Рождение института гельминтологии, — Нас решают «закрыть». — Америка и советский сантонин, — Наука для всего живого, — Каучуконосы и искусственный каучук. — Гетеродера страшнее колорадского жука Письмо из Тарту.
Время летит быстро, и, если ты действительно хочешь создать что-то полезное, нужное людям, не теряй времени — ни одного дня, ни одного часа. Стремись к тому, чтобы каждая минута была наполнена содержанием, использована тобою, не потеряна даром. Живи полной жизнью, целеустремленной, интересной. Дорожи минутой, — она не вернется. Я считаю, что жизнь человека ценна тогда, когда он отдает себя людям и обществу полностью, использует все свои возможности.
Оглядываясь назад, на длинный пройденный путь, вижу, что сам всегда следовал этому принципу и «заражал» им своих учеников. Не могу припомнить, чтобы были в нашей гельминтологической лаборатории равнодушные люди или такие, кто трудился бы вполсилы. Все наши сотрудники были целиком поглощены своей работой, любили ее преданно и самозабвенно. Каждый понимал, какие огромные задачи — и теоретические, и практические — стояли перед нами, и мы с увлечением, доходящим до фанатизма, трудились над их решением.
Рамки лаборатории были нам уже тесны, они суживали масштабы нашей работы, сдерживали развитие гельминтологии в нашей стране. Мне было ясно, что все созданные у нас гельминтологические ячейки нуждались в определенном общем и едином научном руководстве.
Со времени нашего десятилетнего юбилея, на котором начальник Главного ветеринарного управления Наркомзема А. В. Недачин объявил, что будет организован гельминтологический институт, прошел довольно длительный срок. Наконец, 16 ноября 1929 года, на коллегии Наркомзема РСФСР состоялось постановление о преобразовании нашего гельминтологического отдела в гельминтологический институт в составе того же Государственного института экспериментальной ветеринарии.
Наконец-то состоялось необходимое решение. Мы ликовали… Но ликовали преждевременно. Я узнал, что президиум Академии сельскохозяйственных наук собирается утвердить иное решение, а именно: преобразовать наш отдел в центральную гельминтологическую станцию.
Потянулись тяжелые дни. Я неоднократно бывал в Академии, говорил, доказывал, спорил. Мне упорно твердили одно и то же: есть определенная схема организации единиц и нет никаких оснований ломать эту схему.
Ничего не добившись в академии, я бросился в Ветупр. Там я нашел полную поддержку, и теперь Ветупр совместно с ГИЭВ стали доказывать в Академии нецелесообразность превращения отдела в центральную станцию. И все-таки решение состоялось. В лаборатории царило уныние.
Я не смирился и решил бороться до победного конца. Не теряя времени, направил докладную записку начальнику Ветеринарного управления Наркомзема уже не РСФСР, а СССР. В ней я просил поставить перед Наркомземом СССР вопрос о пересмотре постановления и о преобразовании гельминтологического отдела в гельминтологический институт в составе ГИЭВ.
В своей записке я доказывал, что название каждого научного учреждения должно находиться в строгом соответствии с объемом и содержанием задач, которые оно решает. Станциями, писал я, называются такие научно-прикладные или просто практические учреждения, которые решают задачи частного, сравнительно узкого порядка. Таковы станции метеорологические, сейсмические, станции малярийные и многие другие. Если к некоторым из них присоединяется слово «центральная», то оно является коэффициентом количественного, а не качественного порядка, указывая лишь на объем, а не на содержание работы. Ветеринария располагает сравнительно густой сетью мясоконтрольных станций, а в последнее время стали действовать и гельминтологические (трихиноскопические) станции.
Я доказывал, что согласиться с реорганизацией в станцию гельминтологического отдела нельзя, так как гельминтология — наука комплексная и по своему содержанию, и по методике, и по сферам практического приложения. Она, с одной стороны, является наукой чисто биологической, так как изучает весь огромный мир паразитических червей, исчисляемый десятками тысяч видов, с точки зрения анатомии, биологии, систематики, географии, экологии и токсикологии. С другой стороны, как ветеринарная наука, гельминтология изучает весь комплекс тех моментов, из которых слагается картина инвазионного заболевания: сюда входит изучение симптоматологии, методов диагностики, терапии, профилактики, а равно учета тех биологических и социально-экономических факторов, от которых зависит распространение тех или иных глистных инвазий. Отсюда ясно, что гельминтология, являясь комплексом разнообразных дисциплин, пользуется самой разнообразной методикой. В связи с массовым и многообразным очервлением животных гельминтологии приходится обслуживать все разделы сельскохозяйственного животноводства, промыслового звероводства и рыбоводства. Так, гельминтология имеет много точек приложения в коневодстве, овцеводстве, свиноводстве, верблюдоводстве, собаководстве, птицеводстве; с каждым годом усиливается роль гельминтологии в обслуживании питомников пушных зверей, зоопарков, растет ее значение в деле промыслового рыбоводства. При гельминтологическом отделе существовали (и готовились к открытию) шесть лабораторий и центральный гельминтологический музей — хранилище огромной ценности, где собрано свыше 40 тысяч препаратов.
Я писал о том, что в момент, когда наше хозяйственное строительство идет колоссальными темпами, когда перед ветеринарией стоят задачи огромной важности, когда все научные силы страны объединялись для участия в грандиозной исследовательской работе, нельзя найти серьезные мотивы для того, чтобы тормозить развертывание единственного на весь Союз гельминтологического института. При массовом гельминтологическом неблагополучии во всех отраслях сельскохозяйственного животноводства и промыслового звероводства один на весь Союз гельминтологический институт не может считаться предметом роскоши.
Однако дело затягивалось. Мои хлопоты пока дали только одно: отдел не преобразовали в центральную станцию, но об институте в Академии сельскохозяйственных наук и слышать не хотели. Я ни на один день не оставлял беготню по всяким инстанциям, твердо решив добиться организации гельминтологического института.
В феврале 1931 года в Москве проходила конференция ВЕТЭПО, и я направил ей свою докладную записку, в которой просил конференцию поставить вопрос перед Народным комиссариатом земледелия СССР в лице Ветеринарного управления и перед президиумом Академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина о преобразовании гельминтологического отдела в гельминтологический институт. Но жизнь подкинула другие заботы, дело это пришлось временно отложить.
В США началась кампания против нашего сантонина — популярного в те годы средства против аскарид. Производство сантонина у нас было налажено давно, еще в царское время, и тогда же лекарство в большом масштабе экспортировалось за границу. После революции производство сантонина расширилось, увеличился и вывоз этого препарата за границу. Так вот, в Америке для того, чтобы подорвать наш экспорт, подняли шум, уверяя, будто советский сантонин не эффективен. Мне поручили организовать и провести проверку действенности сантонина в ветеринарии, а Шихобаловой — в медицине.
Сначала наша группа работала в «Сантонинтресте», а затем мы организовали гельминтологическую лабораторию во Всесоюзном научно-исследовательском химикофармацевтическом институте. Работа в этой лаборатории шла скрупулезная, большая и серьезная. И конечно, все наши опыты показали очень большую эффективность сантонина. Мы напечатали несколько работ, рассказывавших о результатах наших опытов, и восстановили добрую славу советского сантонина.
Но чем бы я ни был занят, я выкраивал время для хлопот по организации гельминтологического института. Хлопоты мои начали давать определенные результаты, но в самый разгар деятельности я был арестован. Дело в том, что в 1931 году группа ветеринарных и медицинских микробиологов была заподозрена во вредительских действиях. По-видимому, по чьему-то доносу и я был причислен к микробиологам и заключен в тюрьму. Пробыл я в заточении 84 дня, после чего был освобожден и снова занял все служебные посты, которые занимал до ареста.
Прошло несколько недель, и коллегия Наркомзема СССР приняла постановление о реорганизации гельминтологического отдела Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии в гельминтологический институт в качестве самостоятельной структурной единицы ВИЭВ. Получился практически институт в институте. Но и это было огромной победой! Правда, мы еще были в большой зависимости от ВИЭВ, но теперь мы уже могли направлять работу всех гельминтологических ячеек в стране и помогать им.
В финансовом отношении институту экспериментальной ветеринарии было невыгодно, чтобы мы полностью отделились от них. Но нам для работы нужна была полная самостоятельность. Я добивался ее без устали, и наконец в 1932 году был организован самостоятельный Всесоюзный институт гельминтологии (ВИГ), который в административном, финансовом и научно-производственном отношениях подчинялся непосредственно Наркомзему СССР. Таким образом, в Советском Союзе впервые в мире был создан институт, возглавивший всю гельминтологическую работу.
Небольшой дружный коллектив нашего института ясно понимал, насколько сложные проблемы предстоит нам решать и как важны они для народного хозяйства. Объем нашей науки огромен. Медицинская гельминтология оперирует примерно с 250 различными видами паразитических червей, способных обитать во всех органах и тканях человека. Это значит, что медицина должна учитывать свыше 200 различных гельминтозов, изучать патогенез каждого отдельного заболевания, клиническую симптоматологию и патологоанатомическую картину поражений, вызванных гельминтами. На основе научно разработанных методов прижизненной диагностики медицина должна реализовать конкретный план лечебно-профилактических мероприятий и внедрить его в широкую практику.
Содержание ветеринарной гельминтологии значительно шире медицинской. Оно и понятно, потому что ветеринария обслуживает много видов животных — не только млекопитающих, но также птиц и рыб, причем каждый вид этих организмов характеризуется в большей или меньшей степени своей, специфической гельминтофауной. Общее число различных видов гельминтов, встречающихся в ветеринарной практике, достигает 3 тысяч. Но этим не ограничивается объем ветеринарной гельминтологии. Ветеринария начинает обслуживать новые хозяйственные объекты: пушное звероводство, пантовое оленеводство, охотничьи угодья, заповедники. Бурно развивающееся прудовое рыбоводство тоже требует к себе внимания гельминтологов. Кроме того, в эпидемиологии и эпизотоологии многих гельминтозов огромная роль принадлежит моллюскам, причем не только при трематодных инвазиях, о чем знали давно, но и в распространении ряда легочных гельминтозов сельскохозяйственных животных и пушных зверей, припомним роль ракообразных в эпизоотологии множества заболеваний водоплавающих птиц, роль дождевых червей — в ряде серьезных заболеваний свиней и некоторых других животных и т. д. Колоссальное очервление внешней среды — пастбищных территорий, скотных дворов, скотопрогонных трактов, транспортных приспособлений представляет серьезную опасность для животноводческих хозяйств. Сотни миллионов тонн навоза представляют собой инвазированный гельминтами субстрат, а источники водопоя наводнены яйцами и личинками различных паразитов. Если мы все это учтем и вместе с тем признаем, что задачей гельминтологической науки является разработка многогранной комплексной методики борьбы с массовым очервлением людей, животных и внешней среды, причем гельминтологическая практика должна эту методику освоить и добиться конкретного оздоровительного эффекта, то перед нами содержание и объект прикладных отраслей гельминтологии предстанут достаточно рельефно.
Содержание гельминтологии станет еще более разнообразным, а объем будет еще более широким, если мы коснемся проблем, которые выдвигает на разрешение молодая отрасль нашей науки — агрономическая гельминтология. В настоящее время хорошо известно, что вредителями разных растений, помимо бактерий, грибков, насекомых и клещей, являются нематоды — возбудители так называемых фитогельминтозных заболеваний.
Зерновые, ценнейшие технические культуры — чай и цитрусовые, лекарственные и кормовые растения, овощи, плоды всех сортов могут заболевать гельминтозами, возбудители которых поражают различные органы и ткани своих растительных «хозяев» и вызывают либо их полную гибель, либо снижение урожайности, порой очень значительное. Нет нужды доказывать, как необходима нам систематическая, ведущаяся по плану борьба с гельминтами.
Задача гельминтологии — уметь распознавать паразитов и выявлять факторы, содействующие их распространению. Наконец, гельминтологическая наука должна разработать комплекс лечебно-профилактических мероприятий.
В конце 1932 года Всесоюзный институт гельминтологии созвал совещание, посвященное перспективам нашей науки во второй пятилетке. План был составлен слишком большой: мы тогда еще не умели планировать, неточными оказались, например, подсчеты по финансированию и т. д. Но все-таки сделали мы немало. В те годы наш институт обогатился лабораторией по изучению гельминтозов сельскохозяйственных растений (фитогельминтология). История возникновения этой лаборатории такова.
В 1930 году у нас еще не было искусственного каучука, а страна испытывала в каучуке большую потребность. Ботаники и биологи искали каучуконосные растения. Одним из них был тау-сагыз, растущий в Узбекистане. В республику послали ботаническую экспедицию, которая и привезла оттуда тау-сагыз. Но при первом же ознакомлении с ним обнаруживают, что он насыщен гельминтами. Обращаются ко мне: как быть? Как освободить тау-сагыз от паразитов?
Меня давно беспокоила проблема оздоровления растений. Огромное количество различных видов гельминтов-нематод паразитирует в органах и тканях как дикорастущих, так и культурных растений. Эти фитогельминты наносят колоссальный экономический ущерб народному хозяйству, вызывая большие потери урожая сельскохозяйственных культур. Например, галловые нематоды являются основными губителями огурцов, выращиваемых в теплицах; они снижают урожай на 40–70 процентов. В Узбекистане потери урожая бобовых культур от фитогельминтов временами достигали 80 процентов. А что касается такой овощной культуры, как морковь, то в некоторых районах республики она была поражена на 98,2 процента. Пшенично-овсяная нематода, имеющая тенденцию прогрессивно распространяться, поражая новые территории, вызывала потери урожая пшеницы в некоторых республиках до 8 — 11 центнеров на гектар. Этот же фитогельминт снижает урожай ячменя на 25–30 процентов. Стеблевая нематода картофеля уничтожает до 40 процентов урожая клубней. Некоторые сорта картофеля поражаются этим гельминтом на 60–80 процентов. Луковая и чесночная нематоды губят до 60 процентов урожая. Картофельная нематода гетеродера, по мнению ученых Западной Европы, вызывает настолько массовую гибель картофеля, что должна считаться опаснее колорадского жука. До войны ее не было в СССР, а сейчас она встречается в западных республиках страны. Некоторые фитогельминты содействуют развитию ряда грибковых и вирусных заболеваний. В частности, гельминт ксифонема способствует заболеванию виноградной лозы вирусной болезнью.
Когда заговорили о каучуконосных растениях, погибающих от гельминтов, я поставил вопрос о создании фитогельминтологической лаборатории. В 1933 году нам дали деньги, и работа закипела. Дело это было совершенно новое. В новую лабораторию мы пригласили двух молодых биологов — Н. М. Свешникову и Т. С. Скарбилович.
В нашем институте работало немного народу, но мы были крепко связаны с гельминтологическими ячейками, действующими по всей стране. Они выросли от семян, что мы бросали на благодатную почву. Наш маленький дружный коллектив вел за собой целую армию работников-гельминтологов. Мы неустанно боролись за пополнение этой армии. Вот один из примеров организации гельминтологической работы в Грузии, которая была проведена в 1932 году.
В тот год там действовала 115-я гельминтологическая экспедиция. Как только экспедиция прибывала в районный центр, немедленно развертывалась работа на бойне и в походной лаборатории; я знакомился в общих чертах с медико — и ветеринарно-санитарным состоянием данного района. После обследования и организации медицинской помощи гельминтозным больным мы проводили в каждом районном центре три доклада. Первый — на конференции врачей-медиков и ветеринаров — «Проблема борьбы с гельминтозами людей и животных», второй — на расширенном заседании райисполкома или райкома и, наконец, была лекция для населения районного центра.
Жизнь доказала рациональность подобных действий. Специалист-гельминтолог приезжает в район, собирает врачей и делает им в зоне их деятельности доклад на тему «Проблема борьбы с гельминтозами людей и животных», да притом еще применительно к местным условиям. После доклада идет длиннейшая беседа, задается множество вопросов, намечается план оздоровительной работы — медицинской и ветеринарной. Врачи, таким образом, получали некоторую и психологическую, и техническую подготовку.
На расширенных заседаниях президиума исполкома или на заседаниях райкома партии с участием ответственных работников исполкома, специалистов, хозяйственников и представителей общественных организаций мы четко формулировали, что необходимо предпринять в данном районе для осуществления оздоровительных мер. Предлагали меры простые, дешевые, научно обоснованные, дающие большой эффект. Мы обычно советовали объединить медицинские и ветеринарно-санитарные организации в единое бюро, которое должно планировать и проводить всю противогельминтозную работу на местах. Особое внимание обращали на необходимость широкого санитарно-гельминтологического просвещения масс.
Доклады наши были очень конкретны, всего 25–30 минут, и, как правило, мы всегда заинтересовывали местных работников. Выносились решения, утверждавшие предлагаемые нами меры. После утверждения исполкома ответственность за проведение в жизнь постановлений падала на местных районных медицинских и ветеринарных врачей. В дальнейшем все зависело уже от их энергии, инициативы и настойчивости.
Лекции для населения мы старались делать яркими, убедительными и в то же время краткими — не более 45 минут. Прослушав нас, местные жители сами начинали тормошить врачей и администрацию, требуя быстрейшей организации оздоровительных мероприятий. Большую помощь оказывали нам и профсоюзные организации.
С каждым годом появлялись все новые и новые гельминтологические точки, все меньше белых пятен становилось на гельминтологической карте страны.
Авторитет советской гельминтологии рос быстро. 22 ноября 1932 года я получил письмо от ректора Тартуского университета. В письме говорилось:
«Милостивый государь, господин профессор!
Правление Тартуского университета честь имеет уведомить Вас, что по представлению ветеринарно-медицинского факультета и постановлению совета ввиду Ваших заслуг перед ветеринарно-медицинской наукой Вы были избраны почетным доктором ветеринарной медицины нашего университета.
Торжественное провозглашение этого постановления будет иметь место на акте по поводу годовщины университета 1 декабря с. г. в 12 часов дня, ввиду чего правление Тартуского университета просит Вас, г-н профессор, в случае возможности принять участие в этом акте, имеющем быть в означенный час в актовом зале университета».
Это письмо мне было особенно приятно не только потому, что свидетельствовало об успехах нашей советской гельминтологии, но и потому, что это был дорогой для меня город, город юности, где я учился, где слушал лекции и мечтал о будущем.