Известие о подготовке дивизии к ненужной нашему народу афганской войне застало меня в Минске на сборе, вернее, я об этом по одному мне известному признаку догадался. В Минск поезд прибыл рано утром, около восьми часов, и до вечера у меня оставалось много свободного время. Немного побродил по привокзальной площади, и мне в голову пришла мысль по горсправке отыскать друга детства, Леонида, а вдобавок еще и родню. Его младший брат Василий был женат на моей сестре. Получил адрес и без проблем нашел дом, поднялся на третий этаж и нажал на кнопку звонка. Было воскресенье. Слышу из-за двери женский голос: «Кто там?» — «Валентина, открывай, свои», — но на всякий случай представляюсь. Звякнули замки, открывается дверь, на пороге стоит жена друга. «Привет, проходи», — и пропускает меня в квартиру. «А где хозяин?» — спрашиваю у нее. — «Да еще дрыхнет в постели». — «Да не сплю я, — раздается из спальни недовольный голос хозяина. — Мишаня, это ты?» — «Да, это я, Леня». Обнялись, помяли друг друга. «Сколько лет мы не виделись?» — спросил он у меня. «Да лет двенадцать». Говорили о многом и долго. Друга интересовала моя служба. Задал вопрос и я: «Знаешь ли ты учебный центр Уручье?» — «Конечно, — ответил он. — Уручье недалеко от нас. Туда надо ехать на автобусе. Слушай, Миша, а я тебя провожу, так что не беспокойся». Леонид, как и обещал, проводил меня до самой проходной, там распрощались. Дежурный офицер записал меня в общий список участников сбора и рассказал, как пройти к спальному помещению, где размещается столовая, и порядок ее работы. В спальном помещении у двух капитанов я приметил в петлицах десантные эмблемы. Подошел к ним. Познакомились, один из них оказался начальником разведки бригады из Бреста, другой был из бригады спецназа. Мы по неписаному десантному закону стали держаться друг друга. Вместе обошли учебные классы, единодушно решили: здесь есть на что посмотреть и чему поучиться, зашли в столовую, поужинали. Потом ребята ушли смотреть фильм, а я — в спальное помещение. Народу собралось уже много, тихо беседовали по поводу предстоящих занятий. По разговору чувствовалось, что некоторые здесь не первый раз. Из ленинской комнаты доносился шум — по телевизору показывали хоккей. Во время нашего разговора в расположение зашел кто-то из офицеров разведуправления и громко спросил: «Скрынников есть?» — «Да», — ответил я. «Михаил Федорович, зайдите в кабинет руководителя сбора». Захожу в кабинет, приветствую подполковника. Он говорит, что несколько минут назад звонил оперативный дежурный по вашей дивизии и передал приказ комдива срочно вернуться в дивизию. «Это у нас впервые, когда отзывают со сбора, который еще не начинался», — продолжал подполковник. «Возможно, из-за Афганистана меня возвращают, — произнес я. — Подскажите, как быстрее добраться до Витебска?» — «Только автобусом. Первый поезд на Витебск по расписанию утром. Автобусы отправляются через каждые два часа».

Это меня вполне устраивало. На дежурной машине меня отправили на автовокзал, а утром уже был в штабе дивизии. Когда я увидел в штабе переодетых для работы в поле офицеров, мое предположение подтвердилось на все сто процентов. Зашел в свой рабочий кабинет, а там полнейший бардак и ни одного подчиненного. Расстроенный вышел в коридор и столкнулся с Петряковым. «Заходи в кабинет. Ну что, думал спрятаться в лесах от Афганистана? — пошутил он. — Ты с собой какие-нибудь записи по нашему бывшему театру военных действий прихватил?» — «Конечно, кое-что имеется», — ответил я начальнику штаба. «Надо для офицеров подготовить и провести занятие по оперативному оборудованию и вооруженным силам Афганистана, они, кроме Западного театра, ни хрена не знают. Дивизия на этот час находится на аэродромах взлета, связь только по аэродромной сети. Твои разведчики тоже на аэродромах, но связи с ними нет. Давай, сам готовься к вылету». — «А где Шеметило и Калашников?» — спросил у Петрякова. «Да где-то в штабе, — ответил он. — Словом, нас ждет возвращение в Среднюю Азию, почти откуда приехали, туда и улетим», — добавил он. Я приступил к подготовке занятия. Стали подходить мои офицеры. «Почему в кабинете бардак?» — спросил у них. «Так ведь улетаем в Афганистан», — ответили они.

Занятие для офицеров было полезным, многие из них впервые узнали о вооруженных силах, о быте афганцев. Через несколько дней дивизия совершила перелет ближе к границе Афганистана и замерла в ожидании броска. Оперативная группа приземлилась на аэродроме Балхаш. Офицеры оружие оставляли в кабине самолета. Начальник особого отдела дивизии подполковник Буйнов со своими нукерами собирал наши автоматы и жаловался Рябченко, тот, естественно, журил нас. Одним словом, особист нас своими доносами заколебал, но мы все равно оружие продолжали оставлять в самолете.

Мы торчали на Балхаше около десяти суток, но времени зря не теряли. Солдаты тренировались в выгрузке боевой техники из самолетов, а заодно и подзаряжали аккумуляторы батарей боевых машин. Погода в это время года была противная, постоянно дул холодный, пронзительный ветер. Однажды после обеда последовала команда: «На взлет». Армада военно-транспортной авиации с десантниками на борту перелетела афганскую границу, но с нашим самолетом произошла какая-то заминка по вине афганского диспетчера. Над Кабулом наш самолет развернули и отправили обратно на Балхаш. Костылев на аэродроме на местное руководство выпустил пар, и только ночью нам разрешили взлет. На аэродроме Кабул самолет приземлился ранним утром.

Вторжение в Кабул началось 25 декабря. Первым ранним утром на аэродром приземлился батальон Алиева из ферганского полка. Утро, как назло, выдалось промозглое и сырое. Самолеты «Ан-12» один за другим совершали посадку на бетонку, не выключая двигателей, освобождались от десантников, боевых машин и тут же взлетали, давая возможность приземляться другим самолетам. В такой ситуации, как правило, обстановка в городе, да и на самом аэродроме, была для десантников совсем неясная, по крайней мере первое время. Да по-другому и быть не должно, десантники же не у себя дома, и, тем более, им высадку никто не обеспечивал. На аэродроме батальон встречали всего несколько офицеров, старшим был начальник разведки ВДВ полковник Кукушкин. У него, как у фронтовика, было свое видение всего происходящего. В тот момент, скорее всего, они выполняли роль наземной диспетчерской службы, показывая комбату место сосредоточения личного состава и направление выдвижения охранения. Афганцы, как и подобает восточным людям, настороженно и подозрительно наблюдали за действиями десантников, молча сидели на корточках, исподлобья поглядывая на нас. Правда, надо отдать должное и десантникам, особой симпатии они к афганцам тоже не испытывали. Тем не менее, по данным разведки, в самом городе было полно войск, а как они могут отреагировать на выгрузку и концентрацию солдат другого государства? Ведь любой чужой солдат для афганца — враг. По замыслу вторжения, кабульский аэродром был основным для приема Витебской дивизии, но перед тем как организовать прием войск, надо организовать охрану и оборону аэродрома хотя бы на главных направлениях выдвижения афганских подразделений. На аэродром Баграм планировалась посадка и выгрузка одного из полков дивизии. На западе Кабула дислоцировались части пехотной дивизии. В районе Пули-Хумри два военных городка танковых бригад. На день высадки эти войска составляли серьезную угрозу десантникам, несмотря на то что во всех частях были наши военные советники, все равно было сомнение, а как поведут себя командиры частей, получив сигнал сверху? Одним словом, у наших военачальников было больше вопросов, чем ответов. По словам Кукушкина, моментов серьезной тревоги было достаточно и при выгрузке батальона Алиева. Самолеты продолжали разгружаться. Десантники были одеты по зимнему варианту, с оружием и полными рюкзаками боеприпасов. Все это, естественно, мешало выполнению работы. На аэродроме сплошной самолетный гул, мешающий подавать команды. В это время из Пагманской долины в сторону аэродрома стал наползать не плотный, но все же туман, который ограничивал наблюдение. Кому-то из офицеров показалось, что в нескольких километрах западнее аэродрома неясно просматриваются силуэты коробок. Рассмотреть все это мешала мерзопакостная погода в Кабульской чаше. Да это же танки, сказал кто-то. Тревожно вглядываемся в туманный горизонт, который надвигается из Пагманской долины. Среди посадок деревьев стали просматриваться какие-то кучи земли. И, правда говорят, у страха глаза велики. На сердце отлегло. Если бы это действительно были танки, нам бы в этот момент пришлось совсем хреново. Ведь все нутро боевых машин было напичкано солдатскими пожитками. С матерком приказываю выбрасывать на полосу из боевых машин свои пожитки и указываю рубежи, на какие нужно выходить для прикрытия аэродрома. Принесли бинокль, пришлось внимательно рассмотреть эти злополучные земляные кучи. Сейчас показалось, что идут танки, а могут и реальные танки появиться. Разумеется, люди понимали ту задачу, которую им предстояло выполнять, и изо всех сил старались. В данной ситуации на высоте оказались Алиев и его офицеры. В рабочей суете незаметно прошел день. Осмотрелся кругом, вроде бы все готово к приему основного десанта. Ну что ж, будем ждать. Время в таком режиме ожидания тянется медленно.

Первые самолеты Витебской дивизии стали приземляться около семи вечера. А здесь еще как назло начался снег, что редко бывает в Кабульской чаше. Афганцы, наверное, радовались, так вам и надо, неверные, Аллах с нами. Снегопад тем временем здорово затруднял прием и разгрузку самолетов. В первой группе прибыло шесть самолетов, а где седьмой, заблудился, что ли? Стали ждать, на связь экипаж не выходит. Стали теряться в догадках. Совсем не хотелось в плохое верить. Тем не менее трагедия произошла. То ли эшелон полета самолета был ниже, то ли во время снегопада он немного изменил курс и на крейсерской скорости врезался в вершину горы. На борту самолета «Ил-76» кроме экипажа находилось тридцать семь десантников из роты материально-технического обеспечения 350-го полка, которым командовал подполковник Шпак. Погибли все. Это были первые потери десантников в необъявленной афганской войне. Мы очень болезненно переживали эту нелепую смерть наших боевых товарищей. Позднее все же провели расследование авиакатастрофы, которое показало, что действительно самолет зацепился за вершину горы в шестидесяти километрах от Кабула и взорвался. Говорили, что на аэродроме якобы даже видели сквозь идущий снег вспышку в горах.

К утру двадцать шестого декабря главные силы дивизии были переброшены в Афганистан на подготовленные ферганскими десантниками аэродромы Кабул и один полк — на Баграм. Операция планировалась на вечер следующего дня по сигналу «Шторм». А пока Кабул жил жизнью большого восточного города со своими заботами и проблемами, даже не подозревая о том, что через сутки шурави изменят их политическую жизнь и уничтожат ненавистный афганскому народу аминовский режим.

Работали духаны, на базарных прилавках, несмотря на то что стояла зима, было полно апельсинов, они оранжевыми горками заметно выделялись на фоне других продуктов. Духанщики бойко зазывали прохожих посетить их магазины, ну хотя бы одним глазом взглянуть на их товары, а потом, возможно, и сторгуемся. Ну а если заприметят европейца, оторвут рукава от пиджака, но затащат в свой магазин и будут часами показывать товар.

Нашими военачальниками для захвата были определены следующие объекты: резиденция Амина, которая находилась на южной окраине города, Генеральный штаб под руководством подполковника Якуба, полностью преданного Амину офицера, несколько зданий: министерства обороны, командования ВВС и ПВО около аэропорта и «Радио Кабула». Все эти объекты хорошо охранялись, и на легкую победу рассчитывать не приходилось.

Самолет, в котором находились генерал Костылев и офицеры оперативной группы дивизии, то ли по стечению обстоятельств, то ли по злому умыслу афганского диспетчера, вместо того чтобы приземлиться в составе передового отряда, приземлился в замыкании основных сил десанта. В одном самолете на войну двум генералам лететь нет смысла, если не сказать хуже. Пока мы с Костылевым летали туда-сюда, генерал Рябченко развернул полевой командный пункт дивизии и организовал прием личного состава. В Кабуле уже было светло. Выходя из самолета, я увидел Кукушкина, который что-то увлеченно объяснял Костылеву. Подойти не решался, остановился в стороне и стал ждать, пока освободится начальник разведки. Увидев груды материальных средств на обочине стоянок и рулежек, я ужаснулся: неужели это мы все с собой привезли? В это время из чрева самолета по трапу скатился «уазик» и остановился около генерала. Тот быстро сел в машину, хлопнул дверью и был таков. Кукушкин сказал, что генерал не в духах от того, что прилетел к шапочному разбору. На долгую беседу начальник со мной не был настроен, но все же кое-что рассказал. Он указал нам ориентир, и мы по аэродрому направились в сторону штаба дивизии.

На месте, где планировалось расположение штаба дивизии, царил беспорядок. Правда, штабная палатка со средствами связи была готова. Начальник связи Горовой и его помощник Литовцев уточняли связистам места, где им развернуть узел связи дивизии. Я подошел к связистам, спросил у них, есть ли телефонная связь с дивизионными разведчиками. «Обижаешь, начальник, на трубку и говори со своим командиром роты». — «Давай, Евгений Иосифович, трубку». Крутнул рукоятку полевого аппарата. На том конце провода мне ответил Комар и доложил, чем занимаются разведчики. Разумеется, это меня взбодрило, сказал спасибо связистам.

Остаток светлого дня был использован для того, чтобы наши военные советники, так называемые мушаверы, вместе с командирами полков и некоторыми командирами подразделений познакомились с маршрутами, которые ведут к объектам захвата, и на месте смогли изучить подступы к ним. К этому времени посольства США, да и других недружественных нам стран оживились, активизировали свою деятельность вокруг аэродрома и города в целом. Поэтому маскировка и осторожность при выезде в город даже на гражданских машинах соблюдались.

К вечеру уже стал вырисовываться палаточный городок штаба дивизии, соседних частей и подразделений. Поздно вечером нас пригласили на ужин. Кормили консервами. Отдыхали, кто как мог и кто на чем устроился, в основном на земле, но в палатках. Сон долго не приходил. Вставали, выходили на улицу покурить и подолгу вели разговоры между собой. Небо, несмотря на конец декабря, было звездное, но довольно прохладно, если не сказать, холодно.

Утром снова стали подъезжать мушаверы в своей, афганской, форме, еще какие-то важные персоны, но они были в штатском, и определить, кто из них военный, а кто гражданский, было невозможно. Весь оставшийся день штабная палатка напоминала муравейник, одни входили, другие выходили, и так целый день. Ближе к вечеру меня подозвал комдив: «Позвони в роту, пусть подготовят одну группу, которая будет сопровождать меня вечером по городу. Выезд по моей команде». Позвонил Комару, ротный капитан Пащенко еще не подъехал, он как бы считался в отпуске, и озадачил его поручением комдива. К этому времени мне уже стало известно от Костылева, что к вечеру должны быть подготовлены две разведгруппы, которые будут работать в ночных условиях. Район разведки, чтобы не было утечки информации, он доведет позднее. Бред какой-то, да и только, по поводу утечки информации, кому разведчики станут докладывать о задаче. С наступлением темноты гостей в лагере не стало, все как-то незаметно исчезли.

Костылев в штабную палатку пригласил Петрякова, меня, связиста и офицера-оператора для заполнения журнала боевых донесений. Наступила подозрительная тишина. Я боевую задачу знал в целом, а конкретно свои задачи знали только командиры полков и подразделений, которые должны работать на отдельных направлениях.

Около семи вечера, словно по команде, завелись боевые машины 350-го полка, самоходно-артиллерийского дивизиона, артиллерийского полка, и вся эта мощь из лагеря двинулась в сторону Кабула. Двинулся в сторону аэропорта и ферганский батальон капитана Алиева.

Одним словом, дивизия перешла к решительным действиям. Минут через тридцать в городе началась интенсивная стрельба, которая то затихала, то снова с еще большим ожесточением возобновлялась. Тысячи трассирующих пуль, рикошетируя от земли, взметнулась в темное небо в районе аэропорта. Зрелище красивое, но за ним были человеческие жизни как с одной стороны, так и с другой. Тем не менее раньше всех, за тридцать минут до общего сигнала «Шторм-333», в район разведки убыли две разведгруппы дивизионной роты. Разведку вели по-боевому, в ночных условиях, на чужой местности. Одну группу возглавлял лейтенант Ленцов, другую — лейтенант Марченко. Офицеры обладали высокой профессиональной и физической подготовкой. Они должны были своевременно вскрыть выдвижение афганских танков к городу с восточного направления.

В районе аэропорта стрельба стала утихать, через некоторое время совсем прекратилась, но в это время в городе заухала артиллерия, и на фоне ночного неба видны были сполохи выстрелов и разрывов. Потом все внезапно прекратилось. Только изредка со стороны города доносились одиночные выстрелы из стрелкового оружия.

Мой самоходный дивизион должен был выйти на танкоопасное направление, занять выгодный рубеж, насколько позволяла темнота, а в случае появления танков открыть огонь на поражение и не позволить им войти в город. Дивизион вышел в указанный район и занял позиции, но по закону подлости в ответственный момент, когда везде шла стрельба и вокруг все сверкало и грохотало, связь с дивизионом внезапно прервалась. Костылев заволновался, еще бы, в такой ситуации не только заволнуешься, завоешь от бессилия. Он потребовал связь с дивизионом незамедлительно восстановить. Выполнение задачи возложили на меня. Пока выезжал из территории аэропорта, пропала связь с ротой. Снова выручил бывший подчиненный, капитан Алиев. Пришлось его штабную машину использовать как ретранслятор и поддерживать связь с ротой. Еду дальше, около «Радио Кабула» моя боевая машина была встречена афганским танком, который охранял это здание, но ему не суждено было первому открыть огонь. Разведчики Попова из Ферганы, которые захватывали и брали под контроль этот объект, первыми влепили ему «муху» под башню, и он, бедолага, загорелся, а через несколько минут танк стал похож на ржавую консервную банку. От выстрела и взрыва в американском посольстве начался переполох, оно было рядышком с «Радио Кабула». Поблагодарив своих разведчиков по бывшей 105-й дивизии, продолжил путь за город, где, по нашим сведениям, и должен быть дивизион. Через некоторое время в непроглядной темноте все же нашел то, что искал. Отругал старого командира, подполковника Барановского. Он в ответ стал оправдываться, противотанковый рубеж мы заняли строго в указанное приказом время, все внимание обращали в темноту, откуда должны были появиться танки, в такой ситуации было не до связи.

На рассвете возвращался к себе в штаб. Несмотря на ранний час, в городе много народа. В штабе полнейший покой, ни души, после тревожной ночи все отдыхали, только вокруг палаток маячили фигуры часовых. Зашел в штабную палатку, уточнил обстановку. «Ждем приезда командира», — сказал оперативный дежурный. «Ладно, пока нет командира, пойду в роту, если что, звони, буду там», — сказал я. В роте разведчики после ночной работы приводили себя и технику в порядок. Пока еще не вернулись парни, которые сопровождали комдива, Комар собрал офицеров, которые были в разведке. Вот они мне подробно доложили о выполнении задания. Потерь в группах не было. Зазвонил телефон, Комар поднял трубку через секунду, говорит мне: «В штаб вернулся комдив». В это время послышался шум двигателей боевых машин, ротный вышел из палатки. Оказалось, вернулась группа Чернеги, которая сопровождала ночью комдива по городу. Это меня, как начальника, вполне успокаивало, и я направился в штаб. С приездом Рябченко лагерь оживился, кругом стали слышны разговоры разного толка. Комдив нам намекнул: «Ну что, задачу правительства выполнили успешно. Правда, потерь, к большому сожалению, избежать не удалось. Пока будем потихоньку собираться домой, но это мое соображение», — добавил он. После беседы с комдивом настроение, несмотря на большую усталость, было приподнятое. Да и солнышко стало припекать, приятнее было находиться на свежем воздухе и даже пришлось снять десантную куртку. Офицеры, которые были в свое время участниками чехословацких событий, прямо сказали, по сравнению с Чехословакией это настоящая дыра, и нам надо отсюда быстрее убираться.

Тем не менее проходили дни, недели, а мы, десантники, по-прежнему продолжали оставаться в Афганистане заложниками непродуманной политики. Слухи среди десантников о выводе дивизии стали постепенно затихать. Настал день, когда комдиву надо было принять решение. По-настоящему обустроить дивизию, создать более или менее человеческие условия для жизни личного состава в полевых условиях. Дивизионные разведчики тоже оборудовали свой палаточный городок, на фоне других он смотрелся намного лучше. Прошла и первая кадровая ротация среди разведчиков за границей. Командир роты Пащенко был назначен командиром батальона в 317-й полк, к нему же в батальон на одну из парашютно-десантных рот убыл Чернега. Ротным стал Комар, а его заместителем Ленцов. Коллективом офицеров и прапорщиков я остался доволен, а тем более их профессиональной подготовкой. С этим., коллективом на протяжении всего моего пребывания за) границей мы жили дружно, то ли в повседневной жизни, то ли при выполнении боевых задач по уничтожению банд мятежников.

В этом году зима в Кабуле выдалась снежная и морозная. По этому поводу мулла говорил, что это наказание неверных аллахом за то, что приперлись в нашу страну, а дехкане говорили, снега много к хорошему урожаю. И они оказались правы. Нам необходимо было придумать, как и чем обогревать палатки? Выход нашли. В Витебске стали делать примитивные печи из металлических труб, а материалом для топки была солярка. Солдаты этим печам придумали интересное название «Поларис», подобие американских ракет. Это название иногда приводило в замешательство радиоперехватчиков иностранных спецслужб, когда из Витебска радировали об отправке новой партии печей. Позднее их стали заменять на фабричные, но это произошло только к следующей зиме. Особых хлопот самодельные печи нам не доставляли. Правда, отдельные случаи возгорания все же отмечались в палаточных городках дивизии, но без серьезных последствий.

К концу января в Кабул из Москвы зачастили военные чиновники высокого ранга. Иногда с нами беседовали, но их беседы нам настроение не поднимали, а сводились к одному: мы здесь как бы на обычных крупных маневрах. Так почему тогда по нашим позициям и солдатам стреляют не холостыми патронами, а боевыми, спрашивали мы у них? Вразумительного ответа так и не услышали. К этому времени в армейских разведсводках уже отмечались случаи обстрела наших постов и позиций, а в провинции Баглан кавалерийская банда попыталась напасть на позицию мотострелковой роты, душманы просчитались и попали под плотный пулеметный огонь. В Кабуле была обстреляна машина, в которой находился офицер-политработник нашей дивизии. Нападающим удалось скрыться. Капитан Вовк был смертельно ранен. Вот так уже с первого месяца пребывания за бугром наших войск начинала складываться обстановка, а нас высокие военные чиновники пытались успокоить.

В дивизию прилетел командующий ВДВ генерал-полковник Сухоруков, чтобы воочию увидеть, как обустроен наш быт, какое настроение офицеров и солдат. Его, как командующего, интересовала организация взаимодействия с создаваемой 40-й армией и непосредственно с командующим армией, генерал-лейтенантом Тухариновым. В беседе с нами Сухоруков нового ничего не сказал, но врать не стал и намекнул, что мы остаемся в этой стране надолго. Он сам прекрасно понимал, что его разговор настроения нам не добавил, но принятого решения наверху он отменить не мог, и мы должны были смириться и настраивать себя на самое худшее, что могло нас ожидать в этой захолустной стране.

На следующее утро в сопровождении разведчиков он убыл к командующему 40-й армией. Штаб временно находился в одном из роскошных особняков в центре города. Резиденция Амина, а там планировалось разместить штаб армии, после ожесточенного штурма находилась на ремонте. Я даже и не предполагал, что сегодня лично встречу Тухаринова. Сразу же после убытия Сухорукова в город на его имя прибыла очень срочная и важная телеграмма. Рябченко шумит: «Где начальник разведки?» Захожу к нему в палатку. Комдив мне вручает конверт: «Давай пулей в город, передай этот конверт командующему. Только не передавай через кого-то, а лично в руки». — «Понял вас».

Дня через два в Кабул нагрянул Соколов, заместитель министра обороны, со своей многочисленной свитой и внес ясность относительно нашего нахождения в Афганистане. Информация, которая исходила от оперативной группы Минобороны, была следующего содержания: вся группировка советских войск, в том числе и десантники, остаются в Афганистане надолго. Такая новость нас очень огорчила. В разговорах между собой мы здорово ругали наше родное правительство за его ошибочное решение. Ни доблести, ни боевой славы от такой войны нашей могучей и непобедимой армии не прибавлялось. Нет сомнения в том, что войска прибыли с одной целью — навести порядок в этой стране, не участвуя в боевых действиях, а, освободив афганскую армию от охранных действий, дать ей возможность воевать с оппозицией. Правда, к этому времени армия была близка к деморализации и выполнить в полном объеме те задачи, которые ей предписывались, уже не могла.

Оперативная группа со штабом армии наметила порядок дальнейшего пребывания войск в Афганистане. Во-первых, утвердили зоны ответственности дивизий, бригад и отдельных полков. Все соединения и части армии разместились гарнизонами в крупных городах провинции Афганистана. Второе, они стали думать о том, как остановить приток оружия из-за границы, особенно из Пакистана. Хотя, по большому счету, оружие из-за границы поступало и до нашего вторжения. Правда, сегодня его поток значительно увеличился, поэтому и нужно было поспешно предпринять меры по пресечению его поступления в страну. Решили минировать тропы, по которым идут караваны с оружием. Для этого привлекли саперов-десантников. После первых бомбежек и минирования троп проход караванов на некоторое время прекратился. Но только на время. Затем местные жители нашли в горах другие тропы, и караваны снова двинулись в Афганистан. Саперы эти тропы снова стали бомбить и минировать.

В учет жертвы среди мирных жителей не брались, а они были. Так продолжалось до весны. Караванщики находили новые тропы, а мы бомбили и минировали. Конечно, положительный момент в этом был, но очень уж дорогостоящий, который не оправдывал поставленной цели. Руководил этой операцией генерал армии Ахромеев. Одним словом, от этой затеи позднее отказались. Ведь все тропы в горах, которые вели в Афганистан, не заминируешь и не разбомбишь. Да и мирные люди через границу по этим тропам шастают целыми днями. В-третьих, на мой взгляд, оперативная группа нанесла вред боеготовности нашей дивизии. По их «умному» указанию у комдива забрали три батальона, по одному от каждого парашютно-десантного полка, а это практически полк без подразделений усиления и обеспечения. Один батальон отправили в Шиндант к границе Ирана, где дислоцировалась 5-я мотострелковая дивизия. Второй — в Кандагар, там размещалась мотострелковая бригада, а третий — в провинцию Кунар на границу с Пакистаном. Естественно, пехотные командиры десантников бросали на выполнение самых тяжелых и ответственных задач. Дырки нами затыкали. На этом грабительские действия опергруппы в отношении десантников не закончились. Они отдали указание выделить тридцать боевых машин и отправить их в Кандагар для десантно-штурмового батальона. Вдобавок для своей охраны и сопровождения требовали непременно десантников, а еще лучше разведчиков. В группе было полно генералов армии, был один маршал авиации Колдунов. На первых порах дивизионные разведчики занимались их охраной и сопровождением. Потихоньку я с согласия комдива разведчиков заменил на десантников парашютно-десантных рот, старики этой подмены и не заметили.

Военно-политическая обстановка в стране заметно осложнилась. В конце февраля в Кабуле оппозиция вывела народ на улицу. В течение двух дней в городе было не очень уютно. Правда, надо отдать должное правоохранительным органам, это выступление было жестоко подавлено. Как всегда, пострадали простые граждане, которые поддались на агитацию оппозиции. Среди них много было студентов. В дневное время в городе был обстрелян автомобиль коменданта. Водитель Денисенко смертельно ранен. Ночью в сторону боевого охранения была выпущена мина, которая разорвалась, не достигнув цели. Все эти случаи настораживали нас и наводили на мысль, что боевых действий не избежать.

По прошествии десятков лет, просматривая телевизионные передачи, связанные с Ираком и Афганистаном, становится все труднее сдерживать свои эмоции. Сразу вспоминаются годы, проведенные в той далекой стране. Тогда против нас ополчилось полмира, но главную роль играли США. В страну нескончаемым потоком шло оружие, военная амуниция, доллары, иностранные наемники и инструкторы. Несмотря на огромную помощь оппозиции из-за границы, наши солдаты держались стойко. Войска полностью контролировали свои зоны ответственности. Душманы себя вольготно не чувствовали, в том числе и Масхуд в своем ущелье.

В последних числах февраля 1980 года обстановка в стране резко обострилась, особенно в провинциях, находящихся в непосредственной близости с Пакистаном. Наиболее тяжелое положение сложилось в провинции Кунар. Горно-пехотный полк вышел из повиновения. Часть солдат разбежались по домам, основная часть полка перешла на сторону мятежников.

Военный городок полка размещался в Асмаре и прикрывал основное направление на Кабул. Дорога на Кабул осталась без прикрытия. В связи с создавшейся обстановкой в штабе армии была разработана операция по окружению и разоружению мятежного полка. Офицеры-операторы нарисовали красные стрелы на топографических картах, которые со всех сторон охватывали мятежный полк, а рядом, топографический знак — высадка воздушного десанта, даже было предусмотрено прикрытие наших подразделений со стороны Пакистана. Определены объекты, по которым удар нанесет боевая авиация. Жирно выделен маршрут, по которому будет выдвигаться из Джелалабада мотострелковый батальон, усиленный танковой ротой для совместных боевых действий с десантниками. План был готов, смотрелся он красочно и убедительно. Командование армии план операции тут же утвердило. На подготовку к операции было предусмотрено два дня. Это были нереальные и даже смешные сроки для подготовки десантников к бою. Тем более подготовка людей для боевых действий в горах, которые там никогда не были. В данной ситуации стоит отметить и беззубость Рябченко, который не возразил Тухаринову и не доказал ему, что отведенные сроки подготовки нереальны. Да и сама подготовка личного состава проходила в тени, без привлечения начальников служб дивизии. Петряков был старшим группировки десантников, а его заместителем — Шеметило. Вот они и крутились вместе с батальоном, готовя личный состав к действиям в горах. Эти двое и были единственными, кто бывал во время службы в ферганских горах. Во второй половине последнего дня подготовки к проведению боевой операции батальон 317-го полка вывезли на северную окраину аэродрома к горе Ходжа-Бурга. Личный состав поднялся до середины горы в ротных колоннах. Постепенно начали сгущаться сумерки. Последовала команда: «Стой», и уже в сумерках батальон спустился с горы. На этом занятия в горах закончились, люди затемно прибыли в расположение полка. После ужина дополучили необходимое количество боеприпасов, и личному составу разрешили отдыхать. Какие Сны ребята видели в эту ночь, им одним известно, но думаю, что тревожные. Они еще не предполагали, что Их ждет завтра. Многие думали, что это просто подготовка к ответственным учениям, некоторые позже в разговоре со мной так и скажут.

Настало утро. Завтрак. Построение батальона, где командиры еще раз должны убедиться в готовности своих подчиненных к боевым действиям. Связисты проверили связь. Вроде бы все готово к вылету. Для выполнения задачи привлекалось триста человек. Солдаты себя так и называли, нас всего было «триста спартанцев». Командовал батальоном майор Кустрье. Офицер большой отваги и мужества. Батальону был придан взвод полковой разведроты и отделение саперов. Последнее напутственное слово командира полка, и личный состав начинает посадку на автомобили для убытия на аэродром. На аэродроме около вертолетов их уже дожидались Петряков и Шеметило. Им тоже хочется перед отлетом что-то хорошее сказать личному составу. В это утро мы, офицеры, находясь около палаток штаба дивизии, видели, как более двух десятков вертолетов поднялись в воздух и взяли курс на восток. После завтрака я с дивизионными разведчиками убыл к горе Ходжа-Раваш на занятие, отрабатывали вопросы тактики действий в горах в комплексе с огневой подготовкой. Гора Ходжа-Раваш стала для разведчиков своеобразным полигоном, где они ежедневно оттачивали вопросы огневого соприкосновения в горах. Комар со временем занятия усложнял, и это шло только на пользу разведчикам. К обеду вернулся к себе в штаб и заглянул в палатку оперативного дежурного, чтобы поинтересоваться, как ведут себя в горах наши «триста спартанцев». В палатке за столом оперативного дежурного находился комдив. Он явно был не в настроении. Вдруг раздался телефонный звонок, и Рябченко вздрогнул, как будто боялся этого звонка. Проскуряков, оперативный дежурный, поднял трубку и тут же ее передал командиру дивизии. Лицо помрачнело. Тихонько спросил у оперативного: «Что-то случилось?» — «В горах идут боевые действия. Бой непредвиденный, тяжелый, исход не в нашу пользу. На этот час имеются погибшие и раненые», — ответил оперативный дежурный. «А где танки с пехотой?» — «На дороге, по которой они двигаются, много завалов, это затрудняет движение. Наши там дерутся с мятежниками один на один, а пехота пока помочь не может». В этот момент Рябченко положил трубку, молча посмотрел на меня. «Хреново дела складываются в районе боевых действий, разведчик», — сказал он.

На этот час уже больше десяти погибших. Комдив встал из-за стола и, выходя из палатки, на ходу бросил мне: «Скрынников, ты тоже оставайся здесь, вместе отслеживайте обстановку в горах». После ухода комдива в палатку зашел Соколов, замначальника оперативного отдела, и с ходу спросил: «Валера, где карта? Командир приказал боевые действия батальона нанести на карту. Давай сюда журнал боевых действий». Вместе стали домысливать, как могли складываться боевые действия после высадки из вертолетов.

Первое, в военном городке полка мятежники надежно не были подавлены ударами боевой авиации. Они разбежались по горам, а часть из них оказалась в непосредственной близости от площадки десантирования. Надо было одним ударом разнести городок в пух и прах. Бомбить с определенными интервалами всей боевой авиацией, которая имелась в распоряжении командующего армии. Непрерывное бомбометание не позволило бы афганцам убежать из городка.

Второе, в группировке десантников не были предусмотрены авианаводчики для вызова и управления боевыми вертолетами, и не только вертолетами. Авиаторы своевременно не подсказали, что надо иметь при себе авианаводчиков, а для командования дивизии это было новшеством. Вот и получилось, что важный вопрос начальство не решило, а расхлебывать пришлось вместе с кровью личному составу батальона.

Третье, не были доведены до десантников и мотострелков уточненные данные разведки, в том числе и данные инженерной разведки о состоянии дороги. Завалы на протяжении всего маршрута создавались не накануне операции, а намного раньше. В составе колонны мотострелков не было машин разграждения.

Четвертое, и не менее важное обстоятельство, — десантники Витебской дивизии не были обучены ведению боевых действий в горах.

В это время раздался звонок телефона закрытой связи, Проскуряков ответил и, взяв журнал, стал что-то записывать. Мы через плечо стали читать. Содержание нас не радовало, добавились потери, а пехота в район боевых действий еще не подошла. Запись переложили на карту. Мы увидели, что выполнение боевой задачи подходит к концу, но мы еще не знали, какой ценой это все давалось. Время близилось к вечеру, стало темнеть, мы подумали: а как там наши? Неожиданно зазвонил телефон. Оперативный сделал запись в журнале. Когда Рябченко прочитал содержание радиограммы, стал мрачнее тучи. Петряков доложил, что к исходу дня батальон задачу выполнил и сосредоточился около населенного пункта Шигал. К этому времени подошли мотострелки. Да, долго шла пехота на помощь десантникам. В течение всего светлого времени десантники самостоятельно без всякой поддержки выполняли задачу по уничтожению противника. Задачу батальон выполнил, но с большими потерями: тридцать три человека убиты, сержант Табаков без вести пропавший. Комдив несколько минут молчал, как бы собираясь с мыслями, потом дрожащим голосом попросил нас пока не разглашать эти цифры в штабе. И добавил: «Доложу командующему сам», — и, расстроенный, вышел из палатки. К утру в штабе был полный список погибших. Среди фамилий погибших я увидел фамилию своего разведчика, старшего сержанта Мироненко, заместителя командира разведвзвода полковой роты. Позвонил в полк Качанову и рассказал о случившемся. Утром на служебном совещании по инициативе комдива почтили память погибших десантников вставанием и минутным молчанием. Весь день непрерывно звонили телефоны закрытой связи. Со штаба ВДВ и армии многие пытались узнать подробности проведения операции и выяснить, почему такие большие потери. Командованию ВДВ и армии были отправлены телеграммы, в которых были указаны все подробности операции. Для дивизии это была большая трагедия. Дня через три из провинции Кунар батальон вернулся в расположение. Меня интересовали подробности операции и при каких обстоятельствах погиб разведчик Мироненко. Однако комдив нас, начальников служб, предупредил, чтобы сразу не лезли в душу к солдату со своими расспросами, а дали им некоторое время прийти в себя. Прошло еще несколько дней, позвонил Качанову и спросил у него, как состояние разведвзвода. «Нормальное, я уже с ними беседовал про действия в горах», — ответил Качанов. «Как погиб Мироненко?» — «Погиб как герой», — добавил Анатолий. «Меня тоже интересуют подробности», — продолжал я. «Подробный отчет о действиях разведгруппы, все схемы сегодня привезу в штаб дивизии». — «Хорошо, я тебя жду». После обеда я внимательно слушал рассказ Качанова. Как я уже и предполагал, мятежники не были подавлены в городках. С началом бомбежки они стали разбегаться, а часть из них оказалась в непосредственной близости от района высадки батальона. Вот эти разрозненные группы мятежников и стали сопротивляться десантникам у площадки высадки, а некоторые наиболее организованные сами нападали с тыла на десантников. Разведгруппа полка после уточнения задачи на местности начала движение в направлении населенного пункта Шигал. Мироненко был родом из Душанбе, ему приходилось бывать в горах. Группа незаметно для себя стала терять высоту, то есть уходить вниз по водоразделу. Так было идти проще и легче, но это было тактически неграмотно. Командиры вспомнили, хотя и с опозданием, что в горах побеждает тот, кто находится выше. Изначально неправильные действия батальона подтвердил и Петряков. Он видел, как батальон стремительно стал спускаться вниз по тропам, отдавая инициативу мятежникам. Много труда и нервов ему стоило, чтобы подправить тактику действия батальона. Первым это понял командир разведвзвода батальона лейтенант Богатиков. Его взвод выполнил боевую задачу практически без потерь, с одним раненым. При движении группы Мироненко, как и подобает заму, находился в замыкании. Через некоторое время разведгруппа неожиданно для дозорных столкнулась с большой группой мятежников. Пришлось принять бой, хотя противник был в более выгодном положении. Началась ожесточенная стрельба с обеих сторон. С соседней горы еще одна группа душманов стала заходить разведчикам в тыл. Ситуация стала осложняться. Парни поняли: мятежники хотят их окружить и уничтожить. Было принято решение оставить прикрытие и группе отойти к батальону, который выдвигался в их направлении. Мироненко сам вызвался прикрыть отход группы. Группа усилила огневое воздействие на противни-, ка и стала организованно отходить навстречу седьмой роте. Мироненко окинул местность и облегченно вздохнул: группа успела выйти из кольца окружения, он стал расстреливать мятежников, которые пытались его окружить. Он настолько увлекся боем, что забыл о том, что нужно отходить, и через несколько минут оказался в окружении. Сержант понял, в какую ситуацию попал, но не дрогнул. Только быстро сменил позицию и продолжал стрелять по душманам. В секунды затишья услышал за соседней горой интенсивную стрельбу. Идет подмога, подумал он, и короткими очередями, экономя боеприпасы, продолжал вести огонь по врагу. Боеприпасы закончились. Машинально пошарил в рюкзаке, нашел еще с десяток патронов россыпью. Быстро снарядил магазин. Душманы воспользовались паузой и сомкнули кольцо. Стрельба уже стала слышна и справа, и слева, и впереди. «Неужели так много здесь душманов, возможно, они все ушли из военного городка в горы», — подумал Александр. И даже забыл в этот момент подумать про подмогу. Только сейчас он стал более тщательно прицеливаться и вести огонь одиночными выстрелами. Он увидел, что один из душманов с колена прицеливается в него. Сержант выстрелил первым. Душман как-то неестественно взмахнул руками, обмяк и упал на камни, а вот еще один совсем рядом кому-то машет руками. Получи и ты, гад. Душман упал, дернулся несколько раз и застыл. «Ну ты и наглец, стоишь в полный рост, сейчас я тебя укорочу», — ругнулся Мироненко. Душман упал на обратный скат валуна, и в этот момент Александр почувствовал острый удар в бедро. Ранен, мелькнуло в голове, и он заскрежетал зубами от боли. Душманы, боясь попасть под прицельный огонь шурави, в нерешительности остановились на своих местах и даже перестали стрелять, возможно, обдумывая дальнейший план действий. Александр этой передышкой воспользовался, достал индивидуальный перевязочный пакет и, морщась от боли, поверх комбеза сделал себе перевязку. Со стороны седьмой роты стрельба становилась все ближе. Это несколько обрадовало сержанта, и он снова взял в руки автомат, выбрал цель, нажал на спусковой крючок, а выстрела не последовало. Ну вот и патронов нет, и помощь задерживается. На несколько мгновений он растерялся. «У меня же гранаты есть». Пригнулся к земле, стал выбирать цель, где больше душманов. Вон за тем камнем увидел человек трех, резко вскочил на колено и что есть силы метнул гранату за камень. Боль от бедра резко ударила по всему телу. Прижавшись к земле, несколько мгновений лежал неподвижно, пока немного утихнет боль. За камнем услышал глухой взрыв гранаты и крики раненых мятежников. Выдернул чеку из второй гранаты и стал выбирать следующую цель. Метнул гранату, и снова крики. Еще бросок гранатой, и результат снова достигает цели. Кругом слышны проклятия. Ну вот, осталась последняя «эфка», Саша посмотрел в сторону, откуда должны подойти свои. В какой-то момент на вершине ему показалось, что он увидел своих, они быстро приближаются. В этот момент оставшиеся в живых душманы с криком «аллах акбар» навалились на Александра, и в тот же миг раздался взрыв гранаты. Около шести окровавленных трупов мятежников остались рядом с телом разведчика. С вершины ближайшей горы действительно скатилась волна десантников, которые, на бегу строча из автоматов, уничтожили удирающих душманов, но Александр всего этого не видел и не слышал. Подбежавшие товарищи звали, тормошили, но он оставался неподвижным. Тем нё менее батальон, неся потери, успешно выполнял боевую задачу дня. В этом же бою сапер, старший сержант Чепик, повторил подвиг разведчика Мироненко. Оставшись один на один с толпой мятежников, сапер миной направленного действия взорвал себя и более десятка мятежников. Через несколько месяцев им обоим будет присвоено высокое звание Героя Советского Союза, посмертно.

Далее Качанов доложил, что все документы на старшего сержанта Мироненко подготовлены. Отправка тела на Родину будет по команде. Проститься с товарищем на аэродром прибудет весь личный состав роты. На этом наша беседа закончилась. Анатолий убыл к себе в полк, а я в дивизионную разведроту. Комар построил роту, до личного состава пришлось довести подробности геройской смерти Мироненко, их полкового сослуживца.

Кунарская операция стала началом боевых действий дивизии и десантников в целом против банд мятежников как в своей зоне ответственности, так и далеко за ее пределами. К весне банды в Афганистане стали расти, как грибы после дождя. Они в основном приходили с территории Пакистана, где в учебных лагерях под руководством иностранных инструкторов проходили подготовку, а затем с помощью проводников переходили границу Афганистана и далее направлялись в приграничные провинции и в глубь страны. Реже банды переходили границу со стороны Ирана. Вот с такими обученными бандами приходилось воевать и десантникам, и мотострелкам. Надо парням отдать должное, воевали они успешно, хотя на первых порах и не имели боевого опыта. Во время проведения боевых действий трусости и слабодушия среди разведчиков и десантников за более чем два года мне наблюдать не приходилось. На первых боевых операциях я, как и все, тоже волновался и переживал, но я еще, как начальник, волновался за жизнь своих разведчиков. Потому что морально наравне с командирами нес ответственность перед родителями за жизнь их сыновей.

Разведчиков у меня в подчинении было более двухсот человек. Это были отборные парни, лучшие из лучших десантников. С ними, не задумываясь, можно было идти в разведку. Вместе с ними не одну ночь пролежал в засадах, намотал не одну тысячу километров, совершая рейды по районам боевых действий, как в горах, так и в песках, и зимой, и летом, днем и ночью. Не зря они все были награждены орденами и медалями. Среди разведчиков были наименьшие боевые потери, несмотря на то что они выполняли самые сложные и ответственные задачи командования.

Разведка создана для боевого обеспечения войск, ведущих бой. Готовят их по несколько другой, чем парашютно-десантные подразделения, программе, и они могут выполнять важные задачи далеко от расположения своих войск. Безусловно, и все командиры независимо от должностей к подготовке и проведению боевой операции подходили взвешенно, определяли, что можно, а что нельзя, как лучше и с наименьшими потерями решить боевую задачу. Причем на первое место ставилась жизнь солдата.

Март и апрель разведчики выполняли задачи местного значения. Из штаба армии приходило распоряжение, в котором комдиву предписывалось в течение двух или трех суток в таком-то кишлаке разгромить исламский комитет и доложить об этом. Или в таком-то кишлаке с зеленой калиткой проживает председатель исламского комитета, его необходимо арестовать. Возможно, когда-то в этом кишлаке и был комитет и проживал его руководитель, но это было давно, а сейчас это может быть уже и неправдой. Предварительно всегда проводили разведку нужного объекта. К этому времени у меня уже четко вырисовывалась агентура в зоне ответственности и далее на север до самого Ваграма, а также в районах, где дислоцировались три наших батальона. В Чарикарской долине агентуру налаживал капитан Никифоров, начальник разведки ферганского полка, мой бывший подчиненный по 105-й Ферганской дивизии. Географию агентуры мы расширяли, привлекали к работе все более ответственных чиновников, в том числе партийных и милицейских. В течение всего моего времени нахождения в стране сбоев в нашей работе не было, мы научились с ними работать. Правда, некоторые офицеры с афганцами были грубы, это не приносило нужных результатов в работе, а наоборот, задевало их самолюбие, и они напрочь отказывались от сотрудничества. Если иногда нас что и подводило, так это качество армейской агентуры. Это стало походить на систему, особенно в первые месяцы ведения боевых действий. Мы жгли горючее, гоняли по бездорожью технику, а самое главное — мучили себя, людей, а результат нулевой. Наиболее точными и свежими разведданные были у партийцев и наших «товарищей», вот их данными перед подготовкой к боевым действиям мы и пользовались. Однажды на армейском совещании мне было предоставлено слово. Вот я и рассказал про эти агентурные разведданные и про нулевые результаты. На совещании присутствовал сам Соколов. После моего выступления в дивизию распоряжения стали приходить реже, но более достоверные. Начальник разведки армии генерал Дунец как-то мне в разговоре об этом напомнил, но без особой обиды. У меня с ним были хорошие служебные отношения. Он был родом из-под Чернигова, и меня почему-то всегда называл своим земляком. Кроме выполнения армейских распоряжений, дивизионные и полковые разведчики часто, в основном в ночное время, устраивали засады на возможных маршрутах движения мятежников в зоне ответственности дивизии. Пока хорошим результатом мы похвастаться не могли, но в целом наши ночные рейды навели шорох среди душманов. В зоне ответственности дивизии до самого лета было спокойно. В таком суматошном для меня темпе незаметно подходили майские праздники. Весна уже набирала силу. В предгорье можно было увидеть тюльпаны, но бутоны были еще не раскрыты. Вспоминалась площадка приземления Багиш под Ташкентом. В это время года там были целые плантации тюльпанов. Среди красного моря цветов встречались черные и желтые. Природа сама регулировала их появление. А вот здесь, в Кабульской чаше, все же было еще недостаточно тепла для цветения тюльпанов. Однако днем солнце припекало достаточно сильно, и мы самостоятельно перешли на летнюю форму одежды. Погода как бы настраивала на хороший лад, но как вспомнишь, что это не учение, а самая настоящая война и домой еще не скоро, так сразу настроение и портится.

В один из таких весенних дней комдив собрал нас, начальников служб, и рассказал, что армия спланировала нам операцию. Однако эта операция не предполагает боевые действия, мы должны помочь афганцам установить местную власть в одном горном уездном центре. Основная часть маршрута будет проходить в горных условиях. Дороги в горах в это время года сильно размыты, а в некоторых местах вообще затоплены. Далее комдив назвал состав нашей группировки и напомнил, чтобы мы готовили свои подразделения к этой операции. В заключение совещания спросил: «Вопросы есть?» — «Есть, товарищ генерал. А почему в горную распутицу нам спланировали проведение операции, разве время не терпит?» — «Скрынников, разрешаю по этому вопросу обратиться к командарму Тухаринову. Чуть было не забыл назвать день начала операции, — продолжил Рябченко. — Начинаем движение, — выдержал паузу, затем улыбнулся: — Первого мая». Ни хрена себе, в штабе армии, наверное, все ненормальные, что ли, подумали мы. После совещания все хором еще некоторое время продолжали возмущаться датой выхода. Пусть мы здесь в полевых условиях, но праздник есть праздник. Тем не менее на следующее утро я направился на авиабазу к начальнику разведки. Павлов, командир смешанной авиабазы, проводил с офицерами совещание, пришлось дожидаться окончания разбора полетов. В штабной палатке я решил все свои вопросы относительно проведения операции. Антонов, начальник разведки авиабазы, сказал, что фотосхемы маршрута в горах будут готовы дня через два. Действительно, авиаторы слов на ветер не бросают, и к указанному сроку у меня на руках была дешифрованная фотосхема всего маршрута. От города Котай-Ашрудо Бисхуда. Не успели оглянуться, как наступило Первое мая, начало операции. С утра в дивизии ожидали приезда Кобзона, который будет петь солдатам. Подготовили импровизированную трибуну, состоящую из двух автомобилей. Пел он много, но до конца концерт дослушать участникам операции не довелось. Ровно в двенадцать наша группировка тронулась по направлению на юг. В районе Котай-Ашру к нам присоединилось афганское подразделение. Их колонна больше напоминала цыганский табор, чем воинское подразделение.

Такой бардак в афганской армии был нормой. Если бы на них не было военной формы, можно было подумать, что это партизаны. Маршрут был очень тяжелым из-за дорожных условий. Дорога во многих местах была размыта, а в некоторых полностью затоплена. На протяжении всего маршрута работа была в основном у разведчиков и саперов. Саперы занимались дорогой, а разведчики их прикрывали.

В одном месте в горах разведчики обнаружили небольшой склад с продовольствием, без охраны. Хотели его уничтожить, а затем передумали и отдали афганским солдатам. К вечеру на перевале разведчики обнаружили группу душманов из семи человек, но до них было далеко, и комдив решил шугануть по ним огнем из вертолетов. Через какое-то время стало темно, и обследование результатов удара вертолетов перенесли на утро. Утром разведчики обследовали место расположения душманов. Кровищи кругом полно, но к утру своих душманы унесли. Духам все же крепко на орехи досталось. К обеду достигли указанного города, хотя городом эти развалины трудно было назвать. Они больше напоминали Сталинград в годы войны. Бомбы сыпались на этот город не один день по указанию представителей аминовского режима. В километре от этих развалин мы стали лагерем. Естественно, окружили себя охраной. Плато, на котором располагался наш и афганский лагерь, располагалось на высоте около двух тысяч метров выше уровня моря. К нам каждое утро прилетали вертолеты, которые мы использовали для воздушной разведки. Далее на юг от Бисхуда вся долина была затоплена водой, которая сошла с гор. Ждем неделю, представителей народной власти нет. Ждем вторую. Чтобы как-то разнообразить время пребывания, решили провести соревнование между десантниками и афганцами. Разведчики тоже выставили команду. Рядом с лагерем находилась высотка, вершина ее была свыше двух с половиной тысяч метров над уровнем моря. На вершине оборудован наблюдательный пост. Местность с него просматривалась на несколько километров в округе. С афганским командиром переговорили, он не стал возражать. Вот и отправили две команды на самую вершину этой горушки. Афганцы сразу в карьер и ушли вперед. Мы свою команду стали шумно подбадривать, глядя на нас, и афганцы начали призывать своих земляков к победе. Да, подумали мы, не быть нам первыми. К нашему большому удивлению, на середине горушки мои разведчики афганцев обставили и к финишу пришли первыми. А мыто думали, горные люди привычны к физическим нагрузкам, а они оказались слабаками.

Прошла еще одна неделя. От властей ни слуху. В воскресенье приехал полковник Красный, привез правительственные награды. Вся группировка выстроилась на ровной площадке, а на левом фланге построились афганские солдаты. Список награжденных был большой. В нем значилась и моя фамилия. Красный мне вручил орден Красной Звезды. Не обошла награда и моих дивизионных разведчиков. После награждения стали соображать, а как же в такой обстановке наши награды обмыть. И снова выручили разведчики, Куранов и Сафаров. Припрятали они родимую, вот она и пригодилась. С началом четвертой недели Рябченко при докладе командарму напомнил, что у него в Кабуле осталась дивизия. Через пару дней Рябченко улетел к личному составу в Кабул, старшим группировки за себя он оставил командира полка подполковника Шпака. К концу месяца стали готовиться к возвращению на свою базу в Кабул. Накануне выхода Шпак, как старший группировки, собрал командиров подразделений, каждому определил задачу и порядок ее выполнения. Меня он просил обеспечить тыловое прикрытие группировки дивизионной разведкой. Ближе к обеду к нам прибыл вертолет с провизией. На этом же вертолете с офицерами-разведчиками мы пролетели над маршрутом. Вода заметно спала. На перевале снег сошел, дорога тоже была сухая. Через некоторое время мы вернулись в лагерь и, когда я выходил из вертолета, ко мне подошел Симуков, начальник разведки полка: «Михаил Федорович, вас просит Георгий Иванович». Около вертолета Литошу, командиру разведроты полка, и Марченко, командиру дивизионной группы, отдал указания по подготовке разведчиков к ведению разведки на маршруте движения. В палатке были в сборе все офицеры оперативной группы. Шпак мне говорит: «Миша, ну сколько тебя можно ждать? Садись, буду до вас доводить боевую задачу на завтра». На столе был ужин и целая канистра молдавского вина, которую кто-то из его сослуживцев попутным рейсом передал из Молдавии. Совещание за дружеской беседой затянулось надолго. По паре стаканов хорошего вина нам все же досталось. Утром еще раз проинспектировал разведчиков на готовность к выходу. Около двенадцати колонна с мерами охранения тронулась в путь. Где-то через час движения голова колонны стала втягиваться в ущелье. Вроде бы пока все спокойно. Над нашими головами прошла пара вертолетов по направлению к Кабулу. Через полчаса Литош мне доложил, что голова колонны подвергается обстрелу из стрелкового оружия. Предположительно стрельба ведется со стороны кишлака, который находится за речкой с правой стороны по ходу колонны. Колонна, естественно, остановилась. Я вышел из бронетранспортера и осторожно, прикрываясь техникой, направился в голову колонны. Прошел метров пятьдесят, слышу, началась стрельба в тылу. Бегом возвращаюсь обратно к бронетранспортеру. Рядом с моей машиной стоял «Урал», а из-за колеса прапорщик ведет огонь из автомата по одной из высоток. Я попытался, изучая местность из-за БТРД, определить, откуда ведется огонь по колонне. Около кишлака отчетливо видел перебегающего человека, который тут же за дувалом скрылся. Кричу прапору: «Ты видел около кишлака человека?» — «Нет, я стреляю по высоте». И вдруг около его каблука я увидел фонтанчик пыли, поднятый пулей. Резко поворачиваю голову назад, вижу на высотке сзади две головы, которые смотрели в нашу сторону. Быстро перебежал на другую сторону бронетранспортера. Механику кричу: «Сдай назад и левее». А прапорщику, чтобы сменил позицию. Механик дернул машину, и, как назло, слетает гусеница. Я пулей вовнутрь БТРД, включаю станцию и начинаю вызывать Марченко. От волнения злюсь, ну, отзовись же ты наконец. «Слушаю, Первый», — раздалось в наушниках. «Ты меня наблюдаешь, передаю открытым текстом». — «Да, вижу БТРД. От меня левее на второй высотке наблюдаю двух душманов. Зайди им в тыл, но только осторожно». — «Задачу понял, выполняю», — ответил Марченко. За время моего разговора с офицером механик-водитель успел натянул гусеницу и поставил машину на выгодную позицию для стрельбы. Перелез к курсовому пулемету, посмотрел в триплекс, позицию духов наблюдаю. Они словно угадали мои мысли и исчезли за камнями. Посмотрел влево и увидел пятерых разведчиков, которые, пригнувшись, стали быстро заходить в тыл мятежникам. Среди них узнал Ивонина, Курановаи Сафарова. «Ты, смотри, одни сержанты», — подумал про бойцов. Остальные уже были за скатами высотки, их не успел разглядеть. Дай, думаю, подсоблю парням огнем из пулемета, подвел марку прицела под камни, за которыми прятались душманы, и очередью около сорока патронов, не меньше, расстрелял позицию духов. Вокруг камней поднялась пыль и каменные брызги. Через минуту-другую на обратном скате высотки началась интенсивная стрельба и тут же закончилась. Про себя думаю, молодцы пацаны, замочили духов. Об успешном выполнении задачи минут через пять доложил Марченко: «Только душманов оказалось не двое, а трое, и есть предположение, что двоим все же удалось сбежать». — «И на том молодцы, а сейчас, Валера, надо усилить наблюдение за местностью». Механик на ухо кричит: «Товарищ майор, вас вызывает старший», — и протягивает наушники. Шпак запросил обстановку в тылу колонны. Кратко доложил о бое разведчиков и о результатах. «За тыловое охранение отвечает дивизионка, мне чаще докладывай обстановку». — «Договорились. Хорошо». К этому времени стрельба в голове колонны прекратилась. После переклички с командирами подразделений по радио колонна двинулась вперед. На перевале, несмотря на то что саперы проверили наличие мин, все же произошел подрыв гаубицы.

После взрыва она была непригодна к стрельбе, в ее ствол, казенную часть положили тротиловые шашки и сбросили в обрыв.

К полуночи группировка вышла из ущелья, на отдых расположилась на небольшом плато около речки. На другом берегу находился кишлак. Ночью его не было видно, и только по лаю собак определили, что рядом находится селение. Шпак собрал нас и подвел результаты марша за день. При боестолкновении уничтожено пять душманов, но мы потеряли артиллериста, наводчика орудия, а на перевале на установленной душманами мине подорвалась гаубица. Утром в ожидании прилета вертолетов носилки с телом артиллериста вынесли из санитарной машины и поставили между боевыми машинами. Любопытные афганцы пытались рассмотреть, а сколько там носилок, и, возможно, позлорадствовать. Хамаганов шуганул афганцев и дал команду поставить носилки обратно в санитарную машину. На небольшом военном совете решили отомстить душманам за смерть нашего солдата. Батареей 120 мм-минометов нанесли огневой удар по кишлаку, из которого духи вели огонь по колонне, а затем ударила пара вертолетов. О результатах огневого удара по кишлаку я узнал через армейскую агентуру через месяц. В кишлаке погибло около двух десятков мятежников, возможно, эта общая цифра потерь, наверняка среди них были и мирные жители.

На этом наши военные приключения не закончились.

В течение светлого времени колонна двигалась спокойно. Правда, один раз из-за речки душман попытался обстрелять колонну, но мы в его сторону так стрельнули, что ему мало не показалось. К началу темноты группировка подошла к кишлаку, но подступы к нему и дорога на большом участке были затоплены. Двигались медленно и осторожно, на ощупь, ориентировались только по посадке вдоль дороги. Нам повезло, что местные жители не сняли мост, который мы установили через речку, когда шли в Бисхуд. Как только колонна прошла кишлак, сразу же с двух сторон с невысоких сопок по нам был открыт огонь из стрелкового оружия. Пули зацокали по броне. В ответ по вспышкам из боевых машин наводчики открыли плотный огонь. Особенно губительным для душманов был огонь из пулеметов трассирующими пулями. Десятки зеленоватых трассирующих нитей тянулись к вспышкам, которые были хорошо видны в темноте, и в конце концов они навсегда исчезали. В наушниках шлемофона ежеминутно раздавались характерные щелчки, от которых иногда приходилось вздрагивать, уж очень велико было душевное напряжение. Через доли секунды услышал голос Шпака: «Как у тебя обстановка в тылу?» — «Пока под контролем». — «Прошу, тереби своих, чтобы были внимательнее и своевременно вскрывали огневые точки душманов, и чаще выходи на меня с докладом». — «Хорошо». Да, тяжела ты, шапка Мономаха, в такой обстановке, подумал про Шпака. Запрашиваю Марченко: «Что нового у тебя?» — «Пока все хорошо, но пришлось сделать короткую остановку. Что за причина? Да один местный придурок почти в упор стрелял по машине. Куранов вовремя заметил и тоже в ответ очередью. Автомат забрали, а духа около дороги бросили». — «Ты его тоже как трофей хотел загрузить на машину, что ли?» — «Да нет же, это я мысль свою неправильно изложил». — «Валера, пусть командиры следят за местностью и людьми, в дороге находимся, не ровен час, и закемарить могут». — «Понятно, но у нас все в готовности находятся».

Стало рассветать, колонна подошла к окраине Котай-Ашру, чтобы привести себя в готовность для последнего броска на Кабул. Марченко подошел ко мне и говорит: «В наши БМД было одиннадцать пулевых попаданий, конечно, для брони это были комариные укусы, но следы заметны». Механик-водитель громко говорит: «И у нашей машины есть царапина от пули. Вот в санитарной машине насчитали три пробоины, но, к счастью, ни одна из пуль водителя не зацепила». Пошел дальше к голове колонны. Смотрю, внизу около обочины дороги лежит кверху гусеницами КШМ начальника штаба полка, майора Иванова. Боевой машиной быстро поставили штабную машину на гусеницы. И вот здесь мы ахнули. Из-под машины подняли тело майора Иванова. Оказалось, машина остановилась на обочине дороги в том месте, которое было подмыто, и под тяжестью машины грунт постепенно проседал, осыпался, и машина быстро стала крениться на бок и опрокинулась, а наверху на броне Александр принимал доклады от командиров подразделений. Все произошло мгновенно, Иванов не успел отреагировать и оказался под машиной, придавленный ее многотонным весом. Любопытные афганцы тут как тут. Пока разбирались, докладывали наверх о случившемся, подлетели вертолеты и увезли в морг, который был в нашем медсанбате, тело Иванова. Афганское подразделение где-то недалеко дислоцировалось, поэтому подозвали комбата, поблагодарили за совместные действия и отправили домой. Конечно, никаких действий с их стороны показано не было, более того они просто были для нас обузой. Вдобавок мы их еще подкармливали, горючим заправляли автомобили. На их машинах не было ни одной пробоины, да оно и понятно, разве может земляк в земляка стрелять. Вся тяжесть операции, все пробоины, все потери были нашими, а для афганцев это была по времени долгая и трудная прогулка за счет шурави.

К обеду мы без приключений прибыли на свою базу. Прошло немногим больше трех недель, как мы отсутствовали в лагере. За это время произошли заметные перемены. В Кабульской чаше установилась настоящая жара, на территории штаба дивизии полным ходом разворачивалось строительство двух щитовых строений. В дивизионной разведроте старшина Андрейчук заканчивал строительство бани, планом был предусмотрен и небольшой бассейн. Это очень радовало солдат, и они вовсю старались помочь старшине.

В первые месяцы нашего пребывания в Афганистане в выходные дни по вечерам нам крутили патриотические фильмы. Вместо клуба была приспособлена большая лагерная палатка, несколько заглубленная в землю. Скамейками служили обычные доски, привезенные из Союза. Киношная палатка находилась рядом с палаткой оперативного дежурного. После просмотра фильма я всегда заходил к оперативному дежурному, чтобы уточнить обстановку в целом по дивизии и по разведподразделениям в частности. Интересовались положением дел в своих подчиненных подразделениях и остальные начальники служб.

Из штаба армии поступила команда готовиться к походу, только сейчас не на юг, а на север. Зачистку района проводили недалеко от Баграма совместно с ферганцами. Находились в районе боевых действий около трех суток. Последнюю ночь заночевали у ферганцев. По указанию командующего ВДВ полк оперативно подчинялся нашему комдиву. Утром группировка заправила боевую технику и стала готовиться к возвращению в Кабул. В это время около нашей колонны появился маленький щенок рыжей масти, очень веселый, игривый, так и тянется к солдатам. На какое-то время все отвлеклись от своих обязанностей. В конце концов этого щенка привезли в Кабул и назвали его Баграм. Кто конкретно был его хозяином, сейчас припомнить трудно, но когда он подрос, его можно было встретить в палаточном городке штаба дивизии, артполка, батальона связи и разведроты. Он рос ласковым и добродушным, его все старались чем-то угостить и разговаривали с ним, как с человеком. Со временем стал настоящим русским псом и люто ненавидел афганцев. Если где-то в городке встретит афганца, запросто мог порвать. Летом в часы зноя, полы палаток днем поднимали, чтобы они немного продувались. Он подойдет к палатке, просунет голову и рассматривает нас, угостишь печеньем, рядышком сядет и сидит, а то и развалится на полу. Как правило, он надолго не задерживался, после небольшого отдыха продолжал обход военного городка. Однажды, возвращаясь из роты, смотрю, навстречу мне вальяжно идет рыжий пес, подозвал его, погладил. Он прижался к моим ногам, немного постоял со мной и пошел дальше по направлению роты. Его появление меняло наше настроение в лучшую сторону. Собаку любили все, солдаты и офицеры. Где-то через год Баграм исчез. Никто не мог вразумительно объяснить, что случилось, афганцам в руки этот огромный пес не дался бы. Прошел слух, что его какая-то группа солдат не съели, это нормальное слово, а сожрали и, по всей видимости, не подавились. Время было военное, в тот момент некогда было разбираться, кто сожрал Баграма, а вообще-то стоило. Пошла полоса сплошных боевых действий, и через некоторое время забылся всеобщий любимец Баграм.

Возвратившись из района боевых действий и приведя технику в порядок, мы немного вздохнули. В один из таких более или менее спокойных дней, проходя в столовую, около одной из палаток вижу группу офицеров, среди них мой старший помощник Павлов. «Геннадий Васильевич, пойдем на ужин». — «Нет, спасибо, у меня от этих ржавых консервов появилась изжога. Ужин сегодня пропускаю». Конечно, кормили нас плохо. В основном консервами, а если и было мясо, то австралийского кенгуру. Правда, как-то на аэродроме я встречал самолет «Ан-12» из Ферганы. Так вот он был полностью загружен колбасами и другими деликатесами, но мы этого у себя на столе не видели. Командование дивизии питалось отдельно от офицеров управления, возможно, им что-то перепадало от барского стола командующего армией. Не буду кривить душой, один раз нам на ужин приготовили курицу. Офицеры шутили, полковникам надоело три раза в день жевать курицу, вот они и поделились с нами, не пропадать же добру. Где-то ближе к лету к нашему рациону добавили сгущенку и печенье. Поначалу все с удовольствием съедалось, а потом стали банки складывать в тумбочки.

К этому времени офицеры штаба перебрались в сборно-щитовое общежитие. Накопится несколько банок, иду в роту, пару прихвачу с собой и первым попавшимся разведчикам или старшине отдаю. Солдатам тоже выдавали молоко, но они были молодые, и им всегда хотелось есть, накопить сгущенки у них не получалось. Или же, когда шел в боевое охранение, чтобы уточнить разведывательную информацию у командира батальона, всегда останавливался около поста царандоя. Боевое охранение было связано с постом, а при необходимости они могли оказать огневую поддержку афганцам. В задачу поста входила проверка транспорта и пассажиров, которые въезжали и выезжали с северо-восточной стороны Кабула. Начальник поста сносно разговаривал по-русски и охотно делился информацией, иногда за услуги получал буханку белого хлеба и пару банок сгущенки. Это все, что я мог для него сделать. Позднее я выяснил, что он работал и на Залмая, секретаря парткома Дехсабского района. С Залмаем у меня были хорошие отношения на протяжении всей моей службы. Он всегда держал меня в курсе дел, которые происходили в районе.

На этом посту было две девушки лет по двадцать, одна из них всегда была рада моему приезду. Я тоже иногда давал ей банку сгущенки или маленькую шоколадку из сухого пайка разведчика. Однажды я подметил, что она тайком от посторонних у себя в палатке курит. Стал угощать ее сигаретами. Офицерам за плату выдавали сигареты «Столичные», а солдатам бесплатно сигареты «Охотничьи». Солдаты их называли «Смерть на болоте». На пачке был нарисован охотник, который из ружья прицеливается в летящую утку. Сигареты девушке передавал незаметно от афганцев, так у нас и наладилось взаимопонимание.

Наше правительство оказывало всестороннюю помощь учебным заведениям Афганистана. В кабульских вузах много работало наших преподавателей, среди них добрую половину составляли женщины. В зоне ответственности нашей дивизии находился Кабульский политехнический институт. Охрану института обеспечивал взвод десантников 357-го полка. В течение суток службу взвода проверяли офицеры штаба полка, а иногда дивизии. Преподаватели отмечали практически все советские праздники. Их общежитие находилось на территории института, в день праздника оттуда доносилась родная музыка и задорный женский смех. Часто их гостями были и наши проверяющие. Эти редкие совместные вечеринки напоминали дом, уют и веселье. Наши женщины совсем не похожи на других женщин мира. Опасность боевых действий, казалось, не пугала их. По городу и магазинам они ходили группами и поодиночке. Предупреждения об опасности всячески игнорировали. Из подъезда своего общежития могли выйти поздно вечером, чтобы посидеть на скамейке. Как-то я контролировал службу в институте. Было всего два поста, надежно перекрывающих все подступы к учебному заведению. Проверил оба поста, поговорил с ребятами. Обязанности знают, понимают свою ответственность, но горят желанием участвовать в боевых операциях. Хотят испробовать себя в бою. Их понять можно. Одни воюют, а они охраняют, да и только. Как мог, утешил: «Парни, вы несете службу по охране наших граждан в сложной обстановке. Задачи разные, но цель одна для всех десантников — обеспечить порядок и стабильность в зоне ответственности дивизии». Пожелал десантникам успеха и уже было собрался уезжать, как увидел трех наших солдат, бегущих в сторону общежития. Я на БРДМ следом. Оказывается, одна из преподавателей, пренебрегая инструкцией, в позднее время решила навестить подругу в другом подъезде. Около подъезда ее и перехватил студент-переросток, она стала отбиваться и позвала на помощь. Ее крик услышала охрана. Десантники студенту подкинули на орехи и сдали в царандой. Без всякого сомнения, ему там добавят и выгонят из института. Женщина дрожала от пережитого. Пришлось вместе с ней подняться на этаж и зайти в комнату. Их в комнате жило трое. Женщины стали ее расспрашивать, что случилось. У нее истерика, а потом разревелась. Про себя подумал, а на кой хрен вечером на улицу выходила. Через несколько минут она успокоилась, и опять в комнате послышались шутки и смех. Меня угостили домашним тортом и чаем. По возвращении домой утром о происшествии доложил комдиву и Петрякову. Рябченко мне сказал: «Хорошо, есть повод повидаться с послом, а то взял моду про нас в МИД докладывать. Вот пусть про своих и докладывает».

Через несколько дней по распоряжению комдива я был назначен руководителем операции. Боевые действия планировались севернее Кабула, недалеко от города Мирбачакот. Банда, численностью более сорока человек свирепствует в округе. После разбоя отдыхает в кишлаке Шейху. Мятежники вооружены стрелковым оружием, часть банды обучалась в учебном центре Пакистана. Вот они и вершат все дела в банде, в жесткой узде держат и жителей кишлака. Банда два раза совершила нападение на большегрузные автомобили на дороге Пули — Хумри — Кабул.

К этому времени мы приобрели опыт в борьбе с бандами. Правда, нынешняя операция предполагала разгром банды в кишлаке, а до этого приходилось воевать в горах, в предгорье и зеленой зоне. Опыт боя в кишлаке имела только разведгруппа лейтенанта Багатикова. Это потребовало от нас более тщательной подготовки к предстоящей операции. Накануне рано утром я посетил начальника милиции Мирбачакота, капитана Хушалька, с ним уже несколько месяцев поддерживал деловые контакты, он был всегда рад моему визиту. Капитан подтвердил данные армейской агентуры о наличии банды в кишлаке Шейху, но на сегодняшний день она ушла из кишлака и переместилась на несколько километров восточнее в соседний кишлак Галар. Для отдыха облюбовала два пустых дома на окраине населенного пункта. Недалеко от них проходит сухое русло речки. В случае опасности мятежники по сухому руслу могут спокойно уйти в безопасный район и там отсидеться до лучших времен. «Это еще не все, — продолжал капитан. — Часть банды, по моим данным, сегодня вечером уйдет на север в провинцию Баглан или Кундуз. В одной из этих провинций намечается какая-то шумиха, и через Пакистан руководство оппозиции затребовало часть банды отправить на север». — «Хушальк, а не начало ли это координации общих усилий банд через центр оппозиции?» — «Не исключено, рафик Михаил. Поэтому в кишлаке останется немногим более двух десятков вооруженных людей. Их желательно разгромить в момент утреннего намаза». — «Хушальк, а каким путем уйдет банда на север?» — «Она будет передвигаться в темное время суток по оврагам и сухим руслам Чарикарской долины и далее через горы в Баглан или Кундуз». Я мысленно наметил план действий для ферганских разведчиков, но капитану об этом не сказал, а может, и зря. В его порядочности у нас сомнений не было. «Вот если бы был вертолет, я смог бы вам показать эти дома». — «Хушальк, это организовать мы сможем». С капитаном договорились о месте встречи и после обеда с офицерами-разведчиками на вертолете пролетели недалеко от нужного нам кишлака. Действительно, два дома стояли на отшибе, недалеко от широкого сухого русла, берега которого были покрыты мелким кустарником. Очень удобная местность для совершения любого маневра. После воздушной разведки в кабинете комдива уточнили план операции с учетом новых данных. От имени Рябченко позвонил в Баграм и передал информацию Хушалька начальнику разведки полка Никифорову о движении банды на север по их зоне ответственности. Порекомендовал продумать план, как перехватить банду. Начало операции спланировали на раннее утро, решили провести ее силами трех разведрот. Выход подразделений наметили на три часа утра. Рябченко дал нам свое командирское благословение на боевые действия. Сгонял, правда, уже вечером к Залмаю, обговорил с ним вопрос о выделении партийцев для совместных действий и время встречи с ними.

В назначенное время наша колонна подъехала к северной окраине кишлака Тарахейль. Странно, но на этот раз Залмай с группой партийцев нас уже дожидался. Их распределили по ротам. В каждой группе был человек, который сносно мог объясняться по-русски. Спросил у секретаря, нет ли у него желания прокатиться с нами? «С удовольствием, но у меня утром совещание в Кабуле», — ответил главный партиец. «Рафик Михаил, а где будет операция?» Я с ходу, не задумываясь, соврал ему: «В кишлаке Шейху». — «Да там уже никого нет, они вчера ушли из Шейху и сейчас отдыхают в Галаре». — «Вот туда, дорогой товарищ, мы и двинемся», — на этот раз я не соврал ему.

К объекту каждое подразделение выдвигалось по заранее намеченному маршруту. В принципе местность была знакомая, поэтому выдвигались уверенно, но осторожно. У нас в распоряжении было около часа темного времени. Активисты находились сверху брони и внимательно всматривались в темень, а порой подсказывали более удобный для техники маршрут. В это время мне доложил Качанов, рота спешилась и выдвигается на указанные позиции. Роте Мостиброцкого необходимо было совершить маневр в пешем порядке и к рассвету занять удобную позицию на северо-восточной окраине Галара. Основная их задача не допустить отхода мятежников через занимаемые ими позиции в предгорье. Одним словом, организовать засаду на путях отхода мятежников. Местность не давала возможности применить боевые машины. Это в некоторой степени увеличивало риск при выполнении боевой задачи. Ротам Комара и Литоша, не доходя до объекта около двух километров, пришлось притаиться в лощине и поддерживать со мной связь. Стало рассветать, в бинокль уже хорошо просматривались дома, в которых после крепкой вечеринки отдыхали душманы, но час намаза для основной массы правоверных оставался священным законом. Посмотрел на часы и попросил Климова связаться со штабом дивизии. Он сегодня у меня в экипаже выполнял роль связиста. Через минуту Володя протянул мне наушники, по позывным узнал Качанова, который доложил, что его хозяйство вышло в указанный район и выбирает удобную позицию. Пока все идет по плану. Волнение нарастало. Из штаба дивизии доложили, что пара боевых вертолетов находится в полной готовности и по нашей команде через пять минут будут над нами. Это мне несколько подняло настроение. Посмотрел еще раз на часы, сам себе сказал: «Пора». Командую: «Володя, передай, броне вперед. Подошло время намаза». Наблюдаю, как две колонны боевых машин, поднимая пыль, стремительно выходят на свои рубежи. Механик повернул голову в мою сторону и смотрит мне в глаза. Кивнул ему головой, и БТРД, набирая скорость, помчался по направлению к кишлаку. Каждая рота вышла на свой рубеж и открыла по домам огонь из орудий боевых машин. Внезапность сыграла нам на руку. Я лично наблюдал, как мятежники, напуганные внезапным появлением разведчиков и стрельбой, огородами, перепрыгивая через дувалы убегали в сторону сухого русла, а нам это только и нужно было. Два духа, не успев перескочить через дувал, так и остались на нем висеть. Наверное, у них были нелады с физической подготовкой. Даю ротным команду, пусть начинают работать активисты. Через пару минут наблюдаю редкую цепь активистов, которые побежали к нужным домам. Из одного дома повалил густой дым, по всей видимости, от взрыва загорелась прошлогодняя солома. Комар с Литошем стали сжимать полукольцо окружения. В это время из-за дувала крайнего дома кишлака раздался выстрел из гранатомета. Граната до боевой машины не долетела, ударилась о землю и развалилась на несколько частей. Разведчики Литоша засекли вспышку и дым от выстрела и залпом всей ротой жахнули в сторону дома. Били до тех пор, пока дом не загорелся. Прошло некоторое время, а партийцы уже волокли из дома на улицу избитого в кровь пленного. Вслед за ними шла женщина и громко о чем-то кричала. У одного активиста за спиной торчал трофейный гранатомет. Из-за стрельбы нам не было слышно шума боя около сухого русла. Мятежники пытались было уйти сухим руслом подальше от кишлака, но напоролись на разведчиков, которые этого только и ждали. Мятежники от неожиданности заметались, стали прорываться, единицам это удалось. Местность была очень пересеченная, это было на руку убегающим. Механик БТРД, маневрируя по складкам местности, на малой скорости объехал дома и направил машину в сторону сухого русла. Судя по интенсивности стрельбы, бой уже заканчивался, но еще изредка продолжали раздаваться одиночные выстрелы. За низкими фруктовыми кустами я увидел какую-то человеческую возню. Механику указываю направление движения, а сам соскочил с брони, на ходу вытаскиваю пистолет и бегом за кусты. Подбегаю, а там Ивонин и Нестерук уже заламывают руки здоровенному душману, рядом валяются автоматы разведчиков и «ППШ» мятежника. Пленного подняли, поставили на ноги, он сопит, исподлобья свирепым взглядом рассматривает нас.

«Климов, как обстановка у Мостиброцкого?» Через минуту Володя кричит: «Товарищ майор, все нормально, собирают трофеи». — «Ведите пленного к ротному, там и допрос ему учиним». В это время на горизонте со стороны Кабула показались две точки, которые на глазах увеличивались, наконец послышался гул вертолетов. Вертолетчики снизились, насколько позволяли деревья и прошлись над нами. Качанов указал им цель, они развернулись, ушли на север и через минуту стали наносить в предгорье удары НУРСами, а когда закончились снаряды, начали стрелять из пушек. Мы поняли, «летуны» обнаружили выше по сухому руслу убегающие группки духов и расстреливают их, а когда закончились боеприпасы, взяли курс на Кабул. Метрах в трехстах от кишлака разведчики облюбовали укромное местечко и стали туда сносить трофеи. Командиры рот проверили свой личный состав и вооружение. Потерь среди разведчиков не было. У афганцев один из партийцев получил легкое ранение в ходе зачистки одного из домов. Подсчитали трофеи. Оказалось, двенадцать единиц стрелкового оружия и один гранатомет, который уже успели себе присвоить активисты.

Оглянулся кругом, пленных не вижу. «Комар, а где пленные?» — «Активисты допрашивают». — «Давай их сюда, пока они еще живы». Через пару минут подвели пленных. Боже ты мой, да они на людей не похожи, еле держатся на ногах. Сафарову: «Сергей, спроси у них, они поедут с нами или со своими земляками?» Ответ я знал заранее, просто хотел лишний раз в своей правоте убедиться. Они в один голос ответили, только с шурави. Активисты, если к нам руки попал пленный душман, могут при допросе забить до смерти. Однажды я подъехал к штабу Залмая, недалеко от ворот увидел небольшую группу партийцев. Подошел к ним ближе и ужаснулся, на земле лежал раненый душман. Ранение было в живот. Один из активистов пытал его по-зверски, засунул руку в рану и требовал от него показаний, пленный корчился в муках, а остальные с удовольствием наблюдали за пыткой. Некоторые активисты меня знали, когда я подошел к ним вплотную, духа пытать тут же прекратили. Подошел и Залмай, тоже как бы с возмущением относительно таких методов пыток. Раненого отправили в больницу, но вот довезли его или нет до больницы — это вопрос. У меня много примеров, говорящих о безжалостном отношении афганцев к пленным. Как-то во время операции наше подразделение совместно с активистами совершало небольшой маневр в горах. Было раннее утро, и душман-пулеметчик на своей позиции в ожидании шурави потерял над собой контроль и уснул. Десантники его тепленьким взяли, так партийцы стали его прилюдно шомполами избивать. Шеметило пришлось вступиться за пленного, а то забили бы насмерть. Мы всячески препятствовали таким методам допроса, афганцы старались при нас казаться цивилизованными людьми в отношении пленных. Но тем не менее решение Женевской конвенции им было по барабану, у них на это были свои взгляды.

Проверив все и вся, я доложил в дивизию об успешном проведении операции и попросил позвонить в разведотдел армии, чтобы прислали на аэродром кого-нибудь из офицеров за пленными. Возвращались к себе на базу, соблюдали все меры предосторожности. При движении по возможности старались избегать дорог. К этому времени душманы уже научились ставить мины на дорогах, по которым проходила наша техника, да и не только наша. Домой шли немного быстрее, чем на операцию. Оно и понятно. Через час ходу мы были уже на аэродроме. Все же по пути, около парткома, пришлось сделать короткую остановку. Чуть было не увезли партийцев к себе на аэродром. Интересное дело, у наших помощников средств связи не было, но о раненом товарище они уже знали и толпой вышли его встречать. Операция проходила в пределах десяти километров от их базы. Восток — дело тонкое. В это время из Кабула вернулся Залмай. С ним переговорили о ходе операции. Далее он поинтересовался, а как вели себя в бою его подчиненные. «Залмай, заявляю тебе со всей ответственностью, партийцы работают много лучше, чем твои земляки солдаты». Ему мой ответ понравился. Секретарь попросил часть трофейного оружия оставить его сотрудникам. «Нет проблем, выбирай, какое нравится». Минут через пять мы продолжили движение. При въезде на территорию аэродрома от общей колонны разведчиков отделилась колонна разведроты 317-го полка и под руководством Качанова ушла к себе домой в город, а Литош с ротой — к себе в полк. Дивизионных разведчиков, как и положено заботливому старшине, встречал прапорщик Андрейчук, а в автопарке уже вовсю рулил другой прапорщик, Слободов. За пленными прибыл из разведотдела подполковник с охраной. По пути к себе в штаб около батальона связи встретил Горового и Литовцева. Они поинтересовались успехами операции, к нам подошел командир медсанбата подполковник Русанов. Ему было лет пятьдесят, и он меня называл сыном. «Здравствуй, сын, ружье привез?» Он хотел иметь в своей коллекции старинный мультук и всегда мне об этом напоминал. «Батька, как-то не попадается, как только — так сразу». — «Ладно, буду ждать».

В рабочей палатке командира Рябченко с Петряковым что-то обсуждали. Оба внимательно, не перебивая, слушали мой доклад. Затем комдив сказал: «Молодцы разведчики, успешно провели операцию». — «И не первый раз», — добавил я. — «Что ты этим хочешь сказать?» — «Ничего, просто это у нас не первая операция».

С завтрашнего дня будет немного легче. Наступает перемирие в боевых действиях. Широкомасштабные операции наши войска проводить не будут. Однако это очередное решение Москвы вылилось в большой самообман. Оппозиция как получала деньги и оружие из-за границы, так и продолжала получать. Душманы получили передышку, перегруппировались, заготовили оружие и боеприпасы. И все равно свое черное дело творили и днем и ночью. «А мы завтра вылетаем в Шиндант, — продолжал комдив. — На базе мотострелковой дивизии командование армии проводит двухдневный сбор. Ну, как обычно бывает на сборе, покажут какие-нибудь технические новинки, если они, конечно, есть. Утром комбат по радио указание получил и на пару ночей нас приютит. Вылетаем завтра сразу после завтрака. Личное оружие иметь при себе. Пока все, иди готовься к вылету в командировку». По пути в свою палатку зашел к Павлову и предупредил, что вылетаю и что он остается за старшего. Затем зашел к оперативному дежурному и позвонил в Баграм. Попросил к телефону Никифорова, сразу стал рассказывать о том, что южнее кишлака Сабихейль рота Попова успешно реализовала информацию, которую накануне получили от меня. В темное время разведчики вышли к глубокому, но в это время сухому оврагу, выбрали удачную позицию и стали ждать. Связь с бронегруппой была устойчивая, она в любой момент могла быстро подойти при неудачном стечении обстоятельств к разведчикам. Уже за полночь послышался шум шагов. Вот уже отчетливо замаячили в темноте фигуры вооруженных людей. Подпустив группу на близкое расстояние и не оставив духам никаких шансов к отступлению, с двух сторон открыли кинжальный огонь. Через несколько секунд с мятежниками было покончено, но трупов оказалось только семь, при каждом автомат. Пленного взять не удалось. Осталось только домысливать. Банда, по всей видимости, идя на север, предварительно разделилась на несколько групп и двигалась по разным маршрутам. Одна из этих групп вышла на разведчиков. После выполнения задачи рота вызвала к себе бронегруппу и, соблюдая все меры безопасности, с трофеями вернулась к себе на базу в Баграм. Еще некоторое время поговорил с Володей на служебную тему, не забыл сказать, что вылетаю на сбор в Шиндант.

Утром рано вылетели в Шиндант. Летели высоко, к этому времени у мятежников на вооружении появились переносные зенитно-ракетные комплексы, и пилоты, чтобы не рисковать, набирали высоту. Через пару часов полета наша группа была на другом аэродроме, недалеко от иранской границы, в Шинданте. Как и сказал комдив, у трапа самолета нас встречал командир парашютно-десантного батальона майор Баландин. Комдиву, да и нам, офицерам, было небезразлично, как обустроены и живут наши десантники, которые оперативно подчинены сухопутчикам. Палаточный городок нашего батальона отличался от пехоты. Везде ровные дорожки, постовые грибки, душ на несколько человек и рядом с палаткой комбата огромный резервуар, доверху наполненный водой. Ничего подобного мы не увидели у соседей. Их палатки напоминали брошенные дома в российской глубинке. Да и питание в батальоне было приличное. Молодец комбат, похвалил его комдив. Далее комбат рассказал, что пехота батальон эксплуатирует нещадно. На прошлой неделе тоже во время проведения боевых действий нам доверили самую ответственную задачу, но мы ее успешно выполнили. «Правда, в ходе боя с бандой один солдат получил ранение. Одним словом, товарищ генерал, мы здесь не скучаем».

Командующий ВДВ генерал-полковник Сухоруков Д. С. с разведчиками-десантниками, выполнявшими роль его личной охраны. 1981 г.

Офицеры разведки 103-й воздушно-десантной дивизии.

Перед боевой операцией.

Командир батальона Марченко со своими подчиненными.

Настоящий разведчик — сержант Сапов на фоне афганского кишлака.

Боец Владимир Климов после боя. 1982 г.

После успешной операции — фото на память.

Сержант Игорь Гусько готов вести огонь по душманам.

Стрелок из АГС-17 «Пламя» Михаил Бакутин.

Группа разведчиков-десантников после выполнения задачи. 1981 г.

Эвакуация раненых во время операции.

Разведгруппа лейтенанта Богатикова после разгрома душманской банды. 1980 г.

Десантники 103-й дивизии, награжденные государственными наградами. 1980 г.

Разведчики перед выходом на задание. 1981 г.

«Дембель» в опасности, но задачу выполнить надо!

Группа прикрытия на операции в афганском кишлаке. 1981 г.

Колонна БМД выдвигается в район боевых действий.

Оперативная группа штаба ВДВ на учениях войск государств Варшавского Договора «Щит-82» в Болгарии.

Офицеры ВДВ в зоне межнационального конфликта. 1993 г.

Автор — полковник ВДВ в парадной форме незадолго до увольнения в запас.

На празднике «День ВДВ» на аэродроме Тушино. 2002 г.

Ветераны-разведчики перед Большим Кремлевским дворцом в день годовщины вывода войск из Афганистана. 2005 г.

Командование воздушно-десантных войск с ветеранами «крылатой пехоты».

Ветераны разведроты 103-й воздушно-десантной дивизии в Большом Кремлевском дворце. 2001 г.

Сотрудники оперативно-дежурной службы Таможенного комитета. 1996 г.

Пятилетний юбилей оперативно-дежурной службы ГТК.

Поздравление автора в честь его 60-летия в офисе. 2002 г.

Мама автора в окружении самых близких людей.

На следующее утро всех участников сбора построили на окраине палаточного городка. Здесь же была сосредоточена вся боевая техника мотострелков, с которой нам предстояло познакомиться. Стоим на солнцепеке, слушаем монотонную речь о технических характеристиках той или иной техники. Вся эта техника была на вооружении Сухопутных войск. Мы тихонько критиковали организаторов сбора. Могли бы для приличия на левом фланге поставить нашу боевую машину. Рябченко нас одернул, слишком громко разговариваем. Из новинок боевой техники заслуживала внимание система залпового огня «Ураган». «А на кой хрен нам нужен такой сбор?» И надо же случиться, в тылу строя шатался член Военного совета армии, наш разговор он слышал. Много дерьма вышло из его глотки в наш адрес: «Да я вас оставлю здесь на неделю, пока не изучите технику, мать вашу. Зачеты буду лично принимать». Комдив все это молча слушал, слушал, а потом и говорит: «Мы согласны остаться, если ты согласишься командовать дивизией». От услышанного он опешил, но понял, что не с теми связался, ушел. Само собой разумеется, Рябченко нам также высказал свое командирское «фэ». Второй день сбора был несколько интереснее, нам на практике показали, как стреляет система «Ураган». До ближайших гор было километров пятнадцать. Огонь вела одна установка, зрелище неописуемое. Вой, стон и пыль были кругом. Выход ракеты из ствола со стороны наблюдался с большим интересом. Сначала сноп огня, выход ракеты, а затем включается маршевый двигатель, и она с воем, грохотом устремляется в направлении гор. Кажется, что ракеты догоняют друг друга, а через несколько секунд на горе появляются огромные столбы дыма и пыли от разрывов. Прошло около минуты, прежде чем до нас дошел звук разрывов. Еще некоторое время послушали выступление артиллериста, и на этом сбор окончился. После сытного обеда поблагодарили комбата за гостеприимство и выехали на аэродром, а к исходу дня нас уже встречал Кабул. Комдив и офицеры уехали в штаб, а я зашел в роту, чтобы узнать от Комара, какие дела вершились в мое отсутствие. Зря волновался, в роте был порядок. В штабе встретил Петрякова, вот он меня обрадовал: «Собирайся в плановый отпуск, завтра будет самолет на Фергану. По прилете зайдешь к Наташе и передашь подарок». Его дочь была замужем за сыном одного нашего майора и жила в Фергане. Сборы в отпуск были недолгими. Предупредил Павлова, что он продолжает руководить разведкой дивизии, пока я буду в отпуске. Чуть свет, без завтрака, я уже был на аэродроме. Вскоре на горизонте появился «Ан-12» из Ферганы. Офицеры экипажа были все знакомыми. Наконец самолет разгрузили, но нет командира с полетным листом. Посылаю за ним машину разведчиков к диспетчеру. Через несколько минут появился командир: «Миша, не волнуйся, через полтора часа будешь дома». Заходим с командиром в салон, и тут же начинают раскручиваться двигатели, через минуту-другую самолет разгоняется и отрывается от бетонки. Делает коробочку в Кабульской чаше и ложится на нужный курс. Прямо с борта радист связывается с Ферганой, передает мою просьбу Агузарову, чтобы Вадим меня встретил около самолета. Через час внизу появляются знакомые ориентиры. Вот показались дымящиеся трубы завода в Киргили. Через несколько секунд под грузовой кабиной послышался металлический шум выпускающихся колес. Внизу промелькнула улица Фрунзе, а вот совсем низко улица Чек-шура. Слева по ходу показалось здание аэропорта. Сердце от волнения стало биться чаще. Вот двигатели загудели на торможение, самолет развернулся и покатил на стоянку напротив диспетчерской. Прильнул к иллюминатору, вижу Вадима, стоящего около «уазика». Приехал дружище, не забыл еще своих, подумал про него. Техник открывает дверь, экипажу кричу слова благодарности и по стремянке слетаю вниз. «Ну, здорово, друг», — и крепко обнимаю Вадима. «Ну как ты там?» — спрашивает он меня. «Да живой еще». — «Миша, через полчаса я провожу совещание, отвезу тебя домой и сразу возвращаюсь в штаб, а вечером встретимся». — «Как скажешь, Вадим». Минут через десять нажимаю звонок и через щель в почтовом ящике вижу сына, который идет открывать дверь. «Здравствуй, сынуля». Слышу голос жены: «Гена, кто там?» Показываю ему жестом, мол, молчи. Не дождавшись ответа, жена выходит на веранду, увидев меня, тоже растерялась и молчит. На разговоры вышла теща: «Ну, вот и зять прибыл. Ну, здравствуй, Аника-воин», — и рассмеялась. Ужинали, как и раньше, всей семьей. Говорили долго. В основном они меня расспрашивали, но больше всего мы беседовали с сыном. Его интересовало все и даже сувенирные макеты машин, которые я ему привез и которые он бережно хранил долгое время. Отдохнул немного в Фергане. Повидался со своими друзьями, не забыл навестить и альпинистов. У них как раз был заезд в горы новой смены, и почти все мои друзья собрались на центральной базе в Фергане на улице Аэродромной. Одним словом, получилась памятная встреча. Через неделю всей семьей убыли в Белоруссию. Помню, на Белорусском вокзале в зале для военнослужащих работал телевизор. И надо же, показывали вывод из Афганистана ракетного дивизиона и другой вспомогательной военной техники. Жена мне говорит: «После отпуска поедешь не в Афганистан, а в Витебск». Однако на деле оказалось все совсем не так. По телевизору наше информационное агентство пустило пыль в глаза. Но за надежду я цеплялся.

На следующее утро мы уже были в гостях. Родители и мои друзья детства собрались за столом. Не вижу младшего брата Владимира. «Мама, а где Володя?» — «Поступает в Черниговское военное училище летчиков», — сказал с гордостью мне отец. Судьба в тот момент ко мне была благосклонна, и на следующее утро на пару дней после успешной сдачи экзаменов приехал домой Владимир. Сколько было радости, особенно радовалась наша мама. Да, на этот раз мы встретились всей семьей. Она от нас и внука глаз не отводила. Отпуск проходил быстро, и с каждым днем настроение стало заметно портиться. Настал тот день, когда пришлось распрощаться со своей семьей, родными и вернуться в Афганистан. После отпуска с трудом стал перестраиваться на военный лад, по новой привыкать к боевым действиям и походной жизни. Перемирие к моему возвращению закончилось, от него пользу получили только одни душманы, а мы остались с носом. Через пару дней мне уже пришлось участвовать в боевых действиях севернее Кабула. И то, что я видел по телевизору на Белорусском вокзале, оказалось не более чем самообманом. Руководителем операции был комдив. Разгром большой банды, которую мы зажали в кишлаке, был еще в полном разгаре. Казалось, совсем рядом слышны ухающие разрывы гранат и трескотня стрелкового оружия. По звуку боя трудно было определить, кто в кого стреляет. Банда, чувствуя безнадежность, сопротивлялась, предпринимала попытку за попыткой вырваться из окружения. Мы находились на небольшой возвышенности, на которой саперы наспех соорудили командный пункт. Вовремя заняли укрытие, пули нет-нет да и посвистывали над нашими головами, а иногда рядышком поднимали фонтанчики пыли. Около кишлака было большое виноградное поле, которое мешало вести наблюдение за действиями наших подразделений. Мы владели только той информацией, которую нам докладывали по радио командиры и разведчики. Командиры на войне основное внимание уделяют тому участку, откуда стреляют. Рассмотрев в бинокль кишлак, поле с виноградником, медленно перевожу окуляры выше кишлака и начинаю изучать сопки, что с северной стороны были совсем рядом с, кишлаком. Один из домов находился прямо под обрывом сопки. Вижу, что небольшая вооруженная группа пытается уйти в горы именно через двор этого дома, человек семь, не более. В этом месте кольцо блокирования полностью не было замкнуто, вот душманы, не будь дураками, и решили воспользоваться лазейкой. Из-за узости улиц и высоты дувалов командиры маневр духов видеть не могли. Передаю бинокль комдиву, тот смотрит и говорит: «Да это же духи!»

Я ухмыльнулся про себя, а то можно подумать, что это туристы. Рябченко, глядя в бинокль, говорит: «Надо связаться со Шпаком, пусть перенацелит ближайшую роту на уничтожение этой группы». Комдиву подсказываю, что выше этой сопки в горах находится разведгруппа лейтенанта Перепечина, которая должна уничтожать отходящие группы мятежников, вот мы ей задачу и уточним. «Дело говоришь, так будет оперативнее. А ты вот что, Михаил, давай с разведгруппой на перехват, может, успеете перехватить. Надо сделать все возможное, чтобы банда из кишлака не ушла». Пока командир мне давал ценные указания, Марченко группу привел в готовность. Мы рванули на окраину кишлака, насколько позволяла скорость. По ходу движения связался с Перепечиным и нацелил его на отходящую группу душманов. Скорость была приличной, на неровностях трясло так, как будто сидишь на камнедробилке. Казалось, мы успеем занять выгодный рубеж на путях отхода душманов, но не тут-то было. Мы наткнулись на заливной участок виноградного поля. Машинам дальше хода нет, а продолжать движение в обход — значит потерять время, которого у нас и так было в обрез. Механикам-водителям отдал указание боевые машины рассредоточить и, самое главное, быть с ними постоянно на связи, а сам с группой что есть духу стал подниматься по склону сопки. Связист немного отстал, к нему подбежал на помощь Марченко. Метров через триста мы и духи увидели друг друга. Мы сразу к бою, а душманы продолжают бежать в сторону спасительного для них оврага. Открываем огонь. Двое бандитов падают. Остальные разворачиваются и знакомым маршрутом по лощине убегают обратно в кишлак. В лощине они скрылись от нас. Все происходило на обратных скатах горы, и оперативная группа нас не наблюдала. Связался с комдивом и доложил, что часть душманской группы» возвращается в кишлак тем же путем, что уходила. В данной ситуации нам повезло, что мы встретились с бандой, а если бы минут на пять замешкались, духи нас бы встретили огнем из оврага. К этому времени они были бы уже в выгодном для себя положении, и неизвестно, какие последствия были бы у нашей группы. Артиллерию и вертолеты в данном случае было бы применять небезопасно. Уж слишком близко находились свои и чужие. Марченко передал «коробочкам» (так в боевой обстановке по радио называли боевые машины), что уцелевшие бандиты убегают обратно в кишлак. Необходимо внимательно наблюдать за горой и, как только душманы выйдут на открытую местность, открыть по ним огонь, не дать им возможности спрятаться в доме. Мы начали движение вниз по обратному склону и через несколько минут услышали интенсивную пулеметную стрельбу, которая перемежалась орудийными выстрелами боевых машин. Продолжалась стрельба долго, и, когда мы подошли к технике, старший нам показал дом, в котором небольшой группе душманов все же удалось спрятаться. «Троих мы завалили, я сам это видел», — продолжал свой рассказ наводчик-оператор. «В этот же дом с другой высотки тоже около пяти человек успели забежать», — дополнил рассказ механик Ковалев. Результаты наблюдения доложил на командный пункт оперативной группы. Комдив: «Отведи людей, сейчас начнет по дому работать артиллерия». Отвели людей и технику метров на пятьсот от виноградника. И тут же из района командного пункта сверкнуло несколько молний. Через секунду дом, в котором укрылись около десятка душманов, заволокло густой пылью. Прошло некоторое время, и облако пыли стало медленно заволакивать северную часть кишлака, что мешало артиллеристам вести наблюдение за разрывами снарядов. Тем не менее в кишлаке бой продолжался. Комбат напрямую вышел по связи с Рябченко и докладывает ему, что видит группу душманов, которые уходят в сопки, на них стрелковым оружием воздействовать нельзя, и дает примерные координаты цели. Несмотря на просьбы комбата, артиллерия почему-то молчала. До меня дошло, что артиллерия в таких условиях запыленности огонь вести не может, есть опасность накрыть своих. Однако и ждать, пока пыль рассеется, тоже смысла нет. Мятежники уйдут в горы, а там мест, где можно спокойно отсидеться, предостаточно. Мои суждения прервал радист Лисневский: «На проводе Перепечин», и протягивает телефонную трубку. «Разведгруппа наблюдает две небольшие банды, их общее направление движения на блокированный кишлак». Неужели в кишлаке скрывается важная фигура и мятежники спешат на выручку? Бред какой-то, и только. Передаю координаты банд на КП для авианаводчика, а затем разведчикам, чтобы обозначили себя красными дымами, вели наблюдение за ударами вертолетом и были готовы уточнить целеуказания, в боестолкновение пока не вступать. Пыль в кишлаке к этому времени осела, и артиллерия возобновила огонь по целям, которые указал комбат. Разрывы практически накрыли всю группу. В километре от кишлака на север летели две пары боевых вертолетов. Предупредили разведчиков о том, что сейчас в их районе будут работать вертушки. Спустя минуту издалека было видно, как вертолеты стали кружить над сопками и обрабатывать их НУРСами. Перепечин попросил еще нанести удар по тому же району. Израсходовав весь боекомплект, вертолеты улетели в Кабул на заправку. Тотчас наверху началась стрельба. Разведчики сами вышли на связь, доложили, что ведут бой с остатками банд, и запросили огневой поддержки. Просьбу передал авианаводчику, тот своим соколам. Разведчикам передаю, чтобы обозначили себя дымами и наблюдали за воздухом. «Понял», — получил ответ сверху. И снова в воздухе карусель, и снова слышны разрывы снарядов, стрельба авиационных пушек. Разведчики сверху передают, что после такой работы вряд ли кто уцелел. Напомнил парням, чтобы собрали трофеи и возвращались в лагерь. Только переговорил со своими, как комдив дает команду на возвращение. В кишлаке стрельба потихоньку стала затухать. Минут через тридцать подъезжаю к лагерю. Спускаюсь в укрытие. Вижу, рядом с комдивом генерал из Москвы. Спрашиваю разрешения у московского гостя обратиться к комдиву. Мне показалось, что гость немного смутился от моего обращения. Рябченко точно в лице изменился и мне с раздражением: «Надо начмеда сопроводить до кишлака, в третьей роте есть раненый солдат, вертолет там не сможет сесть. Попрошу тебя соблюдать осторожность». Здесь я Рябченко напрочь добил. Спросил у генерала Спирина разрешение выполнять приказ комдива. Да, видеть бы глаза комдива в тот момент. На ходу бросаю Марченко, что едем в кишлак, и тут же спрашиваю у Лисневского, как дела у разведчиков в горах. «Возвращаются в лагерь», — ответил радист. Затем уточнил у комбата, как безопаснее подъехать за раненым. «Подъезжайте к площади». И в это время в небо взметнулась красная ракета. «Ракету видели? — спросил комбат. — Это для вас ориентир общего направления». — «Понял, начинаю движение». Дорога извилистая и тяжелая. Подъехали к кишлаку и через некоторое время уперлись в узкую улочку, пришлось спешиться и дальше идти пешком. Марченко с небольшой группой впереди, а мы с начмедом в сопровождении Куранова, Сафарова, Ивонина и радиста Лисневского несколько сзади. Метров через триста встретились с ротным. Забрали раненого. Хамаганов, врач, осмотрел его, поправил перевязку, сделал обезболивающий укол и сказал, жить солдат будет. Солдаты, которые несли раненого, попросили воды. Я спросил у ротного, есть ли патроны. Боеприпасы есть, с водой туго. Мы отдали пацанам всю воду, которая была при нас. Солдаты стали прощаться с раненым товарищем. Ротный нас предупредил, что в кишлаке еще есть притаившиеся душманы, будьте осторожны. На этом мы расстались. Ротный с солдатами ушел в кишлак, а мы с раненым к технике. Идем по правилам войны в готовности к открытию огня. Кругом высокие, глухие стены домов, попадаются разрушенные дувалы, и вдруг впереди раздался одиночный выстрел, и тут же в ответ несколько очередей. «Стой, сволочь», — слышу крик Куранова, и снова очередь, а затем и вторая. Дух притаился в огороде, а когда разведчики проходили мимо проема в дувале, не выдержал и выстрелил, но от волнения промазал. Чем и воспользовались наши. Стрелял душман из буровской винтовки. В кармане пиджака нашли только листки из Корана. Винтовку прихватили с собой. Раненый солдат попросил пить, а мы воду отдали его товарищам. Потерпи маленько, утешил его Хамаганов, сейчас придем к технике, там есть вода. Минут через десять мы были около боевых машин. Тут же услышали шум приближающихся вертолетов. Через минуту-другую один из них совершил посадку около лагеря, другой продолжал барражировать в небе. На бронетранспортере подвезли раненого прямо к вертолету. Начмед проконтролировал погрузку, уточнил фамилию, подразделение, в котором проходил службу солдат. Техник закрыл кабину, и тут же вертолет взмыл в небо и взял курс на Кабул. Проводив взглядом улетающие вертолеты, с начмедом по лощинке направился на командный пункт, чтобы доложить комдиву об отправке раненого в Кабул. Гостей из Москвы не было. Рябченко уже нетерпеливо поглядывал в мою сторону. Внимательно выслушал доклад, а потом начал: «Михаил, научись фильтровать, кто из Москвы к нам приезжает как начальник, а кто просто как полковник». — «На мой взгляд, кто из Москвы, тот и начальник», — возразил я комдиву. «Да, Спирин был командиром Кировабадской дивизии, а сейчас в Москве на полковничьей должности. Понял?» — «Сейчас понял», — согласился с командиром. Постепенно комдив успокоился, и разговор вошел в служебное русло. «Послушай, твои разведчики себя молодцом показали. Михаил, как ты думаешь, Ленцов с Марченко заслужили ротные должности?» — «Конечно. План ротации разведчиков уже давно у Нежурина в кадровой службе, Комар и Литош на должности замкомбатов. Ленцов — командиром дивизионной разведроты, а Марченко — командиром полковой разведки». — «Хорошо, не возражаю, но ты мне напомнишь об этом по возвращении на базу, а то Нежурин еще тот кадр, может напрочь все похерить». — «Есть, товарищ генерал». К исходу дня наши войска перебазировались в другой район предполагаемых боевых действий.

На следующий день я снова видел генерала Спирина рядом с комдивом. И снова мы блокировали кишлаки, но на этот раз в кишлаках работали афганские солдаты. Ближе к обеду на позициях одной из рот я увидел Спирина, который, не маскируясь, в полный рост, обходил позиции десантников и беседовал с ними. В кишлаке нет-нет да и вспыхивала перестрелка. Меня такое бесцеремонное отношение генерала к мерам личной безопасности удивило и даже возмутило. Мы требуем от солдат в боевой обстановке одного, а генерал подает дурной пример. Однако я генералу не указ. Вечером, когда войска собрались в лагере на ночевку, в штабной палатке встретился с полковником Зуевым, который был в группе генерала. Пришлось ему рассказать о Спирине. Заев мне по секрету сказал, что Спирин уже давно серьезно болен и он как бы не дорожит своей жизнью.

Наступило раннее утро четвертого дня боевых действий нашей группировки, которое, на мой взгляд, было, как всегда, обычным. Подъем. Завтрак. Убытие подразделений на боевые действия.

Окрики командиров на своих подчиненных, которые, по их мнению, затягивали своевременный выход в указанные районы. Да и поднятая пыль боевыми машинами делала это утро похожим на вчерашнее. Правда, со стороны гор послышался ранний выстрел. Кто в кого, пока неясно.

Через некоторое время лагерь опустел. Остался только личный состав оперативной группы с обслугой, разведчики и охранение. Проходя мимо, начальник связи дивизии бросил на ходу: «Комдива к телефону вызывает командарм. По всей видимости, боевая задача будет изменена. Кстати, где он?» — «Да вон с разведчиками беседует». — «Пойду отвлеку его от твоих парней».

Появился Хамаганов, как всегда, с улыбкой: «Что-то сегодня твои разведчики в лагере задержались». — «Вячеслав, не каркай, а то беду накликаешь. Сплюнь через плечо». Через некоторое время к нам снова подошел Горовой. «Ну, какие новости из армии?» — спросили у него. «Комдив еще на проводе», — ответил связист. Нашу беседу прервал возглас начмеда: «Смотрите, солдаты к нам афганца ведут». Подошедший лейтенант сказал, местный житель хочет видеть главного русского начальника. Отпустив лейтенанта, мы с афганцем направились к командиру, он уже закончил разговор с командармом и выходил из палатки.

Афганец на хреновом русском языке пытался нам сообщить какую-то важную информацию. Из его слов стало понятно, в одном из домов кишлака, в котором он проживает, есть склад оружия и боеприпасов. Пришлось дождаться прихода Сафарова. Сергей с афганцем переговорил, оказалось, действительно речь идет о складе оружия в одном из кишлаков.

Вот это да, воскликнул комдив. На моей памяти первый случай, когда местный житель сам приходит к нам с такого рода информацией.

Афганец по настроению главного шурави смекнул, что его информацией заинтересовались и ко всему сказанному добавил, что место он знает и готов показать, но только надо спешить. Склад могут перенести в другое место.

Я уже заранее знал, что этот склад придется искать моим разведчикам. Точно, комдив словно уловил ход моих мыслей, тут же отдал мне распоряжение: «Скрынников, забирай осведомителя, разведчиков и спешите в кишлак. Кишлак блокирован батальоном майора Кротика. Да, прихвати группу спецназа, хватит им прохлаждаться на командном пункте, и не забудь своих активистов». — «Хорошо, товарищ генерал, сегодня объединим усилия разведчиков и спецназовцев для выполнения задачи».

До кишлака по карте было километров пять, а с учетом рельефа местности все шесть. Если ехать на технике, вроде бы и недалеко, да вот километра два надо идти пешком. На этом участке местность для техники непроходимая. Ладно, подумал про себя, боевую технику оставим около ближайшей роты, которая оседлала гору, а дальше пойдем пешком. Время подходило к полудню, и солнце палило в полную силу. Внутри боевой техники было нестерпимо душно, а здесь еще вонючая пыль, поднятая гусеницами машин, добавляла проблем, набивалась в ноздри и уши. Дышать было нечем. Как назло, сегодня с утра не было ветра, и пыль огромным грибом подолгу возвышалась над колонной.

Разведчики обрадовались, когда прибыли на место, по крайней мере здесь не было пыли. Уточнили задачу, порядок движения и сигналы. Как нам в то время не хватало средств связи внутри подразделений! Выручали разработанные нашими отцами сигналы. Правда, и сейчас в современных боевиках для управления используют давно забытые сигналы, только более модернизированные. С высотки кишлак и прилегающая к нему местность в бинокль хорошо просматривались. Кишлак был большой, а несколько домов стояли в отдалении. Дома напоминали небольшие крепости, стоящие друг от друга на приличном расстоянии. Они, как правило, строились из огромных саманных кирпичей, стены были толстыми и высокими. Мой дом — моя крепость, а наш объект был вообще на отшибе, ближе к горам. Его удаление от кишлака обеспечивало выполнение боевой задачи с меньшим риском для нас. После установления наблюдения за домом определили маршруты движения к нему. Группу спецназа по виноградному полю я направил в обход объекта, а сам с разведчиками и активистами Залмая по неглубокому оврагу направился к цели, как бы обходя дом с южной стороны. Вдруг где-то в центре кишлака затарахтел крупнокалиберный пулемет. Стоп, по звуку — «ДШК». Мы остановились и прислушались, пытаясь определить направление стрельбы. С таким оружием шутки плохи. Сейчас «зеленые» у нас запросят вертушки, подумал про себя. И тут же радисту Понкратову: «Сережа, слушай эфир и мне докладывай». — «Есть». Далее поинтересовался у Марченко: «Валера, красные дымы в группе имеются?» — «А то, без них никуда», — ответил командир. «Ладно, я просто так на всякий случай спросил. Если налетят вертолеты, чтобы вовремя себя успеть обозначить. А то в кишлаке может и от своих достаться». Тем не менее стрельба нам была как бы напоминанием о том, что мы находимся в боевой обстановке, хотя мы и так приучились соблюдать осторожность и работать по-боевому. Овраг стал уходить в сторону, нам пришлось продолжить движение по мелкому кустарнику. Через некоторое время закончился и кустарник. Группа вышла к обработанному участку земли, на котором росла кукуруза. Рядом со мной шел местный житель. Вдруг откуда ни возьмись появилась женщина, как ведьма, вся в черном, и с криками угрозы набросилась на афганца. Тот, пятясь, спрятался за наши спины. Она шумела, не обращая никакого внимания на нас. Они чужие, а ты же афганец, как тебе не стыдно быть вместе с неверными, ты совсем забыл Аллаха, и вдобавок обозвала его нехорошим словом, так здорово схожим с узбекским, которое приходилось слышать много раз на улицах Ферганы. Нежеланная встреча с женщиной на некоторое время приостановило наше продвижение. Однако выручили активисты, они грубовато взяли женщину под руки и поволокли ее в кукурузу. У меня сразу мелькнула нехорошая мысль, надругаются над женщиной. Тихо говорю Марченко: «Валера, останови этот спектакль». Тот, в свою очередь, Иванину, Куранову и Сафарову скомандовал «фас». Разведчики бросились в кукурузу. Однако все обошлось без нашего вмешательства. «Зря подумал в ту минуту плохо про партийцев», — сказал сам себе. Они ее связали и бросили на землю, но без кляпа во рту, хотя она продолжала ругаться. После небольшой заминки мы ускорили движение. «Валера, а почему вдруг женщина набросилась именно на местного, возможно, она признала в нем кого-то?» — «Вполне возможно». В этот момент в наушниках радиста что-то щелкнуло, и тотчас в эфире послышался голос Шпака, который предупредил комбата, майора Кротика: «Будь внимательным, на севере кишлака с группой работает наш главный «Канарис» (это он обо мне). Так что будь начеку». От такой заботы стало веселее. Хотя команда прошла с небольшим опозданием, но все же лучше позже, чем никогда. К этому времени группа спецназа подошла к нужному для нас дому, увлеклась наблюдением и на какое-то время потеряла нас из виду. Маскируясь в складках местности, к дому подошла и наша группа. Таким образом, как бы замкнулось кольцо вокруг дома. Один из активистов неосторожно выглянул из-за дувала и стал рассматривать дом. Спецназовцы приняли его за душмана и открыли огонь. Куранов находился рядом с активистом и открыл ответный огонь. Одним словом, через секунду началась сильная перестрелка. Нам повезло, обе группы находились за дувалами, и мы не перестреляли друг друга. Безрядин вовремя заметил перебегающего спецназовца, поднял шум. «Свои, прекратите стрельбу». В подобных ситуациях очень трудно остановить стрельбу, нервное напряжение на высшем пределе, а большой палец правой руки находится на спусковом крючке, и, как правило, огонь ведется до последнего патрона в магазине. Перестрелку около дома услышали наши подразделения, которые находились наверху в горах, и сразу передали информацию командиру полка, тот, в свою очередь, комдиву. Комдив, естественно, вызывает меня на связь: «Доложи, что у тебя там происходит?» — «Пока все под контролем, а стрельба спровоцирована своими», — отвечаю генералу. «Будь осторожен», — последовал совет командира. Мы на какое-то время притаились и продолжали вести наблюдение за домом и территорией. Установили зрительную связь с группой спецназа.

Неожиданно для нас вдруг заскрипела калитка, через несколько секунд в проеме показалась женщина с ребенком на руках. Посмотрела налево, направо и направилась в сторону арыка, который протекал недалеко от дома. Арык больше напоминал маленький ручеек, заросший с двух сторон травой. Около арыка женщина остановилась, оглянулась вокруг, наклонилась к воде, стала ее черпать рукой и пить, затем напоила ребенка. Глядя на эту картину, подумал, ну чисто ферганский вариант, который часто приходилось видеть в городе, как узбеки из арыка пьют воду. Только в данном случае она что-то долго утоляла жажду. Складывалось впечатление, что она тянет время и старается незаметно вести наблюдение. Ее поведение не ускользнуло от наметанного глаза Сафарова.

Так оно на самом деле и оказалось, через пару минут из калитки вышел мужчина с подростком. (Позднее выяснится, что это ее сын.) При виде мужчины наш «доброжелатель» оживился и жестами стал показывать, мол, этого человека надо задержать. Активистам показываю в сторону мужчины. Они меня поняли и быстро из-за укрытия подбежали к опешившим от неожиданности людям и задержали их. Женщина тоже попыталась скрыться, но партийцы ее остановили и пытались успокоить. Тем временем спецназовцы преодолели дувал и осторожно в готовности открыть огонь стали приближаться к постройкам дома. Моя группа, соблюдая осторожность, прошла через калитку во двор. «Ну, показывай, где склад», — обращаюсь к афганцу. Тот подошел к одному из небольших кустов, внимательно осмотрел землю, мол, вот здесь и носком галоши показал место, где нужно копать. Марченко мне шепчет: «Посмотрите на хозяина дома». Хозяин дома смотрел на своего соплеменника с такой ненавистью, что, если бы рядом не было нас, он его разорвал бы на мелкие части.

Партийцы на правах победителей обшарили дом, нашли лопату и протянули хозяину. К слову, лопаты афганских дехкан имели одну характерную деталь: выше заступа крепилась деревянная ручка, вот на эту ручку при копании земли нажимала нога крестьянина и даже не нажимала, а наскакивала в прыжке. «Нет, — возразили мы, — хозяину лопату не давать!» Гнев у афганца еще не прошел, и мы не стали испытывать судьбу, а тем более судьбу нашего «доброжелателя». Партийцы копали недолго, хотя грунт был тяжелым, и вот наконец из ямы достали длинный сверток. Развернули дерюгу и увидели два кремневых ружья, немного пороха, новенькую трехлинейку, десятка два патронов и Коран. Хозяин хмуро за всем наблюдал, но не стал отпираться. Да, оружие закопал подальше от греха. Прятал оружие в присутствии вот этого человека, который считался нашим родственником, и снова его глаза сверкнули гневом в сторону афганца. Тот на всякий случай отошел от ямы подальше. Одним словом, родственник подложил большую свинью.

Вспомнился крик женщины, одетой во все черное, и проклятия в адрес местного жителя. «Да, парень, прогневил ты своих родственников», — глядя на смущенного афганца, сказал Марченко. — Сафаров, ему сейчас только в банду уходить надо». — «Да ты что, — возразили ему Боровков с Курановым. — Дня через два духи об этом случае узнают и сразу расстреляют». Пока разведчики обсуждали дальнейшую судьбу афганца, прямо с места раскопок радировали комдиву о результатах поиска и получили от него благословение на обратный путь. Хозяина оружейного «арсенала» арестовывать не стали, оставили его в покое, как мне показалось, в данной ситуации он об этом только и просил Аллаха. Возвращались одной группой, тем же маршрутом, но с мерами предосторожности. Парные дозорные были впереди, справа, слева и в тылу, местность пересеченная, поэтому эта мера была нелишней. За нами увязался и «осведомитель». Собственно говоря, у него и не было другого выхода, только с нами. На обратном пути освободили женщину. Она и сейчас при виде своего родственника плевалась в его сторону. Ее громкие крики еще долго сопровождали нашу группу, но она держалась от нас на приличном расстоянии. Женщина словно накаркала на нас беду. Когда мы подходили к оврагу, в нашу сторону прозвучало несколько одиночных выстрелов. Этого было достаточно, чтобы мы распластались на земле. Некоторое время смотрели в сторону, откуда велась стрельба, пытались определить место стрелка, но выстрелов больше не было. Мы справа и слева стали окружать предполагаемое место стрелка. Активисты густой цепью следовали за нами. Спецназовцы старались показать всем, какие они крутые парни в такой ситуации. Мои уступать не хотели. Да в принципе и не уступили бы. Подготовка практически была одинаковая. Мои были крупнее телом, да и физически крепче. Дабы не зарывались и те и другие, пришлось напомнить, что мы сейчас не на учебном поле, а в боевой обстановке. В результате совместных действий стрелка в овраге мы не обнаружили. Он словно сквозь землю провалился. Пока мы ломали головы, а куда же мог подеваться бандит, в кишлаке опять поднялась стрельба. Панкратов доложил: «Наши вызвали боевые вертолеты». Через некоторое время на горизонте показались две точки, которые с каждой секундой увеличивались, пока наконец не превратились в винтокрылые машины. Марченко наготове держал шашку с красным дымом. Вертолеты приблизились к центру кишлака и выпустили по несколько НУРСов по дому, который указал по просьбе «зеленых» авианаводчик. Последние снаряды по курсу полета разорвались за кишлаком в нашем направлении. Мы залегли в изгибе оврага, стали наблюдать за вертушками и на всякий случай обозначили себя красным дымом. Вертолеты, не долетая метров сто до нас, развернулись и снова ударили по объекту, а затем улетели на авиабазу. Далее мы шли медленно и осторожно. Подошли к высоте, на которой находилась одна из рот батальона. Около техники нас уже дожидался майор Кротик с группой солдат. «Кольцо блокирования подтянули ближе к кишлаку, — сказал мне комбат. — В кишлаке банда, вот мы «зеленым» и помогаем». — «А чем была вызвана стрельба у вас?» — спросил тут же у меня комбат. «Да какой-то душман решил припугнуть нас». — «Ну и как, напугал?» — «А то, еще как!» Солдаты с интересом рассматривали кремневые ружья. Один из них даже попытался изготовиться для стрельбы, чем вызвал смех у своих товарищей. Еще немного поболтали с солдатами, расселись по машинам и колонной, стараясь особо не пылить, двинулись в сторону командного пункта.

До командного пункта добрались без приключений. Комдива на месте не оказалось. Находку показал своим товарищам по оружию. «И это все?» — удивились они. «А вы что думали, там нас ожидал целый арсенал?» — «Ну хотя бы не три единицы старья». — «Сколько было, все наше». Рассказал товарищам, как появилась на свет история про склад и откуда у нее выросли ноги. Подъехал Рябченко. Историю для комдива пришлось повторить. «Пойдем, посмотрим трофеи». Глядя на оружие, он сказал: «А я-то думал, что там будет более серьезное оружие, а здесь только одни музейные экспонаты». — «Как быть с местным жителем?» — спросил у генерала. «Пусть идет на все четыре стороны». — «Отправить его на все четыре стороны мы всегда успеем, но надо же войти и в его положение. Человек сам, добровольно явился к нам и скинул информацию. Пусть она для нас особой ценности и не имела, но все же. Тем более скинул информацию на своих родственников. Теперь обратный путь в кишлак ему заказан. В данной ситуации надо ему как-то облегчить судьбу. А если его направить к Хушальку на службу? Это для него самый что ни на есть выбор. Его проблемы прикроет только государственная служба». — «Иди в Мирбачакот, разыщи начальника милиции и передай ему, что ты от рафика Михаила. Все понял?» — «Все, все, — залепетал Зуфар и на узбекском добавил: — Ката рахмат (большое спасибо)». В дорогу старшина дал ему полбуханки белого хлеба и немного сахара. Этими продуктами мы с ним как бы расплатились за его услугу. Мои парни проводили его за боевое охранение и сказали: «Иди с миром». На этом закончился эпизод со «складом» боеприпасов. Склад, если такой можно назвать складом, мы нашли, а вот найдут ли пути примирения родственники? Вопрос остался открытым. Тем не менее время уже подходило к вечеру. Подразделения подтягивались к лагерю и готовились к ночевке, а разведчики — к ночным боевым действиям.

Утром боевые действия продолжились. Их акцент постепенно смещался на север. Остатки уцелевших мятежников поодиночке и небольшими группами стремились уйти в горы. К этому времени в Панджшерском ущелье уже yспел обозначить свое влияние Масхуд. На этом этапе боевых действий применялся ферганский полк десантников, который дислоцировался на авиабазе Баграм. Ближе к полудню в районе боевых действий полка обстановка несколько обострилась. Десантники окружили большую банду, которая, понимая свое безвыходное положение, пыталась во что бы то ни стало уйти в горы через боевые порядки батальона Алиева. Батальон затемно в пешем порядке вышел в предгорье и занял позиции выше кишлака, в котором заночевала банда. Утром после активных боевых действий, огневой подготовки артиллерии и ударов авиации мятежники заметались. Часть уцелевших бандитов, несмотря на плотный огонь десантников, пыталась уйти в горы. Наиболее настырные действия они предприняли на позиции рот Востротина и Шатского. Около сотни душманов несколько раз предпринимали попытки пробиться через позиции десантников, но всякий раз получали по зубам. Тем не менее от своих действий не отказывались, а только немного затихли, пытаясь найти слабое звено в обороне. Сердюков, командир полка, доложил комдиву об обстановке, которая сложилась на данный момент в районе боевых действий его полка. Рябченко внимательно, не перебивая, выслушал по радио доклад, немного поколдовал с карандашом над картой обстановки и принял решение в район боевых действий для изучения обстановки на месте направить меня.

«Скрынников, подойди ко мне. Посмотри на карту, вот здесь воюют ферганцы, возьми разведчиков, надо проехать к Сердюкову и посмотреть, как у них там дела». Рябченко как старший армейский начальник над всеми десантниками нес моральную ответственность за ферганцев перед командующим ВДВ. После недолгой беседы с комдивом уточнил по радио место расположения командного пункта полка, в сопровождении разведгруппы Богатикова отправился в путь. До района боевых действий полка было порядка одиннадцати километров. Во время движения старались обходить очаги сопротивления, чтобы случайно не нарваться на своих, и крупные кишлаки. В одном месте все же пришлось вступить в боестолкновение с небольшой отходящей группой душманов. Разведчики была начеку и своевременно обнаружили движение вооруженных людей. Местность в том районе была более-менее равнинной, позволяла на боевых машинах осуществить маневр, чем и воспользовались разведчики. В течение нескольких минут группа мятежников была окружена, однако и нам немного не повезло, одна машина заехала в какую-то яму, поэтому полного окружения душманов не получилось, и, пока машина выбиралась из этой ямы, некоторым удалось убежать в виноградное поле. В ходе боя разведчики уничтожили двоих вооруженных духов, вернее, расстреляли из пулеметов. Где-то около часа мы еще кружили по складкам местности, пока не наткнулись на бойцов ферганского полка. «Гвардейцы, кто у вас старший и где он?» Сержант показывает направление, где может быть старший. Вижу, кто-то бежит в нашу сторону. Да это же Антонюк, узнал в бегущем своего подчиненного по совместной службе в Фергане. «Здравствуй, Дима, рад тебя видеть». «Я вас тоже», — последовал ответ. «Ну доложи, что у вас здесь происходит?» Антонюк, а он стал помощником начальника штаба полка, в данной ситуации координировал боевые действия нескольких подразделений, доложил обстановку и добавил: «Пока потерь нет». После короткой беседы с Димой я уточнил на местности, где находится командир полка, пожелал десантникам удачи и поехал на командный пункт. На КП находились Сердюков, командир полка, начальник политотдела Позницкий и несколько офицеров штаба, которые наносили на рабочую карту командира обстановку, ту, что по радио поступала из района боевых действий батальонов. Сердюков мне рассказал, что роты Востротина и Шатского отбили все попытки душманов прорваться через их позиции в горы. Духи стали собираться в зарослях сухого русла, но были обнаружены разведчиками. Тотчас вызвали вертолеты, вот они и накрыли большую группу мятежников. «А где Никифоров?» — спросил я у командира. «Он с батальоном Алиева», — ответил Сердюков. Командир полка рассказал о задачах, которые заканчивают выполнять батальоны. Сейчас положение в районе полностью контролируется десантниками, потерь нет, это радует. Часа через два задачу выполним, начнем собирать подразделения и готовиться к ночным мероприятиям. Во время нашего разговора к комполка подошел офицер-артиллерист с рабочим планшетом. «Разведчики наблюдают группу душманов, которые уходят в предгорье, просят навести огонь артиллерией, — и показывает на планшете координаты цели. — Давай работай по цели». Через минуту раздался выстрел, и пристрелочный снаряд улетел в сторону гор. Прошло совсем немного время, пока уточнялись координаты цели, и дивизион стал стрелять в сторону гор залпом. Разведчики доложили, что огонь нужно перенести немного левее, а через несколько минут сообщили: цель накрыта. «Хорошо», — сказал командир. Мы разговорились, вспомнили службу в Фергане. Ветерок немного усилился, и поднятые полы палатки хлопали, словно слоны своими большими ушами. Позницкий увлеченно рассказывал какую-то историю, в это время центральный кол, который поддерживал палатку, от порыва ветра стал падать. Мы с Сердюковым это видим, но не успели и рта открыть, как кол опустился на голову начальника политотдела. Он от боли обхватил голову руками и застонал. Мы вышли из палатки, еле сдерживая смех. Вышел, почесывая голову, и пострадавший. В конце концов рассмеялся и Позницкий над своей бедой. Насмеявшись, стали собираться в обратный путь. «Михаил, будь с нами на всякий случай на связи, — посоветовал Сердюков, — а то мало ли что может случиться в дороге». — «Конечно, буду на связи, без нее никуда и шагу».

Обратная дорога, как всегда бывает, намного короче. Тем не менее, проезжая мимо гряды сопок, на одной из них увидели двух людей, остановились, в бинокль рассмотрели, что они без оружия, решили огонь не открывать и продолжили движение. В лагере нас встретил Андрейчук, старшина разведроты, и предложил поесть. «Спасибо, Николай, корми парней, а я пойду доложусь комдиву». Командир вместе с заместителем по тылу, полковником Красным, в палатке пили чай. «Садись с нами», — предложил Красный. Я стал отнекиваться. «Садись, не ломайся», — сказал генерал. Раз приглашают, надо оказать честь, подумал про себя. Рассказал руководителям, как нам по дороге встретилась небольшая группа духов, как разведчики Богатикова с ними расправились, а также, как воевали с душманами батальоны ферганского полка. Поблагодарив командира за чай, собрался было уходить, но комдив меня задержал. «Есть на ночь разведчикам работа. Утром я задачу как бы озвучил, а потом все же решил, что в овраге ночью необходимо организовать засаду». «Организуем», — ответил командиру. «Будьте осторожны, — напомнил генерал, — сейчас банды нащупывают слабое место и пытаются просачиваться через боевые порядки наших подразделений, а оврагом они точно воспользуются». Вышел от командира и сразу к разведчикам. Они как раз обедали. «Старшина, генеральский обед какой-то слабый, дай мне солдатской каши». — «Нет проблем, — ответил Андрейчук. Обратился к Комару: — Иван, пригласи Литоша, надо будет после обеда обсудить задачу на ночные действия. Задумал засадные действия провести тремя группами, двумя дивизионными и одной полковой ротой».

Когда все были в сборе, по лощине поднялись с офицерами на возвышенность, с которой хорошо просматривалась местность, где в километрах двух-трех от лагеря и проходил овраг. Овраг был хотя и глубокий, но не вызывал у нас беспокойства, а вот с началом боевых действий мотострелков севернее водохранилища Суруби овраг стал предметом повышенного внимания. По нему могли свободно, особенно в темное время, передвигаться мятежники. Вот у комдива в связи с этим и появилась идея организации засады. Изучили местность, определили задачи каждой группе, примерные районы для организации засады. Оставшееся светлое время подразделения использовали для подготовки к ночным мероприятиям.

К вечеру погода стала портиться. О предстоящем ухудшении можно было судить и по солнцу, было оно необычно золотистым. Разведчики знали, этот цвет в горах к непогоде. Тем не менее разведчики своего решения не стали менять и продолжали подготовку. Планировалось две группы расположить по обеим сторонам оврага, а одну повыше в предгорье. Этот овраг когда-то, по всей видимости, был многоводной рекой. Теперь из-за этого мы смогли увеличить ширину полосы засадных действий. Старшим одной из групп был Комар, другой — его заместитель Ленцов. Полковую группу возглавил Литош. Так для меня было спокойнее. Перед выходом в район боевых действий погода совсем испортилась. Подул сильный ветер, неся с собой много пыли, создавая сильный дискомфорт. Мы даже стали подумывать об отказе от спланированной затеи, но потом подумали, что такая погода тоже на руку и духам. Они непременно воспользуются ей и оврагом постараются уйти из блокированного района. Проверили связь, и разведчики растворились в пыльной темноте. Через некоторое время погода совсем озверела. Ветер поднял такую пыль, что за десяток метров ничего не было видно. Резервная группа лейтенанта Перепечина находилась в готовности.

Ближе к полуночи ветер стал стихать, улучшилась видимость. Разведчики докладывают, что в их районах обстановка пока спокойная. Раз у них все в порядке, спокойнее на душе и у меня. К этому времени ветер стих. Вылез из бронетранспортера и прошел вдоль бронегруппы. На верху брони некоторые наблюдатели уже стали клевать носом. Пришлось разбудить. После небольшой физзарядки снова все внимание наблюдателей в сторону предгорья, где притаились разведчики. Прошло еще некоторое время, на небе стали видны звезды. Вдруг Понкратов в предгорье увидел осветительные ракеты и тугие пучки трассирующих пуль, взметнувшиеся высоко в небо. Ветер, хоть и слабый, но все же был и дул в сторону гор, поэтому стрельбы слышно не было. Бой продолжался минут пять, не больше. Запрашиваю полковую разведгруппу, потому что нам казалось, бой идет в их районе засады. Литош докладывает: у них пока тихо, а бой они наблюдают в районе группы Комара. Через несколько минут поступил доклад от Комара: группа уничтожила двоих душманов, остальные, пользуясь темнотой, ушли в сторону Ленцова. Вот там и разгорелся бой. Вместе с резервной группой выдвигаюсь по направлению к разведчикам, заранее передал Комару, чтобы обозначил себя зеленой ракетой. Минут через двадцать нас встретила группа Комара. По настроению парней было видно, что они довольны работой и даже о чем-то спорили, каждый доказывая свою правоту. Ротный подробно рассказал, как все происходило. Группа душманов около пяти человек, а может, и больше — в темноте трудно было их пересчитать, двигались как у себя дома, переговаривались между собой. Одним словом, вели себя опрометчиво. Их от полного уничтожения спасло резко пересеченное дно оврага, чем они воспользовались и резво убежали в сторону разведчиков Ленцова. К нему я на всякий случай для усиления отправил разведотделение во главе с Жиляковым. Виктор, командир обстрелянный и грамотный, так что Ленцову пригодится. Да и радиостанция у него есть, только что разговаривали, он уже на подходе к группе Ленцова. Пока обсуждали дальнейшие действия, бой начался в предгорье, он обозначил себя летающими трассерами в разные стороны. Душманы поняли, что овраг для них перекрыт, и решили уйти в горы, не подозревая, что и там их ожидают разведчики. Вот и напоролись на засаду. Бой внезапно стих. Литош доложил, что собирается возвращаться. А как результат? «Трое». Мы его доклад поняли. Через несколько минут внизу оврага послышался какой-то подозрительный шум и тут же прекратился. Мы изготовились к бою. Минут через десять на связь вышел Ленцов и доложил, что он поднимается к нам наверх. И правда, вскорости из оврага наверх поднялись разведчики из группы Ленцова, а вместе с ними и группа Жилякова. С собой они принесли четыре трофейных автомата арабского производства. Пока разведчики между собой делились впечатлениями о боевых действиях, в предгорье снова начался бой. Да что же там такое? «Понкратов, давай на связь Литоша». — «Да все у нас в порядке, мы возвращались к вам, а здесь один дух открыл огонь в нашу сторону, вот и пришлось им заняться». Значит, это четвертый. «Ждите, скоро будем», — доложил старший. Прошло немного времени, и снова внизу послышался легкий шорох, а через несколько минут появились и разведчики. На горизонте забрезжил рассвет. «Давайте подведем итоги ночных мероприятий. Литош, что у тебя имеется из трофеев? Три автомата и одна буровская винтовка. Я так понял, что люди все на месте? Потерь нет и раненых тоже, а душманы потеряли десять человек». — «Все точно», — ответили офицеры. В лагерь возвращались уже на рассвете, но там уже вовсю готовились к выходу в новый район боевых действий. Издалека увидел комдива, который прохаживался около бронегруппы одного из батальонов, и поспешил к нему на доклад. Тем более что и результат был, на мой взгляд, неплохой. Командир выслушал доклад, работу разведчиков отметил хорошим словом и добавил: «Ну, вот видишь, я же говорил, душманы непременно воспользуются оврагом. Отдыхать сегодня вам не придется. Пока вы ночью в засадах сидели, командарм изменил нам боевую задачу. Войска уже начали выходить на новые исходные рубежи. Твои выходят в одной колонне с опергруппой. Иди поторопи разведчиков».

Часа через два по проселочным дорогам, а где и напрямую вышли в нужную точку, саперы быстро развернули командный пункт. В новом районе практически все повторялось, окружали кишлаки, били по целям артиллерией и авиацией.

Разведчики выполняли свои задачи днем и ночью. Воевали мы еще дней пять, а затем вернулись на аэродром к себе на базу. Прошло не так уж и много времени, как мы вернулись из боевых действий, подумал, что пора напомнить комдиву про Комара и Литоша. Рябченко мне в ответ: «Плохо думаешь о командире, еще утром подписал все кадровые приказы, в том числе и на твоих. Комар поедет в Кандагар к Маслову замкомбатом, а Литош будет замкомбатом в своем полку. Ленцов возглавит дивизионную роту, Марченко полковую. Михаил, расклад нормальный». — «Вполне доволен кадровой ротацией, товарищ генерал». «Чуть не забыл тебе сказать, помнишь того генерала из Москвы, который был у нас на боевых действиях?» — «Помню, генерал Спирин». — «Так вот он умер, мне об этом по телефону сказал Сухоруков».

В Кабуле мы находились недолго. Труба снова позвала солдат в поход. И так до середины лета. Однажды во время короткого перерыва в боевых действиях мне позвонил Ленцов и попросил зайти в роту. «Какой вопрос решаем, командир?» — «Сегодня в Союз улетают семь человек, желающих посвятить свою жизнь служению Родине, поступают в наше десантное училище». Конечно, я, как старший начальник, обязан был им сказать пару напутствующих слов, а также поблагодарить за службу. Провожали их на аэродром к самолету всей ротой. Фамилии всех ребят не помню, а вот двоих запомнил, это Ивонин и Кибиткин. Кстати, оба после окончания училища снова приедут в Афганистан, продолжат участие в боевых действиях, но только уже в новом качестве. Пока командирами разведывательных взводов. Кибиткин в дивизионной, а Ивонин в полковой ротах. Правда, прибудут они «за речку» в разное время. Ивонин разведвзводом откомандовал два года и не только командовал, а принимал активное участие в разведывательно-поисковых мероприятиях по разгрому банд, затем по замене уехал в Союз. В третий раз приехал в Афган капитаном, начальником штаба батальона и снова участвовал в боевых действиях. Старший лейтенант Кибиткин, уже будучи в должности замкомроты, принимал участие в выводе подразделения в Союз. Вполне мужественные из разведчиков получились офицеры. Часто в беседах с разведчиками мы вспоминали ребят, уволенных в запас. Они были лучшими. Почему лучшими? Да потому, что у них было больше боевого опыта.

В один из сентябрьских дней в штабе между боевыми действиями получилась небольшая пауза, около кабинета комдива увидел небольшую группу афганцев в штатском и одного полковника, с которыми о чем-то разговаривал адъютант Рябченко. Меня это не заинтересовало, потому что такую картину можно было наблюдать несколько раз в неделю. Только было в кабинете из сейфа достал рабочие документы, как раздался телефонный звонок. «Зайди», — услышал в трубке голос командира. В коридоре афганцев не было. Захожу подчеркнуто, по-военному, чтобы немного пофорсить перед гостями. Афганцы пьют чай, и не только. Пришлось комдиву и мне предложить чашку чая, но я вежливо отказался, сославшись на плотный завтрак. Еще бы посмел не отказаться. Наслушался бы потом упреков за употребление с утра. «Знакомься, Михаил, это представители ХАДа (подобие нашего КГБ). Ну что же, товарищи офицеры, перейдем к делу», — сказал комдив.

Один из афганцев на хорошем русском стал высказывать свои пожелания. В кишлаке Ходжачист, севернее Кабула, в одном из домов вторые сутки в гостях находится лидер главарей банд провинции Лагор, имя его Сайфулло. Это дом его старшего брата. Нам нужна ваша военная помощь. На своих военных надежды мало, тем более при подготовке и проведении такой операции скинут информацию только так. С нашей стороны примут участие около пяти офицеров службы безопасности. Нам необходима рота ваших солдат со старшим, мы обсудим план проведения операции по задержанию высокопоставленного главаря. Нейтрализовав Сайфулло, мы на какое-то время обезглавим мятежное движение в провинции Лагор. «Так, друзья, помощь мы вам окажем, а старшим будет мой начальник разведки. Вот с ним и разрабатывайте план по задержанию этого самого главаря. Михаил, приглашай гостей к себе в кабинет и работайте. Я на доклад убываю к командарму. Позднее мне доложишь план проведения операции».

Афганцы, поблагодарив комдива, переместились в мой кабинет. Кишлак и прилегающая к нему местность нам, разведчикам, были хорошо знакомы. Позвонил в роту и пригласил к себе Комара. Нарисовал на листе ватмана примерную схему местности, а один из афганцев — схему кишлака и дом, в котором остановился главарь. Коллегиально выработали план по захвату бандита. Операцию решили провести на рассвете во время крепкого сна. «Ротный, какие группы будем привлекать?» — «Группы лейтенантов Богатикова и Перкова». — «А кто будет обеспечивать связь?» — «Лейтенант Тютвин. Он же будет с вами на операции». Еще раз прошлись по всем вопросам проведения операции. Вроде бы все предусмотрели. Встречу с афганцами назначили на четыре часа утра следующего дня. На всякий случай афганцам напомнил, чтобы не было утечки информации. Они меня заверили, что операцию разрабатывали только здесь присутствующие. Хадовцы ушли, а мы с Комаром направились в роту, чтобы уже с личным составом продолжить подготовку к боевым действиям. После обеда план операции доложил Рябченко. В заключение он мне сказал: «Давай на всякий случай сделаем заявку на вылет вертолетов, береженого бог бережет». Его поддержал и Петряков.

Рано утром, к нашему удивлению, БТР-60 с афганцами уже дожидался нас в условном месте. Пока обменивались мнениями, Тютвин организовал и проверил связь с афганцами. Двигались одной колонной, афганцы впереди. Когда подъезжали к кишлаку, уже начинало светать. Каждая группа знала свой маневр, и, когда до кишлака оставалось менее километра, мы увеличили скорость. Группа Перкова заняла позиции на выходе из кишлака, БТР афганцев, мой, а также группа Богатикова на скорости прошли в глубь кишлака. Пришлось удивляться, как водитель афганского бронетранспортера безошибочно и уверенно маневрирует по узким улочкам. Вне всякого сомнения, в машине был человек, который знал кишлак и нужный дом. Насколько вокруг позволяла местность, окружили дом. Действия проходили скоротечно и в полной неожиданности для хозяина дома и его гостей. Бакутин из гранатомета выстрелил по воротам дома. Ворота разлетелись в щепки, и в проем устремились трое афганцев и несколько разведчиков с Богатиковым. Через считаные секунды они были в доме. Раздалось несколько одиночных выстрелов и автоматная очередь, затем крики, шум борьбы и наша ненормативная лексика, но она как бы вписывалась в боевую обстановку. От выстрела из гранатомета проснулся весь кишлак. На крышах домов стали появляться местные жители, с любопытством поглядывая на шурави. Из дома вывели связанного небольшого роста человека, который и оказался лидером мятежного движения целой провинции. Следом вышли мои парни, а за ними офицер ХАДа, держась рукой за раненое плечо. Как потом оказалось, в него все же успел выстрелить охранник Сайфулло. Вот разведчики очередь в него и влепили. Санинструктору Веретенину не пришлось скучать, он сделал раненому афганцу перевязку, помог ему подняться в БТР. Афганцы решили на месте провести предварительный допрос пленного, но нутром чувствовалось, что обстановка может в любой момент измениться. Любопытных на крышах домов стало прибавляться. Тем более что среди этих высоченных заборов под недружественными взглядами мы чувствовали себя весьма неуютно. «Давайте выходим из кишлака, а там посмотрим», — пришлось порекомендовать афганцам. Да те и сами уже поняли, что надо уходить. По-хорошему их можно было понять, им не терпелось от такого пленного получить сведения.

Ведь не каждый день к ним в руки столь важные птицы попадают. Только мы организовали посадку на технику, как на окраине кишлака послышались выстрелы. Запрашиваю Перкова: «Что там у вас?» — «Да двое с оружием огородами пытались убежать. Вот и пришлось открыть огонь». — «Правильно сделали». Небольшой колонной вышли из кишлака. В замыкании была машина Богатикова. Его группа имела опыт ведения боя в кишлаке. Месяцем, а может, и двумя раньше тыловая колонна, которую по счастливой случайности сопровождала группа Сергея, попала в засаду. Вот тогда разведчики и выручили тыловиков. Мы находились в районе кишлака Ниджраб, проводили совместно с ферганцами операцию и буквально за несколько минут до выхода разведчиков на маршрут в одной из машин обнаружили небольшую неисправность. На устранение неполадка много времени не нужно, но время общего выхода группировки поджимало разведчиков. Мною было принято решение, естественно, без доклада старшему, оставить взвод в Баграме, а после устранения неисправности вместе с тыловой колонной на следующий день прибыть в район боевых действий. Комдив меня тогда упрекнул, почему, мол, из-за одной машины оставил целый взвод. Вот тогда я в сердцах и ответил ему, что группу разведчиков не променяю на весь Афганистан. А вот когда разведчики в кишлаке разгромили засаду душманов и привели колонну в лагерь десантников, все же один «КамАЗ» духи сожгли, я сказал комдиву: «Один ноль в мою пользу». — «Ладно, где уж нам», — проворчал Рябченко. И если в каком-нибудь кишлаке намечалась драка, туда всегда планировалась группа Богатикова.

Когда наша группа без проблем вышла из кишлака, к нам по ходу присоединились и разведчики группы Перкова. Через некоторое время по бездорожью подошли к дороге Баграм — Кабул. Такой маршрут выбрали специально, чтобы не налететь на мину. Афганцы запросили разрешения на самостоятельное движение в Кабул. Я не стал возражать. Они увеличили скорость и скоро скрылись из виду, а мы продолжали движение, соблюдая меры предосторожности. Через несколько километров пути мы увидели стоящий на обочине БТР-70 и небольшую группу наших военных. Подъезжаем ближе. Чувствуется, тут что-то неладное. «Остановились, подошел к машине. Среди военных увидел девушку с красными от слез глазами. Что случилось? «Нас обстреляли из гранатомета», — и вояки показывают вмятину в броне. «Да, вам крупно повезло». Граната вскользь коснулась кормы и не причинила вреда, но морального вреда нанесла много. «А вы кто такая?» — спрашиваю у девушки. «Я из военторга, сопровождала груз в Баграм». К началу нашего разговора она уже полностью пришла в себя от пережитого и весело всем рассказывала, как ей было страшно, когда граната ударилась о броню. И как она со страху легла на пол бронетранспортера. Как ее сопровождающие открыли ответный огонь из автоматов по тому месту, откуда был произведен выстрел. «Ведь я же побывала в боевой ситуации». — «Как зовут тебя, воин?» — «Наташа», — ответила она. «Наташа, впредь будь осторожнее». «Буду, как только вернусь на территорию полка у Бабурина попрошу автомат и буду выезжать из полка только с оружием. Когда будете в крепости Бали-Хисар, заходите в гости». — «Спасибо за приглашение, как-нибудь при возможности зайду». Однако обстановка требовала действий. «Сергей, обследуй местность. Павел, ты будь готов совершить небольшой маневр при необходимости». Боевые машины группы Богатикова, выбросив из двигателей клубы серого дыма, устремились вперед. В это время ко мне подбежал механик одной из боевых машин Куликов с просьбой о необходимости на несколько минут вскрыть силовое отделение и устранить маленькую неисправность. «Конечно, Миша, только давай быстрее». Тем временем, несмотря на наше присутствие, на дороге Кабул — Баграм кипела своя жизнь. Мимо нас проезжали грузовые легковушки, полные каких-то мешков, медленно проплывали огромные наливники, сверкающие своими стальными цистернами, а также двухэтажные автобусы, доработанные мастерами в Пакистане, они были облеплены со всех сторон безбилетниками. Водитель не отвечал за их безопасность, так было принято, хочешь ехать зайцем, держись. На первый взгляд дикость, а присмотреться, так какая-то забота о людях на восточный манер. У нас — денег нет, иди пешком, у них — хоть без комфорта и с риском, но едешь. Попадались «МАЗы» с «КамАЗами», но их было мало. На афганских дорогах преобладал иностранный автотранспорт.

Однако все наше внимание было приковано к действиям группы разведчиков. Вот она спешилась и медленно от укрытия к укрытию стала приближаться к предполагаемому месту гранатометчика. Издалека наблюдать всегда лучше, чем действовать. Вскорости группа осуществила посадку на машины и вернулась в исходное положение. Сергей сказал, что, судя по лежке, духов было двое. «Сергей, командуй всем по местам и вперед, но не забудь вести наблюдение во все стороны». Колонна начала движение, а БТР почему-то стоит на месте. В чем дело? Да не заводится. С буксира завели и пожелали счастливого пути. Минут через сорок наша колонна въезжала на территорию разведроты, где ее дожидались ротный и старшина. После небольшой беседы с офицерами-разведчиками направился в штаб для доклада комдиву. Несколько позже на служебном совещании командарм скажет, что десантники провели успешную операцию по задержанию важной фигуры мятежного движения провинции Лагор. Одновременно он же являлся помощником Гульбеддина, одного из руководителя оппозиции со штаб-квартирой в Пакистане. Меня за эту операцию Рябченко наградил хорошими швейцарскими часами «Альпар» с гравировкой «За мужество». Как-то будучи на побывке в Фергане, похвастался жене. Она посмотрела часы, прочитала гравировку и говорит: «Это часы мне за замужество с тобой» — и конфисковала их. Часы действительно были классными, а тем более в то время.

Офицеры-разведчики были представлены ко второй правительственной награде, а солдаты и сержанты к медалям «За отвагу» и «За боевые заслуги».

К осени некоторые офицеры штаба дивизии убыли в Союз по замене. Убыл и начальник кадровой службы подполковник Нежурин. В его рабочем столе обнаружили десятки наградных листов на солдат, сержантов и офицеров, не отправленных в высшую инстанцию. Правда, его почти не вспоминали, а если и вспоминали, то только нехорошим словом. Однажды мне тоже пришлось быть свидетелем нелицеприятного разговора комдива с кадровиком. В один из свободных от боевых действий дней я был оперативным дежурным. Утром, как принято, встретил комдива, доложил обстановку за прошедшую ночь по кабульскому гарнизону и за батальоны, которые находились в отрыве от главных сил. Затем разговор продолжился на обыденные темы в курилке около штабной палатки. Рябченко меня о чем-то спрашивает, я ему что-то отвечаю. Мимо нас проходил Нежурин. «Борис, — окликнул его командир, — ты подобрал кандидатуру одного из офицеров дивизии для представления к званию Героя Советского Союза?» Небольшая пауза. «У нас в дивизии достойного офицера для такого высокого звания нет». Комдив взорвался: «Мать твою, дивизия воюет, а ты из полутысячи офицеров не можешь выбрать достойного. Грош цена тебе как кадровику, оформляй Скрынникова». Вот здесь я синицу и выпустил из рук. «Да вы что, товарищ генерал, не надо, народ неправильно поймет», а если бы в тот момент щелкнул каблуками, пожалуй, быть бы мне Героем. Сегодня это было бы огромным подспорьем в жизни в виде большой пенсий. Вот его, Нежурина, личное участие в какой-либо операции что-то не припомню. Одним словом, кадровик прослыл хреновым инженером человеческих душ. Вместо Нежурина начальником кадровой службы был назначен Тавтын. У него особого образования не было, но порядочности и работоспособности предостаточно. Если он наградной лист оформлял, то всегда отслеживал его путь вплоть до объявления о награждении солдата или офицера. Как-то он меня в лагере встретил и тихонько говорит: «Дней через пять комдив убывает в отпуск и увозит на тебя представление о досрочном присвоении подполковника». Эта новость меня, как человека военного, конечно, обрадовала. На подходе был очередной Новый год, и буквально накануне ко мне в кабинет зашел Тавтын: «Что сидишь, корпишь над картой, а я пришел тебя поздравить с присвоением подполковника. Давай, наливай». Одним словом, Николай меня застал врасплох, но у меня же есть надежный старшина роты, у которого было все, как в Греции, подумал я. Как водится в военных кругах, такое звание, да еще на год раньше, надо немедленно обмыть, чтобы следующее созрело, и мы не стали откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. На следующее утро на построении мне и некоторым другим офицерам комдив официально объявил о присвоении воинских званий. А через час мы с Петряковым уже подъезжали к штабу армии за новой боевой задачей. Боевое задание было на этот раз для нас несложным. Нам распоряжением предписывалось оказать помощь афганскому подразделению в ликвидации небольшой банды в одном из кишлаков западнее Кабула. Руководил операцией начальник штаба дивизии. Утром блокировали кишлак, а афганским солдатам дали возможность помять бока душманам — своим землякам. Однако солдаты духов только вытеснили из кишлака, а возможно, и договорились с ними. А вот когда духи стали по оврагу уходить из кишлака, наши наблюдатели с ближайшей высотки это движение заметили и быстренько доложили комбату. Тот одну роту на боевых выбросил на перехват. Вот здесь их в овраге изрядно потрепали наши парни, тем не менее все же некоторым из душманов удалось в складках местности спрятаться, отсидеться, а потом уйти дальше в горы. К вечеру батальон вернулся на базу без потерь.

Петряков, как руководитель, результатом операции остался доволен и был в хорошем настроении. По приезде в лагерь пригласил меня к себе в палатку. Доложил в штаб армии о результатах операции. Вспомнили совместную службу в солнечной Фергане. Чуть позднее зашел к начштаба полковник Красный. Этот нам стал рассказывать про войну и делать сравнение с нынешними боевыми действиями. Я ушел от полковников к себе в общагу далеко за полночь. Утром нам, начальникам служб, было приказано провести мероприятия в своих подчиненных подразделениях по поддержанию высокой боеготовности в новогоднюю ночь. Удивительно, но душманье нам Новый год не испортило. Вели они себя достаточно тихо, по крайней мере в зоне ответственности дивизии. Беспокоили нас в новогоднюю ночь только авиаторы, и особенно когда куранты пробили полночь. Такую стрельбу подняли у себя на аэродроме, сравнимую со стрельбой только в ночь переворота. Пока были патроны, была и стрельба. Расстреляв все патроны, они, наконец-то, угомонились, а утром по приказу командарма у летунов проводили разбор новогодних «полетов». Конечно же, досталось командиру смешанной авиабазы Павлову, будущему Герою Советского Союза. И этот наступивший Новый год нам тоже ничего хорошего не обещал. Тем не менее, несмотря на военное положение, разведчики продолжали жить обычной жизнью. Принимали активное участие в боевых действиях. Комсомольцы жили жизнью своих подразделений. На общих собраниях парни вели серьезные разговоры, и на подобных мероприятиях всегда было интересно присутствовать. В один из февральских вечеров я возвращался из роты, где принимал участие в работе комсомольского собрания. Офицеры после собрания пригласили на ужин, но я от приглашения отказался, внутренний голос подсказал: не надо мешать личному составу, иди в штаб. Так я и поступил. Было уже темно, шел осторожно, обходя окопы, которых было нарыто большое множество, но все равно нет-нет да и попадешь в окоп. Вылезая из одного такого окопа, услышал в направлении города взрыв и несколько выстрелов. На всякий случай прибавил шаг, зная свою незаменимость в таких случаях. В штабе меня уже начали разыскивать. Зашел к командиру. Тот на меня: «Где ты шляешься? Найти тебя невозможно». — «В роте на комсомольском собрании был». — «Ладно, звонили из армии и просили разобраться, что за стрельба в городе. Возьми группу, поезжай разберись на месте. Когда вернешься, расскажешь, что там произошло. Только будь осторожен». — «Ну, спасибо за заботу». В роту не стал звонить. Взял двух комендачей и на БРДМ в город. Недалеко от поворота на город Джелалабад стоял с каким-то сиротливым видом «уазик», рядом с машиной два офицера. «Ну, что здесь у вас случилось?» — «Да вот, попали в засаду». — «А что вы здесь на ночь глядя делаете?» — «Самолет прилетел с грузом, командир и отправил на аэродром. Да мы и раньше в темное время выезжали на аэродром. Вот и доездились». — «Они вас просто подкараулили. Ладно, рассказывайте, как все произошло». — «Гранату в машину бросили вон из-за того дерева, а потом произвели несколько выстрелов. После подрыва мы вдвоем выскочили и начали стрелять в ответ. Водитель и старший машины ранены. Как смогли, их перевязали». Заглянул в кабину, старший, по всей видимости, ранен серьезно, головы не поднимал, только стонал. Сухопутчики, само собой, обрадовались нашему появлению. Пока разбирался, подъехал Мостиброцкий с разведчиками и санитарной машиной. «В какую сторону душманы после нападения отошли?» — уточнил у пехотинцев. Осмотрели лежку бандитов. Предположительно их было трое. Отходили они в сторону Джелалабадской дороги. Один из нападающих, перепрыгивая через илистый арык, поскользнулся и упал. След скольжения на грязи был отчетливо виден. Ротный направил луч света фонарика на место падения и говорит: «Отчетливо виден след крови». Получается, что сухопутчики все же одного духа подстрелили. «Вроде бы так», — ответил Мостиброцкий. «Давай, ротный, с одной группой обойди кустарник, а я со второй пойду вдоль разрушенного дувала по хлопковому полю. Встречаемся около поворота дороги на Джелалабад». Было очень темно, при слабом освещении района Симитхана еле-еле проектировались на фоне неба дома и деревья. Старались идти быстро, но осторожно. Связи между группами не было. Не кричать же на всю округу, как дела в группе? В моей группе кто-то из разведчиков за что-то зацепился и упал. И как водится в таких случаях, громко выругался. Пришлось цыкнуть, чтобы соблюдали тишину и осторожность. Вдруг в стороне ротного началась стрельба, и донеслись слова какой-то команды. До разведгруппы было не более двухсот метров. Моя группа залегла и привела себя в готовность. В темноте услышали шум бегущего по хлопковому полю в нашу сторону человека, а затем и силуэт увидели. Громко командую на афганском языке: «Дришь!» Человек от неожиданности остановился, а затем резко меняет направление и бежит в сторону дороги, одновременно делает несколько выстрелов из пистолета в нашу сторону. Ах ты сволочь, и в него со всех стволов. Несмотря на темноту, чья-то очередь сразила его наповал. Осторожно подошли к лежащему в готовности к открытию огня, но контрольной стрельбы не понадобилось. Убитый лежал лицом вниз, рядом пистолет «беретта». Труп обыскали, но документов при нем не было. В это время подошел ротный со своей группой и показывает трофейный автомат, а хозяин лежит вон там, в канаве, без каких-либо документов. Пока рассуждали, как быть дальше, недалеко от нас, возможно метрах в ста, мощно взревел мотор автомобиля, и машина с места рванула по дороге на Джелалабад. Разведчики вдогонку открыли огонь, но автомобиль уже успел скрыться за поворотом, показав нам красные огни задних фонарей. Вызываем БРДМ в надежде на то, что автомобиль не свернет куда-нибудь на проселочную дорогу, на прямом участке дороги его можно будет достать из крупнокалиберного пулемета. Правда, в данный момент оперативных действий не получилось. Пока добежали до машины, пока разбудили водилу, душманской машины и след простыл, а вот со стороны аэропорта послышался шум приближающейся бронегруппы. Подъехали три боевые машины дивизионной роты. Старшим был Ленцов. «Саша, а ты зачем пожаловал сюда?» — «На подмогу к вам». — «Ну раз есть войско, надо дать ему работу. Ленцов, прокатись по Джелалабадской дороге, может, что-нибудь подозрительное встретишь, а потом через аэропорт возвращайся домой, только сначала проверь со мной связь. Так, а вы, полковые, обследуйте местность восточнее Симитханы, возможно, там какое-нибудь безобразие найдете. Кстати, а где Качанов?» — «Он на проверке полковых объектов». — «Давайте все по местам и вперед, не забудьте про связь». К этому времени раненых увезли в госпиталь, а два капитана остались дожидаться тягача, чтобы эвакуировать «уазик». «Вы меньше курите, а больше наблюдайте», — посоветовал им. В это время к нашей группе подъехал комендант Кабула полковник Двугрошев. «Михаил, здравствуй, что здесь произошло?» Нарисовал ему картину произошедшего. «Молодцы парни, завтра на докладе командующему про этот случай обязательно напомню». У меня с ним были давнишние хорошие взаимоотношения. Одно время вместе служили в Фергане, он командовал зенитным дивизионом в Коканде. Вскоре в темноте послышался шум двигателей боевых машин. Вернулись полковые разведчики, конечно же без результата. Убедился, что все люди в сборе, больше их не было смысла держать возле себя, отправил в полк отдыхать. Мостиброцкому напомнил, чтобы Качанов утром был у меня в штабе дивизии. Подъехал «ЗИЛ-130», взял на буксир подбитый «уазик», а заодно прихватил двух капитанов-пехотинцев. В это время «комендач» кричит мне: «Вас на связь вызывают дивизионные разведчики». Ленцов доложил, что проехали километров пятнадцать, ничего заслуживающего внимания не заметили, тем более в ночное время, и группа возвращается домой без результата. Да по-другому и быть не должно. Духовский автомобиль уже давно где-то в районе Джелалабада. Уехал к себе домой и я. Время было уже далеко за полночь, но комдив дожидался меня, читая какую-то книжку. «Давай, рассказывай». Подробно с картинками все рассказал командиру. Ну, молодцы, хоть двоих да подстрелили, а то взяли за моду, сволочи, уходить безнаказанно. И тут же при мне несмотря на позднее время позвонил начальнику штаба армии генералу Тер-Аванесьяну и пересказал ему мой доклад. «Ладно, Миша, иди отдыхай, а я еще немного почитаю». Утром меня к себе вызвал начальник разведки армии генерал Дунец. В его кабинете уже шуршали рабочими картами два начальника разведки мотострелковых дивизий. «Скрынников, перепиши себе план основных мероприятий разведотдела на летнюю кампанию». Раз начальник приказывает, куда деваться. Потом он меня подозвал к себе и тихонько говорит: «Михаил, я от своих офицеров наслышан, что у твоих разведчиков есть неплохая баня. Пригласи в субботу, не откажусь». — «Нет проблем, товарищ генерал, буду ждать». Он меня почему-то всегда называл своим земляком. Служебные и человеческие отношения у нас с ним были очень хорошими. По приезде на аэродром встретил комдива. Рассказал ему о поездке в армию и о просьбе Дунца. Твой начальник, вот встречай и ублажай. Тем более тыл роты и Андрейчук на высоте. По телефону не стал давать указания старшине, а решил лично переговорить по поводу подготовки бани для такого высокого гостя. В принципе здесь ничего зазорного и нет, в кои веки армейский начальник решил приехать в гости. Не зря же бродят байки в армейском коллективе, к плохим подчиненным старший начальник в гости не напрашивается, а для проверки присылает своих офицеров. Старшина в субботу истопил баньку, приготовил стол. Я его предупредил, чтобы на всякий случай был небольшой резерв. Вдруг генерал приедет с товарищем. Так оно и случилось. Приехал наш начальник с каким-то полковником-артиллеристом. На аэродроме встретил Дунца, а он словно извиняясь: «Михаил, я приехал с другом». — «Да ладно, места и пара всем хватит». Ленцов показал ротное хозяйство, представил офицеров. Генерал немного побеседовал с личным составом, и как бы на этом закончился первый этап инспекции. В это время подошел старшина, представился и пригласил гостей посетить баню. «Ну что же, надо проверить и баньку», — сказал Дунец. Старшина мне на ухо: «За второй этап проверки отвечаю, естественно, я?» — «Конечно, а кто у нас отвечает за тыл? Старшина. Вот и рули». Баня гостям понравилась. Небольшая, есть душ, парилка, а самое главное, бассейн. Андрейчук сработал на славу и поддержал без того высокий авторитет десантников. Гости немного задержались, уже стало темнеть. Пришлось на всякий случай на БРДМ проводить их до штаба армии. Слов благодарности наслышался много. «Ну, Михаил, молодцом твои разведчики, хорошо живут, кругом порядок». — «Ну что же, раз начальнику, как разведчики живут, понравилось, и мне веселее». Комдив тоже остался доволен, сказал: «Меньше косых взглядов в мою сторону будет на совещании в армии». Вот так бы почаще расслабляться, так нет, через пару дней снова выход в районы, где обнаружены банды и снова ведение разведывательных и боевых действий по их уничтожению. Возвращение в пункты постоянного базирования, приведение техники, вооружения в порядок. И снова получение боевой задачи, и так без конца. В один из мартовских вечеров между боевыми действиями небольшая по численности банда совершила нападение на ближний привод аэродрома Кабул. Вернее, нападения не совершала, по-звериному подкралась огородами, по кустам, насколько это было возможным, и произвела выстрел из гранатомета в сторону технического узла, который размещался в двух металлических будках. Стреляли духи в темное время, вспышку от выстрела десантники засекли и в ответ открыли шквальный огонь. На охране ближнего привода находилась батарея зенитного дивизиона. Одновременно начали стрелять 23-мм ЗУ, а это мощное оружие. «Зушки» стали обрабатывать виноградники, кусты и огороды близлежащих домов. Рикошеты от снарядов свечками уходили в темное небо. Стрельба была слышна в штабе дивизии. Петряков сразу потребовал к себе начальника разведки, то есть меня. Хотя правильнее было бы в данной ситуации запросить через оперативного дежурного боевое охранение и выяснить обстановку, а не искать разведчика, чтобы задать ему вопрос, кто и зачем стреляет.

«Скрынников, в районе охранения на восточной стороне аэродрома идет бой. Давай, выезжай быстрее туда и разберись, что к чему». И так всегда в подобной ситуации. Где-то то ли в охранении, то ли в городе раздался выстрел, сразу же высокие начальники начинают искать начальника разведки. Раз есть в дивизии такая должность, вот от этого человека и ждут нужного результата. По принципу: ты разведчик, ты должен все знать. Дивизионные разведчики тоже привыкли к причудам начальников, и, если где-то в районе аэродрома вспыхивала стрельба, дежурная группа приводилась в повышенную готовность к выезду. Вот и сейчас, только я позвонил в роту, а Ленцов на мой вопрос отвечает: «Группа лейтенанта Черного находится в готовности. Ждем вас». До расположения роты оставалось каких-то полсотни шагов, и снова на восточной окраине аэродрома в ночном небе засверкали пунктиры трассирующих пуль. Показалось, что между стрельбой был слышен шум летящего вертолета. Однако тут же эту мысль отогнал. В темноте вертолеты не летают, даже в военное время. Около штабной палатки меня дожидался Ленцов с офицерами. Они зря время не теряли, к моему приходу уже владели кое-какой информацией. «Саша, где Черный?» — «Я здесь», — в темноте раздался голос лейтенанта. «Вячеслав, связь проверил?» — «Так точно». — «Командир, а кто со мной на связи будет?» — «Коробицин», — ответил за связиста ротный. «Всем по местам и вперед». На скорости напрямую не стали обходить взлетно-посадочную полосу. Сегодня обстановка была настолько серьезной, что запрещающие инструкции могли и подождать. Когда проезжали недалеко от авиабазы в темноте, почудилось, что как будто бы один из вертолетов совершил посадку. Минут через пятнадцать подъехали на позицию зенитчиков. Боевые машины рассредоточили. Нас встретил командир дивизиона подполковник Савицкий. «Привет, Владимир». — «Привет». — «Рассказывай, что здесь произошло?» Идем по позиции, рядом со мной лейтенант Черный. Подошли к технической будке. «Вот смотрите, граната не долетела каких-то пару метров до цели, ударилась о землю и, кувыркаясь, попала в верх будки. От удара развалилась на две части, поэтому вреда. нет. Это мои зенитчики собрали их в одно место», — и показывает мне две части гранаты. «Володя, откуда стреляли?» — «Вон из-за того куста. Идем, я вам еще кое-что покажу. Подходим и видим, около куста лежит убитый душман, а рядом автомат. «А где же гранатомет?» — «Вот в том-то и дело, что гранатометчику удалось в темноте скрыться, — сказал Савицкий. — Получается, что их было несколько». — «Так куда могли деваться остальные»? — допытываюсь у командира. — «А хрен их знает, куда они подевались. В такой темноте скрыться не проблема. Хотел организовать прочесывание, но помешал вертолет». — «Какой вертолет?» — «Наш, советский, — ответил Владимир. — Только мы обработали огнем место вспышки, окружающие кусты, нашли убитого и стали обсуждать, как быть дальше, вдруг в темноте на низкой высоте появляется вертолет и давай по нам лупить из пулемета. Тем более без всяких опознавательных огней. В ответ и мы по нему. Мои солдаты не пехота, но если дело касается стрельбы, то до последнего патрона в магазине. Вовремя он скрылся, а то бы сбили. Правда, мы сообразили, что, кроме нашего вертолета, никакому другому здесь делать нечего, и не стали из 23-мм ЗУ стрелять». Во время разговора разведчики подвели афганца. «Товарищ подполковник, вот он что-то из-за угла дома высматривал в темноте». — «Да это хозяин соседнего дома», — уточнил Савицкий. Афганцу задаю провокационный вопрос. «Ты ведь знал, что вечером будет обстрел, почему не предупредил шурави?» — «Я шурави каждый день твердил, что есть слух о готовящемся нападении». — «Михаил, ну его к чертям. Пугал нас каждый вечер нападением, чтобы мы его дом охраняли, хитрющий бабай». — «Ну а сейчас ты убедился в его правоте?» На этот раз Савицкий промолчал. Подвели афганца к убитому. «Знаешь его?» — «Нет, но на рынке, кажется, видел». — «Володя, труп пока не отдавай. Проеду к Залмаю, возможно, кто-нибудь из его людей опознает труп». Лисневскому: «Саша, передай Лениову, что мы выдвигаемся в кишлак Дехахъя к секретарю». Через пару минут мы колонной прошли мимо поста царандой и охранения 350-го полка, которым руководил майор Кротик. Проехали мимо кишлака Тарахейль и подъехали к вотчине секретаря. Ворота резиденции были закрыты, и нам долго пришлось дожидаться, пока партийцы соизволят нас впустить на охраняемую территорию. Разведчики даже сделали предложение, давайте шандарахнем по воротам из «мухи», сразу проснутся. Словно почуяв угрозу в свой адрес, из-за бетонного забора показалась голова часового, затем раздался скрип открываемых ворот. Навстречу вышел заспанный Залмай. Мы поздоровались. Секретарь стал приглашать к себе. «Залмай, сейчас некогда. К тебе есть дело». И кратко рассказал о нападении на ближний привод. Надо опознать труп, возьми кого-нибудь из своих людей и поехали. Залмай отдал распоряжение своему молодому заместителю, а сам с двумя нукерами сел в свой бежевый «уазик» и поехал вслед за нами. Около привода уже вовсю трудились технари с авиабазы, хотя он практически и не пострадал. Мы с афганцами подошли к душману. Осветив труп, один из людей Залмая признал в нем брата главаря банды, который месяцем раньше погиб в районе кишлака Зимма. Залмай сказал, что остальных они выследят, у него на этот счет есть одно предположение. Затем секретарь долго ругал хозяина дома. Раз ругал, значит, было за что. Ильдар, переводчик, все же мне пересказал строгий разговор Залмая и крестьянина. Ругал он его за то, что тот перестал на него работать, и даже вроде бы пригрозил, что сдаст его в ХАД. Еще раз извинился перед секретарем за прерванный сон. Разобравшись с происшествием и пожелав зенитчикам спокойной службы, убыли в расположение роты. Была уже глубокая ночь, но, зная, что Петряков не спит и дожидается моего доклада, без разрешения вошел в его жилище. «Заходи. Ну что там случилось?» — «А случилось вот что, шеф…» И подробно рассказал про огневое нападение на ближний привод и о том, что зенитчикам все же Удалось одного бандита уничтожить, и о данном обещании Залмая разыскать остальных нападающих. Выслушав доклад, начальник штаба попросил связистов соединить его со штабом армии и доложить об инциденте, произошедшем на окраине аэродрома. Потом долго слушал указания сверху. В конце разговора сказал: «Есть» — и положил трубку. Немного помолчал, а потом сказал: «Ну вот, уже нашлись доброжелатели и раньше нас доложили о взлете вертолета ночью, что категорически запрещено инструкциями, — высказался Петряков. — Командарм приказал завтра провести дознание по поводу вылета вертолета. Кто летал, кто на это давал добро? В общем, ты это дело начинал, ты его и заканчивай». В это время вваливается Мальцев, замкомдив. «Вы что, полуночники, не спите? Николай Васильевич, что случилось?» — «Да вот разбирались со стрельбой на аэродроме. Командарм поставил задачу разобраться с авиабазой. Кого для такого дела назначим?» — «Да вот Скрынников дознанием и займется. Ну, старик не подведет», — сказал Юрий Иванович. Так любил называть младших по званию замкомдив. «Николай Васильевич, может, на ночь глядя по маленькой? Вроде бы и повод есть». — «Не возражаю. Присаживайся», — пригласил и меня Петряков. Выпили, тушенкой закусили. В разговоре мне понравилось одно выражение начштаба. «Я вот как представлю, как безграмотный душман, который с винтовкой в руках по горам бегает, прицеливается в наших пацанов, мне становится не по себе. На месте солдата я вижу своего Ваську, аж сердце замирает, который еще пока учится, а позже в армии служить будет. На мой взгляд, во время проведения операции основной упор надо делать на авиацию и артиллерию, а потом уже посылать солдат». Что-то подобное предлагал и Мальцев, хотя он в Кабуле совсем недавно. В разговор мне не было смысла ввязываться, время было уже позднее, а на завтра у меня и поручение имеется, надо деликатно проводить дознание у летунов. Тем более что с Павловым, командиром авиабазы, я был знаком. Поблагодарив руководство за угощение, ушел к себе на отдых.

Утром погода немного испортилась. Подул «афганец».

Однако приказ погоде не помеха. Сразу же после завтрака поехал на аэродром. Полетов сегодня не было. Самолеты и вертолеты зачехлены. На стоянках между боевыми машинами маячили одинокие фигуры часовых. Около штабной палатки толпились авиаторы и что-то шумно обсуждали. «Товарищи офицеры, где ваш командир?» Кто-то из летчиков меня проводил до палатки командира. Павлов был в курсе моего приезда и предложил вместе позавтракать. «Сегодня, по крайней мере, до обеда полетов не будет, поэтому завтрак у нас немного позже обычного. Одним словом, где начинается авиация, там заканчивается порядок», — шутливо сказал подполковник. Завтрак у летчиков был намного лучше и разнообразнее, чем у нас, десантников. Разговор начали, как и водится, со службы, а потом постепенно подошли к вчерашнему полету. «Михаил, пойдем посмотрим мой вертолет и какие на нем появились отметины от десантников?» Вышли из палатки. Командирская машина стояла на ближней стоянке. Человека четыре специалистов ее штопали. Старлей, старший группы, доложил Павлову, что они насчитали девять пробоин. Важные узлы при обстреле не пострадали. «К обеду, товарищ командир, машина будет как новая, хорошо, что не стреляли из зенитных установок». Мы отошли в сторону, и командир продолжил свой рассказ. «Слушай, а что тебя вынудило сесть за рычаги, прилететь на позицию десантников и обстрелять их? Тебе повезло дважды, никто из десантников не погиб и тебя не сбили». — «Я тоже вчера после вылета остался доволен стечением таких обстоятельств, — ответил летун. — Вчера вечером со своим заместителем был вон около той будки. Вдруг вспышка и грохот, а через несколько секунд началась стрельба из стрелкового оружия. Потом к стрельбе подключились зенитные пушки. В небе летают сотни трассирующих пуль. Ты не представляешь, что там творилось, а стрельба идет практически в районе аэродрома. Если что случится, спрос будет с меня как с командира авиабазы. Война продолжается. Тогда я в азарте бегом к вертолету, запускаю двигатель. Многие, глядя на меня, тоже было ринулись к вертолетам, но я им запретил вылет. Машину поднял в воздух. Техник уже был за пулеметом. На низкой высоте иду в сторону трассеров. Перелетел дорогу и сразу понял, бой идет около ближнего привода. Миша, ты не представляешь, что бы мне было, если бы душманы вывели из строя ближний привод. Боевая авиация не летает, аэропорт закрыт и еще масса других неудобств. Это только на руку вражьему голосу. Стрельба из пулемета не планировалась, техник проявил ненужную самостоятельность. Я всего сделал один круг, а когда убедился, что по мне стреляют и попадают, развернул машину и ушел на аэродром. Думал, будет моральная победа, а получилось наоборот. В данной ситуации я, как командир, по-другому поступить не мог. В тот момент, когда я принимал решение, оно для меня казалось правильным. Знаю, ты сейчас скажешь, было темно, полеты в темное время запрещены. Да, у меня вчера так вышло, что я нарушил все инструкции, но аэродром и местность вокруг изучены, поэтому и взлетел. Я тебе все рассказал, как хочешь, так и докладывай. Слушай, — он посмотрел на часы, — время обеда — и добавил: — Война войной, а обед по распорядку». За столом разговор довели до логического конца. Я пообещал, что доклад будет объективным, без подлянок. Павлов на своем служебном «уазике» подбросил меня до комендатуры. Помещение комендатуры было рядом с расположением дивизионных разведчиков.

Однако на этом неприятности для командира авиабазы не закончились. Во время разговора наблюдаем, как стремительно разгоняется «МиГ-21». Вот-вот оторвется от земли и с грохотом уйдет в небо. И вдруг на наших глазах происходит что-то невероятное, а возможно, и трагическое. Под нижней частью фюзеляжа появился огромный красно-багровый шар, и тут же до нас доносится взрыв. А самолет как-то неуверенно оторвался от земли и, раскачиваясь из стороны в сторону, стал медленно набирать высоту. Авиатор, как профессионал, сразу заметил, что у самолета нет одного топливного бака, и помчался на аэродром. Я продолжал следить за полетом самолета. Самолет в этот момент был похож на подранка, который неуверенно держался в воздухе, затем развернулся над городом и пошел на посадку. Посадку «МиГ-19» совершил благополучно. Тем не менее к нему сразу помчались автомобили вспомогательной службы и пожарная. Оказалось, два солдата, военных строителя, ведя между собой задушевную беседу, отключились от всего, что происходило вокруг, и поперлись через взлетно-посадочную полосу. Естественно, звука приближающегося самолета они слышать не могли, а летчик на такой скорости ничего поделать не мог. Истребитель на взлетной полосе далеко не автомобиль на дороге, который может объехать препятствие. Самолет на взлете прямолинеен, как шомпол. Другое дело — в воздухе. Строители шли небольшим уступом, тот, что сзади, и попал под дополнительный бак. От удара бак сорвало с крепления, и он взорвался. Солдат оказался в эпицентре взрыва и сгорел мгновенно. Нашли только кусок ремня с бляхой. Второй пережил большой стресс, и его состоянию никто не завидовал. Скорее всего, он остался душевнобольным на всю жизнь. Летчик от всего увиденного тоже пережил большой стресс, но через некоторое время оклемался и продолжал воевать в небе Афганистана. Обо всем увиденном и услышанном доложил Петрякову. «Ну как твое мнение о действиях летчика?» Доложил, как на то время посчитал для себя нужным. «Боевая обстановка вынудила Павлова поступиться инструкциями, и в тот момент принятое им решение было для него правильным, тем более что потерь как с одной стороны, так и с другой не было». — «Вот такую телеграмму за моей подписью и отправляй в штаб армии». На следующее утро мне пришлось вылететь в район Асадабада, где размещался третий батальон 357-го полка, и я не смог, как обещал Павлову, передать содержание текста доклада в армию о его несанкционированном ночном полете. Накануне в семи километрах от дислокации батальона произошло боестолкновение с крупной бандой, это и явилось главной целью полета, а заодно надо было помочь молодому начальнику разведки батальона быстрее войти в курс дела. К этому времени в батальоны, которые воевали в отрыве от главных сил, ввели должность начальника разведки. Позднее боевая обстановка потребовала, чтобы во всех батальонах был начальник разведки.

За несколько дней до встречи с бандой разведчики батальона обнаружили на склоне небольшой горы пещеру. Как она здесь появилась, даже местный осведомитель разведчиков не мог пояснить. Скорее всего, когда-то в ней местные жители добывали белую глину, затем хозяйство пришло все в упадок, и производство прекратилось. Со временем пещера обсыпалась, поросла мелким красивым кустарником. О ней местная бандота каким-то образом прознала и организовала небольшой склад. Отдаленность от кишлаков и делала пещеру скрытой от человеческих глаз. Обнаружили ее случайно. Разведчики возвращались из очередного задания, притомились и решили немного отдохнуть. Место было красивое, поневоле залюбовались декоративными кустами, как будто они были специально высажены заботливыми человеческими руками. Неожиданно обнаружили замаскированную природой пещеру. Проверили. О пещере и содержимом доложили в штаб батальона. За командира оставался начальник штаба Пугачев, который не так давно был командиром разведроты полка. Поговорили и решили пещеру покараулить. В сумерках около пещеры разведчики организовали засаду. И надо же повезло, ждать долго не пришлось. Ночь была настолько темная, хоть глаз коли. Только шум шагов по сухой траве выдавал движение людей. Как только показались первые человеческие силуэты, разведчики открыли огонь, а затем подсветили местность. Все же ночь и пересеченная местность позволили банде разбежаться. Результат был неутешительным, двое душманов уничтожено и молодой паренек угодил в плен. Доложили комбату. Пузачев с рассветом в район проведения засады направил девятую роту, чтобы вместе с разведчиками прочесали прилегающую местность. Колмаков, командир роты, спёшил личный состав и в течение нескольких часов десантники обследовали довольно приличный район, но, к сожалению, результата не было. Решили возвращаться к машинам. Разведчики шли слева от роты, по сопкам. Надо же было такому случиться, в это время навстречу десантникам из Пакистана в глубь Афганистана шла банда численностью человек сорок. Шли, как у себя дома, без особой оглядки, да и было раннее утро, и лагерь шурави далеко. Встретились противники недалеко от пещеры. Поскольку встреча была неожиданностью для обеих сторон, то произошла она по сценарию встречного боя. Только у десантников были дозорные, вот они первыми и подали сигнал тревоги. Ротный подал команду: «Всем к бою». Десантники залегли на склоне горы, и началась сильная перестрелка. Колмаков быстро прикинул, что к чему, и один взвод отправил на вершину горы, чтобы упредить душманов, если они постараются оседлать горушку. Не припомню случая, чтобы душманы на ровной местности в обороне проявляли стойкость и упорство, они всегда старались уйти в другой район. Вот и сейчас банда, видя, что высота занята, стали отходить влево, а там их огнем встретили разведчики. Пока шла перестрелка и происходили маневры как со стороны десантников, так и со стороны мятежников, ротный связался со штабом и доложил, мол, так и так, веду бой с бандой. В лагере находилась седьмая рота, которая вернулась с задания поздно ночью. Пузачев объявил тревогу, и уже через несколько минут десантники мчались в район боевых действий. Начальник штаба по ходу движения попросил красным дымом обозначить гору, около которой шел бой. Ориентируясь на красный дым, рота развернулась в боевой порядок, окружила район боестолкновения и, ведя огонь на ходу из вооружения боевых машин, разобщила банду на несколько мелких групп, которые стали метаться из одной стороны в Другую. В конце концов, понимая всю безвыходность положения, остатки банды бросились в сторону пакистанской границы. На их пути оказалась неширокая, но бурная речка Кунар. Искать броды и мосты было некогда. Некоторые из душманов решили ее форсировать с ходу, но многие, из-за того что не умели плавать, нашли свой конец в бурном потоке. За одиночными бандитами на боевых машинах десантники гонялись, как за зайцами в степи. Местность все же была пересеченная, и два механика-водителя настолько увлеклись погоней за душманами, что чуть было не столкнулись около небольшого оврага. Сегодня для мятежников был абсолютно предсказуемый конец. Немногим бандитам удалось выжить. Хоть и прошли душманы подготовку в учебных лагерях под руководством иностранных инструкторов, но морду наши парни им набили крепко. На всю жизнь оставшиеся в живых будут помнить эту встречу. Бой закончился, надо собирать бойцов. Пересчитали людей. Все оказались живы и здоровы, только немного взбудоражены, но это и понятно, так всегда бывает после боя. А как же быть с пещерой, думали командиры. Засаду после такой стрельбы оставлять только себе во вред. И решили имущество вывезти, а мины взорвать. Скорее всего, содержимое этого небольшого склада душманами использовалось для диверсионных действий. Афганское одеяние передали местным жителям как дар божий. Разговорам в солдатской среде по поводу сегодняшнего боя не было конца. По словам Пузычева, взвод разведки и его командир старший лейтенант Танин на хорошем счету в батальоне. Это грамотный и думающий офицер. Среди разведчиков в быту лад и взаимопонимание. Начальник разведки батальона — без году неделя, а у него в маленькой, но очень важной службе порядок. За короткое время он пополнил список своих осведомителей. Последним был пастух. Сегодня он со своими баранами здесь, а завтра там, за границей. Правда, на сопредельной стороне спецслужбы им тоже могут заинтересоваться. Поэтому командованию батальона и разведчикам я порекомендовал особенно его поручениями не нагружать. Внимательно присмотреться, а уж потом потихоньку и приобщать к работе. В конце концов, пусть за ним присмотрит ваше доверенное и проверенное лицо. В своей практической работе я всегда исходил из того, если в свое время командиры имели отношение к разведке, то и в дальнейшей службе у них отношение к разведчикам соответствующее. Пузачев и Колмаков как раз и были выходцами из разведки, поэтому в батальоне разведка на высоте. Хорошие слова в адрес разведчиков сказал дважды Герой Советского Союза, маршал Василевский: «За время службы в советских Вооруженных силах, особенно в годы минувшей войны, мне довелось видеть множество героев и множество подвигов… Но у меня лично и у героев всех родов войск, достойных самой высокой похвалы, глубочайшее уважение вызывали и вызывают подвиги наших славных разведчиков…» Не менее теплые слова сказал и другой военачальник, генерал армии Тюленев: «Говорить о том, как важна для армии разведка, значило бы говорить азбучные истины. Только та армия действительно боеспособна, которая хорошо и всегда знает, что делает ее противник, больше того, что он собирается делать…» Нашел я время по душам поговорить и со своими бывшими подчиненными Пузачевым и Колмаковым. На прощание пожелал им удачи и велел беречь людей, к вечеру вернулся в Кабул. Доложил руководству о положении дел в батальоне и об успешно проведенной операции, самое главное — операции без потерь. Командованию дивизии это, разумеется, понравилось, они меня больше не стали загружать разными вопросами и задерживать. Наутро я все же поехал на аэродром, чтобы повидаться с командиром авиабазы, а самое главное, чтобы он не Думал о десантниках плохо. Мол, обещал рассказать и не сдержал слова. Так вот приехал на базу, а командир на боевом задании в каком-то районе стреляет по душманам. Ладно, думаю, ждать возвращения его из полета не буду, приеду в следующий раз, тем более Павлов уже знал, что наказание за ночной полет ему не грозит. Одним словом, десантники отмазали летчика от наказания, а по-другому и быть не могло. У нас даже форма одежды с летунами была одинаковая, а военно-транспортная авиация обеспечивала все наши тактические учения с десантированием. По рулежным дорожкам и стоянкам потихоньку еду обратно в лагерь. Около одной из стоянок разгружался «Ан-12». Мне показалось знакомым лицо женщины, которая стояла под крылом самолета в окружении афганских солдат. «Останови машину», — сказал механику. Подхожу к самолету. Так и есть, это Наташа. Она обрадовалась моему появлению. Афганцы при виде меня отошли в сторону. «Наташа, что ты здесь делаешь?» На ее лице испуг. «Мы с вами встречаемся в каких-то сложных ситуациях, — ответила она. — Вот и сегодня тоже. Прибыл наш борт, я приехала его разгрузить, а команда для разгрузки задерживается. Экипаж грузовой люк открыл, а сами куда-то ушли. Подходят афганцы и предлагают свои услуги. Они часто помогают разгружать самолеты, за это иногда им перепадает продуктов. Не стала дожидаться своих и согласилась на помощь афганцев. Афганцы стали разгружать, а потом оценили обстановку и давай меня потихоньку заталкивать в центр толпы под крыло самолета». В это время афганцы продолжали наблюдать за нами и почувствовали, что девушка жалуется на них, поспешно ушли от самолета. Далее Наташа сказала, что один солдат на ломаном русском языке подошел к ней вплотную и прямо говорит: «Ханум, афганца хочешь?» От услышанного стало страшно, и я заплакала. Мне и сегодня с вами повезло. Вы как мой защитник, всегда вовремя». Пока мы разговаривали, подъехала машина с командой для разгрузки самолета. Старшим был все тот же капитан, который сопровождал девушку в поездке из Баграма в Кабул. «Капитан, плохо охраняешь девушку», — сказал ему. Наташа рассмеялась и в знак благодарности пригласила меня в очередной раз зайти в гости. Мне показалось, что от услышанного у капитана немного перекосилось лицо. «Есть что ревновать», — подумал я. Блондинка была всем хороша. Ладно, буду в крепости, обязательно зайду. Блондинка мне на прощание помахала рукой. По дороге размечтался и даже не заметил, как БТРД завернул на территорию роты. Больше в Афганистане я ее не встретил, так и не пришлось воспользоваться приглашением заехать в гости.

В штабе дивизии меня встретил оперативный дежурный Литовцев: «Зайди к Петрякову». — «По какому вопросу?» — «Планируется сбор по подготовке нештатных саперов для батальонов из числа младших офицеров. Возможно, по этому». Кто-то из мудрых военных людей подсказал армейскому руководству: если бы в батальонах был нештатный сапер, то наверняка количество подрывов боевой техники на операциях заметно сократилось бы. Высокие начальники всегда любили что-то новое и, на их взгляд, нужное для дела. Взяли и дали добро на проведение недельного сбора на базе инженерно-саперного полка около Чарикара. Кстати, сбор был нужным, так как во время проведения боевых действий на дорогах случались подрывы техники. В нашу дивизию тоже пришла бумага с требованием выделить и доставить на сбор грех офицеров. Вот, оказывается, по какому вопросу Петряков меня вызывал. И точно, как только зашел к нему, он мне тут же: «Скрынников, завтра утром надо отвезти наших офицеров на сбор в Чарикар». После услышанного у меня возник встречный вопрос: «Какое отношение к сбору саперов имеет начальник разведки? И почему я, а не инженер дивизии должен доставить офицеров на сбор. У меня работы не меньше, чем у него», — продолжал заводиться я. «Ну ты же у нас самый боевой, вот тебя и посылаю», — как бы старался умаслить меня начштаба. В общем, слово за слово, и чуть было дело до ругани не дошло, но вовремя сдержался, все же он мой непосредственный начальник. Вышел из кабинета и от обиды громко хлопнул дверью. За дверью слышу: «Скрынников, вернись». Я про себя ругнулся и пошел к себе в кабинет. Вечером он меня больше не беспокоил, а вот утром уже на официальной ноте ставит мне задачу. Указывает маршрут движения, на каких участках быть более бдительным, порядок поддержания связи и, конечно же, время выезда. Я слушал его с безразличным видом, можно подумать, что от его слов будет зависеть моя безопасность. И надо же, в это время мимо нас проходил дивизионный инженер-подполковник Нагуманов, вот на него, несмотря на присутствие строгого шефа, я спустил собак. «Почему я должен выполнять твою работу?» — «Да, такое решение было принято без меня», — стал оправдываться Нагуманов и посмотрел в сторону Петрякова. Начштаба своим волевым решением прекратил наши дебаты. Пришлось мне с прикушенными удилами готовиться к выезду. К штабу подвезли трех старлеев. Они уже знали, что едут со мной, и приветствовали меня. «Покурите пока, парни», — а сам позвонил Ленцову. «Саша, пришли мне двух разведчиков, они поедут со мной в Чарикар и обратно». У водителя БРДМ уточнил, заправлена ли машина. «Под завязку», — ответил водитель. Из люка показался солдат, который был назначен пулеметчиком. «Из пулемета стрелял?» — «Нет», — ответил солдат. «Так какого хрена занимаешь место пулеметчика, вылезай!» Подошли разведчики Безрядин и Нижегородов, оба с боевым опытом. Поздоровался с ними и определил им должности, Безрядина усадил за пулемет, а Нижегородова как связиста за радиостанцию. «Саша, связь с ротой есть?» — «Есть». — «Тогда с богом вперед, а то Петряков начнет ворчать».

Через несколько минут выехали на дорогу Кабул — Чарикар. В это время она была не особо запружена афганскими бурбахайками, и часа через два мы подъезжали к расположению инженерно-саперного полка. Разыскал старшего армейского начальника, который будет отвечать за подготовку и проведение сбора. Сдал своих старлеев и собрался было уезжать обратно, смотрю, навстречу идет Трушков, начальник инженерной службы ферганского полка. «Привет, Володя». — «Привет». — «Ты своих привез на сбор?» — «Не только привез, но и сам остаюсь». — «Володя, возьми под свой контроль и наших офицеров. Идите сюда, — пригласил я их. — Вот на протяжении всего сбора он будет вашим начальником. Понятно?» — «Так точно». — «Держитесь все вместе, так будет лучше. Когда закончатся занятия, позвоните в дивизию, чтобы вас отсюда забрали. Учитесь только на «отлично». Офицерам пожелал успехов и погнал обратно в Кабул. Проехал Т-образный перекресток около Баграма и на дороге увидел скопление боевой техники. Справа и слева глубокие кюветы. Вылез из машины и давай распихивать технику. Оказалось, мотострелки проводят операцию в зеленой зоне, а боевую технику оставили на дороге, поэтому дорога и запружена. С трудом, но все же проехал. Дай, думаю, по пути заскочу в Мирбачакот к начальнику милиции Хушальку и уточню разведданные по его району. Ведь все равно надо будет приезжать. Подъезжаю к его резиденции, ворота нараспашку. Что-то не то, думаю, и непохоже, чтобы у Хушалька был такой бардак. Внимательно осматриваюсь, за ворота выходит часовой, знакомый узбек. Узнав меня, берет на караул. «Где начальник?» — «Здесь», — и показывает рукой на здание, — сейчас выезжает в Кабул». Смотрю, точно, мент садится в машину. «Дриш», — кричу ему, он глянулся и машет мне рукой. Я спрыгнул со своей бронированной колымаги, подошел к Хушальку, поздоровались. «Уезжаешь?» — «Да, в Кабул к руководству, сегодня шеф проводит совещание. Наверно, и мне достанется». — «Удели мне пару минут». — «Не больше». Он быстро ответил на интересующие меня вопросы. Давай поедем одной колонной, а если что, прикроем, предложил я ему. Только проехали Мирбачакот, из виноградника по нам как шандарахнут из гранатомета. Граната ушла от БРДМ вправо и чуть-чуть царапнула багажник, перелетела через дорогу и ударилась в земляной вал. Безрядин видел вспышку, да и дым еще не рассеялся от выстрела, как он давай из крупнокалиберного пулемета поливать свинцом кусты. Хушальк выскочил из машины и тоже из автомата стал строчить. Мы через бойницы по магазину выпустили в том же направлении. Через минуту я в сопровождении Нижегородова, Хушалька и его водителя уже осматривал кусты, из которых нас обстреляли. Осторожно подходим, оружие наготове. Через кусты просматриваются два неподвижных тела. Мент мимо меня нырк за ближайший куст и давай пинать ногами раненого душмана. «Где остальные?» — спрашивает у него. Раненый только мычит, а потом что-то сказал. Не успели мы сообразить, что к чему, а мент бах в духа, и дух готов. Нам стало как-то не по себе. В бою да, а вот к такой расправе мы как-то еще не привыкли. Милиционер, ни слова не говоря, бегом к дому, калитка открыта. Мы за ним в дом. В это время слышим очередь, через мгновение выходит Хушальк и выносит еще один гранатомет. Надо это было видеть, он выносил его торжественно, с улыбкой. Мы сообразили, в кого была произведена очередь. «Можно я заберу гранатометы и покажу своему начальнику?» — «Забирай». Когда мы возвращались к дороге, Александр мне сказал: «Граната все-таки должна была достаться БРДМ». — «Я такого же мнения, Саша, а вообще-то, Восток — дело тонкое». Хушальк понял, что я остался недоволен его расправой над раненым, и около дороги сказал: «Рафик, шакала не надо жалеть. Они за мной охотятся каждую ночь, а я должен их жалеть. Вот хорошо, что ты заехал ко мне сегодня, а то неизвестно, доехал бы я до начальника или нет. Я твой должник. Следующий раз заедешь, плов будем кушать». — «Ладно, Хушальк, мы же люди военные, а за плов заранее благодарю». Конечно, он был честный и отчаянный офицер. Только мы начали осуществлять посадку, подкатила еще одна «Тойота», из нее вышли трое сотрудников Хушалька. Среди приехавших узнал афганца по имени Зуфар, который не так давно подсказал, где его родственник прячет оружие. Он меня тоже узнал и приветливо заулыбался. Капитан подошел к подъехавшим и что-то им сказал. Зуфар сел к нему в машину, а остальных отправил назад. «Как новенький служит?» — «Пока старается. Вспомнил, он ко мне через тебя попал». Так мы в колонне доехали до Кабула. Не останавливаясь, помахали друг другу, и каждый из нас поехал своей дорогой. В штабе о нашем приключении доложил Петрякову. «Я же знал, кого посылать, а ты артачился». Открыл сейф и дает мне бутылку: «Агузаров тебе приз передал, пока ты ездил в Чарикар, я встретил самолет из Ферганы». — «Спирт?» — «А ты что, уже разучился водку от спирта отличать». Оказывается, моя поездка закончилась получением приза от начальника штаба дивизии, который передал мне мой друг из Ферганы, но самое главное, что все хорошо закончилось. А вполне возможно, что фортуна могла бы сегодня совсем другим боком повернуться к нам, разведчикам, а приз был бы предназначен для другого случая.

На выходе из штаба нос в нос столкнулся с полковником Красным. Мы за глаза его называли Папа Красный, а он действительно по возрасту был для нас как отец, тем более участник Великой Отечественной войны. «Послушай, разведчик, завтра еду в штаб армии, хотелось бы какой-нибудь сувенир начальнику привезти. Знаю, у твоих разведчиков все есть». — «А что бы вы хотели?» — «Э… а что есть? Английский штык, кавалерийский винчестер. Если не жалко, то штык, а винчестер — это огнестрельное оружие. Мой генерал — тыловая крыса, может, с оружием не умеет обращаться. Так что пусть штык мне принесет Андрейчук». — «Сейчас позвоню в роту, и старшина вам сувенир принесет». — «Ну вот и ладненько, спасибо тебе, Скрынников», — и пошел к себе в штабную бочку. Наконец и я пришел в комнату. Народ готовился к ужину. Без лишних слов бутылку на стол. «Где ты ее взял?» — «Это приз за сегодняшние удачные боевые действия». — «Тогда банкуй, чего ждешь», — заволновался народ. Бутылку разлили поровну на шестерых. «Ну, давай за твою удачу, — сказал Хамаганов. — Сегодня я был у армейских медиков, так с их слов, нас ждут жаркие дела», — продолжал Вячеслав.

И действительно, вскорости начались частые выходы на боевые действия. Фортуна, предшествующая началу летней кампании, была как-то неблагосклонна ко мне. Вернее, к моим друзьям, а также подчиненным по совместной службе в Фергане. Первая тень, подобно коварной сказочной птице, пронеслась над моим другом Хабаровым в районе Панджшерского ущелья неподалеку от пакистанской границы. Его батальону в этой операции отводилась нелегкая задача: по одному из ущелий, которых было полно по соседству со знаменитым Панджшерским, выйти к кишлаку. По агентурным данным, в кишлаке находилась перевалочная база, которая обеспечивала всем необходимым банды, орудующие в северо-западных провинциях Афганистана. Здесь же находили отдых и банды после своих вылазок на большой дороге, а также группы мятежников из Пакистана после длительного перехода по горам, чтобы после отдыха направляться в нужные провинции. По этому району проходили наиболее короткие и удобные маршруты по доставке оружия и боеприпасов в самую горную и северную провинцию Афганистана — Бадахшан. Однако не все было благополучно в этом районе, часто был слышен стон и плач местного населения, которому доставалось от мятежников. Конечно, основная масса населения поддерживала режим Шах Масуда, но были и те, которые не соглашались с действиями душманов. Сюда же стекались и ценности, награбленные во время нападений на колонны, перевозящие народно-хозяйственные грузы. В этом районе также были несметные залежи полезных ископаемых, а также цветных металлов, что и делало привлекательным район и непосредственно ущелье. Одним словом, игра стоила свеч. Вот эту базу и должен был захватить батальон Хабарова и на какое-то время положить конец свободному хождению банд по горам. Выполнение этой задачи требовало и большой физической подготовки от солдата.

Сначала ехали на боевых машинах, затем дороги не стало. Осталось только направление движения по горным тропам. Шли по этим тропам около тридцати километров, почти до пакистанской границы. Сам по себе маршрут был тяжелым и вдобавок проходил по району, который полностью контролировался людьми Масуда. Шли осторожно, в готовности вступить в бой. По возможности старались идти по теневой стороне ущелья. Леонид вспомнил ферганские горы, когда он был командиром разведвзвода. Вспомнил альпинистов, которые вкладывали всю душу в горную подготовку разведчиков, и показные занятия, в которых сам не раз принимал участие. Вспомнил частые восхождения на горные вершины. Пожалел об одном, что рядом нет тех парней, с которыми он обучался горной подготовке в Ферганской дивизии, и учителей-альпинистов. Через некоторое время отогнал навязчивые мысли и запросил охранение. «Пока спокойно», — был ответ. Он сам с тревогой всматривался в вершины и этого же требовал от разведчиков. Хабаров знал, от зорких глаз горных людей трудно скрыться, поэтому в батальоне соблюдались все меры предосторожности. Тем не менее как ни маскировались, но все же нет-нет да и происходили короткие стычки с мелкими — группами душманов и наблюдательными постами, которые располагались на высотах. Пока батальон удачно, не задерживаясь, сбивал мелкие очаги сопротивления душманов. Капитан Хмель, начальник штаба батальона, регулярно запрашивал обстановку у ротных, и комбат был в курсе дел и мог оперативно влиять на неожиданно возникающую ситуацию. Вот и сейчас Алексей доложил комбату о том, что боковое охранение завязало бой с небольшой группой мятежников, но духи заняли выгодную позицию на высотке и держат под обстрелом большую площадь. Ротный, от которого зависело боковое охранение, не раз бывал в таких переплетах, вот и сейчас, используя складки местности, одному взводу удалось незаметно зайти в тыл противнику и забросать его позиции ручными гранатами. Позднее командиры поймут, с этой высотки духовское охранение контролировало пересечение горных троп, которые вели на север, юг, запад и восток, своеобразный стратегический узел. Устойчивая связь у комбата была и с комбригом, который уж очень часто запрашивал обстановку в батальоне. Порой это отвлекало командира от управления батальоном, но субординация была, есть и будет. Пришлось и на этот раз вести разговор с Плохих (это фамилия у комбрига такая), а сам по себе он был нормальным командиром, и ему тоже хотелось быть в курсе обстановки, которая складывалась в батальонах, тем более когда стреляют с обеих сторон. Хабаров понимал комбрига. Его тоже армия постоянно с обстановкой теребит. Комбрига я знал еще с тех пор, когда он командовал полком в Чирчике. В это время высоко над горами в направлении на юг прошла пара боевых вертушек. У авианаводчика появилась возможность проверить связь. Запросил, и ему тут же ответили. «Полетели бомбить какой-то объект в Панджшере», — сказал авианаводчик. То, что есть устойчивая связь с авиацией, радовало комбата. Хабаров со своими заместителями немного поколдовали и над картой, сверили ее с местностью. Карты давно требовали уточнения, но других пока не было, и с этим приходилось мириться. До объекта уже рукой подать. Батальон в движении находился около пяти часов. Людям нужен небольшой отдых перед решительными действиями. Комбат связался с боевым разведывательным дозором, которым командовал лейтенант Мельников. Взводный доложил, что обстановка пока не вызывает подозрений и он ее держит под контролем, а до объекта, по всем признакам, не более двух километров. Леонид разрешил разведчикам занять выгодную позицию и сделать передышку, но бдительности не терять и быть постоянно на связи. Лейтенант у комбата за смелость и тактическую смекалку был на особом счету. «Вот вернемся после операции на базу, надо будет выдвигать взводного на повышение. Парень давно заслужил повышение по службе, это я все как-то за мирской суетой оттягивал», — подумал комбат. Подозвал к себе заместителей, Хмеля и Бруева: «Давайте уточним наше положение на местности, как лучше выйти к объекту захвата». Внимательно выслушал каждого, высказал свое мнение, как лучше выполнить задачу, и добавил, по тропам дальше не пойдем, возможно, будут мины и очаги сопротивления, будем придерживаться общего направления на объект. Начальник штаба по радио уточнил ротным порядок выполнения задачи и тут же протягивает трубку: «Комбриг на проводе». — «Как он не вовремя», — проворчал про себя комбат. Но комбриг есть комбриг. «Доложите, как у вас дела, комбат?» Пришлось от темы отвлечься и рассказать Плохих, где на данный момент находится батальон и какие его дальнейшие действия. Командир утвердил задачу батальона и дал добро на дальнейшие боевые действия. Комбат пользовался авторитетом у комбрига, и это тоже накладывало своеобразный отпечаток на их взаимоотношения. Хабарову он доверял самые ответственные задачи. После разговора с комбригом комбат сказал: «Ну что, парни, начинаем движение. Хмель, давай команду ротам на продвижение вперед». После непродолжительного привала личный состав приободрился, шагал и вверх, вниз веселее. Батальон с приближением к объекту принял предбоевой порядок. Леонид видел, что центральной роте достался самый тяжелый участок местности: почти отвесные скалы, и она начала отставать от других подразделений. Пришлось дать команду остальным не спешить с движением. Так продолжалось минут тридцать. Наконец рота достигла вершины, и движение вновь ускорилось. Вдруг комбат услышал впереди стрельбу. И тут же на связь вышел Мельников. «Веду бой с группой мятежников. Обстреливают с ближайшей высоты, которая по ходу левее нас». Хабаров с ходу: «Бруев, остаешься за меня», — а сам с несколькими солдатами стал быстро выдвигаться к разведчикам. Впереди стрельба не утихала. Левее разведчиков виднелась высокая отвесная скала высотой метров двести. Вот оттуда душманы и вели огонь по взводу Мельникова. До взвода оставалось метров триста, но местность была, как назло, почти открытая. Пришлось короткими перебежками под огнем противника преодолевать эти опасные метры. Ну, вот он уже около лейтенанта. «Давай, дружище, уточним на местности огневые точки духов. Вон на скале с темным пятном позиция крупнокалиберного пулемета». В подтверждение сказанному душман полоснул из пулемета по десантникам длинной очередью. Кругом засвистели и зацокали пули, поднимая фонтаны вонючей пыли. Голову поднимать не хотелось. Через какие-то доли секунды огонь прекратился. «Лейтенант, давай связь со штабом батальона», — а пока комбат, пользуясь паузой между стрельбой, внимательно осмотрел гору. «Сволочи, удобную позицию выбрали», — ругнулся командир. Пока ставил задачу Бруеву на уничтожение духов ротой, которая идет по этой же горе, душманы, не будь дураками, успели вычислить командира, связиста и давай с новой силой обстреливать десантников. На вершине зарычал ДШК, разрывные пули защелкали совсем рядом. «Мельников, уводи группу из-под обстрела, а мы вас прикроем». Солдаты стремительными перебежками сменили позицию и, в свою очередь, усилили огонь по душманам. Сменил позицию и комбат со своей группой. Осторожно осмотрел высоту. Левее позиции душманов он увидел своих солдат, которые от укрытия к укрытию осторожно приближались к мятежникам. Рядом взводный указывал своим парням все новые и новые цели и не только указывал, но и давал команды на их уничтожение. «Во дает, лейтенант, в смелости ему не откажешь», — подумал комбат. И правда, огонь духов стал менее плотным. Вдруг Хабаров услышал голос недалеко находящегося от него солдата: «Товарищ майор, лейтенанта убили». Командир от такого сообщения вздрогнул и стремительными перебежками бросился к тому месту, где была позиция лейтенанта. От ярости на душманов на какие-то доли секунды потерял осторожность. До лейтенанта оставалось шагов всего несколько, и в это время Леонид почувствовал сильнейший удар в руку выше локтя. Интуитивно залег и тотчас сам себе сказал: «Попали, гады». Какая-то невидимая сила стала сжимать руку, и он почувствовал сильную боль в предплечье. Десантники видели, как их командир неловко падал на землю. Видавшие виды солдаты поняли: с комбатом что-то случилось. Сознание стало оставлять его, но он все же попытался собраться с силами и подползти к лейтенанту. Новый приступ боли вынудил его отказаться от этого. Он смутно слышал глухие разрывы и сильную стрельбу роты, которая наверху уничтожала душманов на их же позициях. Санинструктор перебинтовал его раненую руку. Комбат старался улыбнуться солдатам, которые подходили к нему. О том, что комбат ранен, знал практически уже весь батальон. Подошли заместители, он попытался встать, но подоспевший врач батальона запретил. «Здесь командую я. Лежите спокойно, вертолет вызвали, с минуты на минуту он будет здесь». — «Что с лейтенантом?» — спросил Хабаров. «К сожалению, Мельников погиб», — ответил Хмель. Этот ответ словно молотом шарахнул ему под сердце. Несколько минут он молчал, а затем спросил: «Где Бруев?» — «Я здесь, командир». — «Принимай батальон, операцию не сворачивай, продолжай выполнять задачу по уничтожению душманской базы. Я, вот видишь, вышел из строя, — виновато улыбнулся Леонид. — Лейтенанта не уберегли, жалко, из него получился бы хороший ротный. Алексей! Передай комбригу, что батальон выполняет поставленную задачу». Он услышал шум приближающегося вертолета, и через секунду винтокрылая машина, поднимая клубы пыли, мягко приземлилась неподалеку от Хабарова. Десантники бережно положили на носилки тело лейтенанта и погрузили в вертолет, а затем помогли комбату. Леонид, прежде чем зайти в вертолет, обернулся, помахал рукой солдатам и офицерам. В кабине прижался головой к иллюминатору, в это время вертолет взмыл вверх, а он еще долго смотрел вниз, туда, где остался его батальон. Какая-то пелена то ли от тоски, то ли от боли застилала глаза. Потом он перевел взгляд на тело молодого лейтенанта, которому не суждено было дожить до новых должностей и до встречи с родными и друзьями. Как комбат ни старался крепиться, а укол, который перед вылетом сделал ему врач, делал свое дело, и командир потихоньку забылся. Очнулся он на аэродроме, когда вертолет трясся на металлических плитах, выруливал к стоянке, где его уже дожидался санитарный автомобиль. Весть о том, что Хабаров ранен и его доставили на аэродром, мне сообщил Качанов. Мы быстро помчались на стоянку, куда, как правило, из района боевых действий доставляли раненых и погибших. Вертолет был пустой. «Где раненый?» — спросили У летчиков. — «Только что увезли в медсанбат». Мы следом в медсанбат. Зашли в палатку к Русанову. «Батька, привет. Только что привезли раненого из района боевых действий, где он?» — «Сын, ты где находишься? В медсанбате. Вот поэтому не шуми». — «Ладно, батька, где Хабаров? Это же наш друг».

«Пойдем посмотрим, как дела у вашего друга». Зашли в палатку. Хабаров уже с обработанной рукой, напичканный лекарствами, лежит на носилках, справа и слева от него тоже раненые. Леня под воздействием лекарств с трудом узнал нас, но вспомнил про оставленный батальон, попросил меня позвонить в бригаду и узнать, как дела. Пока Анатолий отвлекал его разговором, я бегом в штаб, позвонил в Кундуз, разузнал все про хабаровский батальон и назад в медсанбат. Комбат немножко отошел от лекарств и даже заметно приободрился от новости, что батальон задачу успешно выполнил и возвращается к месту посадки на боевые машины. Мы еще долго забавляли его разговором, пока медсестра не попросила нас оставить раненого в покое. Пожелав комбату доброго здоровья, мы вышли из палатки: На следующее утро на аэродроме проводили Хабарова в Москву. Определили его в госпиталь им. Бурденко. Ранение у Лени было очень тяжелое.

Месяца через два я возвращался из отпуска. В Афганистан возвращался с большим нежеланием, как кролик в пасть удава. Отпуск, как всегда, пролетел очень быстро и незаметно. Да по-другому летом, а тем более при родителях, друзьях, и не бывает. И вот подкрался тот день, когда тяжесть тоски навалилась на меня подобно той, которую испытывал в прошлом году. Только с каждым годом это переносить становилось все тяжелее и тяжелее. Конечно, нет смысла себя сравнивать с античным героем, который на своих плечах держит край земли, но все же моральная и душевная тяжесть в такие минуты бывает очень сильной. Ну, уж очень не хотелось расставаться с женой, сыном, родителями и уезжать в далекую, а тем более совсем чужую страну, где вдобавок еще и стреляют. Подкрадывалась нехорошая мысль, а смогу ли я их снова увидеть. И тут же сплюнул через левое плечо и от себя отогнал эту дурацкую мысль. Служба в той стране была далеко не похожа на службу в чужих странах, которые назывались советскими группами войск за границей. Там офицеры за свою ратную службу имели огромадные блага. Мы же видели одну и ту же картину каждый день: горы, зной, холод, боевые действия, переживания за своих друзей и подчиненных. Нас в Союзе даже как-то называли «ограниченный контингент», а ведь и правда, мы были ограничены абсолютно во всем. На бытовом уровне офицеры часто поругивали свое правительство, но не больше, и продолжали честно выполнять воинский долг. Вот и я, оставив семью в Белоруссии, летел в сторону Азии, а конкретнее в Фергану через столицу нашей Родины. В Москве мне даже удалось с Хабаровым повидаться. Время было неприемное, но мне, как участнику боевых действий, пошли навстречу. Позвонили в палату, и Хабаров подошел к воротам. Меня через проходную на территорию госпиталя не пропустили. Через чугунные ворота, как смогли, обнялись. Мы оба были рады видеть друг друга. Говорили минут пять, не больше, подошла дежурная медсестра и вежливо меня попросила не задерживать больного, так как ему предстоят процедуры. «Ну, Леня, быстрее выздоравливай». — «А ты берегись в Афганистане».

Встретились мы с ним спустя несколько лет, когда он учился на заочном факультете в Академии им. Фрунзе. В Фергане пару дней с Агузаровым покуролесили. У авиаторов уточнил время вылета борта на Кабул и стал собираться за бугор. Теща напекла в дорогу всяких пирожков. Самолеты в летнее время в Афганистан улетали рано утром, по прохладце, так машинам было легче. Накануне встретился с Ливинским, военным комендантом города, он обещал прислать служебную машину, которая и отвезет меня на аэродром. Утром в Афган вылетали два борта, один на Кабул, другой в Баграм. Оба экипажа были мне знакомы. Стоим около самолета, разговариваем о том о сем, о службе на чужбине. Подъехал командир корабля: «Ждем начальника политотдела, он полетит вместо правого летчика». С начальником политотдела полка я тоже был знаком. В это время к самолету подъехали еще несколько пассажиров. Во время разговора не заметили, как подкатил «уазик», из него вышел начполка. Экипаж построился, а мы, пассажиры, встали несколько левее. Так было принято У авиаторов перед вылетом. Командир доложил о готовности к вылету. И надо же, в это время мимо нас ко второму борту проходил майор Шаронов, командир корабля. Он был из Сибири, заядлый охотник. Когда служил в Фергане, мы часто с ним в выходные заходили в стрелковый тир ДОСААФ, где соревновались в первенстве по стрельбе. Надо ему отдать должное, он частенько перестреливал меня. Я самостоятельно вышел из строя и подошел к нему, начпо мое самовольство не понравилось, правда, это дошло до меня немного позже. Пока мы разговаривали, была подана команда: «По местам», и я поспешил к самолету. Однако прямо перед моим носом техник убрал трап и закрыл дверь. «Эй вы там, а как же я?» — что есть мочи пришлось заорать. Авиатор, который провожал самолет, рассказал: «Начпо сказал, пусть этот подполковник, то есть я, летит в Кабул через Баграм». Разозлился я здорово, лечу, что ли, на Черное море, забежал вперед самолета, показываю ему кулак и обзываю его нехорошими словами. А он, редиска этакая, сидит за штурвалом и делает вид, что не замечает меня. Пришлось с сумкой тащиться к борту Шаронова. «Миша, ты на нашего начпо не серчай, он у нас не от мира сего. Мы ждем не дождемся, когда его куда-нибудь на повышение отправят». Я расположился в гермокабине, и минут через двадцать лету под крылом самолета появился знакомый горный пейзаж серо-зеленого цвета. Через пару минут пейзаж начинает резко меняться. Внизу появились горные вершины, одетые в белоснежные шапки, и поневоле начинаешь щурить глаза от света, который отражается от снега. Пока глаза привыкают к яркому свету, пейзаж начинает меняться, и снова под крылом появляются серо-зеленые горы. Под днищем самолета что-то громыхнуло, от неожиданности вздрогнул. Потом дошло, да это же выпустились шасси. Через минуту-другую за иллюминаторами замелькали капониры для самолетов, а затем и командный пункт аэродрома. Самолет зарулил на стоянку недалеко от штаба полка десантников-ферганцев. Вышел на трап и сразу вдохнул в легкие похожий на ферганский чрезмерно сухой воздух. Пока летели, воздух успел прогреться. Внизу у трапа стоял Жуков, заместитель командира полка по тылу. «Здорово, Михаил, с прилетом на землю обетованную — с улыбкой произнес Вячеслав. — Как поживает Фергана?» — «Привет, Слава, стоит Фергана и ждет возвращения своих героев». Пока со знакомыми тары, бары, прозевали единственный рейс на Кабул. Пришлось заночевать у ферганцев. К этому времени Манюта, Алиев и Ливинский уехали поступать в академию. В полку из моих бывших подчиненных оставались Попов и Шатский. Никифоров по замене убыл в Тульскую дивизию. Петрякова заблаговременно предупредил, чтобы не считал меня дезертиром, что нахожусь в Баграме. Вечером, само собой разумеется, выставил бутылку на стол. Во время ужина в бункер Жукова — а я на ночлег разместился именно у него — зашел незнакомый майор. «Миша, знакомься, заместитель командира полка Павел Грачев». В дальнейшем мы с Грачевым сохранили хорошие взаимоотношения, вплоть до того, как его Ельцин снял с должности министра обороны. Да и после мы несколько раз встречались, но в основном связь поддерживали только по телефону. Затем по каким-то причинам он ушел в тень. Последний раз мы с ним встречались на похоронах Подколзина, командующего ВДВ. Кстати, он заменил Павла на должности командующего ВДВ, который ушел в Министерство обороны. Во время дружеской беседы Вячеслав меня спросил: «А ты в курсе, что у нас недавно погиб Дима Антонюк?» От услышанного я вздрогнул: Дима был хорошим взводным в разведроте, а затем помощником начальника штаба полка. «А когда и где это случилось?» — спросил я. «В прошлом месяце Два батальона совместно с мотострелками привлекались севернее Чарикара, недалеко от Панджшерского ущелья, на боевые действия. Дима исполнял обязанности начальника разведки полка. Два кишлака от духов зачистили без проблем, и далее группировка стала перемещаться в новый район. Двигались подразделения по двум маршрутам. Одну Разведгруппу возглавил Антонюк. Правда, зачем ему это нужно было, мы до сих пор не поймем», — ответил Вячеслав. «И не поймете. Когда возникала сложная обстановка, лучше быть самому на острие ножа, чтобы потом было легче людям в глаза смотреть». — «На дороге, которая проходила мимо виноградника, саперы сняли противотанковую мину, и разведчики как бы получили подсказку — всем быть начеку. За виноградным полем виднелся кишлак, домов семь не более, а вокруг него, как оказалось, был сплошной виноградник, недавно залитый водой. Одним словом, кишлак стороной не обойти. Дорога петляла, как змея, а слева и справа арыки, заполненные водой, и огромные деревья, мешающие вести наблюдение и движению техники. Подъехали к подозрительному месту. Саперы стали прощупывать дорогу, в такой обстановке разведчики, как правило, вынуждены спешиваться и прикрывать действия саперов. В это время Кузнецов, командир полка, запросил у разведчиков обстановку. Антонюку пришлось доложить командиру, что происходит вокруг. В этот момент все и началось. Стреляли душманы с двух сторон. Особенно сильный огонь был из-за дальнего разрушенного дувала. Разведчики и саперы моментально выполнили команду к бою и в ответ стали вести огонь по душманам. К стрельбе подключились боевые машины. В такой ситуации Дима выскочил из боевой машины и стремглав помчался к разведчикам. Не добежал каких-то десяти метров, угодил под пулю, а ведь мог и по радио узнать, что там делается. Банду окружили и уничтожили, всех одиннадцать человек во главе со старшим, но в этом бою потеряли и Диму, славного разведчика. Давайте помянем Антонюка», — подключился к разговору Грачев.

Утром следующего дня поблагодарил ферганцев за ночлег и на вертолете перелетел в Кабул. На аэродроме меня дожидались Ленцов и старшина роты Андрейчук. После приветствия справился у них о положении дел в роте. Поделился частью гостинцев, которые мне напекла в дорогу теща. Товарищи по оружию были рады моему возвращению. Засиделись за разговором допоздна. Под утро проснулся от знакомого и противного запаха пыли. За окнами бушевал «афганец», который беспредельничал почти до обеда. Слышно было, как на узле связи металлические части антенн раскачивались от ветра и звенели. Правда, к подъему ветер немного стих, но пыль еще витала в воздухе. После завтрака зашел в рабочий кабинет. Там уже Павлов и Баранов трудились над оформлением какого-то армейского документа. Павлов рассказал, в каких боевых операциях участвовали разведчики, и одновременно показывал отработанные документы. Павлов сказал, что он имел неосторожность доложить в армию некоторые предположительные выводы по результатам наблюдения дивизионных разведчиков. «В армии не стали долго гадать, что к чему, а составили распоряжение и в дивизию послали. Вот это распоряжение», — и протягивает мне документ. Читаю. В таком-то районе, по агентурным данным, в ночное время отмечается передвижение мелких групп мятежников в направлении дороги Кабул — Чарикар для проведения диверсионных действий. Поэтому необходимо провести доразведку и на примерных путях движения банд организовать засаду, о результатах доложить. «Да, Геннадий Васильевич, подкинул ты нам работу». — «Ну, кто же знал, что они это дело нам и поручат». — «Естественно, мотострелки в нашей зоне ответственности за нас работу выполнять не будут», — сказал Баранов. «Правильно, Юра, другие на нас работать не будут». В конце документа резолюция Петрякова: «Начальнику разведки в темное время суток силами дивизионной разведроты провести мероприятие». Решили обсудить план предстоящей операции. Район для нас не новый, хорошо изучен за долгое время пребывания на аэродроме. Рота должна в темное время перейти перевал Паймунар, далее по оврагу выйти в район боевых действий и на возможных путях выдвижения мятежников организовать засаду. Бронегруппу держать в готовности для оказания при необходимости огневой поддержки и своевременной эвакуации разведчиков. «Юра, передай в полк Чиндарову, чтобы он с завтрашнего дня одной из групп разведроты подменил дивизионных разведчиков на горе Ходжа-Раваш на пару суток. Ну что, план в таком виде представляю Петрякову на утверждение и будем готовить роту к ночным действиям?» И тут мои помощники в один голос: «Завтра на Витебск планируется прямой рейс, а мы еще не были в отпуске». Да я и сам нутром чую, на кой хрен нужна им эта операция, когда у них настроение скорректировано на отпуск. Тем более прямой рейс до самого Витебска. Им же нужно в Кабуле немного прибарахлиться. «Ладно, мужики, привет семьям, готовьтесь к отпуску, а я пошел в роту к Ленцову». В роте побеседовал с личным составом по поводу предстоящей ночной операции, затем офицеров пригласил в командирскую палатку. Довел до них свой замысел ночного мероприятия. Выслушал мнение некоторых лейтенантов. В палатку вошел старшина и попросил разрешения присутствовать. Совместно выработали план действий, вернее, уточнили некоторые детали организации засады более подробно, а также наметили маршрут движения роты. После преодоления перевала рота по складкам местности обходит виноградник и ближайшее кочевье, затем спускается в овраг и по нему осторожно выходит в район организации засады. «Все, товарищи офицеры, план утверждается, готовьте личный состав к ночным действиям». Мы еще и еще раз проиграли на макете местности порядок взаимодействия, маршрут движения, и только после этого разведчики стали готовиться к заданию. У нас существовала некоторая договоренность с кочевниками, вернее с их старейшинами о том, чтобы они не вступали в контакт с душманами, ну а если таковой произошел, то сразу об этом надо сообщить Залмаю, хозяину этого района. У нас к кочевникам было одно требование, хотите пасти свой скот в нашей зоне, выполняйте наши требования, в противном случае эта территория будет для вас закрыта. Кочевники придерживались наших требований. Беда была в другом. Мятежники жили по своим правилам. Хочешь, старейшина, жить, не водись с шурави. И вот как быть в такой ситуации кочевнику? Жизнь, конечно, им была дороже данных нам обещаний.

Поэтому информация от кочевников поступала крайне редко.

С вершины горы жилища кочевников на местности просматривались темными пятнами, а на самом деле это несколько палаток из козьих шкур или войлока. Рядом играют грязные ребятишки. Тут же женщины, делающие из козьего молока сыр, да пара огромных собак, лениво отдыхающих в тени палаток. Мужчины практически отсутствуют, по крайней мере в дневное время. Некоторые из них пасут скот. Часть молодых мужчин еще в Пакистане была рекрутирована в учебные лагеря, своеобразная людская квота, которую вожди племен должны выделять душманам. Некоторым удается найти сезонную работу в Афганистане. Несколько людей, по моим сведениям, работали на Кабульском домостроительном комбинате. На следующее утро, проводив своих помощников, улетающих в Витебск, направился в роту. Вмешиваться в работу офицеров не стал. На мой взгляд, подготовка шла по плану. Ближе к вечеру отправился в роту. В установленное время, после проверки радиосвязи рота во главе с Ленцовым направилась в сторону перевала. Через перевал проходила тропа, которой пользовались рабочие, проживающие в кишлаках на другой стороне перевала. Одни работали на домостроительном комбинате, другие обжигали кирпич в примитивных доменных печах. В январе восьмидесятого года свободное хождение через перевал было прекращено. Поводом послужили два случая, первый раз была обнаружена самодельная мина, а второй — перевал был обстрелян из миномета малого калибра.

Вот по этой тропе разведчики преодолеют перевал и спустятся в долину. Выждав некоторое время, я вывел бронегруппу на окраину кишлака Тарахейль. Поднялся на высотку, на которой было боевое охранение от батальона 350-го полка. С этой высотки просматривалась именно та часть долины, где будут работать разведчики. Предупредил старшего, чтобы были начеку. Спустился к боевым машинам, поинтересовался у Тютвина обстановкой. Ротный докладывает, что они еще в движении — вышли в указанный район, организовали засаду и терпеливо ждут. «Ладно, будь постоянно на связи». Решил пройтись вдоль колонны, а заодно проверить боевую готовность механиков-водителей. Во всех машинах из люков торчат головы в шлемофонах. Один из механиков говорит: «Не спим мы». — «Миша, а разве я подумал о вас плохо. Куликов, а ты из орудия стрелять умеешь?» — «Конечно, товарищ подполковник». — «А из пулемета?» — «Запросто». На фоне слабого освещения аэропорта увидел быстро бегущего вниз человека. Около головной машины остановился: «Там трассеры летают», и показывает рукой в сторону долины. «Спасибо, иди к своим. Николай, дай шлемофон». Только надел шлемофон, в наушниках громко щелкнуло, и тут же услышал взволнованный голос Ленцова: «Веду бой, ждем боевые машины». — «Держись, выезжаю, — ответил ему. — Заводи и давай немного выше дороги, чтобы меньше было пыли, да и меньшая вероятность вне дороги поймать мину, веди колонну к месту боя». Обогнули гору и напрямую через кишлак Паймунар выехали в долину. Трассеры продолжали летать по всему небу. Издалека это было похоже на праздничный фейерверк. Минут через пять колонна вдоль оврага прибыла в предполагаемый район засады. Вызываю на связь ротного: «Ты где?» — «Мы вас наблюдаем, разверните технику в линию машин». Выполнил его просьбу, развернул боевые машины в линию. Метров через сто свет машин вырвал из темноты группу разведчиков, которые выходили из своих укрытий и направлялись к нам. Левее показалась еще одна группа, и вдруг она залегла, тотчас густой пучок трассеров улетел в сторону овраг.а. Залегли и остальные разведчики, но не стреляли. Три боевые машины подошли к оврагу и осветили противоположный берег, а для убедительности полоснули по берегу из пулеметов. Тем не менее через короткое время разведчики в полном составе собрались около техники. Даже со стороны было заметно, что парни взволнованы. Они выиграли свой очередной бой. Долго канителиться не стали, проверили людей, оружие и по машинам. Потом я внимательно выслушал отчет Ленцова. В темное время преодолев перевал, рота спустилась в долину и по оврагу где-то часа через два вышла в район организации засады. Место выбрали удачно. Севернее небольшого кишлака Поли-Санги сходились две проселочные дороги, и далее дорога через овраг уходила к зеленой зоне в сторону автотрассы Кабул — Баграм. Вот по этой самой проселочной дороге и выходили душманы к автомагистрали. Метрах в восьмистах от кишлака было виноградное поле, огороженное старым полуразваленным дувалом. За дувалом была хорошо протоптанная тропа. Группа Карпеченко заняла позицию на противоположной стороне дувала. Группа Перкова немного дальше, метров на восемьдесят, в лощине, фронтом к так называемому слиянию дорог. Фланги группы Карпеченко прикрыли парными секретами. Лежат разведчики час, другой — кругом тишина. Прошло немного времени, и разведчики Карпеченко услышали: со стороны кишлака Паймунар скрип, напоминающий скрип старого велосипеда, и блуждающий тусклый свет. Потом выяснилось, что это был действительно свет от фар велосипедов. Звук усиливался, ротный навел прицел на шум, и вскоре в прицеле появились две фигуры велосипедистов. Ленцов пытался рассмотреть, есть ли у них оружие. Да, у каждого за спиной торчал ствол. Командир передернул затвор автомата с прицелом для бесшумной стрельбы, но стрелять не стал. Велосипедисты были в створе с группой Перкова и ближнего кочевья. «Да, может возникнуть серьезная ситуация, — сказал Ленцов. — Если они догадались о нашем присутствии, возможно, следует ожидать появление здесь банды». — «Если велосипедисты вернутся, будем брать живыми», — распорядился ротный, потом определил группу захвата: Безрядин, он же старший, с ним Веретин и Михайлов. Место для захвата выбрали почти у самого дувала, здесь тропинка почти рядом. Оговорили порядок действий: с появлением велосипедистов парни мгновенно их сбивают на землю, пока те не опомнились, перекидывают через дувал прямо в руки остальных разведчиков. Трое разведчиков долго лежали, прислушиваясь в темноте. Уже перевалило за полночь, когда старший секрета Любкевич услышал какой-то подозрительный шум. Оказалось, топот ног большой толпы. «На подходе большая группа людей», — доложили ребята командиру. Шли душманы смело, открыто, не подозревая, что на их пути засада. Впереди шла группа, человек пять-шесть, сзади еще человек тридцать, замыкали боевой порядок банды человек десять. Разведчики быстро собрались вокруг командира в ожидании его решения. «Ну что, народ, принимаем бой?» — «Гранатами их надо закидать», — шепнул Карпеченко. Ротный командует: «Подготовить гранаты, — и тут же связисту Пиминову: — Вызывай на связь начальника разведки, — а Мухамедгарипову объяснил: — Как только мы бросим гранаты, ты запускаешь осветительную ракету для подсветки местности. Понял?» — «Так точно». Показались первые силуэты, банда нарушила боевой порядок, все шли одной большой толпой. Вот в это скопище и полетело десятка два гранат. Одновременно в небо взметнулась осветительная ракета. И тут же местность осветилась, было заметно, как уцелевшие духи заметались, пытаясь унести ноги. Немногим удалось уйти в темень. Густой пучок трассирующих пуль прошил, неся с собой смерть, местность, на которой метались уцелевшие душманы, и, ударившись о землю, стремительно улетел в темное небо. Часть уцелевших духов бросилась в сторону группы Перкова. Те тоже ударили по душманам со всех стволов. Казалось, с бандой покончено. Разведчики вздохнули спокойно, но вдруг за виноградником начался обстрел десантников. Оказалось, на подходе еще одна банда. Разведчики в темноте перемахнули через дувал и пошли на соединение с группой Перкова. В спешке произошел казус, связист около дувала забыл радиостанцию. «Хорошо, что успел вызвать бронегруппу», — в сердцах обронил ротный. Выручили Карпеченко, Безрядин и Веретин. Они метнулись обратно к дувалу, за которым были слышны стоны раненых. Карпеченко с Безрядиным открывают огонь по душманам. Банда в темноте потеряла след разведчиков и сосредоточила свои усилия в направлении оврага, но команды и стрельба не прекращалась. В это время разведчики услышали радостный голос Карпеченко: «Из Паймунара выходит наша колонна, вижу огни». На радостях со всех стволов ударили в сторону мятежников. Духи в темноте разобрались, где шурави, и сосредоточили огонь в их направлении. С приближением колонны активность стрельбы со стороны душманов снизилась, а затем и вовсе прекратилась. Духам стало ясно, что пора линять в горы. Сильная стрельба всполошила всю округу, а у многих стоянок кочевники жгли костры, чтобы обозначить себя, слышен был лай собак, но разведчиков это больше не беспокоило. Они свое дело сделали, пора домой. Потерь нет, задание выполнено успешно.

Утром проснулся около десяти. Вот это даванул и даже завтрак свой проспал! Дошел до кабинета начальника. Шеф явно был чем-то расстроен и подробный доклад не стал слушать, только выяснил, нет ли потерь. «Что случилось, Николай Васильевич?» — «Ты знаешь, Миша, мне кажется, что меня с генеральской должностью кинули». — «Откуда такая информация?» — «Вчера вечером Володя Харченко позвонил, что по кабинетам штаба ВДВ гуляют всякие бредни. То ли быть преемственности в дивизии, то ли нет, но ты руки не опускай и надейся на лучшее. Лучше бы и не звонил, только настроение испортил. Да и кадровики мне все позванивали, мол, Николай, все будет в порядке. На хрен тогда было обещать должность комдива, — распалял себя шеф. — Наверное, буду уходить из ВДВ куда-нибудь в спокойный областной военкомат». Утешить я его не мог. Пошел в рабочую комнату оперативного дежурного, чтобы доложить в армию генералу Дунцу о результатах операции. Генерал внимательно слушал. Он человек спокойный, внимательный и рассудительный, по крайней мере ко мне относился по-доброму. Когда бывал в роте, раза три-четыре, не больше, всегда говорил: «Михаил, можно в баньке искупаться?». Сейчас предупредил меня, что на следующую неделю для десантников спланированы боевые действия севернее Баграма. Я поспешил эту новость передать Яренко, начальнику оперативного отдела дивизии, который не так давно прибыл на эту должность. Через пару дней Петрякова и Яренко вызвали в штаб армии для получения боевой задачи, которая была спланирована на трое суток. Мы планирование операции определили как бестолковое, хотя наш боевой эпизод по их замыслу входил в армейскую операцию. По их плану получалось, что полдня уходило на движение в район боевых действий. Развернем батальоны в боевые порядки, и уже наступает темнота. Ладно, мои разведчики ночью немного погуляют, кого-нибудь скрутят, а войска надо возвращать на ночевку. Остается один светлый день на все про все. Вот качественно и выполни задачу. На следующий день надо все сворачивать и возвращаться домой. В результате получаются одни людские и материальные затраты, но приказы начальников надо выполнять.

К полудню наша группировка была уже в нужном районе. К этому времени ферганские десантники отрезали зеленую зону от предгорий и душманам перекрыли выход в горы. Артиллерия быстро развернулась на боевых позициях и подготовила огни по указанным участкам. Батальон в пешем порядке начал движение по зеленой зоне. Сверху десантников прикрывала пара боевых вертолетов. Авианаводчик был с нами на командном пункте в готовности по обстановке навести вертушки на цель. Стало вечереть, пора подразделения собирать на ночлег, но на этот раз руководитель группировки, а им был Петряков, решил оставить войска на рубежах, которые они занимали днем. Только ночью надо было активизировать боевые действия путем организации засад, поиска, выставления секретов на возможных путях движения мятежников. Душманы, которые днем прикидывались очень мирными и работящими жителями, внимательно следили за шурави, им что-то подозрительным показалось в тактике действий неверных. Это и вынудило их покинуть кишлаки и уходить в горы. Конечно, некоторым повезло, но две небольшие группы вышли прямо на десантников. Разведчики ферганского полка еще днем приметили неглубокую ложбину на краю виноградника и около нее организовали засаду. По ней можно почти незаметно дойти до самых сопок, а там и овраги, и русла пересохших ручейков. Ночь, назло душманам, — наверное, перед аллахом провинились, была лунная, и как только мятежники вышли из зеленой зоны, они тут же попали в поле зрения разведчиков. Подпустили «воинов аллаха» на бросок гранаты и врезали по обеим группам из пулемета и автоматов, а кто-то гранату бросил. Стрельба была, прямо скажем, кинжальная, наверняка, в упор. Одному все же удалось уйти, огонь по нему вели со всех стволов, а он был, как заговоренный, метнулся в ближайший овражек, только его и видели. У нашей группировки ночь прошла спокойнее, удалось задержать только двоих мужчин с оружием. С раннего утра действия начались без результатов, скорее всего, наиболее активное мужское население ночью сумело проскользнуть через боевые порядки и уйти в безопасное место или же спряталось в надежных схронах, которые нам были неизвестны. Ближе к полудню мои разведчики передают, что видели человека на крыше одиноко стоявшего дома на самом склоне холма, который вчера ферганцы досмотрели. Ясно, что этот дом был занят уходящими из зеленой зоны душманами. Пользуясь ротозейством командира какого-то подразделения, они забрались туда ночью в надежде на то, что русские повторно его проверять не станут. Так бы оно и было, да вот только бдительность наблюдателя из разведроты Плавского помешала этим планам сбыться. Наблюдательный пост был оборудован рядом с оперативной группой, и гвардеец, рассматривая в бинокль дом, обратил внимание, что за нами из дома также наблюдают. Ближайшей роте поручили повторно осмотреть дом.

Как только взвод десантников стал приближаться к дому, по ним сразу началась стрельба. Солдаты залегли и открыли ответный огонь, но разве можно из стрелкового оружия выбить духов из такой крепости, старались бить по проемам, чтобы душманы не смогли прицеливаться. Старший доложил на командный пункт и попросил помочь огнем артиллерии. Первый залп напугал тех, кто был внутри, и не больше, а дом как стоял, так и стоит. Авианаводчик, видя такое дело, подкинул идею: «Давайте бомбанем дом?» — «А это ведь здорово придумано. Давай вызывай вертолет». Через несколько минут на горизонте показалась пара вертолетов. Уточнили цель, отвели своих на всякий случай подальше от дома. Первая вертушка зависла над домом, от нее отделилась какая-то капля и полетела вниз. Чем ближе земля, тем больше капля, которая превратилась в бомбу. Она взорвалась в паре метров от забора, когда пыль осела, забор превратился в развалины. Второй вертолет учел поправки и также сбросил бомбу. Она угодила прямо в середину двора, и дом превратился в руины. Искать кого-то там было делом безнадежным. Для раскопок завала понадобился бы экскаватор и бульдозер. Далее боевые действия были перенесены в соседний кишлак, его батальон «полтинника» с ходу взял в клещи и потихоньку стал сжимать кольцо. Кое-где раздавались одиночные выстрелы, в ответ десантники открывали огонь. Одна из рот на пути движения вышла на виноградник, обнесенный невысоким дувалом. Как только солдаты попытались его преодолеть, из этого виноградника душманы и стали оказывать сопротивление. Рота остановилась, запросили огня артиллерии. Те пару залпов дали по винограднику. Наступила тишина. Рыжов, командир отделения, выглянул из-за дувала и стал внимательно осматривать ближайший ряд виноградника. Скорее всего сержант долго висел над забором и являлся хорошей мишенью для духа, который уцелел от огня артиллерии. Солдаты рассказывали, что Рыжов увидел духа, но выстрелить не успел, а душман его на мушку первым взял и выстрелил в сержанта. Попал дух командиру отделения прямо в голову. Солдаты отделения из душмана решето сделали. Как потом оказалось, этот душман был единственным, кто уцелел под огнем артиллерии. Кстати, о Рыжове, он совсем недавно был переведен из дивизионной роты в полк. У него почему-то в последнее время обострилось чувство неприязни к молодым солдатам. Ротный сделал ему замечание, второе, не помогло. В разведку идти с таким настроением нельзя, и тогда его перевели в полк. Через месяц в полку ему присвоили сержантское звание и назначили на должность командира отделения. Это был для него второй бой в должности командира отделения и, как вышло, последний. Вызвали вертолет, Рыжова отправили в Кабул. После операции вся рота проводила погибшего разведчика до самолета. Тело десантника отвезли на Родину. Ночь прошла спокойно, а утром группировка взяла курс на Кабул, и где-то к обеду мы уже были дома. При въезде на территорию роты старшина уже встречал разведчиков и ухаживал за ними как за малыми детьми. Я заглянул в палатку к офицерам. Увидел Козлова, сослуживца по Ферганской дивизии. В прошлом году за выполнение рискованной операции ему было присвоено звание Героя Советского Союза. И когда его спрашивали, за что тебе, Сергей, присвоили Героя, всегда в шутку отвечал, мол, у меня ноги были длиннее, чем у душманов, я первым прибежал к тому самому мосту и духам сказал, мост мой, и все тут. На самом деле за этот мост был жаркий бой, рота Козлова отбила его у душманов и удержала, несмотря на неоднократные попытки мятежников захватить мост снова. При виде меня он встал, поздоровался, на его груди тускло сверкал дубликат звезды. «Каким ветром, Сергей, тебя в роту занесло?» — «Лечу из отпуска, а вертолета на Кундух сегодня нет. Вот и решил у друзей заночевать». — «Ну, расскажи, как там в бригаде друзья, товарищи. Татур, поди, уже майор?» Сергей недоуменно на меня посмотрел: «А вы что, не знаете? Юра погиб!» Меня словно током ударило. В голове не укладывалось, что Татура больше нет. «Как это могло случиться?» Оказалось, в один из летних дней десантники проводили операцию по обезвреживанию банды, которая несколько недель назад прибыла из Пакистана, но уже успела отметиться своими активными действиями на путях движения колонны, а также терактами. «Шурави, помогите, больше нет сил терпеть подобные безобразия этой банды», — в один голос кричали местные партийные руководители. И докричались до армейского руководства. Те решили, что для ликвидации банды будет достаточно одного десантно-штурмового батальона. Накануне выхода начальник разведки капитан Татур, имея неплохую агентуру, провел с командирами подразделений все мероприятия, которые были связаны с разведывательной информацией района, где предполагались боевые действия батальона. Комбриг определил состав оперативной группы, в составе которой был и Татур. Банда, как правило, после разбойных действий отдыхала, занимая три-четыре дома, а местный люд должен был их ублажать. Поскольку мятежники в основном были не местными, у них никаких обязательств перед жителями кишлаков не было, и вели они себя по отношению к своим единоверцам по-хамски. Некоторые напрочь потеряли человеческое достоинство и требовали к себе повышенного внимания, наркотиков и спиртного. После употребления зелья их тянуло к женской ласке. Они по-наглому врывались в дома и требовали продолжения спектакля. Часто по вечерам в округе слышались женский крик и плач. Кишлак был несколько в стороне от основных дорог, и мятежники чувствовали себя в полной безопасности.

Буквально перед выходом разведчики перехватили курьера с устным заданием для главаря этой банды. После некоторого упорства связной все рассказал о банде, кто главарь, в каких домах проживают. Татур нашел партийных активистов, которые когда-то проживали в тех местах и по сей день поддерживали с родственниками связи. Они согласились показать дома, где квартировали мятежники. На задание вышли рано, когда до кишлака осталось всего два километра, батальон спешился, и роты стали пешком по ранее спланированным маршрутам выходить на свои направления.

Кругом виноградники и кукурузные поля. Попадались неглубокие арыки с водой. Время шло к осени, и поля особо не баловали водой, воду и дрова всегда экономили. Технике было тяжело проходить по таким местам, да и шум мешал успеху операции. С рассветом появилась густая дымка, которая была на руку десантникам, и они незаметно для душманов окружили кишлак. Штурмовые группы с активистами выходили непосредственно к тем домам, в которых отдыхали мятежники. Ротные доложили, что подразделения уже вышли на исходные позиции. Небольшая колонна оперативной группы с резервом разведки, маневрируя по бездорожью, медленно двинулась к окраине кишлака. Душманы всегда старались подбирать дома ближе к окраине, чтобы в случае опасности можно было легко уйти в горы или на виноградники. Зная тактику душманов, командиры при ведении боевых действий такие места старались держать под контролем. Левее движения бронегруппы началась стрельба. «В чем дело?» — спросил Татур у комбата. По данным опроса связного, здесь духов не должно быть. Комбат уточнил у ротного обстановку, оказывается, группа из пяти человек входила на окраину кишлака и напоролась на позиции одной из рот. Пришлось открыть огонь, ну не говорить же им, мол, подождите, пока мы здесь с вашими разберемся, а потом пойдете своей дорогой, отвечал в свое оправдание ротный. Появление, а тем более неплановое, небольшой группы мятежников подпортило десантникам эффект внезапности. Хотя штурмовые группы к этому времени уже занимали свои позиции около домов. «Ну что же, обстановка изменилась, работаем по ситуации», — ругнулся в трубку комбат. На окраине кишлака начались активные боевые действия, слышались звонкие разрывы мин, у каждой штурмовой группы были минометы «поднос». По мнению специалистов артиллерии, эти минометы своими боевыми характеристиками на несколько порядков превосходили предыдущие типы минометов. В этом у меня была возможность убедиться.

Летом восемьдесят первого года мне пришлось совершить инспекционный визит в батальон Маслова, который дислоцировался в самой южной провинции Гильменд, недалеко от уездного городка Лашкоргах. Руководству соединения нужно было воочию убедиться, в каких условиях наши парни живут и воюют в отрыве от главных сил дивизии. Я вылетел в самый отдаленный гарнизон батальона Анаву, где замкомбат Комар старшим был. Идем мы с ним по позициям роты, все подготовлено в инженерном отношении в пределах нормы. Далее вижу в замаскированных окопах три миномета «поднос». «Ваня, как они себя зарекомендовали?» — «Очень хорошо, в нем все, и дальность стрельбы, и кучность, и плита легче. Одним словом, миномет — то что надо для огневой поддержки солдата, особенно в горах». — «Давай проверим-огневые задачи одного из расчетов». — «Нет проблем», — ответил Комар. Указываю старшему расчеты, направление стрельбы и цель. Проходит менее минуты, и послышался ответ: «Готово». — «Огонь», — командую. Мина вылетает из ствола, описывает высоко в небе крутую дугу и начинает, издавая шуршащий звук, стремительно приближаться к земле. Взрыв рядом с указанной целью, почти прямое попадание. Второму расчету указываю цель далеко на противоположном берегу реки Гильменд. Проходит время, выстрел, и мина попадает в тот куст, который указал расчету как цель. Снайперский выстрел. «Молодцы, ребята!»

Так вот штабная машина, в которой находился Татур, двигалась немного впереди колонны. Скорость была маленькая, часто приходилось объезжать деревья, которые росли вдоль дувалов как попало. Вот и сейчас машина подъехала к такому узкому месту, что бортами касалась стен дувалов. Через десяток метров расстояние между стенами заборов стало значительно шире, но впереди, как назло, росло огромное дерево, рядом протекал арык, и вода подтопила небольшой участок земли, который мог стать проблемным даже для гусеничной техники. Механик-водитель находился в люке по-боевому, наблюдение было ограничено, и, чтобы не рисковать, Юра вылез из люка по пояс и по радио подсказывал механику, где взять левее, правее, оглянулся назад, две машины с разведчиками двигались за ним след в след. Машина стала, медленно объезжая дерево, выезжать вверх на дорогу. Ну, что ты скажешь, на пути еще одно дерево, как будто специально так сажали, чтобы машины не могли проехать. Механик стал медленно забирать вправо к дувалу, и тут же под днищем машины раздался мощный взрыв, по глубине воронки похоже было на взрыв противотанковой мины, Взрыв был настолько сильным, что проломило днище, искромсало Татуру обе ноги. Машина по инерций продвинулась еще метра три и заглохла. Разведчики, видя такое дело, быстро спешились, бросились выручать из беды начальника. В этот же момент из-за дувала гранатометчик стреляет по машине. Откуда здесь взялся гранатометчик, никто вразумительно сказать не мог, предполагали, что ему удалось ускользнуть из какого-то блокированного дома. Несколько разведчиков перемахнули через забор и расстреляли убегающего душмана. Пока Татура вытащили из искореженной машины, пока несли на более пригодную площадку для посадки вертолета, Юра от потери крови скончался. «Товарищ подполковник, и еще одна потеря, погиб и Хмель на одной из операций, уже будучи командиром батальона, который он принял после ранения Хабарова. Снайперская пуля угодила в область шеи».

Наступившее молчание прервал Козлов: «Товарищи офицеры, у меня есть хорошее вино, давайте помянем погибших товарищей».

Однако череда неприятностей не кончилась.

С кочевниками, которые в летнее время заполоняли долину севернее Кабула, мы поддерживали принцип мирного сосуществования, но при неожиданных обстоятельствах особо с ними не церемонились. Однажды пришлось перетрясти всю долину вместе с кочевниками и их баранами. Правда, этому предшествовала беда, случившаяся по вине молодого, еще не искушенного боевой службой лейтенанта-, совсем недавно прибывшего в разведроту 357-го полка. В один из вечеров разведгруппа полка после инструктажа и проверки связи ушла на гору Ходжа-Бурга для несения боевого дежурства. В этот вечер я немного засиделся в рабочем кабинете над каким-то документом для разведотдела армии, который нужно было утром отвезти разведчикам в штаб армии. Окно моего кабинета выходило на северную сторону штаба, территория которого в ночное время неплохо освещалась. Мне показалось, что в направлении горы взлетела ракета. Посмотрел в окно, вдали темно. Позвонил в роту, трубку поднял Ленцов. «Саша, как в горах обстановка на наших постах?» — «По докладам спокойная», — ответил Ленцов. «Ладно, раз спокойная, пойду в общежитие». Иду и вижу, над горой Ходжа-Бурга взвилась осветительная ракета и полетела в сторону долины. Значит, и первая мне не показалась. Опять звоню в роту. «Запросите полковых разведчиков, что у них случилось, почему пускают осветительные ракеты?» С горы отвечают, что все спокойно, а ракеты запустили, чтобы подсветить местность. Вдруг слышу далекую, за горами, стрельбу. Нутром почуял что-то неладное. Спешу в роту. Ленцов докладывает, что с горы Ходжа-Раваш дивизионные разведчики наблюдали в долине машину и какую-то возню около нее, а потом и стрельбу в сторону гор. Пришлось ответить огнем из пулемета. Сам надел наушники, запрашиваю старшего, отвечает радист, но вдруг радиостанция замолкает. Беру разведгруппу Перкова — и вперед на гору. Днем на такую высоту трудно подниматься, а сейчас, в темноте, вообще проблема. Минут через тридцать вымотанные от спешки поднялись на эту проклятую гору. Из доклада лейтенанта понял, что два разведчика пропали. Разведчики, и пропали! Отвел его в сторону и велел все рассказать как есть. Оказывается, его, молодого, старослужащие разведчики оставили и ушли вниз за виноградом. Ушло две пары. Одна пара ниже, другая несколько выше. Все по науке, как учили. Первая пара уже подходила к дороге, когда со стороны кишлака Анджирак в сторону Тарахейля ехал грузовик, в нем находилось около десятка мужчин. У дороги грузовик и разведчики встретились. Вот здесь и вышла ошибка: вместо того чтобы проявить бдительность, они стали приветствовать душманов. Те вначале им тоже подыграли, а потом окружили и ножами тихо с парнями расправились, стали снимать с них оружие, бронежилеты и обувь. Наконец, до второй пары тогда дошло, что это не «дуст» (друзья), а самые настоящие душманы, и наши открывают по ним огонь. Душманы попытались окружить вторую пару разведчиков, и между ними завязалась перестрелка. Во все происходящее вовремя вмешались дивизионные разведчики и стали с горы стрелять из пулемета и станкового автоматического гранатомета. Только после огневого налета с горы душманы, подобрав тела своих трех подельников, быстро погрузились в машину и убрались через кишлак куда-то на север, а полковые разведчики без товарищей вернулись на гору. Если бы не своевременное вмешательство дивизионных разведчиков, еще неизвестно, как бы сложилась ситуация со второй парой. Лейтенант, видя, что дела совсем плохи, прихватил с собой несколько разведчиков, спустился в долину к тому месту, где произошла встреча с душманами, однако тел своих подчиненных не нашел. В это время мы уже поднимались на гору. Пришлось докладывать Петрякову и просить его, чтобы он в район долины Паймунар выслал пару рот для прочесывания местности, поскольку была уже ночь. Затем договорились с Ленцовым о месте встречи на противоположной стороне гор. Досталось от меня полковым разведчикам. Приказал им продолжать нести боевую службу, сам с дивизионными стал осторожно спускаться в долину к дороге и месту встречи в Ленцовым. Спускаясь, посмотрел сверху на лагерь, там строилась длинная колонна, по количеству фар где-то около батальона. Сейчас самое главное — найти тела погибших. Спустились с горы почти одновременно с подъехавшей к условленному месту бронегруппой. Ко мне подошли Ленцов, Баканчиков, начальник оргштатного отделения дивизии и комбат. Быстро распределили обязанности и приступили к поиску тел. Одну роту на всякий случай оставили около боевых машин, а две роты и разведчики начали искать ребят. Одного разведчика нашли быстро, метров в ста от дороги. Он был без оружия, подсумка для магазинов, бронежилета и босой, даже носки духи сняли.

Осторожно из-за укрытия тело кольями от палаток перевернули, подстраховали себя от гранаты под телом. Этот фокус мы часто проделывали с телами душманов. Труп поднимают — взрыв, и к этому трупу еще два-три добавляются. Ленцов со своей группой в это время тряс кочевников. Строили всех мужчин и допрашивали. Многие пытались убегать, стрельбой в воздух их возвращали и продолжали допрос, требовали свидетельских показаний. Второго разведчика искали долго. Нашли недалеко от ближнего к кишлаку кочевья. Из-за этого и пришлось применить насильственные меры в отношении мужчин-кочевников. И второй разведчик был без оружия и без обуви. Вздохнули с некоторым облегчением, потому что хоть трупы нашли, хоть как-то перед родителями оправдаться. Когда трясли последнее кочевье, подъехал Залмай. Чего таиться, пришлось ему все рассказать. Он мне говорит, мол, вон с той горы, и показывает гору, где службу несут полковые разведчики, иногда солдаты спускались за виноградом, это местным не нравилось. Кому понравится, если твое воруют. «И почему ты мне раньше об этом не сказал?» — «Просто считал это ненужным. Ладно, рафик Михаил, у меня кое-какой план созрел. На днях подъезжай, вместе его обсудим, а пока мои люди соберут информацию по одному кишлаку». — «Залмай, обрати их внимание на похороны, мои троих успели уложить». — «Хорошо, Михаил, учту». — «Залмай, когда ты будешь с собой охрану брать?» — «Да все забываю». Сел за руль «уазика» и укатил к себе в комитет.

Утром я, как побитая собака, шел на доклад к шефу, но права русская поговорка, после драки кулаками не машут. Конечно, были сделаны соответствующие оргвыводы. Родителям сообщили, что их сыновья погибли в боевых действиях. Да, это их вина, но они погибли с оружием в руках, а до этого они же участвовали в боевых действиях, и не один раз. Конечно же, было очень тяжело переживать потери своих подчиненных, что уж говорить о родителях.

Шло время, впереди было еще много трудных боевых действий. Однако воевать в Афганистане и ничего не сказать об афганских женщинах невозможно. Афганская женщина измучена тяжелым домашним трудом, плюс ко всему практически изолирована от общения. Годам к тридцати она превращается в старуху, особенно в глубинке, где витает призрак Средневековья. Наши бабушки, старушки в ситцевых косыночках, сидя на скамеечках у подъезда, смотрятся гораздо интереснее афганских женщин, не по годам ставших старухами. Мне довелось за годы пребывания в Афганистане, встретить всего лишь трех красивых женщин, на которых можно положить глаз. Уже к концу моей службы в Афганистан стали направлять для службы женщин, в основном призванных через военкоматы. Они заполняли должности санинструкторов, поваров, писарей в штабах, медсестер в медсанбатах и госпиталях. В мою бытность женщины были только в военторге, однако праздники было с кем встречать. Вот только при выводе войск с этими военно-полевыми женами стали возникать проблемы. Их надо было куда-то пристраивать, а попадались и весьма капризные особы, требовали много и, не стесняясь, вспоминали, как им клялись в вечной любви, пусть даже и в боевой обстановке. Отсюда и появилось очень много историй в военных городках.

А ведь были времена, когда из-за женщин начинались войны, уничтожались города, но это было в далеком прошлом.

Однажды ближе к осени меня к себе в штаб вызвал начальник разведки армии. С утра на бронемашине выехали в Кабул. Миновали королевский дворец, в нем был расквартирован один из наших полков, мечеть. Перед светофором остановились, кажется, он был единственный в городе. В это время по переходу спешила стайка девушек, старшеклассниц из женского лицея, который находился где-то рядом. Среди девушек выделялась своим внешним видом одна. Она была с длинными распущенными волосами, что не очень приветствовалось в мусульманском мире, с белым шарфом на шее, в кожаной короткой куртке, в сапожках, но главное — юбка еле прикрывала колени. Ноги стройные, не каждая восточная женщина этим может похвастаться. Девушка оглянулась на машину, я ее рассматривал с расстояния каких-нибудь шести метров, когда БРДМ начал движение, моя голова, словно гирокомпас, поворачивалась в ее сторону. Вот это была красавица! В Кабуле был целый квартал богатых особняков с коваными заборами и приличным уличным освещением в ночное время. Судьба подарила мне встречу с этой прекрасной восточной незнакомкой еще раз. В сентябре восемьдесят первого года в районе Баграма планировалась широкомасштабная войсковая операция по окружению и уничтожению банд мятежников, которые прибыли из Пакистана. Понадобилась свежая информация о наличии и составе банд, районах их пребывания, фамилии главарей. В таких случаях приходилось пользоваться услугами местных товарищей. Пришлось немало помотаться, пока собрал нужную информацию, а когда стал ее обобщать, оказалось этого недостаточно. Думаю, надо навестить еще одного товарища. На следующее утро заехал к начальнику кабульского аэропорта. Бывал я у него часто и по делу, и без дела. Охранник, который стоял у двери приемной, меня узнал, улыбнулся. Подарил ему пачку сигарет «Столичные», так, на всякий случай на с прицелом на будущее. Получается, что купил его. Для поездки вне гарнизона я надевал форму, подаренную мне белорусскими ментами, которые оказывали помощь афганцам в подготовке милицейских кадров (царандой), она напоминала нынешнюю форму солдат нашей милиции. Начальник аэропорта поднялся из-за стола и пошел мне навстречу, приветствовали друг друга по-мусульмански. Он неплохо говорил по-русски, сказывалась учеба в Союзе, да и разговорная практика по сегодняшний день у него продолжалась. Он мне предложил на выбор прохладительные напитки фанту, кока-колу. Начальник аэропорта часто бывал в медсанбате на медосмотрах, и это обязывало его делиться с нами необходимой информацией. Как он нас часто заверял, у него с мятежниками ничего общего нет. Возможно, это и так. Одним словом, услуга за услугу. У них с медициной было очень туго. Люди умирали, не зная от чего, и особенно в глубинке. Помню, во время проведения одной из операций, чтобы как-то изменить отношение к тем, кто вел стрельбу в кишлаках, было принято решение провести прием больных одного кишлака. Ради этого на световой день прекратили боевые действия. Больных оказалось такое множество, что наши медики были не рады такой затее, пришлось вертолетом подвезти дополнительное количество медикаментов.

Наш разговор с хозяином кабинета подходил к концу, как вдруг в дверь кабинета постучали, и на пороге появилась она, та самая девушка. Она подошла к начальнику аэропорта, тот ее обнял и поцеловал. «Это моя племянница, студентка, хочет навестить свою тетю в Карачи и ей нужен билет», — объяснил начальник. Девушка перевела взгляд на меня, поздоровалась по-английски. Это не стало для меня проблемой, недаром получен диплом переводчика-референта. Ответил ей по-английски. Мы с ней немножко поговорили о том о сем. Конечно, хотелось еще немного побыть с ней, но у меня были служебные обязанности. В кабинете зазвонил телефон, пришлось дожидаться конца разговора. Попрощался с хозяином, Адиль, так звали девушку, подала руку и проводила меня до двери. Ну, вот и удалось встретить ту, о которой иногда мечтал. Мне показалось, что на душе стало немного веселее. Позднее, бывая в аэропорту по долгу службы, я как бы невзначай интересовался учебой племянницы и просил ей передать привет от шурави.

Однажды и он от племянницы передал мне привет. Я был очень польщен этим.

Через пару дней группировка нашей дивизии направилась в район боевых действий. Командный пункт оперативной группы выбрали на каменистой высотке недалеко от берега в весеннее время бурной речки, а сейчас обозначенной на местности парой узеньких ручейков. На этом месте кто-то раньше проводил земляные работы, вот мы и заняли как бы уже заранее подготовленные окопы. С Лаговским внимательно в бинокль осмотрели противоположный берег. Прямо перед нами на том берегу несколько домов. Со стороны речки они были огорожены общим дувалом. Вдоль забора виднелась тропинка, петлявшая между деревьями. На боевые действия привлекались два наших батальона с дивизионной артиллерией и батальон ферганцев с самоходно-артиллерийским дивизионом. Батальоны обложили большую территорию, и, как говорят охотники, начался гон. Наиболее активные действия начались у ферганцев и одного нашего батальона, который первый и начал зажимать банду в кольцо. Чтобы избежать окружения и не рисковать людьми, комбат запросил огонь артиллерии. Их дивизион занимал огневые позиции недалеко от нас. Послышался первый выстрел, пристрелочный, а через пару минут мины стали улетать в сторону душманов с завидной частотой, в основном залпами. Территорию севернее кишлака заволокло дымом и пылью. В это время ко мне подошел Плавский и доложил, что его разведчики наблюдают отход вооруженной группы в горы и просят навести по ним удар артиллерией. «Альберт Васильевич, — обращаюсь к начальнику артиллерии дивизии, — надо вот по этому участку сделать несколько залпов», — и показываю ему на карте точку. «Нет проблем, сейчас сделаем», — по телефону дает координаты цели своим артиллеристам. Разведчики просят перенести огонь метров на сто выше. Сделали перенос по дальности. Разведчики радируют, что цель накрыта, но некоторым удалось разбежаться.

Стоим с Красногорским, обсуждаем результат стрельбы, к нам присоединился Горовой. «Ну что бы вы делали без связи?» — «Да ничего», — соглашаемся с ним оба. Тотчас слышим громкий голос Павла: «Смотрите, смотрите, два духа бегут вдоль дувала». И правда, двое, у каждого оружие. «Пашка, давай за пулемет». Тот мигом в БРДМ и давай шандарахать из крупнокалиберного по душманам. Один споткнулся, не встает, а другой продолжает бежать, совсем рядом с ним видны искорки от разрывных пуль, но все же дух успевает завернуть за угол дувала. Повезло. За стрельбой наблюдали все, кто был на командном пункте, и тотчас в адрес Павла раздавались слова похвалы. Подошел и Петряков, обратился ко мне: «Давай отойдем в сторону. Знаешь, кто будет у нас комдивом? Слюсарь, замкомдив Псковской дивизии, утром из ВДВ позвонили, и мне вроде бы подыскали должность областного военкома, правда, не уточнили, какого разряда. Так что я скоро покину вас», — добавил шеф.

«А это кто к нам еще пожаловал?» — буркнул Петряков, и мы все посмотрели на пылящую машину, которая направлялась к нашему командному пункту. Из машины вышел Рустам, помощник Кудрявцева, политического советника местного губернатора. По национальности узбек и смахивал на местного. После короткого приветствия, изложил свою просьбу: предоставить военную поддержку действиям его активистов. Кудрявцев сам часто приезжал в район боевых действий, просил помочь разгромить какую-либо банду. Вот и сейчас, пользуясь нашим присутствием, они хотели свести счеты с бандой, которая засела в небольшом кишлаке вне зоны наших боевых действий в непосредственной близости от Чарикара. «Мы сами с ними разделаемся, вы нам только прикройте тыл». — «Опять хотите чужими руками жар загребать», — проворчал Петряков. «Да мы вроде бы общее дело делаем», — продолжил Рустам. «Общее-то оно общее, да вот только зарплата разная», — злорадствуя, сказал Петряков. — «Ты же слышишь, идут боевые действия, какое-то подразделение надо вытаскивать из района», — не сдавался шеф. «Ну уж очень Николай Иванович просил помочь». — «Да нет у меня под рукой свободного подразделения». Потом немного поостыл, распорядился: «Скрынников, ты у нас большой специалист оказывать помощь партийцам. Вот и смотайся со своими разведчиками в кишлак, но только смотри, чтобы разведчики на рожон не лезли. Пускай партийцы сами с душманами разбираются. Рустам, а где твои активисты?» — «Недалеко от Чарикара дожидаются».

У меня в бронетранспортере на связи с разведчиками на этот раз был Бакутин. «Миша, выходи на связь с дивизионными разведчиками». Пришлось вызывать из района, дивизионную группу и полковых разведчиков. Часа через два, проверив связь, колонной двинулись в сторону города. Забрали десантом на броню десятка три активистов и прямиком по направлению к нужному нам кишлаку. Дорогу показывали активисты. Когда разведчики окружили два дома, в которых должны были быть мятежники, солнце уже садилось. Мой бронетранспортер стоял за кустами около дувала. Вот ухнула самоходка, некоторое время стрекотали автоматы, а потом все затихло. Только иногда слышались около соседних домов женские крики. Конечно, разведчики надежно прикрыли тыл партийцам, и, пока не разворотили эти дома, они в атаку идти и не собирались, а потом работали жестко. «Со всеми расправились?» — спросил у Рустама. «Нет, часть где-то в других домах спрятались, но все равно банда понесла значительные потери». По дороге к своим нас обстреляли из ближайшего виноградного поля. Колонна остановилась. Развернули башни в сторону виноградника и пулеметами прочесали все поле, в том числе из крупнокалиберного пулемета самоходной установки. Мало не показалось тем, кто стрелял по колонне из стрелкового оружия. Рустаму командую: «Гони своих активистов, пусть проверят результат». Те как-то с нежеланием, но все же стали осматривать кустистые виноградные лозы. Потом загалдели, сбежались в кучу. Что это могло быть? Оказывается, афганцы нашли труп душмана и винтовку при нем, вот и ликовали по этому поводу. На командный пункт вернулись в сумерки. Первым делом доложил Петрякову о результатах операции. Шеф улыбнулся: «Вернемся в Кабул — я тебя дня на три отпущу в Фергану. Кстати, с утра начнем войну в сторону Кабула, а сейчас ступай и готовь разведчиков к ночным действиям».

Ночью разведчики организовали засаду на окраине кишлака, который был ближе к горам. Рядом с засадой, метрах в восьмидесяти, проходила банда. Чуть-чуть с выбором позиции промахнулись разведчики, по их мнению, банда была большая, человек двадцать, но резко пересеченная местность помогла части душманов спастись. Слишком поздно артиллеристы подсветили местность, но для меня главным результатом засады было не количество уничтоженных мятежников, а сохранность жизни моих пацанов. По возвращении командиры разведгрупп докладывали, что потерь при ночных действиях нет, и это было самым ценным. Прошло еще двое суток боевых действий, и те банды, которые думали отсидеться в наших тылах, просчитались. Группировка возвращалась в Кабул, но выполняла задачу. Наконец наступило утро последнего дня боевых действий. Уже невооруженным глазом можно было издалека увидеть гору Ходжа-Раваш, которая за два года была изучена разведчиками вдоль и поперек. В пяти километрах восточнее кишлака Ходжачист находился с виду неприметный кишлак. Домов пятнадцать, не более, и все на равнине, окруженные садами и виноградниками. Парашютно-десантная рота в колонне, проходя мимо кишлака, была обстреляна из гранатомета, но так как расстояние большое, граната не долетела до цели. В кишлаке оказалась банда. Только непонятно было, зачем издалека стрелять по колонне из гранатомета. Так опрометчиво мог поступить только обкуренный душман. Пришлось группировку развернуть для боя. Вызвали вертолеты, которые выпустили все снаряды и улетели на дозаправку. В работу включилась артиллерия. Некоторые душманы, не выдержав такого огня, пытались бежать, но везде натыкались на огонь десантников. Снова налетели вертолеты, два дома были уже начисто разбиты. Ближе к обеду меня на командном пункте разыскал Залмай, вернее, его ко мне привели разведчики. Его появление несколько меня удивило. «Что случилось?» — «Нужна твоя помощь. Вон в том кишлаке живет, — и кивает головой в сторону Кабула, — семья моего сотрудника, сейчас она находится в опасности и ждет, когда их вывезут. Душманы с ними могут расправиться, об этом мне сказал мой человек. Вся надежда на тебя». — «Хорошо, Залмай, но мне твою просьбу нужно доложить начальнику, а еще лучше, если ты сам расскажешь». Петряков разговаривал по телефону, дождавшись, когда он положил трубку, Залмай выложил свою просьбу. «Как вы мне все надоели со своими просьбами. Воюйте со своими бандитами сами», — распалялся шеф. Вот здесь я шефу возразил: «Когда нам нужны активисты, Залмай выделяет, а когда ему понадобилась помощь, мы отказываем. Так нечестно, шеф». — «Ну тогда и помогай», — сказал, как отрезал, и ушел к радийной машине. «Залмай, оставляй свою колымагу здесь, а сам полезай в бронетранспортер, будешь дорогу показывать, как подъехать к дому твоего сотрудника». Рядом с командным пунктом находился разведчик Ветчинов. «Сергей, передай лейтенанту Черному, чтобы он с разведгруппой выезжал за мной».

Кишлак не был блокирован нашими подразделениями. Дороги практически не было, сами выбирали нужное направление и двигались вперед, где-то через полчаса по буеракам подъехали к кишлаку. Разведчиков предупредил, что входим в кишлак, нужно быть в полной готовности. Осторожно по плохой дороге, если таковую можно назвать дорогой, въехали в кишлак, нервы напряжены. Через несколько минут отыскали нужный дом, Залмай побежал к воротам и начал громко стучаться. Разведчики спешились, заняли круговую оборону, стали поглядывать по сторонам и на крыши соседних домов. Секретарь долго стучался в ворота, наконец дверь открылась, он вошел во двор. Решил и я заглянуть, только стал подходить к двери, а связист меня вызывает на связь с руководителем операции. «Как там у тебя обстановка, не обижают еще?» — «Пока спокойно, «зеленый» в доме». — «К тебе на всякий случай высылаю Плавского с ротой». — «Хорошо шеф, буду иметь в виду». Пока был занят разговором, вернулся Залмай. «Ну как там твой сотрудник?» — «Собираются, с ней будет мать и младший брат». Я подумал, что он оговорился. «Не волнуйся, раз приехали, всех заберем». Во дворе послышались голоса, и Залмай снова пошел к дому. Первой вышла пожилая женщина, держа за руку подростка, который пугливо оглядывал чужих солдат и военную технику. Последней вышла девушка, закрыла за собой на замок ворота, ей в этом усердно помогал афганец. Она окинула взглядом дом и пошла следом за Залмаем к технике. Я попросил механика открыть задний люк, чтобы женщинам было удобнее попасть внутрь машины. Афганец помог пожилой женщине вскарабкаться наверх, я ей подал руку и поднял на броню, затем поднял подростка. Настала очередь забираться на броню девушке, и когда я ей протянул руку, мы на какой-то миг оба замерли от неожиданности. Вот это встреча! Да это же Зейна, милиционерша. Так вот кого мы выручаем. Она тоже обрадовалась такому счастливому случаю. С улыбкой крепко обхватила мою руку и забралась наверх, а затем забралась внутрь бронетранспортера. На заднем сиденье уже расположились мать с ее братом, ей пришлось сесть рядом со мной на сиденье пулеметчика. «Залмай, извини, тебе места не досталось, садись в другую машину. Ну, как вам здесь?» — «Хорошо», — на сносном русском ответила девушка. «Сейчас поедем. Заводи», — дал команду механику. Двигатель неожиданно громко затарахтел, а внутри это казалось еще громче, и женщины растерянно переглянулись. Дотронулся до руки Зейны и показал жестом, что все в порядке, мы едем. На окраине кишлака нас уже дожидались полковые разведчики, к моей машине подбежал Плавский и сказал, что с ним две разведгруппы. Пока мы разговаривали, метрах в двухстах от нас разорвался снаряд, секунд через двадцать еще два. Давай, командир, ноги делаем, а то нам еще придется отвечать за ошибки артиллеристов. В боевой обстановке на всякое насмотрелся, вертолеты бьют по своим и артиллеристы тоже. Скорость была высокая, бронетранспортер на бездорожье кидало из стороны в сторону, как в море лодку. Девушка в меня вцепилась, в глазах страх. Но вот выехали на грунтовку, и машина пошла ровнее, но она все равно не отпускала меня. Помню, что-то ей говорил, подбирая узбекские слова, стараясь перекричать шум двигателя, она ничего не слышала в этом грохоте и только улыбалась. Вдалеке показалась знакомая высотка, и через несколько минут мы уже около нее. Помог выйти старухе, мальчонке, а затем сам быстренько соскочил на землю, протянул девушке руки и, когда она была У меня на руках, обхватил ее и прижал к себе, задержав на весу больше положенного. И если бы не наше военное окружение, мы бы уже начали целоваться, а так пришлось поставить ее на землю. Залмай подошел к своей машине и, как галантный кавалер, открыл дверь, рассадил всех по местам, мне махнул рукой в знак благодарности и собрался уезжать в сторону Кабула. «Залмай, подожди, дай сказать до свидания». Девушка в это время открыла дверь и, двумя руками ухватившись за мою руку, начала трясти ее в знак признательности. Залмай ей что-то буркнул, и она тут же отпустила мою руку. Машина тронулась, девушка оглянулась и махнула рукой через стекло двери автомобиля.

С афганкой позже встречались уже как свои, а на посту она всем рассказала, что я спаситель ее и семьи. И даже рассказала, как шурави приезжали по просьбе секретаря комитета за ними в кишлак на военных машинах после угроз бандитов расправиться с ее семьей.

После обеда руководитель собрал всю группировку в районе командного пункта, проверили людей, технику. Петряков провел короткий разбор боевых действий и с сожалением произнес, что на этот раз потерь избежать не удалось. По его команде начали совершать марш к себе на аэродром. На дорогу Кабул — Баграм выводить колонну не стали, а мимо зеленой зоны, обойдя кишлак Паймунар, обогнули гору и вышли к себе на аэродром. Разведчиков, как всегда, встречал старшина. Уже была протоплена баня. Молодежи приятно ощутить себя хоть чуть-чуть по-домашнему.

Проходили недели. Прибыл новый командир дивизии, полковник Слюсарь. Вместе с ним не раз приходилось участвовать в операциях, на которых он набирался боевого опыта и мастерства. Через несколько месяцев ему присвоили генеральское звание. У меня с ним сложились хорошие служебные отношения и продолжали сохраняться и вплоть до моего увольнения из армии.

Однажды по служебной необходимости нужно было навестить Залмая. Перед входом в его приемную всегда был один и тот же солдат-узбек, который меня приветствовал оружием на караул, я тоже подносил руку к головному убору и награждал его пачкой сигарет. Этот воинский ритуал подметил секретарь и как-то сказал в шутку: «Мне кажется, он служит тебе, а не мне». Залмай был гостеприимным хозяином и всегда предлагал плов и чай. Плов активисты себе готовили ежедневно, это у них была бесплатная государственная пайка. Вот и на этот раз он мне предложил плова, хотел было отказаться, но Залмай не отставал. Пришлось согласиться, сесть за стол, единственное, что я у него попросил, так это накормить разведчиков. Он сказал об этом часовому, а тот чуть ли не бегом кинулся с большим подносом плова к бронетранспортеру.

Афганская методика приготовления плова от узбекской несколько отличается. Здесь рис и мясо готовятся отдельно, а там все продукты вместе в одном казане. Кроме плова, угостил и бренди. Под сто граммов рассказал, а вернее, напомнил мне историю про виноград, из-за которого погибли два разведчика. Два участника этой акции были жителями кишлака Тарахейль, их уничтожили при попытке сопротивления в районе оврага около кишлака Пули-Санга. «Остальные, рафик Михаил, пришлые и где-то в нашем районе растворились пока, но мы все равно их выследим». Он мне предложил на посошок, а я про себя подумал: ты смотри, ведь запомнил же, когда приезжал к разведчикам в баню. Решив вопрос, из-за которого и приезжал к Залмаю, стал собираться домой. Хозяин меня проводил до самого бронетранспортера. Проезжая мимо поста царандоя, вспомнил про афганку, да и настроение после угощения было хорошее и даже немного лирическое. «Парни, делаем остановку, проверю, как афганцы службу несут». Она услышала звук техники и выглянула из палатки. Увидев меня, жестом пригласила зайти, в палатке она была одна. Как только вошел, она обняла меня, и несколько раз поцеловала, а затем отпрянула и показывает — ты что, выпил? «Да, Залмай угостил». Услышав знакомое имя, заулыбалась и прижалась ко мне, что-то говоря на узбекском языке. Несколько слов были знакомы. Затем стала угощать чаем и восточными сладостями. Я немного расслабился и только ее подозвал к себе, как через секунду мы услышали голос ее подруги. Зейна резко отпрянула от меня и позвала девушку. Мы приветствовали друг друга за руку. Зейна через плечо своей подруги скорчила гримасу, мол, никто ее не ждал. Для приличия пробыл еще какое-то время, затем поблагодарил хозяйку за угощение и стал собираться. Провожая меня, она как бы невзначай крепко сжала мне руку.

Как только заехал на территорию роты, ко мне подошел дежурный по роте Безрядин и передал просьбу оперативного дежурного. Комдив выезжает в город, и ему нужен переводчик. Я удивился, сегодня со мной не было переводчика. В штабе привыкли к тому, что переводчик у разведчиков, вот иногда и гонят пургу, не разобравшись. Сегодня Яренко собирался навестить советнический аппарат и позаимствовал Ильдара. Ленцову высказал свое неудовольствие: «Саша, ты же знаешь что я уезжал без переводчика?» — «Да как-то выпустил этот момент из виду». — «Позвони оперативному и подскажи, с кем переводчик». — «Я ему звонить не буду, а если спросит про меня, проверяет охранение, связь есть». Поговорил с офицерами и пошел к себе в штаб. На улице уже холодало, кое-где над палатками тонкой струйкой поднимался от отопительных печей дымок. В дивизии многие самодельные печи заменили на заводские. Вспомнил, надо будет пару канистр солярки на пост к афганкам отвезти, пусть греются и помнят нашу доброту. Как-то поспешно на следующий день началась подготовка к боевому выходу, на операции войска были задействованы немногим более недели. Результата от боевых действий на этот раз почти никакого, сожгли горючее, боеприпасы, замордовали себя и личный состав, вдобавок по ночам уже замерзали. Когда вернулись из похода, уже не за горами был Новый год. Это для меня был третий Новый год, который придется отмечать в кругу боевых товарищей. За повседневной суетой мы и действительно не заметили, как к нам постучался 1982-й. Елки из Витебска привезли заранее, Снегурочек не было, а Дедов Морозов полным-полно. Перед боем кремлевских курантов навестил разведчиков, поздравил с наступающим Новым годом, пожелал скорейшего возвращения на Родину.

Вскоре после праздника предстояла крупномасштабная войсковая операция, которая охватывала юг и север Кабула. По армейскому плану части и подразделения нашей дивизии вели боевые действия на севере Кабула и далее до Баграма, после соединения с ферганцами совместно продолжали боевые действия в Чарикарской долине, а затем совершили марш в долину Ниджраба и в течение трех суток вели боевые действия по уничтожению банд мятежников. Уже было холодно, в предгорье и горах полно снега, в Чарикарской долине ближе к горам тоже был снег. В это время года душманы в горах от холода замерзали, поэтому под всевозможными предлогами стремились раствориться в зеленой зоне и стать мирными жителями. Некоторым местным жителям это сходило с рук, свои их не предавали, а вот чужакам было тяжело. Были люди среди местных, которые душманов выдавали всегда, но больше было их пособников, а по-другому в стране, где находились чужие солдаты, и быть не должно. Свое положение мы прекрасно понимали и действовали по ситуации. Доверяли информации, но и проверяли. «Зеленые» информацию сливали на сторону только так. Поэтому в их присутствии говорили одно, а делали совсем другое. В целом операция прошла успешно, правда, душманов настреляли не много, но своих ни одного не потеряли.

В эти первые посленовогодние месяцы выражение «война войной, а обед по распорядку» стало для меня очень актуальным. С января начался отсчет третьего года моего пребывания в чужой стране. Практически все начальники служб уехали в Союз. Давно уехали мои помощники, Павлов и Баранов в десантное училище, а Филонов в Тулу. В Кабуле остался Нагуманов, начальник инженерной службы дивизии, и я, начальник разведки. Тем более служба в Минске мне не обломилась, а так хотелось служить на Родине. В свое время при инспектировании разведподразделений армии, в том числе и моих разведчиков, генерал-лейтенант Гредасов, начальник разведки Сухопутных войск, обещал мне должность в разведуправлении округа, но вмешались разведчики ВДВ и взамен предложили службу в боевой подготовке штаба Воздушно-десантных войск. Вот поэтому сейчас у меня на уме было одно, когда прибудет мой сменщик? К этому времени уже была известна фамилия — Климов, начальник разведки Кировабадской дивизии. В гаданиях и переживаниях прошла половина февраля. Настала по графику моя очередь заступить на службу оперативным дежурным по дивизии. Ночь в зоне ответственности полков и дивизии прошла в спокойной обстановке, и даже без стрельбы, что случалось не так уж и часто. Утром доложил обстановку руководству, а затем ко мне зашел ротный, обсудили некоторые служебные вопросы. Далее пошла рутинная работа, ответы на звонки, передача указаний в полки. Где-то ближе к обеду в кабинет заходит… мой сменщик Климов. Вот это меня здорово обрадовало. Мы обнялись, немного поговорили, а потом он мне таинственно сказал: «Я привез небольшую канистру коньяку, как только ты сменишься, в комнате накроем стол и отметим мое прибытие, а твое убытие. А сейчас пойду преставлюсь комдиву и немного отдохну с дороги».

Время стало тянуться очень медленно, еле дождался нового оперативного дежурного. Сдал ему смену и быстрее в общежитие. В комнате темно, тяжелый воздух и многоголосый храп. Включаю свет и вижу картину: на столе бардак, а все начальники уже отдыхают. Ладно, думаю, не устоял сменщик перед уговорами многих старых своих знакомых, вот и начали отмечать раньше обычного свой приезд. Открыл форточки, проветрил комнату, убрал все ненужное со стола, сходил в столовую и пошел спать. Утром проснулся, офицеры еще отдыхают, позвонил разведчикам, вышел на физзарядку. Через некоторое время возвращаюсь к себе в комнату, офицеры уже встали, кто заправляет кровать, кто пьет чай, а в целом после вчерашнего застолья настроение у них отсутствует напрочь. Климов меня спрашивает: «Миша, у тебя случайно что-нибудь не найдется, чтобы подправить настроение?» Чувствую, все ждут ответа. Спрашиваю: «Так ты что, мне ничего и не оставил?» — «Ты понимаешь, так получилось, знакомые все подходили и подходили, ну я всех угощал». Меня это здорово обидело, без меня ты начинал, без меня и будешь знакомиться со службой, подумал про себя.

После завтрака зашел в секретную часть, составил опись некоторых документов, наработанных за два года, и попросил сержанта их уничтожить. Часа через два в кабинет зашел Климов: «Миша, ты извини за вчерашнее. Одним словом, потерял контроль над канистрой, а когда спохватился, она была уже пустая. Ты мне расскажи, какие есть документы по разведке?» — «Валера, ты знаешь, документов уже нет», — и вышел из кабинета.

Через два дня в Чарикарской долине планировалась очередная зимняя войсковая операция с привлечением подразделений нашей дивизии и ферганского полка, а также разведподразделений. В штабе армии посчитали, что предыдущая операция желаемого результата не достигла, и решили операцию повторить, тем более что в штабе находился кто-то из генералов Генштаба. Вот и рисовали сутками на картах синие яйца и красные стрелы, которые окружали эти самые яйца. На картах рисовать тоже надо иметь талант, а как по этим стрелам на местности будут двигаться войска, больших начальников меньше всего интересовало. Они уже давно забыли себя в той роли, когда нужно бегать, ползать и атаковать, а сейчас мнили из себя полководцев. Накануне убытия в район боевых действий дивизионных и полковых разведчиков я поочередно посетил разведроты полков, пожелал всем удачи и скорейшего возвращения домой. Сам же участвовать в той операции не собирался, дурной знак, хотя Слюсарь меня упрекнул: «Ну, ты бы ввел Климова в курс дела в боевой обстановке». — «Пусть сам учится, меня этому ремеслу никто не учил». Ленцову позвонил и попросил построить роту и, как когда-то в Фергане, простился со своими боевыми товарищами, напутствовал их беречь себя на поле боя.

Через два дня попутным рейсом улетел в Фергану к своей семье, чтобы через несколько дней отправиться дальше, к новому месту службы. Уже в самолете припал к стеклу иллюминатора и долго смотрел на палаточные городки, которые более чем за два года стали для меня небезразличны. Уже давно скрылся из виду аэродром, а я все продолжал смотреть в ту сторону, до тех пор, пока отраженные от ослепительно белого снега солнечные лучи не ударили по глазам. Незаметно под крылом самолета показался знакомый пейзаж Ферганской долины. Еще несколько минут полета, и под днищем самолета раздается шум выпускаемых шасси. Вот справа поселок Киргили с чадящими трубами нефтеперерабатывающего завода, а вот уже внизу знакомая улица Чек-Шура, и сразу же мелькает здание аэропорта, секунда, и самолет касается бетонки, небольшая тряска, летчики начинают тормозить машину. После небольшого пробега самолет на взлетке разворачивается, подруливает к стоянке напротив диспетчерской, и выключаются двигатели. В грузовой кабине наступает тишина, из кабины выходит командир и поздравляет меня с возвращением в Союз. Хочется от счастья впасть в детство и кричать «ура». Техник открывает дверь, спускает трап, командир меня приглашает первым покинуть самолет и ступить на землю. Около самолета обнимаюсь с Барабановым, начальником пограничного поста, который меня и подбросил до тещи. Уже минут через двадцать звоню в родную дверь. «Кто там?» — слышу голос жены. — «Подполковник Скрынников!» — «Ой!» Объятия, поцелуи, на шум выбежал сын, уже вполне взрослый. «Ну, здравствуй, сын!» — «Правда, что тебя перевели служить в Москву?» — спрашивает он. «Да, буду служить в Москве». Одним словом, весь вечер разговоры, воспоминания, планы на будущее в связи с предстоящим переездом семьи в Москву.