Русские люди, впервые оказавшиеся на Урале и в Сибири, невольно подпадали под обаяние суровой и величественной природы края. Тобольский летописец лучше других выразил впечатления путника, перевалившего из «Российского царства в землю Сибирскую». «Камень превысочайший зело», как стена, преграждает путь в Сибирь. Некоторые из каменных гор достают «до облак небесных». На горах же растут деревья разные: кедры и прочие. «Из того же Камени реки многие вытекают». Дивным образом воды рек «камень тверд раскопа», и «бысть реки пространные и прекрасные зело, в них же воды сладчайшие и рыб различных множество».

Дикие таежные леса производили на пришельцев не менее сильное впечатление, чем могучие реки. В лесах этих «жительство имеют звери различные», и охота на них дает человеку и пропитание, и одежду, и «украшение разное». Есть там и олени, и огромные лоси, и зайцы, лисицы, соболи, бобры, росомахи и белки. На зеленых лугах произрастают «многочисленные цветы». А сколько там сладкоголосых птиц!

Когда казаки вошли в Кашлык, грянули первые морозы. Зима вступила в свои права. Кругом все покрылось глубокими снежными сугробами. Привыкшие зимовать в поле, казаки заблаговременно устроили себе теплые землянки. Леса кругом было много, и им не стоило большого труда запастись дровами на всю зиму. Казацкие зипуны плохо грели в лютый мороз. Но тут людям Ермака пригодились меха, найденные в ханской казне в брошенном Кашлыке. Такие крупные соболя и чернобурые лисы шли в Москве по самым высоким ценам. Из них «строили» себе шубы разве что бояре. Казакам не хватало ни времени, ни уменья, чтобы пошить себе настоящие шубы. Но они не жалели шкурок, чтобы утеплиться.

Пока казаки не обжились в Сибири, им приходилось затрачивать много усилий, чтобы обеспечить себе пропитание.

Ржаной хлеб и каши издавна составляли основу питания русского человека. Чтобы утолить голод, взрослому мужчине надо было много больше килограмма хлеба на день. При таком расходе наличные запасы ржи должны были истощиться очень быстро. Пополнить же эти запасы в Сибири оказалось невозможно. Пашни у татар было мало.

На Дону, Волге и Яике казаки кормились рыбным промыслом. В Сибири они также решили заняться привычным делом. Подледный лов требовал сноровки. От местных жителей казаки узнали о богатых рыбных тонях на озере Абалак в 15 верстах от Кашлыка. В первых числах декабря Ермак послал на озеро есаула Богдана Брязгу. Пребывание казаков на Абалаке кончилось трагедией.

Как значится в синодике, «безо опасенья шли они (казаки. — Р. С.) на рыбную ловлю под Абалак декабря в пятый день, и внезапно напали на них нечестивые воины и убили в том бою Окула, Ивана, Карчигу, Богдана Брязгу и с их дружиною». Тобольский летописец воспроизвел подробности боя, но опустил при этом все имена. Но московский книжник, имевший доступ к «архиву» Ермака, нашел в документах сведения, подтвердившие полную достоверность синодика. На Абалаке, записал он, погиб «есаул казаче имянем Брюзга».

Маметкул следил за каждым шагом Ермака и ждал, когда он разъединит свои силы. Татары передвигались столь скрытно, что о появлении их не знали ни Ермак, ни Брязга. То ли на подходе к Абалаку, то ли на льду озера казаки подверглись неожиданному нападению и были перебиты. Узнав о беде, Ермак бросился вслед за Маметкулом и в упорном бою разгромил его войско.

Дьяк Савва Есипов подчеркивал, что под Абалаком произошла не мелкая стычка, а «брань велия на мног час». Строгановский летописец также описывал столкновение как крупную битву, прекратившуюся лишь с наступлением ночной тьмы.

О масштабах сражения говорят потери, понесенные отрядом Ермака на Абалаке. В синодике можно прочесть следующую запись: «Той же зимы был бой с нечестивыми под Обалаком декабря в 5 день, и в том бою убиенным Сергею, Ивану, Андрею, Тимофею и с их дружиною вечная память средняя». Помимо названных лиц, на Абалаке погибли также Богдан Брязга, Окул, Иван и Карчига. Тобольские казаки припомнили имена едва ли десятой части сотоварищей, погибших в сибирском походе. Из названных ими 37 имен 8 были жертвами столкновений на Абалаке.

Важные сведения о битве на Абалаке можно почерпнуть из документов Посольского приказа, составленных после прибытия в Москву Черкаса Александрова и его товарищей. Под ударами казаков, значилось в наказе 1585 года, «сибирский царь Кучум убежал в поле», после чего Маметкул-царевич, собравшись с людьми, приходил в Сибирь «на государевы люди, и государевы люди тех всех татар, которые были с Маметкулом — больше десяти тысяч, — побили…».

В Москве основательно преувеличили сведения о численности войск Маметкула. Но сомневаться в том, что на стороне неприятеля был огромный численный перевес, не приходится.

Не по своей воле Кучум оттягивал время новой битвы. Его сын царевич Алей вернулся в Сибирь вскоре после того, как казаки засели в Кашлыке. Но отборные отряды, участвовавшие с царевичем в нападении на Пермь, понесли большие потери и были утомлены переходами. Кучум дал воинам отдохнуть, прежде чем послал их с Маметкулом против Ермака.

Уничтожение отряда Брязги на Абалаке подало Маметкулу надежду на полное изгнание русских из ханской столицы.

Кашлык располагался всего лишь в 15 верстах от Абалака. Городище имело сильные естественные укрепления. Но Ермак понимал, что победу ему может принести только наступление. Реки замерзли, и казаки лишены были возможности использовать свои подвижные струги для маневров. Им пришлось сражаться в пешем строю на суше среди бескрайних снежных полей.

Бой на Абалаке был куда более упорным, чем бой на Чувашевом мысу. Ни о пленении Маметкула, ни о панике в его войске на этот раз не было речи. Казакам предстояло либо победить, либо умереть. И они победили.

Победа горстки казаков над военными силами обширного Сибирского ханства труднообъяснима. Однако надо иметь в виду, что в первых столкновениях с войсками Кучума на Чусовой и под Кашлыком Ермак нанес противнику столь мощный удар, что психологически тот долго не мог от него оправиться. Моральный фактор имел исключительное значение в войнах того времени.

Не занятие Кашлыка, а победа под Абалаком окончательно определила успех сибирской экспедиции.