Снова выпал снег; он покрыл внедорожники, качели и садовую мебель девственно-белым покрывалом. Послеполуденное небо было ясным, солнечным, ярко-синим, ветер — прохладным и свежим. Мороз как будто убил всех микробов — воздух казался Элен удивительно чистым, животворным. Она стояла на крыльце без куртки и дышала полной грудью. Она успела вымыть голову, почистить свитер, выстирать носки. И купить новые тапочки.

— Элен, мы можем подождать внутри. — Марсело вышел на крыльцо и встал справа от нее.

— Нет, давайте останемся здесь, — возразил отец, стоящий слева.

— Согласна, — поддержала его Барбара. Жена отца в красивом белом пальто тоже стояла на крыльце.

На порог вышли Конни с мужем Чаком.

— А меня, — заявила Конни, — даже дикими лошадьми не утащишь с этого крыльца!

Все улыбнулись, и шире всех — Элен. Настроение у нее было замечательное, несмотря на репортеров, телеведущих и фотографов, которые снова толпились на тротуаре у ее дома и на мостовой. С ними заговаривали, снимали их на фото и видео. Корреспонденты требовали у пятерых полицейских, прибывших для охраны, перегородить этот участок улицы и запретить проезжающим машинам останавливаться.

Марсело озадаченно улыбнулся.

— Позволь уточнить. Значит, мы остаемся на улице, несмотря на жуткий мороз?

— Совершенно верно, — хором ответили Элен с отцом и посмотрели друг на друга.

— Какие мы молодцы! — воскликнул отец, и Элен рассмеялась.

Марсело положил руку ей на плечо.

— А знаешь что? Мне это нравится.

— Вот и хорошо, — ответила она, прислоняясь к нему.

Вдруг слева показался черный седан, и Элен непроизвольно шагнула вперед, приложив руку к груди и унимая бешеное сердцебиение. Поравнявшись с толпой, седан притормозил. Фотографы нацелили на машину объективы своих камер. Водитель седана включил аварийку и остановился перед самым домом.

— Боже мой, — на ходу шептала Элен.

Журналисты рванули вперед, тыча в седан камерами и микрофонами. Дверцы распахнулись, со стороны водителя показался Билл, а с пассажирского сиденья поднялся Кьюсак. Их тут же осадили журналисты. Элен сбежала с крыльца и бросилась в самую гущу толпы. В следующий миг она услышала из середины тоненький голосок:

— Мама! Мамочка!

— Уилл! — закричала Элен. Она ничего не видела, потому что глаза застилали слезы. Она расталкивала репортеров локтями, пробиваясь к седану.

Билл отстегнул Уилла, сидевшего на заднем сиденье, и поверх голов обезумевших репортеров передал ей.

— Мамочка!!! — кричал Уилл, протягивая к ней руки.

Элен схватила его и крепко прижала к груди.

— Все хорошо, все хорошо, — повторяла она.

Уилл разрыдался, обвив ручонками ее шею. Не обращая внимания на вспышки камер и громкие вопросы, обращенные к ней, Элен посмотрела в лицо Биллу. Его лицо исказилось от боли.

— Может, зайдете? — спросила она.

— Нет, спасибо! — крикнул Билл и повел рукой в сторону Уилла. — Я купил ему новые кроссовки!

— Спасибо! — Элен снова стало его ужасно жалко. — Тогда… может, как-нибудь в другой раз?

— До свидания, — ответил Билл, бросив последний взгляд на Уилла и поворачиваясь к машине.

Элен направилась к крыльцу. Жалость к Биллу сменилась огромной радостью. Ей навстречу устремились Марсело, ее отец и Чак. Мужчины окружили их со всех сторон и повели к крыльцу. Наверху их поджидала распахнутая дверь. И вот она вошла в свой теплый, уютный дом.

Уилл спустился на пол только через полчаса, не раньше. Его то и дело передавали с рук на руки: мама, дедушка, дедушкина жена, Марсело, Конни, Чак и снова мама. Вскоре Уилл перестал плакать. Его обнимали, тискали, целовали, словно не веря, что он на самом деле жив, здоров и вернулся домой.

Впервые с тех пор, как Элен увидела ту белую листовку — как давно это было! — она почувствовала, что ее сердце успокоилось. Она отвела Уилла в гостиную. Она заметила: несмотря на то что их окружали только близкие, любящие люди, малыш почему-то хмурится. Он то и дело озирался кругом, не обращая внимания на зеленые ленты, зеленые воздушные шарики под потолком и даже на гору красиво завернутых подарков от всех счастливых родственников.

— В чем дело, милый? — спросила озадаченная Элен. Нагнувшись, она взъерошила сынишке волосы. Ей показалось, что она никогда не сможет оторваться от них.

— Мама, где Орео-Фигаро?

— А… Минуту назад он был здесь, — ответила Элен, оглядываясь.

В следующий миг они оба увидели кота. Орео-Фигаро сидел под столом. Он сбежал от шума и суеты. Наружу торчал только кончик хвоста, похожий на восклицательный знак.

— Вон он! — закричал Уилл, бросаясь к коту.

Кот метнулся в кухню.

Элен охнула и побежала за Уиллом, а за ней — все остальные. Что сейчас будет? Неизвестно, как поведет себя малыш, увидев кухню, где произошло столько всего страшного. Элен даже побывала на приеме у детского психолога. Тот посоветовал предоставить инициативу самому Уиллу. Пусть первый начнет расспрашивать ее о случившемся. Кроме того, психолог порекомендовал ей заново покрасить и обставить кухню. Элен от всей души надеялась, что Уиллу понравится. Малыш переступил порог кухни, и она затаила дыхание.

— Мама! — удивленно закричал Уилл. — Ты только посмотри!

— Мы приготовили тебе сюрприз. — Элен подошла к сынишке и погладила его по голове.

Они с Марсело все выходные трудились в кухне: положили ламинат, покрасили стены. Теперь ничто не напоминало о том, что здесь произошло двойное убийство. Проще всего оказалось выбрать новый цвет для стен, хотя сейчас, при ярком солнечном свете, создавалось впечатление, будто они в теплице. Элен сомневалась в том, что когда-нибудь привыкнет к ярко-зеленой кухне. Ну да, поживем — увидим!

— Мой любимый цвет! — воскликнул Уилл, хватая кота и целуя его. — Я люблю тебя, Орео-Фигаро!

— Я тоже тебя люблю, — ответила Элен «кошачьим» голосом.

Уилл засмеялся и поставил кота на пол.

— Можно мне теперь посмотреть подарки?

— Да, но сначала поцелуй меня. — Элен наклонилась, и Уилл обвил ее шею руками. Если она ожидала получить долгий поцелуй после разлуки, то ошибалась. К чему такие глупости, когда человека ждут подарки!

Уилл выбежал из кухни, и Элен крикнула ему вслед:

— Я люблю тебя!

— Я тебя тоже!

Элен открыла нижний шкафчик и вынула оттуда пакет для обрывков оберточной бумаги. Невольно она вспомнила, когда подходила к этому шкафчику в последний раз. Тогда она убила человека. Она повернулась к стене, по которой соскользнул вниз Мур, словно желая убедиться в том, что через краску не проступает кровь.

Крови не было. Зато перед ее глазами вдруг всплыло кое-что другое.

Словно ниоткуда, вынырнуло ужасное воспоминание. Мур сгибается пополам и сползает вниз по стене. Из глубокой раны на лбу хлещет струя ярко-алой крови. А на лице расплывается кривая улыбка…

Элен стояла на одном месте как громом пораженная. Она вспоминала ухмылку Мура. Скошенную вправо. Как у Уилла.

И как она раньше не обратила внимания? Ну да, она ведь не сомневалась в том, что отец Уилла Билл Брейверман. Но сейчас оказалось, что Билл мальчику не отец. Вдруг она вспомнила издевательские слова Мура:

Дорогой, твоя женушка вовсе не такая девочка-одуванчик, какой ты ее считал.

Элен в упор смотрела на ярко-зеленую стену и думала. То, что она поняла, не укладывалось в голове…

Билл не отец Уилла. Но она почти наверняка знает, кто был его отцом.