Это случилось примерно за месяц до зимних праздников. Однажды, после того как мы в школе позавтракали и уже вновь собирались засесть за свои занятия, бабка Лизиха неожиданно сказала:

— Заниматься сегодня больше не будем. Живо сдвигайте все столы к стенке, а стулья выносите в другую комнату.

Мы изумились: «Зачем это? Наверное, хочет убирать комнату к праздникам». Но спросить, конечно, никто не решился. Да и не всё ли равно? Главное, что учение на сегодня кончено, а это самое приятное! И мы с большим рвением принялись за работу. А сама Лизиха, сидя в сторонке на своём кресле, только руководила всем да изредка покрикивала:

— Борис, не сломай стула, неси осторожней, это тебе не мешок с мукой!.. Николай, зачем столько книг набрал?! Чтобы уронить всё? Держись у меня тогда!.. Митенька, не двигай этот стол, не надорвись, родной…

Но никто ничего не сломал, не уронил, Митенька не надорвался, всё обошлось благополучно. И через полчаса уже большая часть комнаты оказалась совсем свободной.

— Ну, теперь слушайте меня, — сказала Лизиха. — Скоро праздники. Вы все, наверное, пойдёте в гости, на ёлку. А что там будете делать?.. Ну, хоть гы? — Она ткнула пальцем в Бориса. — Что ты в гостях будешь делать?

— Не знаю, — засмущался тот.

— Как так не знаешь? Отвечай, а то худо будет! — прикрикнула Лизиха и потянулась к линейке.

— Пироги буду есть, — поспешно ответил Борис.

— Так всё время и будешь пироги лопать?

— И чай с конфетами пить, — добавил, улыбаясь, Боря.

— Потому ты такой и толстый, потому тебя линейкой и не пробьёшь, что всё время лопаешь… — оглушительно пояснила Лизиха. — Нет, ребята, в гостях не только лопать до упаду нужно, надо и развлекаться, надо уметь танцевать. Она сделала паузу и торжественно добавила: — Вот я вас сейчас и буду этому учить. Прежде всего мы разучим вальс. Ну, становитесь в пары. Каждый кавалер пусть выберет себе даму.

Мы стояли оцепенев.

— Ну, что же вы?

Никто не двинулся с места.

— Стесняетесь? Тогда я сама вам выберу. Борис, становись с Клавочкой. Николай, пригласи Ольгу. Юра, не прячься за дверь, бери в пару Соню…

В один миг все стали в пары. Ребят оказалось больше, чем девочек. Поэтому Лизиха велела оставшимся мальчикам стать в пары друг с другом.

Ах, как я позавидовал им! Я стоял рядом с Соней и чувствовал, что весь даже вспотел от страха перед предстоящим обучением. Танцевать я совсем не умел и очень стеснялся своей неловкости. А тут ещё нужно было при всех обнимать девочку и кружиться с ней по комнате. «Ну как ещё зацеплюсь за что-нибудь и упаду? — в ужасе думал я. — Уж лучше лишний час бы задачи решать, чем эта мука».

Расставив всех парами, Лизиха вошла в круг и немного приподняла юбку, из-под которой выглянули полосатые шерстяные чулки и стоптанные ночные туфли.

— Глядите на мои ноги! — приказала она. — Вальс танцуют в три такта. Раз — кавалер делает левой ногой шаг назад, два — приставляет другую ногу, три — плавный поворот на полкруга… Ну, девиц учить нечего, наверное, и так все умеют. Умеете?

Все девочки кивнули головами.

— Прекрасно. Начали!

Лизиха подошла к стоявшему в углу пианино и стала медленно наигрывать вальс «Лесная сказка», В это же время она громко считала:

— Раз, два, три… раз, два, три…

Мы сдвинулись с места и вразнобой, не в такт поползли вдоль стены.

От волнения и страха я уже не слышал ни музыки, ни счёта бабки Лизихи, а просто мелкими шажками семенил, вертясь вокруг самого себя. Соня делала что-то совсем другое и изо всех сил тянула меня куда-то вперёд. Я не поддавался. От напряжения Соня совсем запыхалась, раскраснелась, и у неё даже капельки пота выступили на лбу.

Я чувствовал, что с непривычки голова у меня начинает кружиться. «Сейчас наскочу на дверь и упаду! — в ужасе подумал я. — Господи, помоги, чтобы не упасть!»

Но в этот критический для меня момент вдруг раздался плачущий голос Клавочки:

— Борька, да что ж ты делаешь?! Лизиха оборвала музыку:

— Что такое? Что он делает?

— Все ноги мне истоптал! — сквозь слезы пробормотала Клава.

— Борис, ты что безобразничаешь?! — сурово прикрикнула бабка Лизиха.

— Я не безобразничаю, — тоже чуть не плача, отозвался Борис. — Я не умею танцевать. Лучше уж высеките, только отпустите.

— Высечь я тебя и так высеку! — сурово заявила Лизиха. — А танцевать ты у меня всё равно будешь.

— Ой, господи! — заплакала Клава. — Дайте хоть немножко ногам отдохнуть.

— Успокойся, — ответила бабка Лизиха, — больше тебя с ним танцевать не заставлю. Потанцуй теперь с Серёжей, а с Борькой я сама буду.

Она встала из-за пианино:

— Ольга, умеешь вальс играть?

— Я только один — «Две собачки»-умею.

— Ну, собачки так собачки. Только играй помедленнее. Борис, ко мне! приказала она.

— Не могу я, — засопел Борис, — у меня живот заболел.

— Это от пирогов, а не от танцев, — пояснила Лизиха. — Потанцуешь, всё внутри утрясётся и пройдёт. Иди, иди сюда, становись вот так… Теперь обними меня за талию.

— За какую? — забормотал Борис.

— Дурак! — Лизиха схватила Борькину руку и обвила ею вокруг своего необъятного туловища. — Вот это и есть у женщин талия. А теперь начали! Ольга, играй: раз, два, три… раз, два, три…

Мы снова задвигались. Но теперь двигаться было уже не так страшно никто ни за чем не следил, всё внимание было обращено на первую танцующую пару.

Я смотрел на Лизиху и Бориса и вспоминал, как к нам в Чернь один раз приехал балаган. Там, среди прочих номеров, был тоже танец. Под шарманку танцевали медведица с поросёнком. Теперь Лизиха с Борисом очень походили на ту самую танцующую пару. Оба были толстые, оба красные от напряжения. У Бориса на лице написан ужас, а у Лизихи такое выражение, будто она его сейчас съест.

— Раз, два, три… Раз, два, три… Борька, шевели ногами, а то выпорю!

— Я же шевелю.

— Не в такт шевелишь.

— Я не знаю, что вам от меня нужно. Отпустите бога ради!

— А вот сейчас узнаешь…

Лизиха правой рукой привычно взялась за Борькино ухо:

— Я тебя в такт буду подёргивать, сразу поймёшь. Ну, сначала: раз, два, три… раз, два, три…

Необыкновенный танец продолжался. Проползая мимо дверей, я ненароком взглянул в них и сразу остановился. В дверях, широко раскрыв от изумления рот, стояла мама.

— Мамочка! — бросился я к ней, оставив в одиночестве свою даму.

Все обернулись в нашу сторону.

— А, Надежда Николавна к нам пришла! — отпуская Борькино ухо, воскликнула Лизиха и поспешила к маме. — А мы, видите, к праздникам готовимся, вальс разучиваем, — пояснила она маме, которая никак не могла оправиться от изумления.

Мама обняла бабку Лизиху:

— Дорогая моя, ну, вы просто необыкновенная! Как вас на всё хватает — и уроки, и танцы!..

— Хватает. Пока, бог милостив, на всё хватает. Только они вот не ценят меня, даже сердятся за то, что я их уму-разуму обучаю. Вот Борюшка никак танцевать не хочет. Я уж его шутя за ушко водила.

— Да, да, шутя! — проворчал со своего места Борис, трогая красное и распухшее, как лопух, левое ухо.

— Ты что там, Боренька, говоришь? — ласково и в то же время значительно переспросила бабка Лизиха.

— Я ничего не говорю! — сурово буркнул он.

— Не говоришь, ну, значит, мне так показалось. — И Лизиха продолжала рассказывать маме о том, что у детей надо воспитывать не только ум, но и чувства, нужно развивать ловкость и грацию.

Мама со вниманием слушала и кивала в знак одобрения.

Приход мамы нас всех очень выручил, так как танцев в этот день больше не было и мы, быстро поставив на место столы и стулья, разошлись по домам.

Придя домой, мама с восторгом начала рассказывать Михалычу, какая Елизавета Александровна удивительная женщина, что она нас не только наукам обучает, но даже сама лично учит танцевать.

— Сама?! Танцевать?! — изумился Михалыч, — И сама тоже танцует?

— Ну да, конечно.

Михалыч расхохотался:

— Дорого бы я дал — посмотреть на это зрелище! Мама, не выдержав, тоже улыбнулась:

— И ты знаешь, с кем она танцевала в паре?

— С кем? Со своим дедом, что ли?

— Нет, что ты, что ты! Он ведь церковный староста. Какие же с ним танцы. С внуком, с Борисом. Михалыч снова расхохотался:

— Это с тем, кого вожжами порола?

— Вот именно. Да еще как танцевала! Он её за талию держит, а она его за ухо.

— Ой, умру, ой, умру!.. — хохотал Михалыч, так что слезы выступили из глаз. — А линейка-то в такт по заду не подшлёпывала?

— Нет, линейки я не заметила, — тоже смеясь, отвечала мама.

Идея выучить нас танцевать крепко засела в голове нашей наставницы. Ещё хуже было то, что Лизиха решила перенести эти уроки на воскресные дни и тем самым лишила нас последнего отдыха.

Но, к нашему счастью, уроки танцев вскоре закончились, и притом совершенно неожиданно, раз и навсегда.

Помню, мы, так и не освоив вальса, приступили к изучению краковяка. И вот в самый разгар танца, когда всё кругом походило на шабаш ведьм на Лысой горе, входная дверь вдруг отворилась, и в комнату вошёл сам Иван Андреевич.

Как раз в это время Елизавета Александровна, приподняв юбку, показывала нам какое-то па.

Иван Андреевич так и остолбенел на месте. Мы все тоже замерли.

— Это что же такое значит? — послышался в тишине его негромкий суровый голос.

— Это… это… дедушка, я ребяток танцевать учу, — робко и конфузливо заговорила Лизиха.

— Ребяток, танцевать? Так, так. — Он помолчал и потом всё так же тихо, не повышая голоса, добавил: — Ну вот что, Елизавета Александровна, мой дом не для того, чтобы в нём плясать. Я его не для плясок построил. Хотят ребята дурачиться, пусть на двор идут, а у меня в доме прошу больше этой комедии не устраивать! — И он, повернувшись, пошёл к себе в спальню.

Тут бабка Лизиха струхнула не меньше нас самих.

— Дедушка не в духе, дедушка сердится! — залепетала она. — Расставьте мебель и расходитесь с богом, только потихоньку, не шумите.

Мы оделись и вышли из дома.

— Вот деду-то спасибо! — с облегчением вздохнул Борис. — А то бы она до праздников всё ухо мне напрочь оторвала.

Больше танцам нас ни разу не обучали.