Шуйца теперь мало напоминала руку в привычном понимании этого слова. Вернее, на ней остались и кожа, и даже топорщились волоски, но – разве что местами. Почти все предплечье обратилось в сплошную бугрящуюся массу, искореженную, изрытую непонятными шрамами, в глубине которых, если приглядеться, можно было различить серовато-железные отблески. В том месте, где вчера еще было вполне привычное запястье с проступающими синеватыми венами и двумя толстыми струнами сухожилий, теперь образовался уродливый нарост переплетенных мышц и наплывов кожи. Пальцы вроде бы оставались теми же самыми, правда, с одной маленькой разницей. Он их вообще не чувствовал. Хотя и мог ими шевелить. Но ощущение было такое, будто отдает команду двигаться не собственному телу, а какому-то чужому.
Еще раз сжав и разжав плохо слушающийся кулак, он вопросительно посмотрел на Прока. Причем вопросительности в его взгляде было гораздо меньше, чем откровенной злобы.
– Это что такое?
Гильдиец дернул плечами.
– А ты бы предпочел, чтобы вместо этого было пустое место?
– Когда ты мне говорил, что знаешь способ сохранить мою руку, ты как-то забыл упомянуть, что закончится все тем, что рука эта станет не совсем моей. Если вообще вот это, – он поднес искореженный кулак к носу новгородца, – можно назвать рукой.
– Ты сильно недооцениваешь значимость перчаток в жизни человечества, – пожал плечами Прок, потягивая тонкой работы кожаную рукавицу с кармашками под каждый палец по отдельности. – Пока походишь так, а когда все это чуть подживет, может, и придумаем способ помочь твоему, несомненно, огромному горю.
– Теперь даже не скажешь, что левая рука у меня осталась для красоты, – хмыкнул Тверд и натянул на кисть перчатку. – Хотя, если вовсе не снимать эту штуку, то выглядит рука в чем-то даже лучше прежнего. Считай, что… благородно.
– И это, поверь мне, далеко не единственное полезное качество твоей новоприобретенной конечности.
– В любом случае переводить все твои чудные слова на нормальную человечью речь она не может.
Прок сузил глаза в хитром прищуре, отчего кожа вокруг них собралась в паутину глубоких морщин. Прибавь к этому залысину на черепе – и чем не печеное яблоко?
– Это, наверное, единственное, чего она не умеет, – натянуто улыбнулся купец.
– В каком смысле?
– Пойдем, покажу.
Гильдиец, уперев кулаки в колени и натужно прикрякнув, поднялся со своей белой табуретки и направился к двери. Пока Тверд валялся в отключке, пялясь в разверзшуюся перед его глазами темноту, Прок успел сменить бледный балахон на привычную гладкую броню, тускло отливающую черным матовым блеском. Только сейчас Тверд косился на нее с опаской. Помнил огненный вихрь, взметнувшийся над киевским обозом, который вызвали такие же точно латы, всего лишь нацепленные не на то тело.
Он уже не был привязан. Мало того, гильдиец даже успел куда-то спрятать странные прозрачные кишки, что накачивали какими-то жидкостями его вены. И залепил узенькими липкими полосками ранки от многочисленных иголок.
Привстав и опустив ноги на прохладные плитки пола, Тверд с трудом проглотил подступившую к горлу тошноту и сделал глубокий вдох, пытаясь справиться с дурнотным головокружением. Когда снова разлепил веки – комната поплыла перед глазами, будто он был в стельку пьян. Но не казать же слабость перед этим плешивым зубоскалом? Стиснув зубы, он поднялся на ноги. И тут же пошатнулся, едва не рухнув во весь рост на тот самый белый стул. Едва успел ухватиться за блестящую белую коробку со светящейся выемкой внутри. Выемка эта, скорее всего, предназначалась для того, чтобы совать туда руку. По крайней мере, три рисунка на верхней панели говорили именно об этом. На первом изображена протянутая вперед кисть, под которой набухла капля. Скорее всего, капля крови. Второй показывал, как такую пораненную руку нужно сунуть в эту самую коробку, а на третьем довольная и вполне целая пятерня весело оттопыривалась здоровыми пальцами. Судя по всему, именно туда запихал Твердову шуйцу гильдиец, когда закончил свое над ней издевательство. Потому, видать, все раны на ней так чудно и быстро заросли.
– Ох, да, – воскликнул Прок, шумно хлопая своей целой и невредимой ладонью по залысине и подбегая к еле стоящему на ногах Тверду. – Совсем забыл. Последствия анестезии. После нее похмелье особенно убийственное. Всегда. Но это не страшно. Пройдет, как и любое другое похмелье. Давай, опирайся на мое плечо, покуда, вон, на шкаф стеклянный не свалился.
– А на хрен он нужен – стеклянный? – проглотив еще один тошнотный комок в горле, выдавил из себя кентарх.
– Хрен его знает. Почему-то так положено. Медицина, – добавил он значимо, как будто это чудное слово и впрямь могло что-то кому-то объяснить.
Ковыляя в четыре ноги, они вышли за дверь. Открылась она без шума, отъехав в сторону и утонув в стене. Сама. Тверд сглотнул.
– По-моему, она не из дерева сработана, – кивнул он на пустой проем, отвечая на вопросительный взгляд Прока.
– Дверь, что ли? То есть то, что все остальное здесь вовсе не деревянное, не так сильно смутило?
Тверд бросил беглый взгляд вокруг, будто бы желая убедиться в справедливости Проковых слов. Лучше бы этого не делал. В глазах от этого движения снова все поплыло.
Не дождавшись ответа, купец вытащил его в коридор. Прямой светлый ход словно вырубили в белой скале. Освещали его такие же точно лампы, что горели в давешней гильдийской пыточной. Причем ровно гудели они и на стенах, и на потолке. Утыкался коридор обоими концами в две двери. Одна – точь-в-точь как та, что сейчас юркнула от них в стену. Другая, на противоположном конце – солидная, массивная и… железная. То есть полностью. Не обшитая железными листами, как, например, в этерийских оружейных или имперском казначействе, а выполненная целиком из металла.
– Это через нее мы сюда вошли? – стараясь подобрать самый безразличный тон, кивнул в сторону железной громады кентарх.
– Ага.
– Выходить тоже через нее?
– Ты, никак, собрался меня покинуть?
– Нет, просто не хотелось бы снова наступить на ту распрекрасную полированную блестяшку, которая лишила меня руки.
– А, ты в этом смысле. Можешь не переживать. Твоя новая чудо-рука изнутри оснащена такой хитрой приблудой, которая контролирует внутренние реакции твоего организма.
Взгляд Тверда яснее ясного говорил все о его отношении к хитрым гильдийским терминам.
– Да-да, – понимающе кивнул Прок. – Внимательнее подбирать слова. Никак не могу привыкнуть. Никому еще, знаешь ли, из аборигенов не приходилось объяснять то, что сейчас объясняю тебе. Значит, так. Теперь ты располагаешь дополнительным бонусом и тоже можешь прикладывать свою пятерню к тому самому камешку, что открывает эту вот железную дверь. И он тебе ее откроет. Да и не только он. Так что добро пожаловать в наш клуб.
– Куда?
Прок шумно выпустил воздух сквозь зубы. Видно было, что подбирать слова ему осточертело ничуть не меньше, чем Тверду – пытаться уловить их смысл.
– В клуб. Такое, знаешь ли, место, которое объединяет людей по общим интересам.
– И какой общий интерес у вашего?
– Поголовная кастрация.
– Что?!
Тверд похолодел. Мелькнула пугающая мысль, что этот хренов мясник не только над его шуйцей успел поиздеваться своими пыточными инструментами. Он инстинктивно вырвался из замка поддерживающих его рук гильдийца, панически шарахнулся в сторону и правой, здоровой ладонью лапнул себя между ног. Этот резкий маневр стоил ему очередной волны тошноты, головной боли и мельтешения цветной мути перед глазами.
– Да шучу я. Никто твое мужское достоинство трогать не собирался.
– Мужское достоинство?
– Ох, миномет мой стоматолог, – возвел очи к потолку плешивый знахарь. – Я ж не учел, что в твоем понимании «мужское достоинство» – это честь, отвага и сила. Так ведь? Да как же мне с тобой общаться-то, а?
К двери, что замыкала другой створ коридора, Прок протащил его без особого сердечного участия. Эта дверь тоже с тихим шелестом уехала в сторону. Правда, лишь после того как Прок приложил свою руку к какому-то бликующему зеркалу на стене. Оно тускло пикнуло, и перед ними открылось новое помещение.
– Слово «арсенал» тебе хоть знакомо?
– Ага, слышал где-то, – недовольно обронил Тверд, который, заступив на службу в этерию базилевса легионером, чуть не каждую седмицу стоял на карауле именно у укрепленных дверей хранилища оружия.
– Ну, так вот это он и есть. Добро пожаловать.
Стоек и манекенов, на которые навешивалась зброя в знакомых Тверду арсеналах, тут не было. Только шкафы. Той же формы, что и стеклянный в «пыточной», только сработанные не из хрупкого и прозрачного стекла, а словно отлитые в исполинской кузнечной печи. Железные.
Подойдя к ближайшему, Прок также приложил к нему руку. Снова что-то противно пискнуло, и прочная, в два пальца толщиной, дверь отщелкнулась, слегка приоткрывшись.
– Из арбалета бил часто?
– Бывало.
– Ну, тогда тебе и объяснять, почитай, ничего не требуется.
И он взял в руки чудное оружие. Почти такое, что Тверд давеча отобрал у норда в обозе. Только сейчас, увидев его вблизи да при ярком свете, Тверд прикинул, какая же для него выкована прорва деталей. И крупных, и мелких, и совсем крохотных, исключительно ювелирной работы. Железных, между прочим, деталей. Как видно, гильдийские кузнецы знали в нем толк. И вообще считали незаменимым материалом для изготовления всего на свете. Что уж говорить, если даже шкафы и двери здесь были из металла.
– Вы и колодцы, поди, из железа делаете? – хмыкнул он.
– Да как тебе сказать, – пожал плечами гильдиец. – Строго говоря, это не совсем колодцы. Скважины. Узкие такие лазейки, уходящие очень глубоко под землю. Но трубы в них протискивают действительно железные. А ты почему спрашиваешь?
Отвечать Тверд не стал. Просто, скрежетнув зубами, дал себе зарок больше не пытаться шутить с этим умником. Того, впрочем, собственный вопрос, грузно повисший в воздухе, ничуть не смутил. Он поковырялся во встроенном в стену обширном ларе (железном, ясно дело) и вытащил из него жменю поблескивающих в ровном свете немигающих ламп болтов. Почти обычных арбалетных болтов. Только, конечно, сработанных не совсем привычно. И не имеющих никакого оперения. Тверд хотел поначалу отпустить остроту на тот счет, как же эти штуки, интересно полетят, но, вспомнив о данном только что зароке, предпочел прикусить язык. Гильдиец же, взяв у него из рук оружие, отщелкнул от него какую-то плоскую продолговатую деталь и принялся размеренно набивать ее этими мелкими лысыми стрелами. Только увидев их вблизи, кентарх понял, почему они не оставляли о себе никаких напоминаний, кроме разве что выбоин в стенах да отверстий в телах. Они просто так глубоко проникали внутрь, что выковырять их потом можно было только с мясом.
– Ну, добро, – довольно сказал Прок, защелкивая набитый маленькими стрелами железный колчан обратно в арбалет. – Видишь, вон там мишень? Стреляй.
И безо всяких затей перебросил оружие в руки Тверда. Тот даже запаниковать как следует не успел – руки на инстинкте сработали быстрее головы. И в мгновение ока отшвырнули самострел обратно его хозяину. Подальше от себя.
Прок озадаченно взглянул на несостоявшегося стрелка.
– Спасибо, хоть не завизжал по-бабьи. Ты всегда так делаешь или только перед тем, как в штаны наложить?
– Благодарствую. Знал бы там, в обозе, когда такую вот хреновину отбирал, что она у меня в руках может бабахнуть и кишки по всему лесу раскидать…
– Думаешь, я тебе руку присобачил только для того, чтобы их на этот раз обе оторвало? Сказал же – теперь тебе таких вещиц бояться нечего.
– Это ты тому мордовороту расскажи, который броню твою напялить попытался.
– Те, что с таким вот оружием там бегали, этого делать бы не стали. Думаю, это какой-то местный умник решил прибарахлиться под шумок.
– Зачем же тогда ты, когда я тебя из кузни выволок, тут же обратно попер? С голым задом на вилы.
– Думаешь, я так сильно хотел еще раз под удар подставляться? Первой же мыслью было гордо назвать свое бегство тактическим отступлением – и ходу. Но… надо ж было тебе так удачно мне оружие добыть. Дернула же нелегкая. А оружному уж трудно отговорками себя успокоить. Одна только дорога – в драку снова лезть.
– Да ты, однако, еще больший дурак, чем Хват.
– Ты это о варяге своем полоумном? А я-то думаю, с чего это он мне сразу так понравился? А оно выходит – родственная душа. Так я не понял, мы сюда трепаться пришли? Стрелять будешь?
И он снова перебросил железную корягу Тверду.
– Как?
– Как и из арбалета. Приклад к плечу, и жмешь на спуск. Да что ты вылупился, что девственник на сиську? Вон, внизу крючок видишь? Это вот спуск и есть.
– А бить-то куда?
Не удостоив его ответом, Прок подошел к стене и щелкнул там чем-то. Похоже, в этом мире, куда словно по какой-то неведомой ошибке угодил Тверд, вообще все вопросы решались легким нажатием на маленький рычажок. Честно говоря, жить в таком мире, где судьба человека в буквальном смысле могла решиться легким движением пальца, он бы не хотел.
Арсенал оказался гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. Тем более – на первый ошалевший взгляд. Ряды вмонтированных в стены ламп, расположенных в пяти саженях одна от другой, зажигались один за другим, отодвигая сумрак все дальше и дальше. Словно свет, загородившись невидимым щитом, навалился на темноту и шаг за шагом теснил ее к дальней стене. Которая, к слову, располагалась и впрямь далеко, на расстоянии в половину, должно быть, полета стрелы. И длинный этот тоннель не был загроможден ничем. То есть вообще. Пустой амбар да и только. Разве что в дальнем конце, там, где в углах были распластаны обрывки темени, висели какие-то белые тряпки с нарисованными на них мишенями.
– Рисунки видишь? Ну, которые напоминают круги на воде…
– Я знаю, что такое мишень, – оборвал Тверд очередное проково объяснение, слишком явно попахивающее откровенным издевательством.
– Тогда не смею больше беспокоить, – чуть ли не виновато развел руками гильдиец.
– Надеюсь, ты помнишь, что я это делаю в первый раз? Это я к тому, что мало ли куда еще попаду и что раскурочу.
– Ты удивишься, насколько преувеличиваешь свою целомудренность. Да давай уж, не тяни. Приклад – к плечу. Прижми! Зубы-то повыбивает.
Привыкнуть к тому, что у тебя вдоль тулова болтается перебитая и зудящая ноющей болью рука – это одно. Но попробуй смирись с тем, когда в один прекрасный миг начинаешь понимать: то, что ты ее не чувствуешь вовсе не значит, что она ничего не может делать. И причем делать – самостоятельно. Выпученными глазами Тверд наблюдал за тем, как шуйца его, едва он по совету Прока вдавил ложе арбалета в плечо, вдруг деловито метнулась к продолговатому заусенцу, торчащему сбоку, металлически клацнула им, после чего вцепилась в цевье.
– Когда твоя левая рука касается оружия, в ней срабатывает такая вещица, которая, как видишь, и без тебя может его зарядить и даже навести на предполагаемую цель.
– Сама? То есть у меня теперь из кулака третий глаз, что ли, торчит?
– Я б на это посмотрел. Но до такого пока еще не додумались. Датчик этот лишь определяет вид оружия, а, следовательно, тип патронов к нему, уровень нагрузки на руку и возможную степень отдачи, чтобы поразить цель с максимальной вероятностью.
Последние его слова утонули в оглушительном грохоте. Раздробившись о гулкие стены оружейной, выброшенный из прокова оружия гром, опаленный мазками огненных вспышек, острой болью резанул по ушам. По большей части из-за этого Тверд убрал палец с крючка, обрывая этот терзающий слух треск. Но даже такой смазанный подход к стрельбищу оказался на диво удачным. До Тумана с его луком, конечно, далековато, но по крайней мере дырок в мишени он понаделал почти у самого центрального круга. Именно что дырок. Потому что за одно нажатие на спуск из грохочущего желоба выметнулось сразу несколько стрел. Легли кучно. Что тоже странно. Для новичка.
– Чего рожу кривишь? – усмехнулся гильдиец. – Не очень ощущения? А так всегда бывает, когда стреляешь в закрытом пространстве. К этому тоже нужно быть готовым. Ну, или предварительно присобачить к стволу такую вот вещицу.
И он жестом фокусника выудил откуда-то из-за спины продолговатую цилиндрическую железку.
Тверда так и подмывало навести оружие прямо на рожу гильдийца и проверить, сможет ли тот схватить эти чудные стрелы, вылетающие в дребезге громовых раскатов, зубами. И хрен с ним, что уши заложит еще раз. Единственное, он имел сильные сомнения на тот счет, не разорвется ли при таком раскладе этот самострел прямо в его руках.
– А если я топор схвачу? – проворчал он, стараясь подобрать такой тон, чтобы фраза эта прозвучала как можно более угрожающе.
– То будешь прав. Колун тебе больше к лицу. А новой руке твоей, если ты ее реакцию имеешь в виду, до одного места, что ты схватишь. Возьмешь меч, поможет лучше владеть даже самым ржавым из них. Поможет! Чувствуешь разницу? Не все сделает за тебя, а всего лишь облегчит задачу.
– Жаль, что я больше десницей привык орудовать.
– Жаль? – хохотнул Прок, и не пытаясь скрыть издевку в голосе. – Да если бы я ни с того ни сего стал вдруг орудовать обеими руками одинаково, то мне жаль точно бы не было. Ну, или примерно одинаково, – добавил он, заметив недоверчивый взгляд Тверда, когда тот покосился на искореженную свою шуйцу, забранную в черную кожу перчатки.
– Знаешь, сколько лет я учился хотя бы сносно владеть мечом правой рукой? А тут – засунул в руку какую-то хреновину – и все?
Прок хмыкнул, подошел к еще одному железному сундуку, чем-то там снова лязгнул, пискнул, клацнул – и достал из него два меча. Коротких, нордских, почти без крестовины. Один из них непринужденно бросил Тверду. Судя по всему, это был любимый его прием в обращении с оружием.
– Пойдем проверим.
Многолетний воинский инстинкт Тверда мирно подремывал, наблюдая, как клинок лениво летит в его сторону. И в тот момент, когда он уже готов был привычно раскрыть навстречу ему правую ладонь, вперед вдруг метнулась левая. И прочно обхватила рукоять.
– Мечи-то у вас, надеюсь, обычные? Не плавятся прямо в руках? – с опаской поглядывая не то на рукоять меча, не то на непринужденно сжимающие ее пальцы, поинтересовался Тверд. Он постарался осторожно крутнуть клинком, давая запястью привыкнуть к его весу, форме и балансу. Хотел-то осторожно, а вышло так уверенно и непринужденно, что кентарх сам засомневался – а точно ли до этого дня не был левшой?
– Сомнения, друг мой, один из двигателей прогресса, – философски заметил гильдиец, легким шагом двигаясь к центру стрельбища, разминая при этом плечи и со свистом выписывая перед собой гудящие узоры клинком. – А прогресс еще никого не доводил до добра. Уж мне-то в том можешь поверить. Так что реже сомневайся и не мозоль язык лишними вопросами.
* * *
Не будь тут Прока – по-прежнему лысеющего и топящего глаза в сети морщин при каждом выражении эмоции, – он бы находился в полной уверенности, что помер. Все то, что сейчас его окружало, никак не могло быть из этого мира. Мира, в котором он родился и который, как он был убежден до сего дня, знал досконально, со всех его приглядных и не особенно сторон.
Откуда брался этот свет, который не могла бы дать ни одна, даже самая огромная люстра во дворце базилевса? Как работали их треклятые громыхающие арбалеты и почему броню гильдийцев не мог взять ни один клинок?
Да, в конце концов, как можно было вернуть ему потерянную напрочь руку? Да не просто вернуть, а сделать ее саму по себе одним из наиболее грозных видов оружия, с которыми Тверд когда-либо сталкивался?
А его жизнь, вырванная из-за Камня уже дважды?
Чем было все это? Откуда взялось? И – насколько давно?
– Похоже, ты опять впал в небольшой ступор, мой малообразованный друг, – вернул его к действительности насмешливый голос гильдийца. Сбросив оцепенение, кентарх перевел на него не особенно приветливый взгляд, но вдруг понял, что в глазах Прока вовсе не было тех издевательских искорок, которые стали промелькивать в их беседах в последнее время непозволительно часто.
– А я точно жив? И нечего скалиться. Я уже и сам не знаю, что на самом деле можно считать реальностью. Все то, что происходит здесь… Я ведь даже не могу точно сказать, где это – здесь.
Прок сидел за широким столом, сделанным из тонкого и непонятно легкого железа, поставив перед собой маленькую стеклянную бутыль с прозрачной жидкостью. В жаркий парящий денек Тверд мог осушить такую одним глотком, приняв за обычную воду. Но, судя по тому, в какой наперсток наливал эту гадость гильдиец и как всякий раз крякал и тряс головой, опрокидывая «воду» в глотку, делать этого явно не стоило.
– Лучше – выпей. Поможет пообвыкнуться. Уж можешь мне поверить. Налить?
– Нет, – даже резкий запах этого пойла вызывал у Тверда мгновенное отвращение и приступ тошноты.
– Как знаешь, – пожал плечами гильдиец и плеснул себе очередную крохотную порцию в малюсенькую стопку. – А я, не поверишь, блуждая по вашему миру, всякий раз начинаю все больше и больше тосковать именно по этой отраве. Представляю ее холодненькой, в запотевшей бутылочке, по которой медленно скатываются капли воды. Тягучей, когда наливаешь… Но на безрыбье и теплому спирту остаешься рад, – он коротко дернул плечами. – Наверное, алкоголизм. Надо быть честным и с самим собой, – подняв «наперсток» на уровень глаз, словно произнося некую бессловесную здравницу, он одним махом вылил содержимое стопки в рот. Зажмурился, вновь расчертив лицо глубокими лучами морщин, шумно выдохнул и зарыл нос в рукаве, шумно что-то там втягивая ноздрями.
Тверд сидел напротив на табуретке из того же легкого металла, из которого был сработан стол. И все чаще ловил себя на мысли, что желание Прока напиться какой-то редкой гадостью занимает его куда меньше, чем собственная левая рука. Взгляд то и дело останавливался на ней, а сознание раз за разом посылало сигнал пальцам. Они послушно сжимались и разжимались, но все равно не покидало ощущение, будто управляет ими вовсе не он.
– Ты правда думаешь, что я должен был понять хоть половину из сказанного тобой?
– Не понимаешь сейчас, поймешь потом. Процесс этот неизбежен и необратим. И от тебя не особенно зависящий. Да и от меня, собственно, уже тоже.
Тверд обвел взглядом помещение, в котором они сидели сейчас. Кроме стола, здесь стоял еще один отливающий матовым железным блеском шкаф, беспрестанно гудящий. Именно из него гильдиец доставал еду. Холодную, как из погреба. Из стены за спиной Прока торчало корыто, над которым изгибалась металлическая трубка. Время от времени из нее капала вода. Тверд надеялся, что самая обычная, а не какая-нибудь там живая или мертвая.
– Вопрос, жить мне или нет, тоже теперь зависит не от меня?
– Проблема выживания, как правило, зависит в первую очередь от самого человека, а не от обстоятельств, окружающих его. Внешние факторы в силах лишь задавать направление его движения, не более того, – хотя язык гильдийца уже принялся едва заметно заплетаться, на его мыслительном процессе это никак не сказалось. Изъяснялся он по-прежнему совершенно непонятно.
– Мне это понимать так, что ты не собираешься меня убивать?
– На хрена? – искренне удивился Прок. – Столько раз тебя вытащить с того света – и для чего? Чтобы в конце концов порешить собственными руками?
– Вот и я не могу понять, чего ради ты так в меня вцепился.
Гильдиец, который успел наполнить очередной «наперсток» и даже решительно сжать его в кулаке, вдруг поднял на кентарха совершенно незамутненный ясный взгляд. И отодвинул стопку в сторону, расплескав по железной глади стола ее прозрачное вонючее содержимое.
– Ты веришь в судьбу? – совсем неожиданно спросил он.
– В ту, что приготовили нам боги? Нет. Они помогают нам одолевать наш путь. Да и то не всегда. И не всем. По большому счету, им на нас в общем-то плевать. Даже если дурни считают, что они нам покровительствуют.
– Вот, – ткнул в твердову сторону пальцем гильдиец. – Именно. Так оно и есть. Кроме разве что того, что им на этот мир плевать. Вовсе нет. Ничего подобного. Они не могут на него плевать. Потому что от него зависят. Мир этот им нужен даже больше, чем, собственно, они – ему. Уж можешь мне поверить.
– Да с чего бы?
– С того, что я знаю, как они были созданы.
– Что?!
– Не «что», а «кто». Боги. Двенадцатеро. Хотя… В принципе, слово «что» здесь тоже подойдет. Учитывая характер их возникновения. И знаешь, что? С каждым днем все больше убеждаюсь: существуй они на самом деле, сами бы наверняка поклонялись судьбе. Она была бы их верховным божеством. Потому что явно стоит надо всеми нами. Ведь, согласись, как еще ты смог бы стать тем, кем стал? И именно тогда, когда это было нужнее всего?
– И кем же это я, интересно, стал?
– Тем, кто нужен мне гораздо больше, чем я – ему. Прямо собственным примером воплотив в жизнь взаимоотношения вашего мира и наших богов.
Тверд шумно выдохнул через нос.
– Ты или прекращай заливать глаза, или объясняйся по-людски. Раз уж я тебе так нужен. Давай, кстати, с этого и начнем. На хрена я тебе сдался?
– Мне нужен свой человек в Киеве.
– Который бы мог заменить Путяту?
– Не совсем. Который держал бы на привязи нашу дражайшую августейшую особу.
– Кого-кого?
– Светлого князя.
Тверд едва не поперхнулся воздухом. Даже гудящий шкаф с едой, словно прочувствовав момент, вдруг лихорадочно вздрогнул и замолк.
– Ты совсем, что ли, охренел?
– Я? – Прок вдруг разозлился и хватанул тыльной стороной ладони по наполненному прозрачной гадостью наперстку. Тот, расплескав по блестящей поверхности стола вонючее свое содержимое, отлетел куда-то в угол. – Это я охренел? А самодержец и пресветлый защитник отечества, стало быть, находится в своем праве?
– А разве нет? В конце концов что такого в том, что ему не люб полоцкий конунг? Ведь тот – всего лишь посадник. Тот, кто за стол в Полоцке посажен. Светлым князем. Князем, который вполне вправе его с этого стола и смахнуть.
– Как муху?
– Как наместника, ставшего неугодным. Не важно, по какой причине. Да хоть бы и из самодурства. Право такое за ним есть.
– По какому же, интересно, праву Светлый решил смахнуть с карты Руси еще и Купеческую гильдию? Чем его не устроил вековой уклад, скреплявший эту землю до сих пор?
– Гильдия скрепляла эту землю? – Тверд поморщился, будто узнав, что все гильдийцы спят с собаками. – Гильдия? А ты ничего не путаешь? Потому что я, например, хоть и оказался сейчас по твою сторону баррикад, но в этом вопросе князя поддерживаю. С чего ради каким-то купчишкам должна быть оказана такая невиданная честь – находиться выше княжьей власти?
Прок хмыкнул, скривив губы совсем не в доброжелательной улыбке.
– Насколько я понимаю, твой вопрос скорее риторический. Но так уж вышло, что у меня на него есть вполне определенный и даже развернутый ответ. Все дело в том, готов ли ты его услышать.
– Ты думаешь, что сможешь меня удивить даже после того, как я увидел все это? – обвел он глазами столовую, явно имея в виду далеко не только ее. – После того как я дважды вернулся из-за Камня и обрел руку, которая управляет сама собой и любым попавшим в нее оружием?
– Как знаешь, – дернул плечами Прок. – Только не говори потом, что я не предупреждал.
Он бросил взгляд на дурно пахнущую прозрачную лужицу на столе. И не совсем понятно было – то ли сожаление в его взоре промелькнуло, то ли отвращение.
– Видишь ли, мой скептичный друг, на самом деле… Гильдия и создала то государство, которым сейчас правит Светлый князь.
– Что?!
– Именно так. А случилось это что-то около двух сотен лет назад. Ты можешь для начала выслушать, а уж потом меня убивать? – нетерпеливо дернул ртом гильдиец, едва завидев, что Тверд собирается его прервать. И явно не один раз. Он побарабанил по столу, отчего мелко задребезжала стоящая на нем стеклянная бутыль. – Хочешь, я начну с байки, как вообще появились Двенадцатеро? И Род иже с ними? Так вот. Однажды очень умные люди – назовем их так – сели за стол переговоров, – он нервно хмыкнул и указал пальцем на прозрачный сосуд. – Прям как мы сейчас втроем тут уселись… И решили они: нужно создать новое государство, которое жило бы по нашим законам, блюло наши интересы – культурные там, национальные и прочие другие, не суть, – и защищало наши границы. Но ведь державу слепить – не колуном по ноге съездить, тут много над чем подумать надо. Перво-наперво, людям нужно во что-то верить. Так уж повелось, что без спайки духовно сплачивающего механизма и единой национальной идеи народы имеют свойство распадаться да мереть, что мухи. Поэтому, чтобы долго не рассусоливать, составили список из двенадцати богов. Основываясь – на чем, думаешь? – на календаре! Всех злых да суровых сбагрили на зиму, добреньким да пригожим отдали лето. А тем, кто и грозен может быть сверх меры, и ласков, аки пряник, оставили весну с осенью. Вот скажи често, никогда не задумывался, почему богов двенадцать? Нет? Так месяцев потому что столько. Вот и вся тебе разгадка. Я лично подозреваю, что тогда очень много было выпито такой вот субстанции, – постучал он ногтем у подножия бутылки. – В трезвую голову такая ужасающе элементарная ахинея попросту влезть не сможет.
Тверд, сказать по чести, с последними словами не согласиться не мог. Только он сильно подозревал, что ахинея эта пьяная взбрела на ум не древним каким-то вершителям судеб, а одному известному ему человеку. Причем прямо сейчас.
– Но! – Прок значительно воздел кверху палец, которым только что елозил по столу. – Через пяток лет оказалось, что идейка эта не особенно прижилась. Вернее, прижиться-то прижилась, да вот только людей одной, по сути, крови не сплотила меж собой, а, наоборот, развела. Одни принялись Ладе требы класть…
Вдруг ни с того, ни с сего Прок крякнул и закашлялся глухим смехом.
– Ладе… Тоже, кстати, кто-то пошутил неплохо, когда такое эпичное божество в пантеон предложил ввести. Чтобы люди ему еще и, стало быть, поклонялись…
Но, увидев в глазах кентарха не то что неприятие, а скорее даже брезгливое непонимание, гильдиец, прыснув еще пару раз, вернулся в колею.
– Так вот. Богов куча, каждое племя норовит своему кланяться, а от тех, кто их точку зрения на божий протекторат не разделяет, всячески старается отгородиться. В общем, как у нас водится, хотели привозу, а дождались навозу. Стали мудрые вершители думать, как же дальше быть. Потому что междоусобные войны на религиозной почве даже братьев могут друг против друга повернуть. И нашли способ. Придумали. Ввели верховное божество. Которое вроде как надо всеми остальными верховодит. Над тем, как его назвать, башку ломать не стали. Нарекли, раз уж он главный над двенадцатью… месяцами… Год. Представляешь? С юмором люди были, да? Легко и просто. Год.
Лицо Прока сверху донизу прорезали морщины, а рот скривился в кривой ухмылке.
– Подозреваю, что предложение это внес тот самый юморист, что и Ладу к богам причислил. Ха! Прям вот, знаешь, чувствуется почерк. Но это еще не все. Человек, отвечающий за связь… ну, глашатай по-вашему, то ли картавым оказался, то ли почерк имел какой-то особенно кособокий, но что-то явно напутал. И передал Верховным Жрецам, что к тому времени уже вовсю верховодили на новой Руси, что так, мол, и так, Совет решил: пантеон возглавит… Род. Те в ответ: ну, Род так Род. Хорошее название. И понятно вроде все, и вместе с тем не понятно ни хрена. Как прям и нужно для бога. И никто ошибки не заметил. А когда обнаружили последствия этой хохмы, что-то переиначивать было как-то уже поздновато. Так и оставили.
На какое-то время в светлой комнатушке повисла тишина, прерываемая лишь гулким плеском капель железного таза на стене, да осторожным ворчанием сундука-погребка. Тверд очень надеялся, что скрип его зубов слышит только он один.
– Ты, никак, потешаться надо мною удумал?!
Такой вспышки гнева не ожидал от себя и сам. Подорвавшись на ноги, он одним смазанным движением смел со стола наполовину наполненную бутылку и, коротко замахнувшись, отправил утяжеленный ею кулак прямо в веселящуюся рожу гильдийской вражины. Гримасу вальяжной радости с новгородской морды как корова языком слизнула. Гильдиец мгновенно подобрался и выбросил навстречу свой, запертый в железную перчатку, кулак. Со звонким хлопком стекло лопнуло и зазвенело по столу градом осколков.
Неудовольствие на лице богохульника Тверду понравилось куда больше, чем издевательская ухмылка. Правда, он не мог точно сказать, что послужило первопричиной для этого недовольства – его нападение, или же то, что вонючая жижа безвозвратно растеклась прозрачной лужей меж островков переливающихся на свету кусочков стекла.
– Ты, видать, решил, что я и вторую руку тебе усовершенствую? – хмуро осведомился Прок, стиснув твердову кисть в закованном кулаке. Только сейчас кентарх заметил на ладони многочисленные мелкие порезы, из которых уже начинала сочиться руда, собираясь на запястье в жирную багровую каплю. – Так ты ошибался, коль так думал. Раздавил бы сейчас твою культяпку к ядреной матери, чтобы не повадно было… да не могу допустить, что у тебя одна только рука останется, и ты именно ей зад свой вытирать будешь. А ведь это я ее по кусочкам собирал! Трудов жалко.
– Себя пожалей! – яро бросил Тверд, выхватывая свой кулак из полона. Впрочем, гильдиец его уже не особо и удерживал.
– Мне себя жалеть некогда, – как-то тускло проворчал Прок. – Но тебя – могу. Потому что понимаю. От такого, что на твою башку свалилось, иной бы заикой стал или, того вернее, разумом пошатнулся. Ты же пока, на удивление, держишься. Потому дам тебе последний шанс. Просто слушай. Верить – не верить, это как знаешь. Хотя, конечно, не могу понять, как можно, увидев все это, – обвел он глазами чудную горницу, явно передразнивая самого Тверда и тоже имея в виду не только ее, – найти в себе силы во что-то еще не верить. Сядь!
И лишь когда Тверд нехотя поднял с пола опрокинутый стул и бухнулся на него всем весом, колючее выражение холодной решительности в глазах Прока чуть подтаяло. Сам он, правда, так и остался стоять, нависая над столом с разбросанными по нему обломками стекла в смердящих лужах пойла и рдяных крапинках крови. Тяжело вдохнув и выдохнув, он вдруг принялся что-то вычерчивать на раскрытой гладкой ладони железного стола. Рисуя теми изобразительными средствами, что случились на этом самом столе.
– Вот это – держава, которую держат русичи, – ткнул он пальцем в одну из наиболее обширных лужиц. – Здесь, здесь и вот тут – сам знаешь, что за земли, – макнув палец в расплывающееся пятно крови, он грубыми мазками нарисовал вокруг подрагивающей лужицы-Руси очень приблизительные контуры Византии, Каганата и Скандинавии. – Это тот мир, который известен тебе, набожному чистоплюю?
Качество этой карты, конечно, вызвало бы массу нареканий у этериарха царьградского легиона. До такой степени, что он наверняка приказал бы поджарить заживо неумелого топографа. Но в этом случае вопрос, похоже, не нуждался в ответе.
– В таком случае смею тебя уверить – картиной ты располагаешь вовсе не полной. Не полной до такой степени, что ты, заглядывая в замочную скважину, воображаешь, будто увидел сквозь нее весь мир. А мир, он, знаешь ли, сквозь эту щелку как раз и не виден. Только лишь маленькая его проекция. Тень от капельки пота. Внезапно Прок подгреб к себе кучу мелкого битого стекла, без жалости корябая им гладкий лист железа, на который у кузнеца, сработавшего этот стол, наверняка ушла куча сил и времени.
– Примерно вот здесь, на восходе, по твоим представлениям расположено что?
– Ничейные земли.
– А ничейные они потому… – выкатил на Тверда глаза гильдиец, давая тому возможность закончить мысль.
– Потому что не дают жизни. Ни людям, ни почве, ничему живому. Слишком близко от Серой Мглы. Она убивает все, что приближается к ней.
– Именно! «Лучше стрела, чем Серая Мгла», так ведь? А Мгла эта перекрывает доступ к Большому Камню, горам, если быть точнее, за которыми живут в Ирии боги. Все двенадцать.
– А Род смотрит на этот мир с небес, правя жизнью и людей, и богов, – проворчал Тверд с детства заученную фразу.
– Прямо в яблочко! – торжественно провозгласил Прок, но в искренности его слов кентарх отчего-то усомнился. Может, потому, что вид у него при этом был такой, словно нос его учуял неприятный запах, исходящий от штанов Тверда. – Если бы не одно «но».
Гудящий железный погребок для еды вновь взбрыкнул и замолк. На назревающие важные моменты у него была какая-то невероятная чуйка. Хвату бы такую.
– Все дело в том, мой архаичный земляк, – не обращая внимания на поведение железного шкафа, продолжил выстреливать слова Прок, – что я родился именно здесь, за Камнем!
Для наглядности он ткнул закованным в железо пальцем прямо в кучку битого стекла, что изображала те самые горы.
– Что? Похож я на бога?
Из железной трубки в металлическую же бадью под ней назойливо и гулко шлепнулась очередная капля. Уж ей-то до всего творящегося вокруг не было ни малейшего дела. В чем Тверд ей искренне сейчас завидовал.
– Пока ты не начал бесить меня своими идиотскими возгласами и тыкать в мою сторону каким-нибудь оружием, улучу этот благоприятный момент немой сцены и продолжу. Более двух веков назад… да почти три, грубо говоря, мир был другим. Он был процветающ, красив и понятен сверху донизу каждому ребенку. Люди жили в нем… вот так, – широко развел он руки, словно хотел не то подарить свой чародейский схрон Тверду, не то растянуть его до самого окоема. – Исполинские дома, как муравейники, которые было видно за версту, повозки, возящие седоков сами и не только посуху или по воде, но даже по воздуху. Огромные каменные города, рядом с которыми Царьград показался бы хлипким курятником. У людей было в той жизни все! Ты хоть можешь себе представить, что означает это слово? Все… Но даже все можно потерять. Одним махом. Потому что, кроме других чудес, древние обладали и оружием не менее совершенным, чем все остальное, что их окружало. И однажды они им воспользовались.
Чуть остыв, Прок снова уселся на свой стул. И начал водить пальцем по столу со стихийно образовавшейся на нем картой с гораздо меньшим энтузиазмом.
– Наша страна – Русь, как теперь ее называют, тянулась далеко на восход за те горы, что вы теперь называете Большим Камнем. Если тебе интересно, мы лишь ответили на удар… Хотя… Теперь, спустя почти три сотни лет, разницы нет никакой. Война стерла все. Остался лишь чудом уцелевший островок. Уцелевший случайно и во многом потому, что горы его уберегли от гибели. Но что такое один маленький городок, оставшийся от огромной страны? Страны, которая превратилась в исполинскую радиоактивную пустыню. Серую Мглу, как вы ее называете. И перейти через нее до сих пор невозможно.
– Но ведь ты сейчас здесь… – Тверд не знал, отчего ошалел больше – от услышанного или оттого, что сознание его оказалось способно задать вопрос.
Прок посмотрел на него отрешенным взглядом. Затем почти безмятежно пожал плечами.
– Со временем научились миновать эту опасность. Спустя почти сотню лет. Прорыли глубоко под землей тоннели, которые вывели по эту сторону гор. Делали все это в надежде увидеть здесь своих соплеменников, как и мы, переживших Войну. А нашли лишь дикие племена, почти позабывшие о том, кто они такие. А еще… Нашли и наших старых врагов, которые, оказывается, никуда не делись.
Гильдиец ткнул по очереди во все три кровяные каракули.
– Скандинавия, Хазарский Каганат, Византия. И еще куча вновь образовавшихся держав. Держав, с которых вообще-то когда-то – тысячи лет назад – все и начиналось. Колесо нашего земного шарика проделало полный круг и вернулось в первоначальную историческую точку.
– Но вы – с вашими возможностями…
– Какими? Мы почувствовали себя не единственными в этом мире богами. Старые наши враги тоже проявили чудеса живучести. Они оказались даже куда живучее нас. Все эти новообразовавшиеся по схеме Древнего мира государства, что сейчас окружили Русь, возникли не сами собой. Их слепили наши… заклятые партнеры. Изначально, может, даже не с целью добить нас, а просто отгородиться от опасностей вставшего на дыбы нового, одичавшего мира. Но со временем зазвучала их старая песня, и созданные ими народы принялись по-новой уничтожать наш.
Прок встретился своим колючим взглядом с глазами Тверда.
– Именно тогда пришло время вступить в эту свару и нам. Легенды и предания о ходящих по земле богах и крушащих врагов всесильных витязях пошли именно с той поры. Мы тогда не особенно скрывались. А любой солдат с автоматом да связкой гранат и сегодня может проделать в наступающем войске диких степняков или нордов пару улочек и даже сквериков. Но… Во-первых, ресурсы наши были уже не безграничны, а во-вторых, ни у той, ни у другой стороны, к счастью, не нашлось больше того оружия, каким был уничтожен старый мир. И война перешла в холодную стадию… Как видишь, идет она до сих пор.
– Но почему обо всем этом не осталось… ничего?
– В этом и преимущество Средневековья. Все, что бы ни произошло, передается в основном из уст в уста, а такой способ ведения летописи поколений рано или поздно реальные события превращает в байки, а обычных людей – в божеств. А бумага, даже если все зафиксировано на ней, спустя сотню лет превращается в ветхий, никому не нужный и не интересный тлен. Прах предыдущих поколений. Поняв это, мы и начали создавать Новую Русь, сильное государство, способное отгородить наш, с позволения сказать Ирий, от ненужных внешних угроз. А у истоков всего этого державного строительства стояла так презираемая теперь всеми Гильдия. Гильдия, которая подпитывала ресурсами стороны по обе стороны Камня. Гильдия, которая на первых порах забрала себе всю власть на Руси – и княжью, и религиозную. И лишь спустя десятки, сотни даже лет позволившая уроженцам этой земли править ею самостоятельно. Боги, Великие Волхвы, Первые князья – все в конечном итоге ушли… домой. В Ирий. А чтобы связь между нами не оборвалась, по эту сторону гор было оставлено лишь то, что ныне ты знаешь под названием Купеческая гильдия.
– То есть… – ошарашенно лупал глазами Тверд. – Как… Но ведь ты сам сказал, что была уйма городов… Из камня! Городов, застроенных огромными домами. Как все это могло исчезнуть?
– Триста лет – хороший архитектор. А война, разрушившая старый мир, – так и еще более талантливый. После нее мало чего сохранилось. Да вообще, и не такие цивилизации время слизывало, не поперхнувшись. К тому же, пока Гильдия правила Русью, заново отстраивая новое государство, одновременно старательно уничтожала свидетельства о старом. Тогда сообщение меж Ирием и Русью было весьма бойким. Оттуда приезжали целые сотни работяг, главная цель которых была вывести с этой стороны Камня как можно больше сохранившихся материальных ценностей. Особенно железа. И материала, который еще можно было использовать повторно. Плюс ко всему, не будем забывать, что и для обустройства всех своих здешних схронов и прочих тайников Гильдия также использовала все то, что разгребала на руинах старого мира. Год за годом, город за городом – так все, или почти все, сровняли с землей.
– И ты можешь… в любой миг… – в Ирий?!
– И обратно, – со вздохом развел руками гильдиец. – И обязательно обратно. Хоть я там и родился, это вовсе не значит, что здесь я не могу пригодиться. Особенно если учесть, что и сама Гильдия, ранее состоявшая исключительно из выходцев с того света, теперь заполнена обычными купцами. Лучшими, конечно. Хваткими и решительными, но – представления не имеющими об истинном своем предназначении.
– Что-то Путята героем совсем не выглядел.
– Зато дело свое знал. Тем более что я не хотел в Киеве усаживать такого властного Голову, чтобы Светлый от него взбеленился через пару дней. Хотя и оказалось, что напрасно, – тут же добавил он сквозь зубы.
– И много вас таких… с того света… осталось?
– Не очень. За силовое воздействие на ситуацию отвечаю, например, я один.
– То есть всего один воин?!
– Военачальник, если уж следовать принципиальным канонам…
– Но все равно – один?
– Да. Говорю же – хорошо, что мне попалась такая зудящая под ногтем заноза, как ты. Теперь нас будет двое.
– И ты мыслишь, этого достаточно?! – Тверд вспомнил и Илдугана с его коротким стрелковым оружием, и воинов, с которыми столкнулись в киевском обозе.
– А ты думаешь, я знаю? Пока не выйдем из этой берлоги, никогда и не поймем.