Германия 1951 года. — Интерес к Советскому Союзу — Росток — портовый город, — Выступает летчица Е. Рябова. — Венгерские встречи. — Уникальная коллекция. — Самое сильное впечатление.
В начале ноября 1951 года я, будучи назначен руководителем группы деятелей советской культуры, выехал в Германскую Демократическую Республику на празднование месячника советско-германской дружбы.
Я ехал в ГДР с чувством большого интереса. Конечно, я не забыл времени, когда фашисты рвались к Москве, не забыл темных, холодных ночей, когда за окнами выла вьюга и мучила тревога за Родину, за своих и чужих сыновей. Нс изгладились в памяти тревожные дни, когда шли ожесточенные бои на улицах Сталинграда и гибли наши бойцы, защищая каждый дом, каждый пролет лестницы… Этого я не забыл, и, думаю, никто из советских людей никогда не забудет того времени и не простит тех, кто развязал самую кровопролитную в истории человечества войну. Но моя лютая ненависть относится к фашизму и фашистам, а не к немцам как нации. Фашизм, где бы он ни родился, фашист, к какой бы национальности он ни принадлежал, — мой личный враг. Таково мое убеждение.
Я ехал в Германскую Демократическую Республику, желая успехов тем немцам, которые строили миролюбивое, демократическое германское государство. Все мои симпатии были на их стороне. И я был абсолютно искренен, когда, приехав в Германию, на первой встрече сказал:
«Советский народ с напряженным вниманием следит за успехами вашей страны в области мирного экономического и культурного развития. Советские люди прекрасно понимают, что ваши выдающиеся достижения в деле построения новой Германии стали возможны лишь на основе проведенных в нашей стране социально-экономических реформ, благодаря правильной политике правительства Германской Демократической Республики, отражающей насущные интересы германского народа, а также благодаря дружественной помощи со стороны Советского Союза, который неустанно заботится о справедливом разрешении германской проблемы, о создании прочной основы мира во всем мире.
В советском обществе выкристаллизовался новый тип человека, основными чертами морали которого являются коммунистическое отношение к труду и интернациональные чувства братства, дружбы и уважения ко всем миролюбивым народам. Вот эти качества и определяют отношение русского народа и всех других народов Советской страны к германскому народу.
От всей души желаю трудящимся вашей республики успехов в дальнейшем развитии народного хозяйства и демократической культуры, а также еще большего укрепления и расширения экономических и культурных связей между нашими народами!
Мы уверены, что немецкий народ, идя плечом к плечу со всеми миролюбивыми народами мира, опираясь на дружескую поддержку Советского Союза, озарит свою родину тем сиянием творческого труда, радости и расцвета, к которому ведет человечество мудрое учение Маркса — Энгельса — Ленина».
9 ноября наша делегация осматривала Берлин. Это был уже совсем другой город, чем тот, который я видел в 1945 году. Развалины домов, истерзанные снарядами кварталы исчезли. Город усиленно строился.
Мы посетили строительство крупного стадиона, Дворца спорта, двух высотных жилых домов. У меня завязался интересный разговор с архитектором Генфертом и бригадиром рабочих Кульманом. Их интересовал метод строек, принятый в СССР, и оба говорили о том, что им очень хочется побывать у нас, чтобы перенять опыт русских новаторов.
Архитектор Генферт рассказывал, что строителям и архитекторам сейчас живется гораздо интереснее, чем раньше, в гитлеровской Германии. Работы много, труд творческий, инициативу и энергию людей поддерживают, с ними считаются, перспективы большие.
И действительно, куда бы ни поехала наша делегация — а мы были в Лейпциге, Веймаре, Шверине, Галле, Грейфс-вальде, Ростоке, Варнемюнде, на острове Риме — всюду мы видели интенсивное строительство. В Варнемюнде мы посетили судостроительную верфь. Здесь ремонтировались затонувшие во время войны немецкие пассажирские пароходы, поднятые со дна при содействии советских специалистов. Рабочие верфи просто засыпали нас вопросами о Советском Союзе, о тех стройках, что у нас ведутся, о жизни рабочих, оплате труда, лечении, квартирах и т. д. и т. п.
Мы видели огромный интерес к Советскому Союзу, причем надо сказать, что этот интерес был характерен для всех слоев общества. Мы всюду слышали от немцев, что им очень хочется поехать в Советский Союз. Это не было простым любопытством, видимо, здесь решался очень серьезный вопрос, вопрос идеологический, связанный с новыми взглядами на важнейшие вопросы общественной жизни. В этот приезд я встречался с широкими кругами немецкой молодежи и видел, как ее волнуют вопросы именно общественной жизни, как она страстно хочет разобраться в них. Войну эти юноши и девушки пережили детьми, и вот теперь, став гражданами нового, демократического государства, проявляли особый интерес к нашей стране, родине Октябрьской революции.
16 ноября 1951 года в Ростоке я записал в своем дневнике: «Росток — портовый город, насчитывающий около 140 тысяч жителей, имеет старый университет, основанный в XV веке, в котором обучаются около 2 тысяч студентов».
В 11 часов дня прием в университете. В кабинете ректора собралась вся профессура, весь так называемый сенат. Ректор, профессор Штрок, украшенный золоченой цепью (ректорская регалия), произнес большую речь: приветствовал посланцев мира из Советского Союза, говорил о необходимости укрепления дружбы германского и советского народов во имя торжества демократии и мира во всем мире. Я держал ответное слово.
После знакомства с профессорским персоналом и со структурой Ростокского университета, в котором организованы новые факультеты: судостроительный и сельскохозяйственный, в кабинет ректора вошла группа студентов рабочего и крестьянского факультетов. С горящими от любопытства глазами и нескрываемым волнением они засыпали меня множеством вопросов, касающихся жизни советского студенчества, строительства Московского университета, количества высших школ в СССР и т. п. Как в Берлине и Грейфсвальде, так и здесь, в Ростоке, как, впрочем, и в других городах ГДР, молодежь произвела на меня исключительное впечатление неподдельным энтузиазмом, желанием видеть новую Германию единой, миролюбивой, демократической.
Затем состоялся мой доклад в актовом зале Ростокского университета. Собрались студенты четырех факультетов: медицинского, сельскохозяйственного, биологического и общественных наук. Первые два ряда стульев были заняты профессурой. После приветственной речи ректора я приступил к докладу «Гельминтология на службе народного здравоохранения и поднятия продуктивности животноводства».
Ректор произнес длинное заключительное слово, в котором подчеркнул, что мой доклад имеет огромное принципиальное значение не только для медиков, но и для всех слоев населения.
В Лейпциге было организовано общее собрание студенчества всех вузов города. С докладом выступала член нашей делегации Герой Советского Союза Е. Н. Рябова. Собралось 5 тысяч человек, причем Рябова делала доклад в зале, вмещающем 2700 человек, а остальные слушали доклад по радио в соседних залах. Председательствовал ректор университета профессор Майер. После моего вступительного слова говорила Рябова. Она, конечно, волновалась, но блестяще владела собой и говорила очень хорошо — интересно, содержательно и эмоционально. Интерес у молодежи к ней был исключительно велик. Все знали, что Рябова студенткой ушла из Московского университета на фронт защищать свою Родину. Молоденькая девушка бесстрашно воевала, стала героиней своей страны. Когда Рябова вышла на трибуну, огромный зал замер, тысячи глаз устремились к молодой женщине небольшого роста, с простым милым лицом и удивительно выразительными глазами. И когда она стала говорить о дружбе молодежи Советского Союза с германской демократической молодежью, зал потрясли оглушительные аплодисменты и возгласы: «Да здравствует дружба!», «Да здравствует мир!»
Когда Рябова кончила свою речь, все собрание встало, все — и в партере, и на хорах, и в президиуме — взялись за руки и запели «Интернационал».
Выступая в ГДР с лекциями по гельминтологии, я видел, насколько далеко мы ушли вперед в развитии этой науки. Было время, когда я прибыл в Германию, чтобы из дилетанта вырасти в специалиста-гельминтолога. Я вспоминал свое первое посещение Кенигсберга, его Зоологический музей и свою десятимесячную работу у знаменитого Макса Брауна. С тех пор прошло 40 лет. За это время моя Родина превратилась в могучую социалистическую страну, где созданы все условия для расцвета научного творчества. Именно в Советской России гельминтология оформилась и развилась в многогранную, необходимую людям науку. А в Германии? Разве гитлеровская Германия могла уделять внимание такой гуманнейшей науке, как гельминтология? Конечно, нет! Эта наука во время господства Гитлера влачила самое жалкое существование. И вот сейчас в стране, где я некогда получил гельминтологическое образование, меня слушали, затаив дыхание. Советский гельминтолог выступал как учитель.
12 ноября я побывал на медицинском факультете Берлинского университета. Собралось около 250 человек — студенты, профессора медицинского и ветеринарного факультетов. Тема доклада «Значение паразитологии для медицины и ветеринарии». По реакции слушателей я понял, что все для них было ново и интересно. Студенчество выражало свой искренний восторг. И это понятно, поскольку паразитология, и в частности гельминтология, в ГДР переживала стадию становления. О наших советских принципах и методах гельминтологической работы, об учении о девастации и наших крупных достижениях им почти ничего не было известно.
А потом я беседовал со студентами-медиками. Вопросов было множество. В том числе:
— Почему нам в университете никто из профессоров не говорил о гельминтологии?
— Как же мы выйдем в жизнь, в практику, не имея никаких знаний по гельминтологии?
— Где нам приобрести литературу, в которой рассказывается то, о чем мы узнали от вас?
— Почему к нам не приезжают читать лекции советские профессора?
— Может быть, вы останетесь в Берлине на несколько дней и прочитаете нам хотя бы краткий цикл лекций по гельминтологии?
— Как попасть к вам в Москву в аспирантуру при вашем институте?
Посетил я и паразитологический институт ветеринарного факультета Берлинского университета. Беседовал с директором профессором Борхертом и его учениками. Я говорил об организованных в нашей стране кафедрах паразитологии, которые сочетают работу лабораторную с клинической, чего в ГДР пока нет. Ассистенты живо интересовались состоянием в СССР паразитологической науки и практики, и мне пришлось рассказать о масштабах и достижениях работ не только своей гельминтологической школы, но и школ академика Е. Н. Павловского и члена-корреспондента АН В. А. Догеля. Особенно сильное впечатление произвел на слушателей тот факт, что в СССР создана большая сеть гельминтологических научных учреждений, работающих в трех направлениях: медицинском, ветеринарном и биологическом.
14 ноября наша делегация приехала в Грейфсвальд. Я встретился с ректором одного из старейших германских университетов, химиком и биологом профессором Боррисом, а на следующий вечер уже выступал в зале старинного здания Грейфсвальдского университета с докладом на тему: «Этапы развития и достижения советской гельминтологической науки и практики». Зал был переполнен, присутствовало свыше 600 человек. После доклада выступил с приветственной речью зоолог профессор Зейферт, заявивший, что Германской Демократической Республике есть чему поучиться у Советского Союза, и в первую очередь теоретической разработке и массовым практическим мероприятиям, касающимся проблем лечения населения от паразитарных болезней.
150 лет назад в этом университете работал известнейший ученый, отец гельминтологии Карл Рудольфи. В книге почетных посетителей университета я написал о своем искреннем желании, чтобы былая слава Грейфсвальдского университета не только возродилась в Германской Демократической Республике, но и пышно расцвела на благо ее граждан.
Очень интересными были встречи в городе Шверине. В здании Общества германо-советской дружбы состоялся мой доклад для работников медицины земли Мекленбург. Аудитория разнообразная: врачи Шверина и шести прилегающих районов, биологи, учителя средних школ, деятели культуры, представители общественных организаций и — что было для меня неожиданностью — ученики 12-го класса некоторых средних школ Шверина. В президиуме — министр здравоохранения Мекленбургской земли и ряд общественных деятелей. Прочитал доклад на тему: «Роль гельминтологии в охране здоровья трудящихся».
Вечером того же дня по инициативе председателя Общества германо-советской дружбы г-на Шварце был организован вечер вопросов и ответов для работников медицины. Беседа длилась 3 часа, причем мне предлагали такие лечебнопрактические вопросы, на которые приходилось давать детализированные ответы.
Профессор микробиологии попросил рассказать о методике нашей популяризаторской работы, которая позволила организовать в СССР в широких масштабах научно-экспедиционную деятельность и развернуть лечебно-профилактические мероприятия по борьбе с гельминтозами. При этом профессор заявил: учение о девастации гельминтов настолько ясно, просто и безупречно, что оно должно быть подхвачено не только паразитологами, но и инфекционистами и что оно быстро будет освоено практикой медицины и ветеринарии в Германской Демократической Республике. Сам же он немедленно осветит это учение в издаваемом им учебнике микробиологии.
Другие врачи касались методики лечения отдельных гельминтозов. В этом отношении советская делегация оказала медикам Германии большую и притом конкретную помощь.
18 ноября я выступил на съезде в большом шверинском театре. Присутствовало около тысячи человек. С приветствием советскому народу выступал председатель съезда крестьянин Фридрих Вемер, стахановка-животновод Ванда Цюльке, министр-президент Мекленбургской земли г-н Квандт и г-н Шварце. Долго гремели овации по адресу Советского Союза, сопровождаемые криками: «Дружба», «Мир»…
В конце ноября в Лейпцигском университете в честь советской делегации была организована научная паразитологическая конференция, на которую из разных городов Германской Демократической Республики приехали специалисты всех направлений паразитологической науки: биологи, ветеринары, медики, агрономы, лесоводы.
Открыл конференцию декан ветеринарного факультета Лейпцигского университета профессор Кеец. Он сказал, что подлинная наука может жить, дышать и развиваться только в атмосфере мира между народами, «лишь в мирном сожительстве всех людей она становится тем, чем должна быть: служителем и хранителем того космического закона, который называется прогрессом человечества».
Символом мира, продолжал он свою речь, к которому призывают все добрые и честные люди земного шара, является встреча советских ученых с представителями германской науки. Наши паразитологи, как мне известно, ждут, что в процессе обмена мнениями с советскими учеными многие научные вопросы найдут свое конкретное разрешение. Сегодня наши паразитологи смогут познакомиться с проводимыми в СССР мероприятиями по борьбе с паразитами на основе принципа девастации и использовать советский опыт для применения этого принципа к условиям Германской Демократической Республики.
Первый доклад на тему «Принципы советской гельминтологической работы» сделал я. Выступали с докладами 6 человек. В заключение я выступил с предложением ввести для паразитарных заболеваний единую международную номенклатуру по принципу, осуществленному в Советском Союзе: обозначать болезни по родовому наименованию возбудителя. Это предложение вошло в резолюцию конференции.
Доцент кафедры паразитологии доктор Мюллер выразила желание поехать на несколько месяцев в Москву, в мою гельминтологическую лабораторию для повышения научной квалификации. Она работала по морфологии и систематике нематод лошади.
В заключение поездки состоялась большая встреча на ветеринарном факультете Берлинского университета. После моей лекции выступали с речами старейший микробиолог профессор Мюссемейер, профессор паразитологии Борхерт и декан ветеринарного факультета профессор Руте.
28 ноября 1951 года был на приеме у президента Германской Академии наук профессора Фридриха (физика по специальности), который одновременно являлся ректором Берлинского университета и президентом Германского комитета мира. Он познакомил меня с вице-президентом профессором Штру (филолог) и профессором Эртелем (геофизик). В приветственной речи президент Фридрих обрисовал задачи, стоявшие перед новой, действующей с 1946 года, Германской Академией наук, указал на глубокую связь теоретических исследований с запросами жизни, поскольку Академия наук живет и работает для блага народа. Перед биологами академии, по мнению президента, стояли две основные проблемы: проблема белка и проблема раковых опухолей. Нам необходим, говорил Фридрих, самый тесный контакт с учеными Советского Союза, и я думаю, что приезд к нам советской делегации поможет не только укрепить дружеские связи между германским и советским народами, но и окажет благотворное влияние на разрешение насущных проблем, выдвигаемых передовой наукой.
В развернувшейся беседе приняли живое участие академик Доберштейн (ветеринарный патолог), академик Ломан (директор Института медицины и биологии) и академик Новак (ботаник).
Такая насыщенная программа была и у других членов делегации. Вернулись мы на родину изрядно уставшими.
В начале января 1952 года переехал в «Узкое». Но ненадолго. Только я закончил работу над 7-м томом монографии о трематодах, как пришлось возглавить делегацию деятелей советской культуры, отправлявшуюся на месячник венгеросоветской дружбы.
На пограничной венгерской станции Захонь мы очутились в объятиях прибывших из Будапешта товарищей — членов Общества венгеро-советской дружбы. По всему пути до Будапешта, на каждой станции наш поезд встречали толпы народа со знаменами, с музыкой, с цветами и корзинами яблок. На перронах нас приветствовали пионеры, которые, хлопая в ладоши, пели венгерские, а иногда и русские песни. Картина была не только величественная, но и до слез трогающая неподдельной искренностью. И так — до самого Будапешта. Мне, как главе делегации, приходилось выходить из вагона на каждой остановке и произносить благодарственные речи.
В Будапеште 16 февраля нас встретили члены Политбюро Венгерской партии трудящихся, министры и послы всех аккредитованных в Венгрии правительств стран народной демократии. Наш посол Е. Д. Киселев познакомил меня со всеми встречавшими нас лицами.
С 17 февраля начались наши визиты в посольства. В Обществе венгеро-советской дружбы мы составили план работы делегации. Я включил в свой план посещение трех университетских городов: Сегеда, Печа и Дебрецена, а также кооперативного хозяйства близ города Кечкемета и государственного хозяйства Бабольня. И вот мы приступили к работе, причем для каждого члена нашей делегации был разработан индивидуальный план, применительно к его специальности.
Открытие месячника дружбы состоялось в Будапештском оперном театре. Были заслушаны два доклада — министра просвещения и мой. Я закончил свой доклад двумя фразами на венгерском языке, что вызвало бурную реакцию аудитории.
В городе Кечкемете секретарь областного комитета партии трудящихся Венгрии познакомил нас с работниками обкома партии, а затем мы направились в один из кооперативов — объединение крестьянских семей, прообраз будущего венгерского колхоза. Нас подвезли на таратайке, запряженной парой лошадей, к одному из хуторов. Здесь находилось общественное стадо — 40 кооперативных коров и овцы. Председатель кооператива сказал, что его хозяйство — первый в республике кооператив, созданный 4 года назад.
Пока я осматривал скотный двор, так и сыпались вопросы ветеринарного и зоогигиенического характера, на которые я давал подробные ответы. Затем мы отправились в один из отдаленных хуторов кооператива, там собрались крестьяне, ожидая нас. Я рассказал о своих впечатлениях и перешел к вопросу: каковы зоогигиенические нормативы содержания животных. После этого местные ветврачи, агроном и крестьяне стали задавать очень дельные вопросы. Вообще, обстановка в кооперативе и в других коллективах, где нам довелось побывать, была исключительно доброжелательной. Мы все с интересом слушали искренние речи крестьян. Они были полны желания строить новую жизнь, гордились тем, что сегодня как равноправные члены общества сидят за общим столом с учеными, с интеллигенцией, что им открыта дорога в парламент.
В последующие дни я посетил некоторые научные учреждения Будапешта. В институте здравоохранения я к своему удовлетворению убедился, что там работали пять паразитологов, причем два из них гельминтологи.
В Институте экспериментальной ветеринарии я с удовлетворением констатировал наличие паразитологического отдела, в котором работали гельминтолог и протозоолог. Я убедился, что ветработники Венгрии — горячие патриоты своего дела, любят свою специальность, умеют отстаивать принципиальные позиции.
В сопровождении молодого гельминтолога т. Кобулея — ассистента профессора Котлана — и ряда других лиц я посетил Сегед. Это уютный город со 100 тысячами жителей, в котором есть университет, отдельный медицинский университет, педагогическая высшая школа и вновь организованный политехнический вуз. Познакомился с ректором университета, специалистом по органической химии, и с профессорами биологического и медицинского профилей. Осмотрел кафедру зоологии, беседовал с профессором Абрахамом — юрким, живым человеком, который в течение 25 лет изготавливал прекрасные гистологические препараты нервной системы животных — от моллюсков до человека включительно. К сожалению, свой научный материал он не обобщал, откладывая его синтез из года в год. В беседе с Абрахамом я привел несколько печальных примеров того, как ученые, откладывавшие на «потом» обработку материалов, так и не взялись за эту работу. Все присутствовавшие согласились со мной, а Абрахам сказал, что я, конечно, прав и что он примется за синтезирование.
К вечеру мы были уже в Будапеште. На следующий день академик Котлан организовал совещание ветеринарных и зоотехнических работников Венгрии, на котором я сделал доклад о высшем ветеринарно-зоотехническом образовании в СССР. Присутствовало 250 человек. Задавались самые разнообразные вопросы, вроде: «Читается ли в ветеринарных вузах курс болезней рыб?», «Насколько оправдывают себя ветеринарные фельдшера и техники и какова их конкретная работа: что они могут делать сами и что — только в присутствии врача?» Спрашивали даже, как обеспечен транспортом участковый и районный ветврач.
29 февраля выступал на огромном митинге, посвященном борьбе за мир во всем мире. Присутствовало свыше 3 тысяч человек. Председательствовала академик Андич Эржебет, окончившая Институт красной профессуры в Москве. Выступал президент Академии наук Венгрии Русняк, вторым говорил я, затем — немецкая писательница Анна Зегерс и, наконец, член нашей делегации — т. Кучер, машинист угольного комбайна.
3 марта был на приеме у президента Академии наук Русняка. Присутствовали венгерские академики ветеринарного, медицинского и биологического профилей. После приема я прочел доклад «Строительство советской гельминтологической науки и практики».
Съездил в университетский город Печ, где опять вел длинные беседы с преподавателями, читал лекцию студентам, отвечал на многочисленные вопросы. Побывал и в студенческом общежитии, где меня замучили бесконечными вопросами. Один студент 4-го курса задал мне дельный вопрос по гельминтологии. В результате я пригласил его приехать ко мне для серьезных разговоров по интересующим его проблемам. Под одобрительные аплодисменты я бросил реплику: «Ну, кажется, завербовал одного медика, будущего гельминтолога!»