Трава неприятно похрустывала под ногами Стефана, словно он шёл по свежему снегу. Здесь, на окраине, зараза ещё не успела захватить землю полностью, и лишь кое-где среди зелёного покрова сверкали стеклянные иглы, бывшие некогда стеблями мятлика или полевицы.

Иглы не заботили путника, хотя и могли при неудачном шаге вонзиться глубоко в резиновую подошву ботинок. Куда с большим вниманием он следил за только ему видимой дорогой, старался обойти спуски в мокрые объятия болотины, где поблёскивали лужицы воды — пока ещё воды. Конечно, проще было бы идти по тропинке, но в этих местах троп никто не торил. А следы редких трапперов лес пожирал за несколько дней.

Сюда не любили заходить.

Могучие стволы дубов заросли мхом, и то тут, то там в нём блестело стекло. Хрустальные чешуйки усыпали кору, ледяная поросль забиралась на сучья, поражала листья, заставляя их звенеть на ветру, точно кто-то прицепил к ветвям тысячи колокольчиков. Здесь у стекла не хватало власти, чтобы сделать этот звон заглушающим всё — он лишь слабо пробивался сквозь шелест ещё живых листьев, опадающих на землю. Зато дальше, в глубине этого больного леса, от блеска хрустальных цветов начинало резать глаза.

Вошедший в лес случайный путник неизменно ощущал странную тревогу, словно что-то утекает из него наружу — возможно, сама жизнь, и с каждым шагом эта тревога усиливалась. Даже сейчас, после суток в лесу, Стефан чувствовал её — разлитую в воздухе, текущую в его крови, и больше всего хотелось повернуть назад, лишь бы улеглось это всё и перестало терзать. А кроме того, запах. В лесу всегда чем-то пахнет — подгнившими листьями, прелой травой, цветочной пыльцой, что забивается в нос и щекочет его изнутри. Здесь же всё это умирало, заменяясь стерильным воздухом больничной палаты. Будь у преследовавших Стефана людей собаки, они бы без труда взяли след и догнали его.

Если, конечно, на напоролись бы на острое стекло.

Да и нет у егерей Канова собак. И сами они отстали, не рискнув последовать за Стефаном в глубь умирающего леса. Слишком уж жуткие легенды ходили о том, что таится в сердце этих мест. Какие-то из них с недавних пор Стефан мог даже подтвердить.

Но теперь, оторвавшись от егерей и почти покинув лес, ему приходится возвращаться. Пусть даже ненадолго.

Особых примет, которые могли бы помочь преследователям, у Стефана почти не было. Средний рост, немного худощав на вид, но довольно крепок, тёмные растрёпанные волосы, жилистые руки, привычные к инструментам и оружию — внешний вид его мало чем отличался от сотен точно таких же трапперов, распивающих водку в любом кабаке. Стандартный кановский камуфляжный комплект — штаны и куртку в коричневато-бурых осенних брызгах, позволявших легко раствориться на фоне здешних лесов — носил каждый третий. У остальных лишь немного менялась расцветка, и только.

Снаряжение на первый взгляд тоже казалось стандартным. Короткий клинок на поясе, излюбленное оружие как трапперов, так и военных, с другой стороны — плоский футляр аптечки и сумка с газовой маской. Внимательный наблюдатель отметил бы отсутствие рюкзака — Стефан шёл почти налегке, но это мера временная. Рюкзак ему пришлось сбросить, ускользая от ружейного обстрела, и в скором времени траппер собирался обзавестись новым.

Но «почти не было примет» не означает «совсем». По левой щеке Стефана тянулись четыре длинных, тонких шрама, будто кто полоснул человека по лицу когтями, но промахнулся, лишь слегка задев кожу. Были они не очень заметны, но если задержать и вглядеться в лицо, не оставили бы ему шанса. И, может, ещё глаза — светло-синие, довольно редкого по нынешним временам цвета. Для стороннего человека могло показаться, будто Стефан тщательно изучает взглядом всё, на что смотрит, да в общем-то, это не сильно шло против истины. Привычка всё время следить за происходящим, видеть, а не смотреть, до сих пор не раз спасала ему жизнь.

Вот и сейчас он сразу увидел покосившийся забор, заросший крапивой. Здесь лес остановился, позволив крошечному поселку немного раздвинуть огромные дубы вокруг. Четыре дома из неказистых на вид брёвен да древний бетонный столб, обломанный на высоте человеческого роста. Вот и все селение. Ограда его давным-давно рассохлась, подгнила, кое-где на ней блестело стекло. Поселок можно было бы считать заброшенным, если бы не свежие следы, ведущие к одному из лесных гигантов. На его нижней ветке сидел невзрачного вида мужичок с кривым ножом и коробкой в руках. Ногами он весело болтал в воздухе.

— Редко здесь гости бывают, — глубокомысленно сообщил мужичок, заметив путника. Стефан остановился.

— Неужто их тут плохо встречают? — спросил он.

— А как себя поведут, так и встретим, — мужичок мягко спрыгнул вниз. Высота в десяток метров его не смутила. — Виктор. — Он протянул жилистую ладонь.

— Стефан, — путник пожал её, цепко глянув в глаза хозяину. Радужка их была бордовой, как венозная кровь — таких он раньше никогда не видел.

Сам Виктор больше всего походил на деревенского работника — из тех, кто работает в лесу. Бледная кожа, простецкая физиономия, если не смотреть в глаза, крепкие руки, явно хорошо знакомые с грубой работой. Впрочем, если он живет тут один, в том нет ничего удивительного.

— Можешь переночевать здесь, если хочешь, — спокойно сказал Виктор. — Дома пусты.

— Все ушли?

— Как видишь, — хозяин пожал плечами и отворил калитку. — Сам-то я ей не пользуюсь, сподручнее прыгать, — пояснил он. — Но гостю не должно себя утруждать.

— Это наименьшее, что могло бы меня побеспокоить, — сказал Стефан.

— Из еды могу предложить ягель и вяленое мясо, правда, староватое. Ягель бесплатно, его тут набрать — раз плюнуть. — Он указал на ветку, где только что сидел. — Растет прямо на коре, понимаешь. Может, это и не ягель. Но вкусно и полезно, главное, стекла в миску не насыпать.

— Разве тебе здесь нужны деньги? — уловил Стефан слово «бесплатно».

— Ну, иногда я выбираюсь на караванную тропу, — Виктор усмехнулся и открыл перед гостем дверь. — Впрочем, они и так делятся со мной. Бескорыстно.

Дом был простеньким, но уютным. Обычный такой сруб в лесу, какие массово строили лет через двадцать после прихода Вечной осени. С гибелью старой цивилизации бетон оказался в дефиците, но на благо выживших вокруг выросли густые леса.

Печка по причине тёплой погоды стояла холодная и тусклая, под потолком висело несколько связок вяленого мяса, на вид довольно приличного. Грязные оконные стёкла почти не пропускали и без того слабый свет заходящего солнца, но на столе стояла оплывшая свеча. Дощатый пол, подгнивший, но еще крепкий — явно недавно чинили. В сущности, лишь одна деталь отличала дом от множества таких же: чучела.

Много чучел.

В углу разместился олень, искусно сделанный, даже глаза казались настоящими. Наверняка хозяин далеко в лес забирался, чтоб два таких куска стекла найти. Над оленем — сова, растопырившая крылья. Волк, оскаливший пасть и вздыбивший шерсть. Чуть дальше — рысь, в другом углу — еще кто-то, плохо видимый из-за скудного освещения.

— Ты ведь не удивлён, — сказал хозяин, заметив его взгляд.

— Чему тут удивляться? — гость пожал плечами и подвинул к себе тарелку. — В городах можно найти и не такое.

— В городах... — задумчиво протянул Виктор. — По тебе не скажешь, что ты — городской. К тому же, как я понимаю, сейчас ты идешь глубже. В самый лес Зеркал, — он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону.

— Так и есть. Далеко ли отсюда до Озера?

— Далеко? Кто знает. Здесь, понимаешь ли, трудно с расстояниями. Идти, может, недалеко. А может, и вовсе вечность — это как повезет. Главное — как услышишь за спиной собственный голос, беги не оглядываясь. — Он завернул ломоть мяса в мох и тут же откусил чуть ли не половину. — Хотя что это я? Надо думать, ты и так прекрасно это знаешь. Это даже дети знают.

Стефан вгрызся в свой кусок и отметил, что мясо было не таким уж старым. То ли красноглазый таксидермист охотился недавно, то ли на караванную тропу он выходил чаще, чем о том говорил.

— Я давно живу один, — продолжал Виктор. — Лес Зеркал наступает, как ни крути. Видал? Уже и на заборе стекло появляется. Глядишь, так когда-нибудь буду вовсе в стеклянном царстве жить. Жрать нечего станет. Почему не ухожу? Ну, так интересно же.

— У тебя здесь кроме обычного стекла уже попадаются иглы зеркального. Собери таких пучок — и дом в любом городе тебе обеспечен. Серебра за эти штуки можно получить немало.

— Разумеется. Но ты ведь идёшь к Озеру не за деньгами.

— Ты проницателен.

— Неужто? Об этом догадался бы и ребенок. Сверху хорошо видны стеклянные чешуйки в твоем капюшоне — это листья, которые здесь еще зеленые, разве что прожилки сверкают. Значит, ты пришел оттуда — а теперь идешь обратно. Ни один траппер не вернётся из леса Зеркал с пустыми руками, и никто из них не пойдёт назад, пока не просадит все заработанное.

— Если я подозрителен, почему ты впустил меня в дом?

— А будь ты хоть кем. У меня тут слишком редки гости, чтобы ими разбрасываться.

— Понимаю, — сказал Стефан и поднялся. — Мир твоему дому, хозяин. Спасибо за ужин.

Он положил на стол серебристо-белую монету с полустёртым от времени профилем какого-то мужчины в лихой меховой шапке и с булавой в руке. В одном месте на монете была глубокая выбоина, словно по ней ударили мечом или топором.

— Дом справа получше других сохранился, — посоветовал ему Виктор. — Там раньше жила целая семья. Но потом один из ребятишек напоролся на осколок где-то в лесу, да насмерть. Хотя ему не раз говорили, мол, играть со стеклом нельзя, в зеркала не смотри и так далее. Они и решили, что оставаться не стоит.

— Давно?

— Давно... — он задумался. — Я здесь не считаю дни. Месяц. Год. Двадцать лет. Кто знает? Но спать там можно.

Стефан молча вышел наружу.

Дом выглядел вполне крепким — Виктор не обманул, спать здесь не казалось опасным. В лесу Зеркал не водились опасные паразиты, а от более крупных тварей защитила бы входная дверь. Да и вряд ли кто из них подберётся так близко к рассаднику стеклянной заразы.

Правда, кроме стен, в доме больше не было ничего, даже печь оказалась разбита на куски. Стефан не поленился достать из крепления на бедре фонарик — сумерки уже сгустились настолько, что в доме было совсем темно — и осмотреть обломки. Они были оплавлены, точно некий литейщик прожарил их в своем цеху.

Поразмыслив, Стефан всё же потрудился сунуть в пазы тяжёлый засов, запереть окна, после чего и лёг — прямо на полу, потому что от кроватей остались только изъеденные древоточцем куски досок.

* * *

Наутро он проснулся рано и постарался скрыться — встречаться снова с хозяином деревеньки не хотелось. Но тот уже ждал у забора, покуривая длинную толстую сигару.

— К слову, если надумаешь возвращаться этим же путем, учти, я запомнил, с какой стороны у тебя шрамы, — невозмутимо сказал Виктор и стряхнул пепел. Ввысь взметнулся рой искр. Стефан невольно поднял руку, словно желая коснуться тонких красноватых следов на щеке, но тут же сдержал порыв. — Еще зеркальной погани мне тут не хватало. Так что будь аккуратен со стеклом.

Он открыл калитку, приглашая гостя выйти.

— Об этом не беспокойся, — ответил Стефан. — Не первый раз.

Зеркальной погани. Траппер уже сталкивался с нею. В общем-то, именно из-за неё он и возвращался сейчас в чащу.

Вскоре покосившиеся дома скрылись за деревьями. Стефан шёл на северо-запад, следя за травой под ногами — тут и там всё чаще встречались острые осколки. Торчали они прямо из земли, словно некий шутник воткнул их, да так и оставил на радость прохожим. И без того редкие трапперы в лесу Зеркал вечно натыкались на стеклянные иглы и затем ползли обратно или ковыляли, срезав палку-костыль. С другой стороны, они легко отделывались — участь более осторожных иногда бывала куда хуже.

С каждым пройденным шагом лес менялся. Кора деревьев все больше поблескивала стеклом, трава сверкала тысячами острых лезвий, а кое-где уже попадались замёрзшие лужицы, в которых отражалось утреннее солнце. Стефан старался не смотреть в них, зная о возможной опасности, но взгляд так и тянуло ближе к зеркальной поверхности. Заглянуть в тёмные глубины, увидеть на застывшей глади своё отражение — и кто знает, может, оно кивнет в знак приветствия? «Главное, — сказал Виктор, — как услышишь за спиной собственный голос, беги не оглядываясь». Вот только не услышит он никакого голоса. Быть может, кто-нибудь другой, но не Стефан. Не сегодня.

У него была своя цель, и вовсе не связанная с наживой. Нет, конечно, набить карманы зеркальными чешуйками и сбагрить их потом где-нибудь в Мир-Городе или Прилуках тоже полезно — этим занимаются многие, но сейчас ему нужен был осколок. Острый, блестящий осколок стекла.

Лужи попадались всё чаще — еще пара километров, не больше, и покажется Озеро. Вот уж куда рисковали заходить и вовсе немногие. Навечно застывшие волны, лёд, что не плавился на самом жарком солнце — и несметные сокровища, ждущие смельчаков. Это даже не серебро, идущее на элементы оружия, двигателей, на особые пули — в конце концов, металл найти куда проще. Колдовское стекло — только здесь. На границе леса люди таскали листья, срывали травинки, обдирали сверкающую кору с деревьев. А в глубине они находили острые осколки, за каждый из которых можно было снять сразу десяток шлюх в лучшем борделе Мир-Города.

Стефан уже приметил несколько, подходящих по форме, но недостаточно длинных. Требовалось лезвие хотя бы в локоть, узкое и тонкое. Если верить легендам, такой штукой можно сразить любое порождение магии одним ударом. Можно проломиться сквозь самое сильное враждебное колдовство, какое и серебром не пронять. И, наверное, оно убьёт того, кто нужен Стефану. А может, и нет. В легенды он никогда не верил — до последних дней, когда некоторые из них вдруг оказались правдой.

К Озеру Стефан так и не вышел. Заметил небольшой овражек, заросший стеклянной травой, а на его дне — целую россыпь игл. Спускался очень аккуратно, чтобы ненароком не споткнуться и не рухнуть прямо на эти острия, и лишь оказавшись внизу, позволил себе перевести дух. Оглядел найденный клад. Десятка два, не меньше. Уже половины из них хватило бы на дом в черте города, то есть за стеной. Да не на гнилую развалюху, что стояла ещё до Вечной осени, а добротно сделанный сруб.

Но и расхаживать с таким богатством по лесам не слишком безопасно. Любая банда разбойников с большой дороги не поленится его ограбить. То есть, скорее всего, они бы и так попытались отобрать у него всё имущество вместе с одеждой, просто заметь бандиты зеркальное стекло, и пылу у них прибавится вдесятеро.

Выбрав подходящий осколок, траппер аккуратно обернул его кожаной лентой и, раскачивая, вытащил из земли. Получилось сверкающее лезвие, достаточно длинное, но не чрезмерно, без единой царапины или зазубрины. На миг Стефан взглянул в собственные глаза, что отражались в зеркальной поверхности, но тут же отдёрнул стекляшку. Смотреть туда здесь явно не стоило. Хотя даже за сотню километров от леса Зеркал он не стал бы этого делать. Кто знает, каков риск?

Надергав несколько более мелких игл — не возвращаться же из Леса с пустыми руками — Стефан полез наверх. Выбирался он еще осторожнее — ему не очень-то хотелось после успеха поскользнуться и получить десятка два сквозных ран. Кажется, где-то в Мир-Городе даже была такая форма казни для особо мерзких преступников. Правда, использовались для этой цели не осколки из проклятого леса, а простые железные штыри. Разоряться на банальное орудие пытки никто не хотел, а уж жадный до денег Совет Негоциантов, который правил городом, тем более.

И уже на самом верху, отряхиваясь от земли, траппер услышал тихий хруст. Так ломалась остекленевшая трава под человеческими шагами.

Как услышишь за спиной собственный голос, беги не оглядываясь, говорил Виктор.

Вот только голоса не было.

Стефан аккуратно воткнул осколок в землю и вытащил меч — простой, стальной. И всё же не совсем простой: прямой полуметровый односторонний клинок покрывала серебряная насечка, проявлявшая сложный симметричный узор.

Траппер скользнул к дереву, стараясь не шуметь, но, кажется, всё же неудачно — хруст прекратился. Некто стоял на месте. Затем снова шагнул, и хруст сменился шелестом настоящей, живой травы. Значит, он близко — и Стефан теперь даже знал, где.

Одним молниеносным движением он выскользнул из-за дерева и замер: на поляне никого не было. Лишь трава, примятая чужими шагами, следы которых попросту обрывались у одного из лесных великанов.

Несколько долгих мгновений Стефан стоял неподвижно, изучая пространство. Доверять зрению здесь не стоило — слишком уж сильно все искажалось сверкающим стеклом. И всё-таки не было нигде ни малейшего движения. Недолго думая, траппер подхватил осколок и боком, глядя то под ноги, то на дерево, стал отходить с поляны.

Что-то захрустело вдали, налетел ветер, отчего с деревьев посыпались стеклянные листья. Стефан чуть пригнул голову и накинул капюшон, прикрываясь от острого ливня.

А когда ботинки коснулись первой зелёной травы, зашагал, уже не оборачиваясь.