над головами старушки и Мэри, перемещаясь то в одном, то в другом направлении, словно следуя указаниям понятной только им карты. Мэри даже невольно зааплодировала. Старушка закрутила ручку быстрее, белье запорхало во всех, казалось, направлениях сразу. Мэри смеялась от восторга. А потом до нее вдруг дошло.

Веревки. Она смотрела на шелестящее белье, на пролетающие мимо нее со свистом веревки. Рисунок их был уже не ромбическим — квадратным. И на полог все это не походило, скорее на сеть, — рыбацкую сеть, прикрепленную к блокам так, чтобы получилась чудо-сушка. Неужели такое возможно? И Мэри вдруг стало не до смеха.

Сколько людей жили в доме после Амадео? Наверное, не так много. Амадео соорудил это приспособление для Терезы. Мэри не знала этого — чувствовала. Она захотела порасспрашивать старушку, но тут из дома донесся крик.

Лязг механизма стих, белье замерло в воздухе. В проеме двери стоял и кричал по-корейски молодой человек лет двадцати пяти, со встрепанными от сна волосами.

— Что вы тут делаете? — наконец чуть успокоившись, гневно спросил он Мэри. — Вы меня разбудили!

— Мне очень жаль. Правда жаль. Я лишь хотела осмотреть дом и задать несколько вопросов о прежнем владельце, его звали…

— А, так и вы из этих! — Парень всплеснул руками. — Они уже спрашивали, были ли вы здесь. Знаете этого прыщавого козла?

По спине Мэри пробежал холодок. Щербатый. Водитель «эскалады».

— Нет, не знаю. Меня зовут…

— Мне без разницы. Я спать хочу. Я всю ночь работал!

Он обернулся к матери и снова что-то закричал.

— Простите. Я уже ухожу, — сказала Мэри. — Я только хотела спросить — а давно вы здесь живете?

— Лет пятнадцать-шестнадцать. Да вообще это не ваше дело. Уходите. Идите отсюда!

— Когда вы сюда вселились, сушилка здесь уже была?

— Уходите, я говорю! Хотите, чтобы я копов позвал?

— Нет-нет, успокойтесь. Я извиняюсь и уже ухожу. — Мэри чуть поклонилась старушке и протянула ей коробку с пирожными: — Прошу вас, примите это в знак моей благодарности. Вы очень добры.

Женщина, испуганно улыбаясь, приняла коробку.

— Что в коробке? — спросил молодой человек.

— Sfogliatelle, — ответила Мэри. — Скажите матери, если этот, щербатый, вернется, пусть не впускает его в дом.

— С чего это?

— Он опасен, — ответила Мэри, сама не зная почему.

Муниципалитет Филадельфии переживал пору ремонта, однако до комнаты 154, в которой находилась регистратура торговых сделок, он еще не добрался. Пол здесь покрывал грязновато-коричневый линолеум, со сводчатого потолка свисали лампочки на витых шнурах. Дождавшись своей очереди, Мэри подошла к окошку.

— Чем могу быть полезен? — спросил секретарь.

— Мне нужно проследить ряд продаж одного дома.

— Это несложно. Адрес, будьте добры.

Мэри назвала адрес, секретарь ввел его в поисковую строку.

— За какой период?

— С 1900 года по настоящее время.

— Оставьте ваши документы, — сказал секретарь вставая. Мэри достала из сумочки водительские права. Секретарь протянул ей кассету с фотопленкой и указал в дальний угол комнаты. — Устройства для просмотра вон там.

— Спасибо, — сказала Мэри и торопливо прошла к одному из аппаратов. Она включила свет и вставила микрофильм в просмотровую рамку. Увеличила изображение.

«Настоящий договор заключен 19 декабря 1986 года…»

Мэри вывела на экран имя продавца: Ли Сам; затем имя покупателя: Ми Я Юн. Это была последняя сделка. Дом оценили в 60 230 долларов.

Мэри передвинула рамку вправо. «Настоящий договор…» и так далее. Дата: 2 ноября 1962 года. Продавец: Ли Пак. Покупатель: Ли Сам. Цена: 52 000 долларов.

Следующая сделка датировалась 18 апреля 1952 года. Продавец: Джозеф и Анджела Лопо. Покупатель: Ли Пак. Цена 23 000 долларов.

Всего три владельца, подумала Мэри. Пока все хорошо.

На экране появилась следующая сделка. Дата: 28 ноября 1946 года. Уже близко, но еще не то, что нужно. Продавец: Джеймс и Мария Джанкарло. Цена: 12 000 долларов.

Четвертый владелец. Следующим должен быть Амадео. Всего четыре владельца — да, это наверняка его сушилка, еще целая.

Теперь на экране высветился расплывчатый белый квадратик, Мэри сфокусировала изображение. «Ипотечный банк Филадельфии». Покупатель: Джеймс и Мария Джанкарло. Стало быть, дом был продан после того, как платить по его закладной стало некому, и произошло это 18 августа 1942 года. Через месяц после смерти Амадео управление шерифа выставило дом на торги. Мэри взглянула на цену: 5620 долларов.

Она переместилась к следующему документу. Дата: 3 июня 1940 года. Мэри вывела на экран имя продавца, и сердце ее замерло: Джозеф Джорно. Поверенный Амадео? А покупатель? Вот и они: Амадео и Тереза Брандолини. Цена: 982 доллара.

Мэри перечитала документ еще раз. Почему Фрэнк не упомянул и об этом? Она перешла к следующему документу, надеясь узнать, как дом попал в руки Джорно, и тут глаза ее округлились. Дом был продан 2 апреля 1940 года — чуть больше чем за два месяца до того, как Джорно продал его Амадео. Дом Джозеф Джорно получил от Гаэтано Челли, это имя Мэри ни о чем не говорило. А вот и цена: 2023 доллара.

Джо Джорно продал дом Амадео, потеряв на этом большие деньги. С какой стати человек покупает дом за две штуки, а через пару месяцев продает его за полцены? Этого Мэри и представить себе не могла, тем более что Джорно был предположительно самым большим скрягой на планете. Дело приобретало все более и более странный оборот. Мэри выключила аппарат, взяла микропленку, достала деньги, чтобы заплатить за копии, и подобрала с пола сумки.

Надо все-таки идти на работу.

Погруженная в свои размышления, Мэри вышла из лифта и направилась к приемной. За столом сидела Маршалл Трау, секретарша фирмы. Она была одета в розовый свитер и желто-коричневую юбку, волосы ее были аккуратно подстрижены.

— Где это ты пропадала все утро? — спросила Маршалл.

— Выясняла кое-что по своему делу. Том-ПМС не звонил?

— Сегодня всего лишь четыре раза.

Мэри замерла в испуге.

— Спокойствие, — улыбнулась Маршалл. — У меня все под контролем. — Маршалл протянула Мэри утреннюю почту и пачку телефонных сообщений. — Вон тот мужчина — журналист из «Филли ньюс». С девяти часов тебя дожидается.

— Меня? — озадаченно переспросила Мэри. Интервью у нее еще ни разу в жизни не брали.

Журналист уже встал с кресла и направился к Мэри. Он показался ей на редкость красивым — темные глаза, уверенная улыбка. Он был в свободных брюках цвета хаки и в голубой рубашке.

— Джим Макинтайр. — Он пожал Мэри руку. — А вы, должно быть, мисс Динунцио? У вас не найдется пары минут для разговора со мной? Об Амадео Брандолини.

— Об Амадео? — удивленно спросила Мэри.

— Я хочу написать статью, пролить свет на то, что с ним случилось. Осветить, так сказать, всю его историю…

— Мэри, — вмешалась Маршалл, делая вид, что изучает расписание. — Я уже говорила мистеру Макинтайру, что через полчаса ты должна снимать показания в суде и тебе понадобится время на подготовку.

Да ну? Маршалл просто подкидывала ей возможность уклониться от разговора с журналистом, поскольку никаких показаний Мэри сегодня снимать не собиралась. Наверное, следовало бы попросить разрешения на интервью у начальства. Но Бенни все равно не было, а Мэри так заинтриговал этот Макинтайр.

— Мы успеем, — сказала она и, проводив журналиста в свой кабинет, усадила его в темно-синее кресло, стоявшее рядом с ее столом. — Так откуда вам стало известно об Амадео?

— Мне рассказал о нем мой парикмахер, Джо Антонелли.

— Дядя Джо! — радостно воскликнула Мэри.

Так журналист пользуется его услугами. А-а-а, и стрижется, как говорит дядя Джо, по-директорски.

— Джо стрижет меня уже три года. Замечательный человек. И очень гордится вами и вашими успехами. Для всей вашей родни вы — звезда. И для соседей тоже! — Макинтайр улыбнулся. — Хотя о том, что он ваш дядя, Джо мне не говорил.

— А он мне и не дядя. У меня в Южном Филли родни триста восемьдесят два человека. И дядюшек, и тетушек, и все ненастоящие. А ненастоящих дядей Джо у меня даже два. Но раз вы говорите о парикмахере, так это Тощий-дядюшка-Джо.

Макинтайр рассмеялся.

— У вас замечательное чувство юмора, — отметил он и с интересом посмотрел на Мэри: — И глаза у вас потрясающие.

— Обычные глаза, карие. По одному с каждой стороны.

Макинтайр снова рассмеялся, затем спросил:

— Кстати, вы не против, если я запишу наш разговор?

— Нет, конечно, — едва успела ответить Мэри, а журналист уже достал диктофон и положил его на стол.

— Расскажите же мне, — начал он, — как получилось, что Амадео заинтересовал вас?

— Ладно, — согласилась Мэри.

Журналист попросил называть его Маком, как зовут его друзья, и Мэри рассказала ему о докладной записке ФБР, найденной в Национальном архиве, о рисунках — кружках — и даже о бельевой сушилке и едва ли не подаренном Амадео доме. Разговор получился очень живой, и под конец Мэри даже подумала, что Мак вполне мог бы пригласить ее на свидание.

— Ну что ж, большое спасибо, — сказал он, выключая диктофон. — Статья получится невероятно интересной.

— Правда?

— Конечно, — заверил ее Мак. — И вы конечно же понимаете, что произойдет дальше? — Мак, улыбаясь, встал и застегнул молнию на рюкзаке.

Мэри покраснела. Он собирается назначить свидание?

— Нет. А что?

— Следующим шагом в вашем расследовании может быть только одно. — И Мак сказал ей то, что никакого отношения к свиданию не имело.

И это прозвучало настолько неожиданно, что с минуту она не могла даже сообразить, что ответить. Наконец она спросила:

— Вы действительно так считаете?

— Конечно. Почему нет? Не думайте об этом, просто сделайте, и все. Сообщите мне, если обнаружите что-нибудь новое. — Мак направился к двери. — Вы простите, но мне пора. Приходится придерживаться своего графика. У меня уже назначена следующая встреча.

— Пока. — Мэри ощущала себя полной дурой.

Она позволила ему уйти, а своему сердцу велела заткнуться.

Мэри с Джуди сидели на деревянной скамейке на Риттенхаус-сквер. Воздух был прохладным, небо чистым. Аллею заполняли сотрудники офисов, которые пришли сюда перекусить. И все они наслаждались весенним днем — все, кроме Мэри.

— Так что ты об этом думаешь, Джуди? — Мэри старалась говорить потише, чтобы никто их не услышал. — Почему этот щербатый интересуется Амадео? Почему Фрэнк увольняет меня? И почему Джорно продал Амадео дом себе в убыток?

— Маршалл сказала, что журналист был отпадный, — жуя, произнесла Джуди. Сегодня она выглядела прилично — джинсовая юбка, белая майка, коричневые сандалии. Вот, правда, здоровенный сэндвич она уплетала совсем не по-женски — в отличие от Мэри, аккуратно ковырявшейся ложечкой в салате с тунцом.

— Ты не слышала, что я тебе рассказала? Ты хоть немножко волнуешься за меня? Что, если за мной следят?

— А свидание он тебе назначил?

Мэри чуть не подавилась:

— Не смеши меня. У нас была чисто деловая встреча.

— Ладно, ты, главное, не забудь, что сегодня у тебя свидание с моим приятелем Полом. Дай ему наконец показать себя.

— Не пойду я ни на какое свидание. Ты лучше скажи, что думаешь об «эскаладе» и обо всем остальном.

— Вот уж от этого свидания тебе отвертеться не удастся. Ты уже дважды отменяла встречу с Полом. — Джуди строго взглянула на нее. — Хорошо, многое ли ты рассказала журналисту? Не пришлось бы пожалеть потом об этом разговоре.

— Ну, главным образом, я рассказывала ему об Амадео, — ответила Мэри, которая и сама теперь не понимала, почему она выболтала Маку так много. Ей было жалко себя. Она сидела на скамейке, ссутулясь.

— О бельевой сушилке рассказала?

— Да.

— А о рисунках?

— И о рисунках рассказала. Он тоже не понимает, что они могут означать.

— А, так ты ему их даже показала?

— Я подумала, вдруг у него появится какая-то идея.

— Это просто каракули, как и сказал Кавуто. — Джуди, разумеется, видела кружки́ и тоже не смогла понять, что они изображают. — Ну хоть о локоне-то ты ему не говорила?

— Э-э-э, говорила.

Джуди застонала.

— А чтобы он статью тебе показал, прежде чем сдавать ее, попросила? Обычно это так и делается.

— Вообще-то нет. — Аппетит у нее пропал окончательно, и она закрыла пластиковую коробку с салатом. — Я понимаю. Наверное, я вела себя глупо, но мне так хотелось поговорить об Амадео. Ведь ничего же плохого не случится, если ему уделят немного внимания. Он это заслужил.

— Заслужил? — Джуди отложила сэндвич и повернулась к Мэри: — Мар, у тебя, по-моему, ум за разум зашел. Ты совершенно перестала понимать, что происходит вокруг. Ну посуди сама. «Эскалада» — машина очень популярная. Документы сорок второго года и должны были исчезнуть. Прыщавых мужиков на свете пруд пруди. А то, что в дом корейцев приходил именно твой, ты наверняка знать не можешь.

— А продажа дома?

— Может быть, Джорно хотел помочь Брандолини. Ты же говоришь, что у него полно было недвижимости.

— А почему Фрэнк меня увольняет?

— Да он уже устал от тебя! — выпалила Джуди.

Мэри почувствовала обиду. И целую минуту просидела молча.

— Прости, — вздохнула Джуди, нахмурившись. — Мар, обычно я принимаю твою сторону, но теперь обязана сказать, что ты теряешь контроль над собой. Лезешь в дом Брандолини, носишься с чьими-то волосами как с писаной торбой. У тебя же крыша скоро совсем съедет, — все больше распалялась Джуди. — Подумай о сегодняшнем свидании. Нужно как-то налаживать свою жизнь.

Уязвленная Мэри покачала головой. Не может она пока ничего налаживать.

— И не смотри на меня так. — Синие глаза Джуди сузились. — Что молчишь?

Мэри отвела взгляд в сторону.

— А знаешь, что сказал мне журналист?

— Что? — Джуди вытащила из сэндвича ломтик помидора.

— Он сказал, что мне стоит съездить в Монтану, в лагерь для интернированных. Лагерь еще цел, там теперь музей.

— Ты? В Монтану?

— Да. Вдруг я найду там могилу Амадео.

— В Монтану! Да ты же филадельфийка до мозга костей. Ты хоть знаешь, где она находится, Монтана-то?

— Где-то слева.

Джуди улыбнулась.

— Деньги у меня есть. Куплю билет на самолет.

На самом деле Мэри еще ни разу в самолет даже не заглядывала, что и составляло одну из трех страшных тайн всей ее жизни. Вторая была в том, что она не умеет плавать.

— Знаешь, если ты хочешь ехать в Монтану, значит, нужно ехать. Может, ты найдешь там то, что ищешь, и забудешь наконец о Брандолини. Поезжай. — Джуди помолчала. — Я тебе вот что скажу. Если ты поедешь, я избавлю тебя от хлопот, возьму опрос свидетелей Бенни на себя. А то она тебя точно уволит.

— Правда? — Мэри взглянула на Джуди и увидела, что та улыбается самой что ни на есть злодейской улыбкой.

— Но, разумеется, и тебе придется кое-что для меня сделать.

— Что? — спросила Мэри.

Впрочем, ответ она уже знала.

После обеда Мэри снова просматривала документы об интернированных итальянцах, все еще надеясь найти упоминания об Амадео. И еще она думала о поездке в Монтану.

До греческого ресторана «Дмитрий», расположенного в старом городе, Мэри доехала на такси, и ресторан ей этот сразу понравился. В маленьком зале стояли три ряда столиков, открытая жаровня наполняла воздух пряным ароматом рыбы. Мэри сидела за столиком, поглядывая поверх меню на мужчину, к которому пришла на свидание.

Его звали Пол Рестон. Волнистые русые волосы, глаза, уменьшенные близорукими очками в роговой оправе. Полные губы придавали его лицу слегка капризный вид, а одет он был в твидовый пиджак поверх английской рубашки. В общем, выглядел Пол куда более просто, чем предыдущий ее потенциальный ухажер, что, разумеется, затрудняло Мэри поиски его изъянов.

— Вы не будете возражать, если я сам предложу вам основное блюдо? — спросил он, едва взглянув на меню.

— Какое именно?

— Например, пеламиду. Но начал бы я с салата из авокадо.

— Что ж, звучит неплохо, — сказала Мэри и закрыла меню. Пусть Пол сам все закажет — тогда они смогут быстренько поесть и убраться отсюда.

— Вы, похоже, спешите.

Опля!

— Извините.

— Вам не за что извиняться. — Пол опустил меню на столик. — Джуди сказала мне, что вы ее лучшая подруга.

— В чем повинна, в том повинна.

Пол улыбнулся:

— А мы с Джуди вместе росли.

— Она и сейчас еще растет.

Он рассмеялся глубоким низким смехом. Пол был, похоже, ее ровесником, но производил впечатление человека куда более зрелого. Наверное, он и плавать умел.

— Джуди тревожится за вас.

— Я не знала, что вы с ней так близки.

— Мы не близки. Но должна же она была придумать оправдания для ваших отказов от встречи со мной. И сказала, что сегодня ей пришлось приставить к вашему виску пистолет, заключить с вами сделку.

Что ж, это верно.

— Мои отказы никак не связаны именно с вами. Просто у меня очень много работы.

— А еще она сказала, что о деле, которым вы заняты, разговаривать с вами не следует. — Пол улыбнулся. — Джуди считает, что вы одержимы и даже опасны.

Мэри покраснела:

— Похоже, вы получили обстоятельные инструкции. — Ну погоди, доберусь я до тебя. Голыми руками на куски разорву. — Хорошо, тогда вы расскажите о себе. Чем вы занимаетесь?

— Преподаю. Начал в сентябре, в Пенн-Стейте.

— Моя alma mater. Так вы там профессор?

— Да. Профессор Рестон, — поклонился Пол, до того величаво, что Мэри прыснула.

— Вам нравится преподавать?

— Очень. Это настоящее серьезное дело.

— Хорошо, когда человеку нравится его работа.

Мэри ее не нравилась — пока она не занялась Амадео.

— А как вам Филли? Скажите, что вам и он нравится.

— Нравится, — улыбнулся Пол. — Я, правда, не очень легко схожусь с людьми, но работаю над этим. Сегодняшний ужин — отличное начало. Превосходное.

Мэри забеспокоилась. Ей срочно нужно было невзлюбить Пола, а он ничем ей в этом не помогал. Какой незаботливый.

— А где вы живете?

— В нескольких кварталах отсюда. Снимаю дом, который мне предлагают купить. Я так и сделаю, если получу постоянное профессорское место.

Мэри улыбнулась. Пол тоже. Она отпила немного воды. Пламя горевшей на их столе свечи чуть трепетало. И Мэри почувствовала, что разговор с Полом не требует от нее никаких усилий.

— Ладно, сдаюсь, — улыбнулся Пол. — Расскажите мне о вашем деле. Джуди говорит, что вы очень увлечены им. Что пытаетесь постичь смысл каких-то каракуль и поклоняетесь чужим волосам.

— Ну, я даже не знаю, с чего начать.

— Начните с таинственных каракуль.

— Это рисунки, которые лежали в старом бумажнике. Бумажнике моего клиента. Он умер в 1942 году. Строго говоря, мой клиент — это фонд наследуемого имущества его сына, но я думаю об Амадео как о клиенте.

— Понятно, — сказал Пол. — И в чем загадка?

— Ну, я думаю, рисунки что-то значили для Амадео.

— А что изображено на этих рисунках? — Пол слегка наклонился к ней над столом. — Они случайно у вас не с собой?

— Нет.

— У вас с собой только локон?

— Да нет у меня никакого локона! — едва ли не рявкнула Мэри, но тут же поняла по улыбке Пола, что он шутил с ней.

Ладно, заносим в протокол: он ей нравится.

— Рисунки у меня на работе, — помолчав, сказала Мэри.

— Тогда давайте поужинаем, а потом отправимся туда и взглянем на них.

— Вы серьезно? — Мэри уже не могла остановиться. — Знаете, у меня есть идея получше. Вы очень голодны?

— Не очень.

— И я тоже. Поэтому давайте взглянем на рисунки, а уж потом и поужинаем. Вы не против?

Пол от души рассмеялся:

— Вот теперь я понимаю, о чем говорила Джуди.

А Мэри уже активно звала официантку.

Такси довезло их до офиса всего за пятнадцать минут. Они вошли в вестибюль, взяли пропуск для Пола и поднялись на лифте на нужный этаж. Двери лифта разъехались, Мэри вышла.

И замерла от того, что увидела.