«Академические» пароходы. Создание ЛатГЕЛАНа, — Новая Болгария. — Виноградный океан. — Институт имени Скрябина. — 8 вопросов министра здравоохранения.

Май — июнь 1952 года были до отказа заполнены работой с учениками, число которых росло в геометрической прогрессии. Особенно меня интересовали те, кто приезжал с Дальнего Востока. Изучая фауну гельминтов разных животных своего края, они делали серьезный вклад в науку, стирали белые пятна с гельминтофаунистической карты. Мой докторант П. Г. Ошмарин, исследуя гельминтов млекопитающих и птиц Приморского края, открыл 119 новых, ранее не известных науке видов паразитических червей. Много гельминтологических диковинок привез и Губанов, занимавшийся изучением гельминтов промысловых животных Охотского моря и Тихого океана. Приехала из Киева биолог В. П. Коваль, привезла для консультации хорошую кандидатскую диссертацию по гельминтам рыб нижнего Днепра. Очень способный работник, В. П. Коваль впоследствии включилась в изучение трематод рыб мирового океана и стала соавтором моих работ, посвященных радикальной перестройке системы многих крупных таксономических единиц класса трематод. Наши совместные труды по этим группам гельминтов опубликованы в нескольких томах монографии «Трематоды животных и человека».

26 июня получил теплое письмо от первого секретаря ЦК Компартии Киргизии т. Раззакова, в котором он сообщал, что моя просьба освободить меня от обязанностей председателя президиума Киргизского филиала АН удовлетворена. 11 июля и президиум Академии наук по моей просьбе освободил меня от обязанностей председателя президиума Киргизского филиала АН СССР. Итак, я пробыл председателем Кирфана без малого 9 лет. Я и радовался и очень огорчался. Огорчался потому, что любил эту работу и придавал ей большое значение, а вот по состоянию здоровья вынужден был ее оставить…

19 июля из статьи, помещенной в «Литературной газете», узнал, что «на Цимлянском море начало работать несколько мощных буксирных судов, приспособленных к плаванию в условиях крупных водоемов. Таковы пароходы «Академик Вавилов», «Академик Лебедев», «Академик Быков», «Академик Скрябин» и другие, построенные на Ленинградской судоверфи». Поскольку раньше я ничего об этом не слышал, то искренне удивился.

В июле я поехал в Майори, на берег Балтийского моря. План был такой: работать не более 5 часов в сутки, а остальное время отдыхать. Но прошло несколько дней, и нагрянула делегация ветеринарных работников Риги посоветоваться об организации в Латвии научно-исследовательского института паразитологии для трех прибалтийских республик. Пришли к выводу, что единый институт для трех республик — это утопия, а разумнее было бы создать при Академии наук Латвийской ССР комплексный институт паразитологии, включив в него три сектора: биологический, медицинский и ветеринарный с лабораториями — протозоологии, гельминтологии и арахно-энтомологии.

13 августа на даче вице-президента латвийской Академии наук академика Кирхенштейна мы продолжили этот разговор. Начальник Ветуправления республики т. Лацис внес предложение организовать единый институт для трех республик. Я предложил пока ограничиться одним институтом при Академии наук Латвии. Меня поддержали Кирхенштейн и министр здравоохранения Латвии. Президент Академии наук Латвии Я. В. Пейве заявил, что создать большой институт с 56 сотрудниками не удастся из-за недостатка кадров. На вопрос, какой раздел паразитологии играет в Латвийской республике первенствующую роль в экономике и в здравоохранении, последовал единодушный ответ: «Конечно, гельминтология». Тогда я предложил ограничиться на первое время созданием при Латвийской Академии наук лаборатории гельминтологии со штатом около 15 человек, с тем чтобы там были представлены три направления: биологическое, медицинское и ветеринарное. Я спросил Я. В. Пейве:

— Согласны ли вы поддержать организацию такого учреждения?

Президент кивнул утвердительно и выразил уверенность, что «Латгелан» — латвийская гельминтологическая лаборатория начнет работать с 1953 года.

15 августа пришлось срочно ехать в Москву спасать институт гельминтологии, который оказался под ударом. Дело в том, что в Министерстве сельского хозяйства СССР возник проект объединить Всесоюзный гельминтологический институт с институтом дерматологии и лабораторией по изучению патогенных грибков и переселить все три учреждения в Михнево, за 80 километров от Москвы. Было совершенно очевидно, что, если этот проект воплотится в жизнь, гельминтология потеряет свою самостоятельность, а полная ликвидация наиболее опасных гельминтозов в СССР отодвинется на годы и годы.

Приехав в Москву, я встретился с ответственными работниками Министерства сельского хозяйства СССР, в том числе с заместителем министра т. Мацкевичем. Последний сказал, что министерство не поддерживает слияния ВИГИСа с другими учреждениями, а вопрос идет лишь о переселении его в здание института дерматологии. Придя к начальнику ветеринарного управления т. Голощапову, я узнал, что создание Всесоюзного института паразитологии — его инициатива. Голощапов решил привлечь меня на свою сторону, доказывая, что подобный институт будет обладать большей солидностью, мощностью и комплексностью. Однако его доводы меня не убедили. Я утверждал, что необходимо сохранить самостоятельность ВИГИСа. В итоге Голощапов со мной согласился и сказал, что настаивать на своей точке зрения не будет. Итак, вопрос о ВИГИСе был разрешен, и я вернулся в Майори.

Получил сердечную телеграмму от Секретариата ЦК Коммунистической партии и правительства Киргизии с благодарностью за работу в Кирфане. «Будем всегда рады видеть Вас во Фрунзе как дорогого гостя», — этими словами заканчивалась телеграмма. Я сердечно поблагодарил за внимание и доброе отношение. Оглядываясь на 9 лет работы в Киргизии, должен сказать, что партийные и государственные органы республики уделяли мне исключительно большое внимание, всячески помогали осуществлять те цели, которые я ставил перед собой как председатель Киргизского филиала Академии наук.

Интересным событием 1952 года была для меня поездка в Болгарию на месячник болгаро-советской дружбы (я возглавлял делегацию деятелей советской культуры). В составе делегации — П. Н. Федосеев, тогда член-корреспондент Академии наук СССР, Н. К. Гончаров — член-корреспондент Академии педагогических наук, агроном Н. П. Сергеев — депутат Верховного Совета СССР и другие, всего 8 человек.

15 сентября мы прибыли в Софию. Сюда же приехала группа советских артистов под руководством композитора Н. Н. Крюкова. Мы объединились. В тот же день советская делегация возложила венки у мавзолея Димитрова и на могилу Коларова, посетила Музей революционного движения в Болгарии. Вечером в здании городского театра состоялось открытие месячника болгаро-советской дружбы и советской культуры. В президиуме — члены Политбюро ЦК КП Болгарии. С докладом на тему «Болгаро-советская дружба — решающее условие построения социализма в Болгарии» выступил министр иностранных дел доктор Нейчев.

На следующий день каждый из нас занялся своим делом. Я поехал в Академию наук Болгарии, познакомился с большим другом советского народа президентом АН Тодором Павловым. Он собрал коллектив Академии и просил меня выступить с докладом. Я рассказал о роли Академии наук СССР в строительстве советской гельминтологии, о том, что наша советская Академия наук 10 лет назад признала целесообразным развернуть на базе отделения биологических наук специализированную гельминтологическую лабораторию (ГЕ-ЛАН), которая стала центром развития теоретических основ гельминтологии. Я высказал пожелание, чтобы аналогичная лаборатория была создана и в Болгарской Академии наук. Мне показалось, что эта идея понравилась и Тодору Павлову и профессору медицинской академии Хаджиолову, гистологу по специальности.

На следующий день ко мне пришел профессор паразитологии Константин Матов. В 1936 году, когда я приезжал в царскую Болгарию, он оказал мне большую помощь. Матов и его два ассистента, Васильев и Вишняков, рассказали о положении ветеринарии и гельминтологии в Болгарии.

Мы побывали в г. Пловдизе, а оттуда поехали в новый город Димитровград. Город бурно строился, на азотнотуковом комбинате нас радушно встретил тысячный коллектив, это была главным образом молодежь. Снова цветы, дружески теплые речи, возгласы «Вечна дружба!», крепкие рукопожатия. Все это создавало непринужденную атмосферу и вместе с тем подчеркивало политическую значимость происходящего.

Назавтра мы посетили трудовое кооперативное земледельческое хозяйство — Брестовицы. Дорога до Брестовиц удивительно красива. Вокруг сплошные виноградные плантации. На главной улице нас встретили крестьяне с цветами в руках. Живет в Брестовицах 5 тысяч человек, и мне казалось, что все они вышли на встречу с советскими людьми. Всюду раздавались бурные аплодисменты и возгласы «Вечна дружба!». Ко мне подошла болгарка с огромным караваем и солонкой, произнесла теплые слова, преподнесла хлеб-соль. Я держал ответную речь — снова овация.

24 сентября — радостный и значительный для меня день: правительство Болгарии присвоило мое имя паразитологическому институту Сельскохозяйственной академии. С ректором этой академии академиком Ксенофоном Ивановым мы поехали на ветеринарный факультет, где студенты встретили нас возгласами «Вечна дружба!». Познакомился с деканом, профессорами и представителями общественных организаций. Ректор зачитал и преподнес мне адрес, я произнес ответное слово. Затем мне показали вывеску перед входом в институт. Она гласила: «Паразитологический институт академик Скрябин». В вестибюле — выставка моих книг и монографий. Здесь заведовал кафедрой профессор Матов. В большом зале, перед аудиторией в 1200 человек, я прочел лекцию «Гельминтология и животноводство».

Следующий день был посвящен медицине. Посетил министра здравоохранения т. Коларова, побеседовал с директорами подведомственных ему институтов. После беседы пригласили меня на совещание, посвященное организации в Болгарии медико-гельминтологической работы. На этом совещании т. Коларов задал мне восемь вопросов, на которые я ответил докладом. Первый и основной вопрос был сформулирован так: «Организация противогельминтозной борьбы в органах здравоохранения; специальные учреждения, их задачи, взаимоотношения между ними и с остальными центральными и периферическими организациями здравоохранения. Формы комплексной работы с ветеринарными, зоотехническими и агрономическими организациями».

…Наше пребывание в Болгарии приходило к концу. Вечером 1 октября ко мне приехал Тодор Павлов и заверил, что гельминтологическая лаборатория в Болгарской Академии наук будет организована. Надо ли говорить, какое удовольствие доставило мне это сообщение!

Назавтра Совет Министров республики устроил прием в честь нашей делегации. Были члены правительства, полный состав дипломатического корпуса, деятели культуры и общественных организаций страны.

А вечером 8 октября 1952 года я был снова дома, на Родине.

Москва, как всегда, встретила хлопотами. Надвигалась академическая сессия в Ташкенте с заботами об организации гельминтологической секции. Вырисовывалось декабрьское годичное собрание Всесоюзного общества гельминтологов, требовавшее большого напряжения. Составлялись планы работы на пятую пятилетку, заканчивались сроки пребывания ряда специалистов в докторантуре и аспирантуре. С периферии приезжала молодежь с толстенными томами диссертаций, требовавших моей консультации, усилилась работа биологического отделения АН СССР. Словом, все эти дела занимали 14–16 часов в сутки. В результате — болезнь.

В ноябре вызвал в «Узкое» моего заместителя по ГЕЛАНу Н. П. Шихобалову с планом работы лаборатории на 1953 год. Я поднял вопрос о слабой пропагандистской работе среди широких слоев населения: в последние годы никто из моих старших учеников не читал публичных лекций в Москве, никто не публиковал статей в газетах и журналах, в связи с чем ослабла популяризация нашей науки, наших достижений.

Эти вопросы требовали разрешения в кратчайший срок. Надо популяризировать и гельминтологическую литературу. Я сказал Н. П. Шихобаловой, что вот вышла в свет очень интересная книжка профессора Тальковского «Офтальмогельминтозы». Принципиальное ее значение очень велико, поскольку она посвящена проблеме борьбы с гельминтозами, локализирующимися в глазах. Этот вопрос слабо освещен в медицинской литературе, в связи с чем монография Тальковского представляет большой интерес для широкого круга врачей. Ну, а много ли статей об этой работе появилось в периодике?.. Отнюдь… Значит, надо следить и за этим…

Моя научная работа двигалась довольно быстро: завершался 8-й том «Трематодологии», шла корректура 7-го тома этой монографии. Однако все чаще думал, что надо уходить из ВИГИСа (где я работал 32 года), оставить Ветеринарную академию, где я профессором вот уже 37 лет, и, наконец, уйти от председательства ветеринарной секции ВАСХНИЛ, которую я бессменно возглавлял 17 лет. Но психологически, а тем самым и фактически, я не в состоянии сделать этого.