Сергей уезжает в Сибирь, — ОРНИТС — Декларация профессора А. Н. Баха, — Соцсоревнование в науке. — Победа И. В. Орлова. — Наш опыт изучают за рубежом, — Сэкономленные миллионы, — М. Ф. Андреева в доме ученых.
D 1932 году мой старший сын Сергей окончил Московский ветеринарный институт. На первых курсах института он не особенно увлекался учением. Его больше привлекал театр. Будучи уже студентом, Сергей сдал экзамен в музыкальную школу по классу пения и был принят на 3-й курс. Но проучился он там всего один год. На 3-м курсе ветеринарного института сын настолько заинтересовался специальными предметами, что оставил музыкальную школу.
Когда Сергей получил диплом ветеринарного врача, перед ним открылся широкий выбор. Он мог поступить в аспирантуру, ему предлагали работу в Москве, на периферии и в далекой Сибири. Как поступить? С этим вопросом он пришел ко мне посоветоваться.
Я вспомнил то время, когда, окончив Юрьевский ветеринарный институт, стал работать рядовым пунктовым врачом в далеком Туркестанском крае. Самостоятельная работа дала мне очень много. Вообще я считаю, что практическая самостоятельная работа необходима каждому молодому специалисту. Она не только закрепляет теоретические знания, которые он получает в институте, но и расширяет и углубляет их.
Именно практическая работа по-настоящему раскрывает перед молодым специалистом суть его профессии, помогает выявить ее основные проблемы, пробуждает интерес к научной литературе. Если в процессе практической деятельности молодой специалист почувствует тягу к научной работе, он всегда сможет поступить в аспирантуру.
Поэтому я считал, что и Сергею лучше всего начать работу рядовым ветеринарным врачом на периферии. Сын со мной согласился и принял назначение в Сибирь, в Омскую область.
В том же году встал вопрос об учебе и второго моего сына — Георгия. Он окончил 7 классов средней школы и должен был идти в 8-й. Но в это время началось сооружение Московского метрополитена. Все газеты были полны рассказами об этом трудном и интересном деле, комсомольцев призывали стать в первые ряды строителей, и мой сын загорелся желанием стать рабочим метрополитена. Он пришел ко мне поделиться своими мыслями и намерениями.
Кое-кто из моих близких пришел в ужас:
— Неужели ваш сын бросит учебу, станет простым землекопом? Мыслимое ли это дело?!
На все эти восклицания и недоумения я отвечал:
— Пусть Зорик посмотрит, что такое жизнь. Мальчику это будет только на пользу.
Я не мог Зорику отказать в его желании. А он с азартом, с мальчишеским пылом говорил мне о нашем времени — времени героев и подвигов. В его желании принять непосредственное участие в стройках пятилеток, начать трудиться и приносить пользу обществу, безусловно, сказалась общая обстановка того времени. Народ был охвачен энтузиазмом, везде царил высокий трудовой подъем. Строился Днепрогэс, Новокраматорский завод, Магнитогорский металлургический завод, строились Березниковский и Соликамский химические комбинаты, в Москве возводился автомобильный завод, в Сталинграде — тракторный и т. д.
Я прекрасно помню, как обсуждался первый пятилетний план. Он был настолько грандиозным и смелым, что у многих вызвал недоверие. Сколько было жарких споров о пятилетием плане! И в Доме ученых, и в лабораториях, институтах, на кафедрах. Среди интеллигенции было немало скептиков, которые просто не верили в возможность осуществления пятилетнего плана. Многие утверждали, что без экономической помощи из-за рубежа мы не сможем выполнить пятилетний план и вообще его в пять лет реализовать невозможно. Другие, наоборот, восторгались масштабами нашей пятилетки и твердо верили в ее осуществление.
Вскоре появился лозунг: «Выполним пятилетку в 4 года!». Он меня сначала удивил, но, взвесив все доводы, все «за» и «против», я, как и многие мои товарищи, убедился в его реальности. В самом деле, на наших глазах, во всех зонах страны быстро росли новые стройки, мы видели, с каким огромным энтузиазмом и вдохновением работал весь народ. На новостройки Средней Азии, Дальнего Востока, Донбасса, Урала, Кузбасса отправлялись комсомольцы. Их приветствовала вся страна, об их подвигах слагались стихи, песни и легенды. Быстро вступали в строй новые фабрики, заводы, шахты: пятилетний план превращался в реальность!
Нам с Лизой было понятным желание Зорика пойти на «сверхударную стройку». Мы не чинили ему препятствий, и он стал рабочим на строительстве Московского метрополитена. Мы были уверены, что через определенный промежуток времени Зорик сумеет закончить среднее, а затем и высшее образование. Жизнь подтвердила правильность нашего прогноза.
Знакомый профессор, узнав, что мы разрешили сыну стать «простым рабочим», раздраженно заявил одному из моих сотрудников:
— Конечно, от Скрябина другого и ожидать было нельзя, ведь он один из первых примкнул к «декларации Баха».
И я сразу вспомнил те горячие словесные бои, которые очень долго шли в среде ученых вокруг «декларации Баха». История ее была такова.
В апреле 1927 года, выступая на IV съезде Советов, заслуженный деятель науки, профессор, а впоследствии академик А. Н. Бах, сказал, что среди научно-технических кругов назревает мысль создать «Общество содействия социалистическому строительству». 15 октября 1927 года «Правда» сообщила, что мысль о создании «Общества работников науки и техники для содействия социалистическому строительству» (ОРНИТС) возникла одновременно в разных городах Союза — Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Иркутске, Ташкенте и других. Общество, указывала газета, имеет своей целью объединить ту часть научно-технической интеллигенции, которая связала свою работу непосредственно с задачами построения социалистического хозяйства.
«В этом Обществе, как мы видим из подписей под декларацией, принимали участие крупнейшие ученые и специалисты по различным областям знаний, активно принимающие участие в нашем строительстве. Из этого вытекает вывод, что Общество будет стремиться к выполнению практической работы в области содействия культурному и народнохозяйственному развитию Союза. Общество будет издавать свой журнал, в котором будут освещаться актуальнейшие проблемы хозяйственно-культурного строительства Союза. Устав Общества находится в настоящее время на рассмотрении соответствующих правительственных органов».
И далее «Правда» напечатала декларацию инициативной группы Общества. Вот ее содержание:
«Приближается 10-я годовщина Октябрьской революции, в корне изменившей политическое, экономическое положение страны; некоторая часть научно-технических работников освоилась с идеями и принципами советского строительства и укрепилась в уверенности в победе социализма.
В разыгравшейся на наших глазах мировой борьбе двух противостоящих друг другу классов и двух систем мировоззрения научно-технические работники СССР, естественно, приходят к необходимости определить свои позиции.
Октябрьская революция явилась первой в мире социалистической революцией, поставившей перед собой задачу построить социалистическое государство. Опираясь на самые широкие массы населения, революция победоносно отразила бесчисленные попытки повернуть колесо истории назад. Выйдя из империалистической и гражданской войн измученной и разоренной, страна наша под руководством Коммунистической партии быстрыми шагами восстанавливает свое хозяйство. Имея перед собой поистине грандиозную задачу построения социалистического государства, Советская власть неоднократно заявляла, что без науки и техники все попытки построить социализм останутся бесплодными. Использование научных и технических завоеваний неизбежно приведет к созданию государства, в котором освобожденный труд станет наслаждением, а не повинностью.
Участвуя в практическом повседневном строительстве социализма, разделяя принципы Советской власти и глубоко сочувствуя всем ее начинаниям, мы, нижеподписавшиеся, пришли к убеждению, что в настоящее время необходимо объединить научно-технические силы на определенной идейной основе. В современный период строительства хозяйственной и культурной жизни Союза такое объединение является необходимым условием для успешного развития социалистического строительства. Это объединение приобретает особое значение в настоящее время в связи с усилением международной реакции, делающей попытки всеми способами помешать дальнейшему росту и укреплению народного хозяйства Союза.
Для содействия и осуществления этих задач мы решили учредить «Общество работников науки и техники для содействия социалистическому строительству в СССР» (ОРНИТС).
Основной руководящей идеей, объединяющей нас, является сознание, что в классовом обществе научно-технические деятели не могут оставаться политически нейтральными. Основной целью нашего Общества ввиду этого является: объединение и организация социалистически мыслящих научно-технических деятелей страны. Мы призываем всех научно-технических деятелей СССР, разделяющих наш взгляд, примкнуть к нам».
Под декларацией стояло 27 подписей виднейших ученых страны, среди которых были: профессор А. И. Абрикосов — заведующий кафедрой анатомии и декан медицинского института; профессор А. Н. Бах — директор химического института имени Карпова и биохимического института имени Баха; профессор Н. Ф. Гамалея — директор института имени Дженнера; профессор А. В. Палладии — директор Украинского биохимического института; профессор И. Г. Александров — председатель технического совета Днепростроя; профессор М. М. Завадовский — заведующий кафедрой биологии МГУ и другие.
Декларация вызвала споры среди ученых. Больше всего дискутировали на тему: могут ли ученые оставаться политически нейтральными? Один профессор при встрече спросил меня:
— Скажите, может ли химия быть партийной?
— Химия — нет, а химик может, — ответил я.
Судя по тому, что разговор на эту тему больше не возобновлялся, я понял: мой ответ не устроил собеседника.
Декларацию в широких кругах ученых стали называть «декларацией Баха». Она вызвала у одних раздражение, а у других — недоумение: зачем надо создавать Общество, если есть множество других научных обществ? Зачем существующие научные общества подменять каким-то новым? Третьи утверждали, что работники науки и техники —; люди культурные, интеллигентные, а русская интеллигент ция всегда была авангардом народа, поэтому организовывать такое Общество не нужно. Против подобных утверждений выступали те, кто был за создание Общества.
Я думал об этом так: каждая организация, ставящая перед собой задачу направить людей на большие, полезные обществу дела — нужна и всегда будет встречать сочувствие с моей стороны. Важно только, чтобы деятельность подобных организаций не ограничивалась воззваниями и лозунгами.
И вот через неделю после опубликования декларации «Правда» напечатала беседу с профессором Бахом. Он говорил:
«Люди науки и техники не могут относиться безразлично к разыгрывающейся на наших глазах борьбе двух противоположных мировоззрений, двух противостоящих друг другу классов.
Во всем цивилизованном мире борьба эта настолько обострилась, приняла такие жгучие формы, что каждый работник науки и техники, как существо мыслящее и чувствующее, в своей повседневной деятельности не может не проявлять того или иного отношения к окружающей его действительности и тем самым определить свое политическое лицо. И мы видим, что огромнейшее большинство деятелей науки и техники всех стран и народов занимает определенную враждебную позицию по отношению к социализму.
В условиях Советского государства, в стране, где впервые у власти стал рабочий класс, с величайшим напряжением начавший социалистическое строительство, работники науки и техники менее, чем где-либо могут оставаться политически нейтральными и прикрываться фикцией бесклассового характера науки. Как живые люди, они весьма чувствительны к новым условиям нашего бытия и их восприятия претворяются в определенное отношение к социалистическому строительству.
В ясном сознании того значения, какое наука и техника имеют для жизни вообще и для социалистического строительства в особенности, советская власть бросила лозунг единения науки и труда. Осуществлять этот лозунг могут только те представители науки и техники, которые мыслят социалистически и видят в социализме единственный путь к общему благу человечества.
Широкие круги интеллигенции, как известно, встретили Октябрьскую революцию довольно враждебно. Мы не будем вдаваться в анализ причин, побудивших некоторые круги нашей интеллигенции даже принять активное участие в борьбе против нового строя. Как бы то ни было, в продолжение целого ряда лет успех рабочего класса в деле строительства социализма повлиял на идеологию и на настроение деятелей науки и техники, и теперь значительная часть нашей интеллигенции, руководимая профессиональными и материальными интересами, работает в полном контакте с Советской властью.
Однако среди деятелей науки и техники наметилась довольно многочисленная и высококвалифицированная группа, которая не удовлетворяется уже одним профессиональным сотрудничеством в деле социалистического строительства, а считает необходимым, в целях ускорения его, внести в свою профессиональную работу широкое общественное содержание.
Эти социалистически мыслящие работники науки и техники до сих пор оставались разрозненными и действия их не координированными. А это, с одной стороны, лишало их возможности проявить общественную инициативу, а с другой — лишало правительство возможности целесообразно направить и использовать для дела их коллективное творчество.
Вот те причины, которые заставили нас обратиться к деятелям науки и техники с опубликованной уже декларацией, под которой подписались авторитетные в своей общественной деятельности люди науки Москвы, Ленинграда, Харькова.
Эта инициативная группа взяла на себя организацию Общества, задачами которого являются: содействие социалистическому строительству путем участия в выработке и составлении генерального плана народного хозяйства, организации специальных комиссий внутри Общества или участие в экспертной оценке планов и начинаний, организация лекций и докладов по разным вопросам хозяйственного строительства (промышленное строительство, высшие и средние школы, улучшение быта, народное здравоохранение и т. д.). Особое внимание Общество обратит на подготовку к деятельности молодых работников и техников, искренне преданных советскому строю и тесно связанных с широкими рабочими маг сами. Общество будет вести активную пропаганду идей единения науки и техники и социализма среди молодых ученых и техников, группируя их таким образом около себя. Оно свяжет их с широкими рабочими массами, выступая с докладами и лекциями в местах производства (фабрики и заводы), ибо таким образом рабочие полнее и конкретнее узнают, какое значение имеет наука в выработке социалистического мировоззрения и в практике осуществления строительства социализма.
Инициативная группа вполне уверена, что Общество, объединив для планомерной общественной работы научно-технических людей, являющихся искренними и сознательными сторонниками того великого дела, которому с бесподобной энергией и выдержкой служит Советская власть, даст возможность выявиться новой, подлинно советской общественности в научно-технической среде.
Мы придаем особое значение ясности идейной и политической позиции вступающих в Общество членов. Поэтому мы будем тщательно и строго рассматривать каждого нового кандидата в члены Общества, идя даже на то, чтобы на первых порах иметь меньшее количество членов, а не массовую организацию, ибо нам нужны такие члены, которые идейно связали свою работу со строительством социалистического хозяйства».
Эту беседу профессора Баха мы читали очень внимательно. Привожу ее здесь целиком, потому что она очень ярко отражает время, о котором я пишу. Слова Баха о том, что рабочим надо рассказывать о развитии науки и ее роли в развитии нашего общества, популяризировать ее достижения, были особенно близки нам — гельминтологам. Ведь где бы мы ни были, куда бы мы ни приезжали, мы везде вели просветительную работу, рассказывали о нашей науке, старались прививать населению культурные, санитарные правила, направить внимание людей на борьбу с очервлением человека и животного мира.
Нам, поборникам новой науки, были понятны и декларация, и выступление профессора Баха. Поэтому я со своими коллегами стал членом нового Общества; называлось оно «Всесоюзная ассоциация работников науки и техники — активных участников социалистического строительства СССР» (ВАРНИТСО).
В небольшой книжечке «ВАРНИТСО — цели и задачи», которую мы все получили, говорилось, что, «в отличие от профсоюзных организаций — СНР, ВМБИТ, врачебных секций и т. д., объединяющих представителей умственного труда по техническому признаку, по принадлежности к той или иной специальности, ВАРНИТСО объединяет лиц разных специальностей по идеологическому признаку. Члены ассоциации являются политически сознательным и революционным активом СНР и ИТС, мобилизуют творческую активность интеллигенции на выполнение планов и темпов соц-строительства под углом зрения политического расслоения и заострения борьбы с реакционными группировками».
Членами ВАРНИТСО могли быть инженеры, техники, врачи, агрономы, педагоги и другие специалисты всех категорий, активно участвующие в социалистическом строительстве, рабочие, выдвинутые на ответственные административные и хозяйственные посты или проявившие себя активно, как ударники, рационализаторы и изобретатели.
ВАРНИТСО широко организовывала общегородские собрания интеллигенции по специальностям, вузовские, учрежденческие. Велся строгий учет посещаемости этих собраний, на которых ставились доклады на актуальные темы текущего политического момента: «Задачи интеллигенции в реконструктивный период», «Чего требует от нас партия», «Каким должен быть советский ученый и педагог», «Задачи специалистов в развернутом социалистическом наступлении», «О партийности науки», «Классовая борьба в вузах» и т. д. Собрания, как правило, проходили интересно: докладчики были сильными, вопросы и проблемы ставились остро, аргументированно, приводились интересные факты, цифры.
В это время в стране широко развертывалось социалистическое соревнование, и ВАРНИТСО уделяла ему большое внимание. Ассоциация ставила перед нами задачу развернуть социалистическое соревнование и в научно-исследовательских учреждениях. Но дело осложнилось тем, что мы ясно не представляли методику соревнования сотрудников науки.
В декабре 1927 года в Москве состоялся I Всесоюзный съезд ударных бригад. К этому съезду ассоциация выработала «предложения ВАРНИТСО». Эти предложения широко обсуждались в среде ученых. В них говорилось:
«Социалистическое соревнование, развернутое по инициативе Ленинского комсомола и охватившее ныне миллионы трудящихся Советского Союза, превратилось уже в могущественную силу, не только обеспечивающую выполнение принятых партией темпов, но и гарантирующих их дальнейший рост.
Осознано ли все это в достаточной мере широкими кругами специалистов, работающих на производстве, на транспорте, в сельском хозяйстве и т. д., работниками науки и техники? На этот вопрос ВАРНИТСО отвечает отрицательно. Наряду со значительной частью инженерно-технических работников, идущих вместе с рабочей массой и ее партией, имеются еще известные слои специалистов, остающихся враждебными этому строительству, и значительные группы колеблющихся и неоформивших еще своего политического лица… Один из наиболее существенных показателей политического лица специалистов — это их отношение к социалистическому соревнованию и производственному подъему рабочих масс. «Холодок», еще во многих случаях пронизывающий отношение специалистов к рабочей массе, является наиболее характерным показателем их недостаточной общественно-политической и хозяйственной активности. И наоборот, подлинным участником социалистического строительства является тот научно-технический работник, который нашел общий язык с рабочей массой — язык творческого энтузиазма и подъема в деле социалистического строительства».
Перед съездом ударных бригад ВАРНИТСО выдвинула в качестве важнейших задач ряд мероприятий, одним из которых было «пересмотреть планы работ научно-исследовательских институтов и лабораторий в соответствии со все возрастающими потребностями народного хозяйства в этих работах, с целью ускорения темпов, намеченных пятилетним планом… Считать необходимым организацию соревнования научно-исследовательских институтов между собой, сосредоточивая внимание научно-исследовательской мысли на трудных участках хозяйственного строительства. При этом необходимо установить конкретные показатели научно-исследовательской работы относительно качества этих работ, степени законченности и пригодности для практической реализации».
Шли горячие споры о том, как организовать социалистическое соревнование между научно-исследовательскими институтами. Одни предлагали брать в обязательствах узкий круг вопросов, касающихся трудовой дисциплины, своевременной явки на работу, чистоты институтского помещения и т. д., не углубляясь в сущность научной работы, которую трудно оформить в пункты соревнования. Другие, критикуя и высмеивая первых, выдвигали требования соревноваться в проведении научно-исследовательских работ — кто скорее и успешнее их выполнит.
Конечно, нашлись любители шумихи и парадности. Они составляли длиннющие «соцобязательства», где указывали огромное количество работ и брали обязательство выполнить их в кратчайший срок. Эти труды, громко называемые «научно-исследовательскими», были небольшими и неглубокими и посвящались частным вопросам одной какой-нибудь темы, не требующим углубленной работы.
Вокруг этих «соцобязательств» их авторы поднимали шум, печатали о них статьи в газетах, кричали на собраниях и конференциях, и в конце концов создали в определенных кругах мнение о своей ударной работе.
Я много думал о том, как ввести социалистическое соревнование и ударничество в среду научных работников. 17 ноября 1935 года по просьбе журнала «За коммунистическое просвещение» я изложил свой взгляд на стахановское движение деятелей науки. Я писал: «В минимум времени добиться максимальной эффективности труда, без снижения качества продукции. Этот новый лозунг реализовали замечательные люди нашей волнующей, героической эпохи — стахановцы. Я ни на минуту не сомневаюсь, что стахановский метод полностью приложим и к научной работе, темпы и продуктивность которой нередко тормозятся из-за нерациональной организации труда. Если работа каждого «забойщика» науки будет гармонично сочетаться с трудом правильно расставленных технических помощников, этих подлинных «крепильщиков» лабораторной работы, производительность научного творчества, без сомнения, резко возрастет и может дойти до стахановских масштабов. Научным деятелям всех рангов надлежит пересмотреть организацию своего труда под стахановским углом зрения».
Какие же социалистические обязательства взяли мы у себя? Мы решили начать массовые оздоровительные работы в животноводстве колхозов и совхозов. К этому времени мы уже владели определенными знаниями, навыками и методами, и такая работа была нам под силу. Но это была совсем нелегкая работа. В те годы крестьяне не имели еще навыков ухода за большим стадом. Если при единоличном ведении хозяйства крестьяне обходились «глистогонной методикой лечения», то на фермах изгонять у скота паразитов по старинке было нельзя, это привело бы к заражению всего стада.
Падеж скота был велик, в основном животные погибали от гельминтозных заболеваний. Особое беспокойство вызывало овцеводство. Так, в крупных совхозах Сибири и Северного Кавказа от гельминтозов погибало 60–80 процентов молодняка. А это значит резко падало производство мяса и шерсти.
В то время борьба с легочными гельминтозами считалась безнадежным делом, ибо наука не располагала ни лечебными, ни профилактическими методами. Перед нами стояла трудная задача: помочь стране потушить вспыхнувшую эпизоотию, приостановить падеж овец. В отделе закипела работа. Никто не считался со временем, все засиживались до глубокой ночи. Опять Лиза привозила мне в институт обед, а частенько и ужин, так как я просто забывал есть.
Работа эта отнюдь не была новой для нашего коллектива. Еще раньше в издательстве «Новая деревня» вышла моя книга «Глистные инвазии овец и их значение в экономике овцеводческого хозяйства». Этой книгой я старался привлечь внимание ветеринаров к одному из самых серьезных заболеваний, помочь практическим работникам, работающим в овцеводческих хозяйствах и порой просто не умеющим разобраться, почему у них такой большой процент падежа овец, особенно среди молодняка.
В том же году, осенью, ко мне обратились с просьбой помочь крупному прииртышскому овцеводческому совхозу «Крестинский» Черлакского района Омской области, где был массовый падеж овец. Я тут же организовал гельминтологи-ческ}то экспедицию, во главе которой поставил молодого социалиста Ивана Васильевича Орлова. Вместе с Орловым мы всесторонне продумали и составили план работы в совхозе, учитывая и исследовательскую и практическую стороны, и я знал, что Иван Васильевич приложит все силы, чтобы реализовать этот большой план.
А познакомились мы с Орловым так. Молодой преподаватель Тамбовского ветеринарного техникума приехал ко мне в гельминтологический отдел изучать паразитологию. Прибыл он как раз в тот момент, когда я собирался уезжать из Москвы с 35-й гельминтологической экспедицией в Среднюю Азию, поэтому я посоветовал Орлову поработать под руководством квалифицированного гельминтолога Любимова.
В течение лета 1926 года Орлов научился технике полных и неполных гельминтологических вскрытий по моему способу, прочитал всю изданную на русском языке гельминтологическую литературу и страстно увлекся нашей наукой. Возвратившись к себе в Тамбов, он организовал у себя в техникуме кабинет по ветеринарной гельминтологии и вместе со студентами-энтузиастами занялся сбором гельминтологического-материала от животных Тамбовской губернии. За полтора года он вскрыл несколько сотен различных животных. В следующем году он сделал первый доклад по гельминтологии у нас, на заседании постоянной комиссии по изучению гельминтофауны России.
Доклад был растянут, изобилован ненужными подробностями и повторениями, но чувствовалась глубокая заинтересованность гельминтолога в своем деле. И мы терпеливо выслушали Орлова, а свои критические замечания делали осторожно и корректно, чтобы не обидеть молодого человека, пришедшего в нашу науку.
Весь 1928 год И. В. Орлов проводил массовую дегельминтизацию овец во многих селах Тамбовской губернии. За одно лето он излечил несколько тысяч животных.
Вскоре мне потребовался ассистент в гельминтологическую лабораторию, и я пригласил Ивана Васильевича Орлова. И вот теперь, когда встал вопрос о большой и ответственной работе в совхозе «Крестинский», я командировал туда Орлова.
В то время основным лозунгом для научных работников был лозунг «встать лицом к производству». Всем научным работникам — членам ВАРНИТСО ассоциация предлагала разрабатывать темы, непосредственно связанные с нуждами производства. Наш гельминтологический отдел ГИЭВ одной из «ударных тем» взял тему оздоровления овец.
Бичом совхоза «Крестинский» был диктиокаулез — легочно-глистное заболевание овец и крупного рогатого скота. Это заболевание вызывается нитевидными паразитическими червями диктиокаулюсами длиной в 3—10 сантиметров и толщиной в суровую нитку. Они поселяются в крупных и средних бронхах животных и вызывают у них воспаление бронхов, обычно осложняющееся пневмонией. Гибель молодняка от диктиокаулеза достигала огромных размеров (иногда до 60–80 процентов).
Гельминтозные заболевания овец очень разнообразны; достаточно сказать, что у овец паразитирует более 100 видов гельминтов. В царской России гибель овец от гельминтозов была настолько велика, что в 1912 году на собрании московских землевладельцев некоторые предлагали прекратить разведение овец в центральных губерниях.
Огромные потери от диктиокаулеза несло животноводство всего мира. Беда была в том, что это заболевание при жизни животного не распознавалось и считалось совершенно неизлечимым. Мировая ветеринария не только не знала, как установить диагноз диктиокаулеза, но и не представляла, как животные заражаются этой опасной болезнью.
Прибыв в совхоз, экспедиция начала упорное исследование биологии паразита. Однажды после очередного сбора фекалий овец Иван Васильевич был вынужден вымыть руки в фотографической ванночке, так как воды поблизости не было. Вымыв руки, он направился в лабораторию и проработал там несколько часов, а когда пришел за ванночкой, то обратил внимание на воду, которая показалась ему подозрительной. Иван Васильевич взял ее на исследование и нашел в воде живые, энергичные и подвижные личинки, точно такие, какие находил в легких овец, погибших от диктиокаулеза. Стало ясно, что в ванночке были личинки диктиокаулюса и что заражение происходит не яйцами, как думали раньше, а личинками червей, которые рассеиваются вместе с фекалиями. Эти личинки загрязняют овчарни, пастбища, шерсть самих овец и разносят заразу. Иван Васильевич установил, что в 10 граммах овечьей шерсти, состриженной с больного животного, находится до тысячи личинок диктиокаулюса.
Метод диагностики был найден. Предстояло решить вопросы лечения и профилактики.
Орлов испытал все известные ему средства, но они положительных результатов не дали. Изучая при вскрытии погибших овец очаги заражения, молодой ученый пришел к выводу, что лекарство, вспрыскиваемое в дыхательное горло животного, едва достигает передних долей легких и не доходит до гельминтов, которые располагаются в глубине легких. И Орлов разработал простой и в то же время эффективный метод: во время введения лекарственного вещества животное кладут на спину в деревянное корытце, поставленное в наклонном положении (под углом 30 — З5*), жидкость самотеком проникает в задние дольки легких, где обычно локализуется возбудитель болезни. От лекарства (слабый раствор йода) паразиты немедленно погибают. Уже через полторы недели больное животное невозможно узнать: из хилого, вялого и сонного оно превращается в упитанное, развитое, с хорошей шерстью.
В 1932 году на заседании Международного эпизоотологического бюро в Париже я сообщил о наших достижениях и о работе в совхозе «Крестинский». Наш опыт был перенят во многих странах Запада и Америки.
Решив эту задачу, мы принялись за следующую. И в те годы, и раньше овцеводство Северного Кавказа, да и других областей, несло огромнейшие потери от гельминтозов. Необходимо было прекратить гибель ценнейших тонкорунных овец.
Наш институт разработал план комплексных оздоровительных мероприятий, основанных на сочетании лечения диктиокаулеза по методу Орлова с применением разработанной им же системы смены выпасов. Что это за система?
В 1931 году в Дальневосточном крае, в Даурии, работала 81-я союзная гельминтологическая экспедиция под руководством И. В. Орлова. Здесь проводилось изучение гельминтозов овец в совхозе «Красный великан». Экспедиция вскрыла очаг необычайно сильно выраженного гемонхоза овец (сычужно-глистная инвазия). От этой болезни в дореволюционные годы скотопромышленники порой теряли до 90 процентов овец. В том же 1931 году в совхозах «Красный великан» и «Адун-Челон» за весну погибло свыше 70 процентов ягнят.
Заражение гемонхозом происходит на пастбищах, особенно в сырые годы. Зародыши паразитов находятся в фекалиях овец, летом они созревают до инвазионной стадии уже через 5–6 дней и остаются жизнеспособными в течение целого года. Для борьбы с ними в то время еще не было надежного средства.
Это заболевание встречается во всех странах мира. В начале XX века большие потери от него несло овцеводство США. В борьбе с этим заболеванием американский ученый Рансом не видел другого приема, кроме смены пастбищ через каждые 5 дней — в соответствии со временем развития паразита. Однако в условиях капиталистических стран этот метод не мог быть практически реализован, а потому и оставался как теоретическая концепция. В Даурии совхозы располагают огромными территориями, и Ивану Васильевичу было ясно, что в наших хозяйствах можно использовать предложение американского ученого.
Члены экспедиции стали применять систему сменных пастбищ. Опыты проводились и в Ростовской области, в совхозе «Платовский», а затем в племхозе «Пролетарский», где экспедиция работала два года и получила блестящие результаты. Все пастбища были разбиты на 30 участков. Чабаны получили карту выпасов на весь год с разграничением участков (каждый на 5 дней). Одновременно чабанам был дан план проведения в их отарах профилактической дегельминтизации.
В период обычного массового падежа ягнят от гельминтозов (конец мая, начало июня) хозяйство в 1934 году не потеряло ни одного ягненка, в то время как в 1933 году погибло две трети молодняка. Взрослые овцы после дегельминтизации дали значительный привес шерсти. Все хозяйство от овцеводства получило добавочно 2 миллиона рублей прибыли.
Результаты работы были выдающимися. Сюда, в совхоз «Пролетарский», приезжало много руководителей овцеводческих хозяйств для изучения опыта.
Смена пастбищ, метод диагностики и лечение диктиокаулеза оказались пригодными не только для овец, но и для других видов животных. Применяя их, люди добивались ликвидации болезней среди телят, пушных зверей, домашней птицы и т. д. Министерство сельского хозяйства рекомендовало разработанные институтом гельминтологии мероприятия всем колхозам и совхозам. Были изданы специальные инструкции.
Оздоровление было настолько полным, что в колхозах и совхозах, где проводились комплексные мероприятия лечения, нельзя было найти даже для экспериментальных целей животных, зараженных паразитическими червями. В этом отношении мы перегнали и Америку, и Австралию, и Аргентину, и другие страны.
Описание нашей работы и ее результатов вошло в учебники зоотехнических и ветеринарных вузов всего мира. Я получал учебники от коллег по специальности, которые работали в разных странах, и видел, что название Московского гельминтологического института буквально пестрело на страницах. Оздоровительный метод Орлова описывался как самый эффективный метод, который уже внедрялся в Западной Европе, Америке, Австралии.
Следующим этапом нашей гельминтологической работы была попытка оздоровить не только отдельные районы, но и поставить эксперимент в масштабах целого края.
Осенью 1940 года по инициативе краевых организаций Ставрополья Всесоюзный институт гельминтологии взял на себя общее руководство борьбой за оздоровление поголовья овец. Предстояла гигантская работа: в течение трех лет ликвидировать наиболее опасные для овечьего поголовья болезни на территории огромного края. Лечением и профилактическими мероприятиями мы должны были охватить несколько миллионов животных.
Зима ушла на подготовительную работу. С весны 1941 года были развернуты оздоровительные мероприятия. Война прервала их. Но об этом я буду рассказывать потом. Сейчас вернемся к 30-м годам.
30-е годы были интереснейшим периодом в истории нашей страны. Это время первых пятилеток, строительства колхозов, небывалого энтузиазма народа, который действительно переворачивал всю жизнь на новый лад. У нас создавались такие заводы, о которых царская Россия и не мечтала. Промышленность впервые стала выпускать тракторы, автомашины, сложнейшие станки. В деревне шла глубочайшая революция в психологии крестьян, в их жизни. В активную работу и жизнь вовлекался весь народ. Ученые не могли оставаться в стороне. Наша общественная жизнь била ключом.
Московское отделение ВАРНИТСО находилось у Никитских ворот, в Скатертном переулке. Здесь мы, научные сотрудники, встречались на различных совещаниях и заседаниях, отсюда, как из боевого штаба, мы получали различные извещения, планы работ, задания, поручения и т. п.
С большим интересом я рассматриваю сохранившиеся у меня листочки, пожелтевшие от времени. С каждым из этих извещений связаны у меня воспоминания о тех днях кипучей общественной работы. Вот интересный документ, полученный мною 23 мая 1934 года. В правом углу небольшого листочка штамп: «Всесоюзная ассоциация работников науки и техники — активных участников социалистического строительства СССР, ВАРНИТСО. Московское отделение». Далее в нем говорилось: «Проф. Скрябину. Настоящим МОК ВАРНИТСО просит Вас срочно представить краткие тезисы по выступлению на слете пастухов Московской области по вопросу о ветеринарно-профилактических мероприятиях. Слет состоится между 25/V и 1/VI с. г..
Точный срок и место слета будут Вам сообщены дополнительно.
Бригадир — Забоев».
Я всегда придавал очень большое значение выступлениям перед теми, кто непосредственно работает на производстве, кто сам, своими руками внедряет в жизнь достижения науки. Мы ни в коем случае не получили бы наших блестящих результатов в борьбе с гельминтозами овец, если бы нам не помогали директора совхозов, начальники политотделов МТС, зоотехники, ветеринары, агрономы, рабочие и чабаны. Причем чабаны были основными работниками, которые учились у нас оберегать овец от заболеваний.
Мы стремились всем, чем только могли, помочь сельскому хозяйству. Любое прогрессивное начинание в деревне вызывало у меня и моих коллег самый живой отклик. Мы никогда не отказывались ни от лекций для колхозников, ни от какой-либо другой практической помощи.
В марте 1934 года на областной конференции в Харькове Павел Петрович Постышев рекомендовал организовать в колхозах хаты-лаборатории — очаги сельскохозяйственной культуры. Это предложение было подхвачено широкой общественностью. ВАРНИТСО взяла обязательство организовать шефство крупнейших ученых страны над отдельными хатами-лабораториями. Совместно с «Крестьянской газетой» и Всесоюзной академией сельскохозяйственных наук имени Ленина ассоциация опубликовала обращение к ученым и научно-исследовательским институтам оказать лабораториям научно-техническую помощь.
Московское отделение ассоциации обратилось ко мне с просьбой «откликнуться на предложение т. Постышева о создании хат-лабораторий и высказать свои соображения по данному вопросу». Идея создания таких лабораторий мне нравилась и, несмотря на непомерную занятость, я ночью написал большую статью и утром отослал ее в «Крестьянскую газету». Через день она была напечатана.
11 июня получил большое письмо за подписью ответственного секретаря ВАРНИТСО т. Бахутова с просьбой взять шефство над двумя избами-лабораториями в Крыму. «Ввиду того, — говорилось в письме, — что ЦБ ВАРНИТСО и «Крестьянская газета» придают огромное значение делу развития изб-лабораторий, мы убедительно просим Вас исполнить Ваше обещание и дать к 13-му в письменном виде Ваше согласие на взятие этого шефства, с кратким указанием тех задач, которые вы считаете необходимым на первое время поставить перед подшефными избами-лабораториями, и тех форм, в которых Вы предполагаете осуществить это шефство. Это ваше письмо будет опубликовано в ближайшем номере «Крестьянской газеты», дополнительно к уже напечатанным».
Днем опять не было ни одной свободной минуты. Ночью, когда в доме все спали, я тщательно продумал схему шефской работы, написал ее примерный план и на следующий день обсудил его с сотрудниками нашего института. Коллектив дал согласие взять шефство над двумя крымскими избами-лабораториями, и мы послали свое обязательство в ВАР-НИТСО.
Как-то на одном из заседаний Центрального бюро ВАР-НИТСО обсуждался вопрос о работе редакции журнала «Фронт науки и техники» (орган ассоциации). Я резко критиковал журнал за то, что в нем очень мало внимания уделяется ветеринарии, а о гельминтологии и говорить не приходится — этой темы для журнала не существовало.
27 июня 1934 года в редакции собралось совещание для обсуждения вопроса об освещении тем ветеринарии и гельминтологии. На собрании присутствовали профессор П. Ф. Добрынин, доценты Я. 3. Бейлин, А. М. Бахутов, А. И. Гудзь, М. А. Ваксберг и др. Атмосфера накалилась сразу же. Один из присутствовавших утверждал, что журнал называется «Фронт науки и техники» и призван освещать узловые, важнейшие проблемы и вопросы науки. Мол, надо ясно понимать: журнал должен говорить о новинках техники, о тех сложных проблемах, что возникают при наших быстрых темпах развития индустрии. «Так при чем же тут, — вопрошал мой оппонент, — какие-то черви или глисты, о которых, кажется, уже давно все всем известно». Его поддержал другой, этот говорил спокойно, но с такой иронией и ехидством, что слушать его мне было досадно. А он с полным сознанием своей правоты и превосходства говорил, что журнал, конечно, будет освещать вопрос о том, как наука борется за реализацию решений XVII съезда ВКП(б)) о подъеме животноводства, но ветеринария, тем более «наука о глистах», особого отражения не должна получать в издании, которое называется «Фронт науки и техники». В общем товарищ с легкостью необыкновенной сбросил с пьедестала науки гельминтологию, а заодно в запальчивости и ветеринарию.
Пришлось дать бой. Я популярно, популярнее, чем пастухам, которые, имея дело со скотом, понимают, что такое глистные болезни, рассказал присутствовавшим о «глистах», охарактеризовал нашу работу в совхозах «Полтавский» и «Пролетарский», отметил ее экономическое значение для хозяйства. Меня поддержал сначала профессор П. Ф. Добрынин, потом и доцент А. И. Бахутов. И в конце концов пришли к решению один из номеров журнала в 1934 году посвятить основным проблемам зоотехнии и ветеринарии, поручив написать статьи для него крупным ученым. Была создана бригада для выработки тематики номера, посвященного животноводству. В эту бригаду вошел и я.
История с «глистами», происшедшая в журнале «Фронт науки и техники», не была для меня неожиданной. Не говоря уже о гельминтологии, ветеринария вообще и животноводство в целом недооценивались очень многими учеными, а в академических кругах эти дисциплины, как правило, не причислялись к подлинно научным. Очень показателен тот факт, что в Московском доме ученых сельскохозяйственная секция была организована в 1922 году, животноводческой же секции не было до 1933 года. Я говорил об этом с руководителем сельскохозяйственной секции профессором Лебедянцевым. Александр Никандрович был агрохимиком, животноводством не занимался и к моим сетованиям относился безразлично.
Как-то мы разговорились, и я рассказал Александру Ни-кандровичу о гельминтологии, и в частности об агрономической гельминтологии. Эта тема его очень заинтересовала, и мы не раз потом обращались к ней. Во время одной из таких бесед Лебедянцев сказал, что среди членов Дома ученых много животноводов, и, безусловно, есть основание подумать о животноводческой секции. С этим же вопросом к нему обращались профессор Е. Ф. Лискун и еще несколько человек. Александр Никандрович посоветовал мне поговорить о создании животноводческой группы с директором Дома ученых Марией Федоровной Андреевой.
Я не ошибусь, если скажу, что все члены Дома ученых без исключения глубоко уважали Марию Федоровну. Директором Дома ученых Андреева стала с зимы 1931 года. Это была изумительная женщина: талантливейшая актриса и бесстрашный революционер, человек, которого глубоко уважал В. И. Ленин и которая многие годы была ближайшим другом А. М. Горького.
Давно, еще в юности, я видел Андрееву на сцене. Она играла Раутенделейн в «Потонувшем колоколе» Г. Гауптмана. Впечатление было потрясающее. Она играла с такой психологической тонкостью и изяществом, что покоряла весь зал. Красота, благородство, замечательный талант М. Ф. Андреевой выделяли ее даже среди тех исключительно одаренных актрис, которые в то время были в Художественном театре.
И вот Андреева в Доме ученых. Легкой торопливой походкой обходит она залы, кабинеты. Одета она всегда очень изящно и просто. Держалась Мария Федоровна превосходно, была всегда ровной, бодрой, исполненной воли и энергии. Чуткая и доброжелательная, она с первого взгляда располагала к себе людей. В ней чувствовалась мягкая, все понимающая душа и в то же время та сила и решительность, которые так нужны любому директору, где бы он ни работал.
Незаметно Дом ученых преобразился. Исключительный порядок и чистота привлекали в него людей. Это был не строгий, официальный клуб — это был дом, уютный, приятный, притягивающий к себе. Во всем чувствовалась заботливая рука настоящей хозяйки, хозяйки с большим вкусом.
Мне хочется особо отметить: Андреева принесла с собой в Дом ученых глубокую партийность. Она сказывалась во всем: в актуальности тем наших заседаний и обсуждений, в принципиальности их постановки, в широком размахе общественной работы, в подборе лекций и докладов, даже в организации тех вечеров отдыха, концертов, которые мы так любили в Доме ученых. Всякой халтуре была закрыта дорога в наш Дом. Каждый концерт, каждый вечер организовывался очень умно, интересно, с привлечением лучших артистических сил. Выступить на сцене Дома ученых стало честью для артистов.
Это было сложное время. Перестраивалась не только экономика страны, но и психология людей. Настроения у научных работников были различные, среди ученых на многие вещи были прямо противоположные взгляды, шли споры, иногда достигавшие очень большого накала. И в этой сложной обстановке Андреева умело вела свою линию — сугубо партийную и принципиальную.
Мария Федоровна встретила меня очень доброжелательно. К моему большому удивлению, о гельминтологии она знала гораздо больше многих ученых, работавших в смежных со мной дисциплинах. Я искренне удивился. Мария Федоровна улыбнулась и сказала мне, что иначе и не могло быть; она, как директор Дома ученых, должна знать, над чем работают его члены. А гельминтология наука новая, нужная, требующая к себе, как к новой дисциплине, особого внимания. К идее создания животноводческой группы она отнеслась с большим интересом, сказав, что сложность и многообразие зоотехнических и ветеринарных вопросов вполне оправдывают создание такой группы. И Мария Федоровна оказала нам действенную помощь. Животноводческая группа была образована в Доме ученых в 1933 году. Задачи перед ней были поставлены серьезные: организация информации о новых научно-исследовательских работах по животноводству, обсуждение актуальных вопросов по нашей науке с участием работников соответствующих наркоматов, оказание помощи научным сотрудникам в выполнении их работ, во внедрении научных достижений в производство и т. д.
Животноводческая группа сразу развернула большую работу.
11 июня 1934 года на заседании секретариата ЦБ ВАРНИТСО было заслушано сообщение ответственного секретаря Общества т. Бахутова об организации объединенной с Московским домом ученых группы по животноводству. Секретариат утвердил эту группу в составе председателя К. И. Скрябина, заместителя председателя П. Ф. Добрынина и членов группы. В короткий срок мы разработали план работы объединенной группы на 1934–1935 годы. Основное внимание уделили проблемам воспроизводства стада, количественного и качественного его улучшения, борьбе с потерями сельскохозяйственных животных.
План наш был одобрен и принят. Чтобы реализовать его, мобилизовать научную мысль на борьбу за подъем животноводства, было решено созвать специальную конференцию. Мне и профессору Добрынину поручили представить темы докладов, наметить докладчиков и институты, которых желательно привлечь к участию в конференции.
В это же время шла интенсивная работа во ВНИТОЖЕ — Всесоюзном научно-инженерно-техническом обществе по животноводству. Это было очень интересное Общество. В его уставе было сказано:
«Связанное с быстрыми темпами социалистического производства расширение потребности в технических кадрах и необходимости поднятия их квалификации требует исключительного роста всех видов технической общественности.
ИТР, хозяйственник, научный работник и студент должны поставить перед собой задачу — в совершенстве изучить животноводческое производство и следить за последними достижениями науки и техники, умело увязывать свои технические задачи с общими планами технико-экономической реконструкции СССР.
Для необходимости освободиться от иностранной экономической зависимости, для быстрейшего развертывания проблем животноводства, мы должны использовать технику и все научные достижения, срастить науку с социалистическим производством, сделать науку одним из непосредственных рычагов социалистической реконструкции животноводства.
Для помощи ИТР, хозяйственникам, научным работникам и студентам в решении вопросов социалистической реконструкции и развития животноводства организуется научноинженерно-техническое общество по животноводству».
Меня избрали членом оргбюро ВНИТОЖ; председателем ВНИТОЖ был профессор Лискун. В Обществе действовало постоянное бюро квалифицированных докладчиков по различным вопросам ветеринарии, зоотехнии, кормодобывания. Выпускалась серия листовок и брошюр по обмену опытом, работала Академия по повышению квалификации, где мы на общественных началах читали лекции. Лекционная работа велась ВНИТОЖ очень большая, и чтение лекций доставляло мне глубокое удовлетворение.
Общественной работе очень много времени уделяла и моя жена. Как человек активный и общительный, Лиза не могла стоять в стороне от общественной жизни и заниматься только семьей. Елизавета Михайловна активно участвовала в общественной работе. В ноябрьские праздники 1933 года Лиза была награждена Почетной грамотой. В ней говорилось:
«Дорогой товарищ Скрябина Е. М.
За активную ударную работу, за достигнутые большевистские темпы, за активное участие в общественной работе при 4-м домтресте Фрунзенского района мы заносим тебя на Красную доску строителей социализма».
Жили мы тогда на улице Воровского, 10. Зорик учился в соседней школе, и Лиза, ведя большую общественную работу в домтресте, одновременно занималась ею и в родительском комитете. Вскоре ее выбрали народным заседателем Фрунзенского района, и у нас в доме появились книги на юридические темы.
Увлеченность матери общественной работой была примером для Сергея и Георгия. Я всегда гордился тем, что моя жена по велению сердца отдает свои силы обществу. И вообще, мне удивительно повезло в личной жизни, потому что Елизавета Михайловна не только мой искренний друг, но и товарищ, который хорошо понимает и разделяет мои радости и тревоги.