Владимиру Ильичу не спится. За окнами маленькой комнатки в Выборге, в которой он живет в одиночестве, еще темень. И на душе тревожно. На днях он послал письмо Питерской городской конференции большевиков для прочтения его на закрытом заседании — «Вывод ясен», и никакого ответа. А время уходит, мчится со смертельной скоростью. Революция погибнет, если правительство Керенского не будет свергнуто пролетариями и солдатами в ближайшем будущем. Вопрос о восстании ставится на очередь. И нужно, совершенно необходимо самому быть в Петрограде. С очередной почтой отправлено еще одно письмо Надежде Константиновне, в нем записка для Рахьи, связного ЦК, чтобы немедленно приехал в Выборг. Пора возвращаться в Петроград, пора…
Владимир Ильич посмотрел на часы — без четверти шесть. Как поздно в октябре приходит рассвет! Оторвал листок календаря — 9 октября. Понял, что все равно не уснуть, оделся, умылся, проглотил вчерашний бутерброд. По привычке сел к столу, тут же увлекся работой и совершенно не заметил, как пролетело полдня. Послышался условный стук в дверь.
— Да, да, войдите! — отозвался Ленин.
Дверь отворилась, и на пороге показался Рахья. Долгожданный Рахья.
— Здравствуйте, Константин Петрович, — обратился он к Ленину, называя его конспиративным именем. — Собирайтесь! Мы с вами едем в Петроград.
Немногословен товарищ Рахья, но ого речь лучше всякой музыки.
— Давно жду вас, дорогой Рахья, очень давно. Едем, и немедленно!
Сборы Ленина короткие, все имущество поместилось в маленький чемодан, привезенный Рахьей. Тот спрятал на себе рукописи последних писем и брошюр Ленина. Затем началось гримирование. Парик, черная шляпа с черной лентой, черная суконная рубашка с белым подворотничком, пальто, лицо гладко выбрито. Финский пастор, да и только.
Попрощавшись с хозяевами, Владимир Ильич и Ойно Рахья отправились на вокзал и в 2 часа 35 минут выехали в Райволу. До прихода поезда, который поведет в Петроград машинист Гуго Ялава, несколько часов. А Ленин уже всеми помыслами в Петрограде. Но вот наконец и поезд. Поздним вечером Ленин сходит на станции Удельная. Он в городе.
Рахья предупреждает Владимира Ильича о том, что его должен встретить Эмиль Кальске.
На квартире Кальске Ленина ждал Зиновьев. Эта встреча не радовала Владимира Ильича, но не в его правилах уклоняться от серьезного разговора. Около часа пробыли они наедине, а когда вышли из комнаты, Ленин решительно, видимо продолжая спор, говорил о необходимости немедленно созвать заседание ЦК, чтобы поставить на повестку дня вопрос о восстании.
Зиновьев говорил что-то насчет Учредительного собрания.
— Нет, вы глубоко неправы. Я буду отстаивать свою точку зрения, — твердо произнес Ленин и повернулся к своему спутнику. — Пойдемте, товарищ Рахья.
К двум часам ночи они добираются домой к Рахье в его квартиру в Певческом переулке и укладываются спать.
— Значит, так, товарищ Рахья, — еле дождавшись, когда проснется усталый Эйно, говорит Ленин, — немедленно найдите Свердлова или Сталина, я хотел бы ветретиться с ними в надежном месте. Передайте Свердлову, что я требую созыва заседания ЦК сегодня же. Пусть оповестят об этом всех членов Центрального Комитета.
Яков Михайлович жил в это время на Фурштадтской улице. Дома Рахья его уже не застал. Скорее в Смольный, Ильич ждет, беспокоится.
Свердлов очень обрадовался, услышав от Рахьи, что Ленин благополучно прибыл в Петроград. Направив с Рахьей к Владимиру Ильичу Сталина, Свердлов тут же принялся искать надежное место для заседания ЦК. В учреждениях нельзя: Ленин на нелегальном положении, его могут узнать, и может случиться катастрофа. Нужна надежная частная квартира, о которой не подозревали бы враги. А что, если?.. Он зашел в издательство ЦК «Прибой», устроившееся в одном из оборудованных кабинетов в Смольном, где за столом вычитывала очередную заметку темноволосая женщина с большими черными глазами — Галина Константиновна Суханова-Флаксерман.
Про семью Сухановых острословы говорили: «ни бе, ни ме», намекая довольно недвусмысленно на то, что Галина Константиновна — большевичка, а ее муж, Суханов Николай Николаевич, юношей ходивший в толстовцах, затем примкнувший к эсерам, теперь был активным меньшевиком. Услыхав шутку, Александра Михайловна Коллонтай, смеясь, переиначила ее: «По-моему, и бе, и ме». Свердлов был у Сухановых на набережной реки Карповки, в доме № 32/1. Квартира была удобная во всех отношениях: имела черный ход, была не в центре, а главное — у всех властей — и царских, и у Временного правительства — Суханов числился вполне благонадежным, и квартира не была на подозрении полиции.
— Галина Константиновна, где сегодня вечером будет ваш муж? — спросил Свердлов.
— Он сегодня выпускает газету «Новая жизнь», дома будет только завтра.
— Вот и отлично, — обрадовался Свердлов.
— Зачем вам мой муж?
— Не он, а вы, точнее, ваша квартира. А если всерьез, нам надо провести очень важное и секретное заседание ЦК. Вот я и подумал, что в данных условиях подходит ваша квартира.
— Это вполне возможно, даже прекрасно, — сказала Галина Константиновна. — Только надо кое-что подготовить.
— Конечно. Но помните: осторожность и еще раз осторожность.
Урицкий шел на набережную реки Карповки, предупрежденный Свердловым о встрече с Лениным. Было предвкушение чего-то огромного, что должно в корне изменить всю обстановку. Шел по малознакомому району, внимательно поглядывая по сторонам: сегодня конспирация должна быть многократно усилена, ведь речь идет о безопасности Владимира Ильича Ленина. Правда, природа словно задумала облегчить задачу членам ЦК: сплошной туман застилал улицы и переулки, вставал белесой стеной перед человеком, хотелось даже руки вперед вытянуть, чтобы не натолкнуться на препятствия. Ни одному самому глазастому филеру в таком тумане не под силу выследить свою жертву.
У дома № 32/1 Моисей Соломонович по старой привычке, прежде чем подняться в квартиру, заглянул во двор, но, как и на улице, ничего подозрительного не заметил.
На условный стук открыла Галина Константиновна, приветливо поздоровалась и провела в маленькую комнату рядом с кабинетом. В комнате всего одно окно, завешанное шерстяным одеялом. За столом Свердлов, Сталин, Дзержинский, Бубнов, Коллонтай и еще трое незнакомых Урицкому людей — двое мужчин и женщина.
— Знакомьтесь, наши московские товарищи: Ломов, Сокольников и Яковлева, — заметив вопросительный взгляд Урицкого, представил москвичей Свердлов.
Вскоре Галина Константиновна встретила Каменева и Зиновьева, которые, очевидно, нарушив предупреждение Свердлова приходить по одному, так и шагали по туманным улицам вдвоем. «А может, прикатили на извозчике», — почему-то подумал Урицкий. Потом прибыл Троцкий и вскоре за ним еще два не известных Моисею Соломоновичу товарища. Один, похоже, финн, второй — рабочий, наверно, прямо с завода, в старом пиджаке, темной косоворотке, перехваченной тонким ремешком. Стрижка тоже «пролетарская» — сзади в кружок, на лбу челка. Зиновьев и Каменев, поднявшись, поспешили к нему навстречу, протягивая приветственно руки. Бубнов, около которого остановился рабочий, посмотрел на него, не скрывая удивления.
— Ай-ай-ай, батенька, весьма и весьма невежливо и непохвально с вашей стороны не подать руки представителю революционного пролетариата. Давайте знакомиться, Иванов Константин Петрович. — Этот голос нельзя спутать ни с чьим иным. — Возгордились, товарищ Химик, непохвально…
— Здравствуйте, Владимир Ильич, — обрадовался Бубнов. Все поднялись со своих мест, приветствуя Ленина.
— Итак, все, кажется, в сборе? — быстрым взглядом окинув присутствующих, спросил Ленин. — Начнем, товарищи.
— Оглашаю повестку дня, — сказал Свердлов, избранный председателем собрания. — Румынский фронт. Литовцы, Минск и Северный фронт. Текущий момент. Областной съезд. Вывод войск. Возражении нет?
Урицкий, присутствуя на таком решающем совещании большевиков, все время мысленно сравнивал этот стиль обсуждения важнейших вопросов с пристрастием меньшевиков к расплывчатости решений, к длительным словопрениям.
Большевики Северного фронта предупреждали о «темной истории с отводом войск в глубь страны», который затевает Временное правительство. Представители Минска сообщали о том, что готовится новое наступление корниловцев, но его постараются не допустить: будет захвачен местный штаб и обнародованы документы, обвиняющие командование. Запрашивали, есть ли необходимость посылки в Петроград революционного корпуса.
Завершая повестку дня, члены ЦК подошли к обсуждению текущего момента. Слово предоставляется Владимиру Ильичу.
Урицкий боится упустить хотя бы одно слово, а Каменев, все время переговаривающийся с Зиновьевым, мешает. Вся речь Ленина — призыв к восстанию. Если мы серьезно ставим лозунг о захвате власти Советами, — говорит Ленин, — то совершенно недопустимо равнодушие к вопросу о восстании. Уже давно надо было обратить внимание на техническую сторону вопроса. Теперь же, хотя время значительно упущено, вопрос все же стоит остро, час решительного выступления близок. Международное положение требует нашей инициативы. Планы Временного правительства сдать Эстляндию немцам вплоть до Нарвы, а то и сам Петроград не позволяют медлить. Для немедленного восстания благоприятны и политические условия: большинство теперь за нами. И в аграрном движении лозунг перехода всей земли стал общим лозунгом крестьян. Однако некоторые большевики вслед за оборонцами считают систематическую подготовку восстания чем-то вроде политического греха. Ждать до Учредительного собрания, как рекомендует Троцкий, бессмысленно. Для начала надо воспользоваться съездом Советов Северной области и предложением большевиков Минска.
После Владимира Ильича выступил Ломов. Москвичи поддерживают предложения Ленина, изложенные в письме от 1 октября, но Московский комитет считает, что инициативу восстания должен взять на себя Петроград.
После Ломова выступил Урицкий. Он считал своим долгом высказать партии свои соображения. Мы слабы не только в технической части, о которой беспокоится Владимир Ильич, говорил Урицкий. Мы вносим массу резолюций. Действий решительно никаких. Петросовет дезорганизован. На какие силы мы опираемся? Сорок тысяч винтовок есть в Петрограде у рабочих, но это не решает дело, это — ничто. Гарнизон после июльских дней не может внушать больше надежд. Если держать курс на восстание, надо решиться на действия определенные.
Свердлов рассказал о росте сил партии по всей страие и поставил на обсуждение резолюцию, написанную Владимиром Ильичей, в которой говорилось, что международные, политические и военные обстоятельства ставят на очередь дня вооруженное восстание.
«Признавая, таким образом, — подчеркивалось в этом документе, — что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и т. д.)».
За резолюцию высказались десять членов ЦК. Против — двое, Зиновьев и Каменев. Даже Троцкий, не вымолвивший на этом заседании ни слова, проголосовал с большинством.
«Только теперь не наделать ошибок, — думал Урицкий, вспоминая эпизоды вооруженной борьбы рабочих с силами монархии в далекой Сибири. — Ленин прав, как всегда: нужно за самый короткий срок подготовить восстание технически, обязательно иметь превосходство над войсками Временного правительства, ну а рабочие к захвату власти в Петрограде готовы».
Заседание ЦК закончилось под утро 11 октября.
Расходились но одному. Перед выходом на улицу Бубнов прошел в кабинет, чтобы из окна проглядеть набережную. Урицкий решил заглянуть ио двор из окна кухни. Войдя туда, ои сделал быстрый шаг назад: у окца стоял юнкер в полном обмундировании петергофской школы прапорщиков. А в комнате Ленин!..
— Моисей Соломонович, это я! — юнкер шагнул в полосу света, и Урицкий узнал в юнкере Юру Флаксермана, молодого журналиста, брата Галины Константиновны. От сердца отлегло.
— Ну, брат, напугал ты меня, — сказал Урицкий. — Что ты здесь делаешь?
— Охраняю заседание ЦК партии большевиков, — по-военному доложил Юра. — Все? Заседание кончилось? Тогда я на улицу.
Юра прошелся быстрым шагом по набережной, вернулся под окно и кивнул головой — все спокойно.
Урицкий дождался, пока первым вышел из дома Владимир Ильич в сопровождении Рахьи, затем заторопился сам. Надо идти в Смольный.
Оставшись в меньшинстве, Зиновьев и Каменев решили апеллировать в письмах к петроградским организациям. В них они доказывали преждевременность вооруженного восстания. Чтобы подтвердить решение ЦК от 10 октября и отвергнуть доводы Зиновьева и Каменева, было принято решение провести расширенное заседание ЦК. Вот только где собрать тайно от ищеек Временного правительства столько людей?
Михаил Иванович Калинин, который был избран председателем управы Лесновско-Удельнинской районной думы, предложил собраться прямо в помещении думы, в отдельном двухэтажном деревянном домике на Болотной улице в Удельной. Поздним вечером на это заседание собралось более 25 товарищей. Радостно встретили они Владимира Ильича Ленина.
Собрание открыл Свердлов и тут же предоставил слово Ленину. Владимир Ильич сделал объективный анализ политического положения, убедительно разъяснил причины, учитывая которые ЦК принял решение о вооруженном восстании в ближайшие дни, и прочитал резолюцию, принятую Центральным Комитетом на прошлом заседании, 10 октября.
Зиновьев и Каменев занимали прежнюю позицию, призывая к «оборонительно-выжидательной тактике». Однако большинство собравшихся решительно поддержали Ленина, подтверждая конкретными фактами правильность ленинской оценки обстановки: «либо диктатура корниловская, либо диктатура пролетариата и беднейших слоев крестьянства».
Ленин предложил резолюцию:
«Собрание вполне приветствует и всецело поддерживает резолюцию ЦК, призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания, к поддержке создаваемого для этого Центральным Комитетом центра и выражает полную уверенность, что ЦК и Совет своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления».
За резолюцию Ленина проголосовало 19 человек, против — двое, четверо, не сумевшие аргументировать свою пессимистическую точку зрения, — воздержались.
Затем ЦК заседал в узком составе и принял решение организовать Военно-революционпьтй центр, который должен был войти в Военно-революционный комитет при Петроградском Совете, — в составе Свердлова, Сталина, Бубнова, Урицкого, Дзержинского. Заседание ЦК окончилось в шесть часов утра 16 октября. Вопрос о восстании был решен окончательно.
И конечно же Урицкий и другие члены Военно-революционного центра по непосредственному руководству восстанием прямо с заседания направились в Смольный.
Исполком Петроградского Совета па закрытом заседании принял Положение о Военно-революционном комитете (ВРК). ВРК поручалось установить количество боевых сил и вспомогательных средств, необходимых для обороны Петрограда и не подлежащих выводу из города, провести учет и регистрацию личного состава гарнизона Петрограда и окрестностей, предметов снаряжения, продовольствия, разработать план обороны города.
Главная задача Петроградского ВРК — организации которая создавалась как легальный центр для объединения сил революции, — состояла в практической подготовке их к вооруженному восстанию.
Деятельность Военно-революционного комитета проходила под непосредственным руководством ЦК РСДРП (б) во главе с Лениным. Кроме избранного на заседании ЦК 16 октября Военно-революционного центра в составе Бубнова, Дзержинского, Свердлова, Сталина и Урицкого в ВРК входили представители Петербургского комитета, Военной организации, Центробалта, Кронштадтского Совета, железнодорожного и почтово-телеграфного союзов и других организаций.
Солдаты и матросы Петроградского гарнизона приветствовали создание ВРК. На собрании полковых комитетов было принято решение:
«Приветствуя образование Военно-революционного комитета при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов, гарнизон Петрограда и его окрестностей обещает ВРК полную поддержку во всех его шагах, направленных к тому, чтобы теснее связать фронт с тылом в интересах революции».
18 октября Каменев от своего имени и от имени Зиновьева поместил интервью в непартийной газете «Новая жизнь», в котором заявил об их несогласии с решением ЦК о вооруженном восстании, тем самым выдав контрреволюционному Временному правительству решение Центрального Комитета РСДРП (б) о восстании. Узнав об этом предательстве, Владимир Ильич был потрясен. В тот же день он налисал «Письмо к членам партии большевиков», в котором заклеймил Каменева и Зиновьева как изменников.
«Я бы считал позором для себя, — писал Ленин, — если бы из-за прежней близости к этим бывшим товарищам я стал колебаться в осуждении их. Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии».
19 октября Временное правительство попыталось нанести решающий удар по партии большевиков: оно разослало секретную телеграмму всем комиссарам Петроградской городской милиции о проверке всех прибывших в Петроград за последнее время с целью обнаружения и задержания В. И. Ульянова (Ленина), а 20 октября петроградские газеты напечатали распоряжение министра юстиции Малянтовича об аресте Ленина. Прокурор Петроградской судебной палаты обратился к военным властям за содействием в розыске и задержании Владимира Ильича Ленина.
24 октября Временное правительство приняло решение арестовать членов Военно-революционного комитета и закрыть большевистские газеты «Рабочий путь» и «Солдат». Для этого были вызваны из окрестностей Петрограда юнкера пригородных училищ, ударницы Петроградского женского батальона и приведена из Павловска артиллерия. Юнкера были размещены в Зимнем дворце. На площади стали английские броневики с английской прислугой.
Одновременно правительство, желая обескровить революцию, ослабить гарнизон, сделало попытку отправить на фронт революционно настроенных солдат.
В Смольном срочно собрался Центральный Комитет большевистской партии, который постановил принять меры по охране Смольного и вновь открыть газеты. Военно-революционному комитету поручалось привести в боевую готовность войска гарнизона и Красную гвардию.
Начиная с 19 октября Подвойский, Свердлов, Бубнов и Урицкий, выполняя указания Ленина, срочно стали готовить войска к скорому вооруженному восстанию. Во все воинские части Петрограда были направлены военные комиссары, задачей которых было, опираясь на большевистские ячейки, сместить комиссаров Временного правительства, стать практически во главе воинских частей и обеспечить переход власти в Петроградском гарнизоне в руки Военно-революционного комитета. К ночи 22 октября комиссары ВРК были уже во всех полках и на важнейших предприятиях Петрограда.
Военно-революционный комитет опубликовал воззвание, обращенное к населению Петрограда — «К сведению рабочих, солдат и всех граждан Петрограда объявляем:
В интересах защиты революции и ее завоеваний от покушений со стороны контрреволюции нами назначены комиссары при воинских частях и особо важных пунктах столицы и ее окрестностей. Приказы и распоряжения, распространяющиеся на эти пункты, подлежат исполнению лишь по утверждении их уполномоченными нами комиссарами. Комиссары, как представители Совета, неприкосновенны. Противодействие комиссарам есть противодействие Совету рабочих и солдатских депутатов. Советом приняты все меры к охранению революционного порядка от контрреволюционных и погромных покушений. Все граждане приглашаются оказывать всемерную поддержку нашим комиссарам. В случае возникновения беспорядков, им надлежит обращаться к комиссарам Военно-революционного комитета в ближайшую воинскую часть.
Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов».
Постановление было предъявлено командующему войсками округа, но он его не принял, чем практически порвал с революционным гарнизоном и впрямую стал на сторону контрреволюции. Но это уже был штаб без армии. Гарнизон Петрограда встречал комиссаров ВРК с огромным подъемом. Переизбранные полковые комитеты один за другим выносили решения о полной поддержке большевиков.
Но были воинские части, вызывающие у ВРК большое беспокойство. В частности, это относилось к Преображенскому лейб-гвардии полку, расквартированному на Миллионной улице, рядом с Зимним дворцом. В докладе на заседании Петроградского Совета 23 октября Антонов-Овсеенко назвал Преображенский полк в числе тех полков гарнизона, на которые Керенский и Краснов возлагают свои надежды.
Моисей Соломонович рекомендовал ВРК назначить в этот полк комиссаром своего старого товарища по эмиграции Григория Чудновского. Григорий был не только рядовым преображенцем, но и председателем комитета фронтового Преображенского полка. Однополчане-фронтовики, приезжавшие в Петроград, рассказывали преображенцам о Чудновском как о человеке большой храбрости, очень популярном среди фронтовиков.
И Чудновский блестяще справился со своей сложнейшей задачей. Он выступил 24 октября на заседании полкового комитета. Затем, выслушав членов комитета, он сделал вывод, что на офицеров полка надеяться нельзя. Тогда Чудновский, используя свои полномочия комиссара полка, вечером 24 октября начал рассылать караулы преображенцев по различным пунктам. Так, когда Временное правительство наложило арест на типографию, в которой печаталась газета «Рабочий путь», Чудновский послал туда охрану из двух взводов Преображенского полка, выведя солдат из непосредственного подчинения офицерам. К вечеру 25 октября казармы почти опустели. Но поверившие комиссару солдаты несли в эти дни не только караульную службу. Часть преображенцов Чудновский смог направить даже на Дворцовую площадь, где они заняли позиции напротив Зимнего дворца рядом с революционными воинскими частями.
Временное правительство перешло в решительное наступление. Штаб округа издал приказ:
«1) Приказываю всем частям и командам оставаться в занимаемых казармах впредь до получения приказов из штаба округа. Всякие самостоятельные выступления запрещаю. Все выступающие вопреки приказу с оружием на улицу будут преданы суду за вооруженный мятеж…
Ввиду незаконных действий представителей Петроградского Совета, командированных в качестве комиссаров названным Советом к частям, учреждениям и заведениям военного ведомства, приказываю:
1) Всех комиссаров Петроградского Совета, впредь до утверждения их правительственным комиссаром Петроградского военного округа, отстранить…»
Экстренное заседание ВРК поручило Кронштадтскому исполкому дать радио всем о подготовке нападения Временного правительства на Совет. Обратиться ко всем полковым, ротным и командным комитетам, к населению Петрограда с разъяснением обстановки, с призывом поддержать Петроградский Совет.
Общее соотношение сил было в пользу большевиков. 24 октября ВРК разработал последние мероприятия плана восстания. Завершающим звеном плана было окружение Зимнего дворца и штурм его. Для оперативного руководства войсками и рабочими отрядами на местах выделил тройку в составе Подвойского, Антонова-Овсеенко и Чудновского.
В ночь с 24 на 25 октября в Смольный пришел Ленин, и события начали развиваться молниеносно. Загудел, заволновался Смольный. Поток людей, лязг оружия. На улице горят костры, у которых греются красногвардейцы. У входа броневики, пулеметы.
В эту ночь на 25 октября началось победное шествие восстания. Боевой деятельностью восставших рабочих руководит сам Ленин и его «стальная пятерка» в составе: Свердлова, Сталина, Бубнова, Урицкого и Дзержинского.
В своей речи об Октябрьской революции Ленин говорил:
«Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась.
Какое значение имеет эта рабоче-крестьянская революция? Прежде всего, значение этого переворота состоит в том, что у нас будет Советское правительство, наш собственный орган власти, без какого бы то ни было участия буржуазии. Угнетенные массы сами создадут власть. В корне будет разбит старый государственный аппарат и будет создан новый аппарат управления в лице советских организаций.
Отныне наступает новая полоса в истории России, и данная, третья русская революция должна в своем конечном итоге привести к победе социализма».
Все члены «стальной пятерки» были революционерами, прошедшими долгий и трудный путь борьбы с самодержавием, познавшими царские тюрьмы и ссылки. Владимир Ильич Ленин лично определял каждому из пятерки место в руководстве восстанием.
Когда Урицкий узнал, какое место отводит ему Ленин в подготовке и осуществлении восстания, у него не было сомнений, справится ли он с такой ответственной задачей. Раз это нужно пролетарской революции — значит, сможет, значит, справится.
У каждого человека есть свой звездный час. Наступил он и для Моисея Соломоновича Урицкого.
Вот как пишет об этих днях и роли Урицкого в руководстве восстанием Луначарский:
«Далеко не всем известна поистине исполинская роль Военно-революционного комитета в Петрограде, начиная приблизительно с 20 октября по половину ноября. Кульминационным пунктом этой сверхчеловеческой организационной работы были дни и ночи от 24-го по конец месяца. Все эти дни и ночи Моисей Соломонович не спал. Вокруг него была горсть людей тоже большой силы и выносливости, но они утомлялись, сменялись, несли работу частичную. Урицкий, с красными от бессонницы глазами, но все такой жe спокойный и улыбающийся, оставался на посту…
Я смотрел тогда нa деятельность Моисея Соломоновича, как на настоящее чудо работоспособности, самообладания и сообразительности. Я и теперь продолжаю считать эту страницу его жизни своего рода чудом. Но страница эта не была последней. И даже ее исключительная яркость не затмевает страниц последующих.
У всякого человека есть особый запас сил, который появляется в критический момент. Так и эти люди работали, не смыкая глаз, как титаны, и надо заметить, что никто не работал так, как Урицкий. В самые ужасные моменты, когда казалось, что все летит к черту, также и в самые радостные, когда казалось, что победа уже в наших$7
А вот как позже опишет эти дни Мануильский:
«В то время, как М. М. Володарский объезжал полки, зажигая своей вдохновенной, пламенной речью веру в колеблющихся людях, в то время, как Г. И. Чудновский вел эти полки на штурм Зимнего дворца, Урицкий в Военно-революционном комитете… с изможденным лицом, с глубоко впавшими главами, отдавал в памятную ночь короткие приказания…
Мне вспоминается наша короткая встреча утром в буфете Смольного института, когда первая военная операция занятия телефонной станции и главного штаба была закончена.
Он вошел своей медленной раскачивающейся походкой с видом человека уставшего, но хорошо выполнившего порученное ему дело. Он удивительно напоминал в эту минуту врача, произведшего тяжелую и опасную для жизни больного операцию. Два чувства боролись на его лице: одно — спокойного удовлетворенного сознания, другое — некоторой тревоги, поскольку не миновала опасность.
А опасность, действительно, в эту минуту не миновала… Петроград стоял накануне судорожной вспышки юнкерского восстания, провоцированного теми самыми политическими деятелями, которые при помощи иноземных штыков безуспешно пытались подавить рабочих и крестьян России. В Москве лишь закипал бой, принявший впоследствии такие ожесточенные кровавые формы. Победоносная Октябрьская революция проявила слишком много великодушия к своим врагам. Она амнистировала и Краснова под Гатчиной, и Руднева в Москве, и Авксентьева и Гоца в Петрограде, она простила тем самым людям, которые впоследствии подняли мятеж против нее и вооружили преступную руку, вырвавшую у нас Урицкого.
Но это потом. Теперь же практически за одни сутки свершилось наконец то, к чему уже многие годы шел русский пролетариат. Свершилась пролетарская революция».
По прибытии в Смольный Ленин сразу вошел в кабинет, где расположился Военно-революционный цента ВРК.
— Все готово, — встретил Ленина Свердлов.
— Приступайте, — коротко распорядился Владимир Ильич.
Урицкий снял телефонную трубку. Откликаются верные Военно-революционному комитету воинские подразделения. Никаких записок, никакой бумаги. Все в голове. Скоро начали поступать первые сообщения: войска захватили вокзалы — ни один поезд не выйдет из Петрограда, ни одно воинское подразделение, поддерживающее Временное правительство, не выгрузится из эшелонов на перроны петроградских вокзалов.
Рядом с Урицким Дзержинский. Он весь вдохновение, весь порыв. На его долю выпало командовать подавлением вспыхивающих то тут, то там мятежей. Бубнов контролирует железные дороги.
Заняты почта, телеграф, электростанции, банки. На мостах произошли стычки с караулами Временного правительства, но сопротивление быстро подавлено. Все мосты в руках матросов и рабочих вооруженных отрядов.
В течение ночи все опорные и решающие пункты города в руках ВРК.
— Владимир Ильич торопит взятие Зимнего дворца, — говорит Сталин.
Временное правительство под охраной юнкеров и женского батальона укрылось в Зимнем дворце.
Урицкий в соответствии с разработанным ВРК планом направляет к дворцу воинские части, рабочие отряды. Нужно окружить его и предложить Временному правительству сдаться без боя, не нужно лишнего пролития крови. Силы, обороняющие Зимний дворец, ВРК известны, известны и места расположения огневых точек. Вчера Урицкий совместно со Свердловым, Дзержинским и Бонч-Бруевичем разработали и осуществили уникальную разведывательную операцию: произвели военную разведку под видом съемок кинохроники. Идея эта принадлежит Якову Михайловичу Свердлову. Он хорошо знал солдата-большевика Кобозева, который до армии работал кинооператором. Солдат рассказал Свердлову, что откомандирован из части ставленником Керенского поручиком Дементьевым в Скобелевский просветительный комитет военного министерства для фотокиносъемок издательского отдела и киножурнала «Свободная Россия». Его-то и пригласил Свердлов в ВРК. Кобозев показал Свердлову удостоверение, подписанное поручиком Дементьевым.
— А ведь с этим удостоверением можно пройти в Зимний и кое-что там разузнать, — заглянув в документ, сказал Дзержинский.
— Конечно, а какие разведывательные данные нужны? — спросил Кобозев.
— Оборонительные сооружения, размещение огневых точек, ну и, естественно, настроение обороняющихся частей, — сразу загоревшийся идеей такого дерзкого проникновения в самую гущу вражеских рядов, быстро перечислил Дзержинский. Урицкий спокойно начертил на листке бумаги контуры Дворцовой площади и Зимнего дворца.
— Артиллерию наносите в виде палочек, броневики — кружками, пулеметные гнезда — просто точками, — по многолетней привычке к конспирации зашифровывал он будущее донесение.
Свердлов, напутствуя солдата на героический рейд, крепко пожал ему руку.
Выйдя из Смольного, Кобозев отправился на квартиру кинооператора Модзелевского и уверил его в том, что работа будет выполнена для киножурнала Временного правительства. Оператор бодро подставил свои плечи под тяжелую аппаратуру.
По счастью, скоро попался свободный извозчик, которого удалось нанять до конца дня.
На Невском проспекте операторов остановил конный патруль.
— Предъявите документы, — грозно потребовал казачий офицер.
— Пожалуйста, господин офицер, — Кобозев протянул мандат Скобелевского просветительного комитета.
— Куда направляетесь?
— В Зимний дворец, в Главный штаб, по съемочным делам.
— Значит, синематографщики?
— Так точно, ваше благородие.
— Можете следовать по назначению, — с явным удовольствием приняв «благородие», разрешил офицер.
У Зимнего юнкера разбирали штабеля дров, заготовленных для отопления дворца, и таскали поленья к воротам дворца, возводя оборонительное сооружение. Увидев операторов, слезающих с извозчика и устанавливающих на штатив киноаппаратуру, юнкера бросили работу и столпились, позируя у места съемок. К ним тут же присоединились девицы из женского ударного батальона: всем хотелось попасть в кадр.
— Что здесь происходит?
Кобозев сразу узнал командующего Петроградским воеиным округом полковника Полковникова.
Пояснив, Кобозев предложил полковнику запечатлеть и его, добавив:
— Увидите снятое в экстренном выпуске киножурнала «Свободная Россия». Что вы считаете важным запечатлеть из обороны дворца?
— Все важно. Снимайте сколько можете, чтоб было ясно, как мы готовились и обуздали взбунтовавшуюся чернь, — ответил Полковников. И приказал адъютанту поручику Максименко сопровождать операторов.
Поручик отлично знал расположение объектов обороны. Он провел операторов вдоль Зимнего, здания Главного штаба, рассказал о готовящейся обороне, о том, что предпринимает Временное правительство для подавления восстания. Пристроив на кинокамере листок бумаги, полученный от Урицкого, Кобозев еле успевал наносить условные знаки. Через час разведчик уже знал от разговорчивого офицера, какие части какие занимают позиции, их численность и настроение оборонявшихся.
Около 8 часов вечера Кобозев, распрощавшись с Модзелевским, добрался до Смольного. На площади горели костры, вокруг них толпились солдаты, матросы, красногвардейцы.
На лестничной площадке разведчика встретил Бонч-Бруевич.
— Как дела? Удалось что-нибудь разведать? — тревожно спросил он.
— Удалось! Все!
— Пойдем скорей!
На третьем этаже в комнате № 75 штаб ВРК. Завидя Кобозева, вскочили со своих мест Свердлов и Дзержинский.
Материалы разведки превзошли все ожидания. С ними срочно ознакомлены выделенные в боевую тройку по руководству осадой Зимнего Антонов-Овсеенко, Подвойский и Чудновский. Урицкий вместе с работником штаба занес точки, черточки и кружочки на карту оборонительных сооружений Зимнего, и эта карта легла на его стол рядом с телефонами, связывающими штаб с войсками, пошедшими на штурм.
Перед штурмом, в 8 часов вечера, в ВРК зазвонил телефон. Урицкий взял трубку и услышал голос Подвойского:
— Направил во дворец парламентером Чудновского с ультиматумом о немедленной сдаче.
«Гриша Чудновский в логове врага». 8 часов 30 минут. Опять Подвойский;
— Чудновский не возвращается. Видимо, задержан. Допросил одного из юнкеров — министры тянут с ответом, ждут Керенского с войсками, уговаривают юнкеров исполнить свой долг до конца.
Это сообщение Урицкий тут же докладывает Ленину.
— Действовать по плану, — говорит Владимир Ильич.
План был выработан утром на заседании ВРК: «оцепить Зимний дворец и Дворцовую площадь плотным кольцом и повести наступление, понемногу сжимая его».
Без пяти минут девять вновь звонок Подвойского:
— Чудновский вернулся. Был задержан генерал-губернатором Пальчинским, освобожден юнкерами. Ждем сигнала.
Выстрел носового шестидюймового орудия крейсера «Аврора» еле слышен за мощными стенами Смольного. Но ведь это начало последнего штурма! Моисей Соломонович посмотрел на часы — 9 часов 40 минут. Он видит, как, приподняв голову, прислушался Ленин, замерли Свердлов и Дзержинский, подошел к окну Бубнов.
Томительное ожидание. Телефон связи молчит.
Наконец глубокой ночью в комнату ВРК вихрем ворвался Подвойский. В каждом его движении — неостывший азарт штурма.
— Владимир Ильич, — явно стараясь сдержать распиравшую буйную радость, доложил Подвойский. — Зимний дворец взят. Временное правительство арестовано!
— А можно чуть поподробнее, — Ильич улыбается.
— После выстрела «Авроры» загремело по всей площади «Ура!». Матросы, солдаты, красногвардейцы потоком ринулись к дворцу. Ни пулеметные очереди, ни отдельные артиллерийские выстрелы не могли остановить или даже просто задержать этот порыв. Волной перехлестывая через построенные баррикады, смяли первую линию защитников Зимнего и ворвались в ворота. Опрокидывая юнкеров, бросились на второй, на третий этажи. Антонов-Овсеенко арестовал всех министров Временного правительства и препроводил их в Петропавловскую крепость, — на одном дыхании выложил Подвойский.
— Ну вот и отлично, нужно срочно довести эти сведения до всего народа. — И Владимир Ильич тут же начал составлять текст воззвания «Рабочим, крестьянам и солдатам!». — Анатолий Васильевич, — попросил Ленин Луначарского, — не сочтите за труд огласить это воззвание на заседании Второго съезда Советов.