«Семья»
Мне много раз задавали этот вопрос: что же это такое — «семья». Именно так, в кавычках, или с большой буквы, как раньше писали слово Политбюро. И всегда я отвечал, что «семья» — это ни что иное, как порочный способ политического управления страной, когда важнейшие вопросы управления государством решались «на кухне», дома, а не в служебных кабинетах. Входящие в «семью» персонажи время от времени менялись, но костяк — Татьяна Дьяченко, Валентин Юмашев, Борис Березовский, Роман Абрамович, позднее Александр Волошин и Владимир Путин — оставался неизменным.
Другими словами, «семья» — это ни что иное, как принимающий политические и прочие решения реальный центр власти. Когда государственные полномочия осуществляются не только и не столько самим президентом, сколько его ближайшим окружением. Когда для принятия важных государственных решений основным мерилом, главным, решающим обстоятельством являются интересы не государства, народа и страны, а узкого круга близких президенту людей, родственников, почти родственников типа Юмашева и людей, так сказать, второго круга. Именно «семья» добивалась нужных результатов выборов, оказывала давление на людей, лоббировала на всех уровнях свои интересы, назначала «своих» людей на должности.
Если говорить о причинах возникновения этого позорного и чисто российского по своей сути явления, они, как мне кажется, таковы: 1) главная — патологическое стремление Ельцина к власти; 2) подорванное здоровье президента; 3) отсутствие или уязвимость российских демократических институтов. В частности, не оказалось конституционных и политических гарантий, не оказалось таких политических противовесов, как самостоятельно действующий парламент, сильная судебная власть, разделение властей, которые в идеале должны были исключить формирование «семьи»; 4) слабость закона, правовых институтов и традиций.
Ельцин фактически встал над Конституцией. Вспомним, как он приказал расстрелять парламент, и никто ему ничего не сказал, не возразил…
* * *
Чтобы избежать изначальной путаницы, попробуем терминологически разделить понятие «семья». В одном случае этот термин употребляют для характеристики мафиозной системы властных взаимоотношений, в другом — для обозначения группы товарищей, эту систему взаимоотношений практикующих и наиболее близко стоящих у кормила власти.
Если во втором случае круг «товарищей» вполне определяем, то в первом запечатлеть «семейный» портрет практически невозможно, поскольку, как ни грустно это констатировать, сегодня мафиозная система взаимоотношений пронизывает все наше государство и бизнес-сообщество сверху донизу. Ее главный отличительный признак — постоянная конвертация власти в деньги. При этом обратного процесса, когда люди, сделавшие капитал, идут на работу в госаппарат и не воруют, как это принято в развитых странах, в России практически не существует. С помощью власти деньги отмываются. В основном в предвыборный период.
Говоря образным языком, «семья» — это даже не спрут, а паутина, которая покрыла собой ограниченное пространство под названием Россия и безграничные просторы офшорных зон. По паутине бегает множество пауков, которые в сытые времена мирно сосуществуют, а в голодные — пытаются пожрать друг друга.
* * *
Интересный анализ «семьи» дает газета «Стрингер». Согласно высказываниям этого специализирующегося на расследованиях издания, «семейный» портрет раннего периода правления Ельцина выглядел следующим образом. По левую руку от президента стояли Чубайс и взращенные им олигархи: Гусинский, Смоленский, Потанин, Авен и Березовский. А по правую группировались Коржаков, Сосковец, Бородин, Черномырдин и Барсуков.
«Левые» (именно так они себя тогда называли) на тот момент еще не были полноценными членами «семьи», в отличие от «правых». Но зато они лучше владели «семейным» принципом преобразования власти в собственность и деньги. Потому в итоге и победили.
В 1996 году панорама «семейной» фотографии изменилась: Коржакова на правом фланге сменил Березовский. И хотя принципиально схема осталась прежней, рокировка имела колоссальные последствия и для «семьи», и для всей страны.
Группировку «патриотов» возглавил выходец из «демократов». Сдерживающий фактор исчез, и «семья» стала стремительно коррумпироваться на всех уровнях.
Ранее всегда выступавшее консолидированно бизнес-сообщество России раскололось на два лагеря. Одна часть примкнула к Чубайсу, другая — к Березовскому.
Как только это произошло, в стране началась бесконечная череда банковских, информационных и металлургических войн.
Войны продолжались вплоть до ухода Ельцина в отставку. Увлекшись своими «богатырскими разборками» на политическом уровне, Чубайс и Березовский выпустили из рук реальные рычаги власти: собственность и финансы. А после ухода Ельцина выяснилось, что новому президенту ни Анатолий Борисович, ни Борис Абрамович по большому счету не нужны.
За это время под крылом двух «богатырей» выросли молодые олигархи, которые прекрасно обходятся без своих прародителей. Именно они сегодня и выходят на передний край в новом «семейном» интерьере.
Трагедия ельцинского времени заключалась в том, что механизм власти стал действовать в интересах узкой группы людей, «семьи», а не в интересах непосредственно государства. Обычно такая ситуация характерна для латиноамериканских банановых республик в моменты высшего накала коррупции. Но, как видим, в период правления Ельцина наша страна оказалась именно в таком положении.
«Семья» была удобна в качестве способа коллективного разворовывания государства, народного достояния — круговая порука входящих в нее чиновников и олигархов, а также использование полномочий президента и его бесконтрольность позволяли решать едва ли не все свои проблемы. Вспомним, как проходила в России приватизация. Специальный закон о приватизации был принят Верховным Советом РСФСР еще в 1991 году. Вместо ваучерной приватизации тогда предполагалась иная схема: акции предприятий должны были покупаться за счет средств, снятых со специально созданных приватизационных счетов. Президент под влиянием Чубайса и других членов «семьи» все это отменил и ввел «особый» порядок. Во-первых, он ввел ваучеры, которые большинство простых россиян просто не знали, как использовать. Но самое главное — приватизация наиболее лакомых кусков собственности типа «Сибнефти», «Норильского никеля» и других стала происходить по специальным указам Ельцина. Однако, поскольку слабой рукой президента уверенно водила «семья», вся эта приватизационная схема была построена ее основателями исключительно под себя. Изначально это была чисто коррупционная схема, плодами которой «семья» не преминула воспользоваться.
То, что Россией правила «семья», и привело к тому, что за десятилетие правления Ельцина ничего у нас путного так и не получилось. Демократические преобразования потерпели неудачу. Вольно или невольно Ельцин сформировал «семью» и какое-то время был ее символом. Трагедией же стало то, что на последнем этапе уже не он правил страной, не он был главным — на первый план вышли Татьяна и Березовский. Именно эта связка: Татьяна Дьяченко — Борис Березовский — и стала в конце концов основой «семьи», ее центровым узлом.
Я знаю, что, будучи в Свердловске, Ельцин никогда и никого из своих родственников к служебному столу не подпускал, все вопросы решал только сам — домашние всегда старались держаться от него на расстоянии, вернее, на дистанции держал он их. Тогда Татьяна была просто папиной дочкой, и понятие семьи Ельцина было естественным и привычным для любого из нас: мудрый глава, верная жена, любящие дочки… Но стоило Татьяне стать винтиком в государственной машине, как только она стала вникать в манящие властью государственные дела — мгновенно образовался порочный круг и сформировалась система. Милое для слуха слово извратилось, потеряло свой первоначальный смысл, обрядилось в кавычки…
Иная «семья» образовалась в 1996 году, в тот момент, когда Березовский внедрил Татьяну в окружение Ельцина, когда она вошла в штаб по переизбранию своего отца на новый срок.
Внедрив Татьяну непосредственно в Кремль, Березовский получил стопроцентный канал для донесения своих идей и проектов непосредственно до президента. Теперь это происходило без задержек, минуя всю знаменитую российскую бюрократию, и с самыми положительными рекомендациями. Причем Ельцин даже и не догадывался, чьи идеи он выслушивает. Как правило, Березовский, встречаясь с Татьяной, как бы между прочим размышлял о том, что в тот момент ему было необходимо, после чего Татьяна шла к отцу и делилась с ним услышанным. Ельцину же было удивительно, что его дочь по многим сложнейшим государственным вопросам высказывала на редкость ценные суждения и размышления. В конце концов наступил день, когда Татьяна, «семья» прочно стала управлять Ельциным, а заодно и… государством.
Своей дочке Ельцин доверял полностью. Татьяна в принципе могла при желании подписать у отца практически любую бумагу. Но вскоре она перестала быть «особым исключением». По состоянию здоровья воля Ельцина, его знаменитая осторожность оказались настолько сломленными, что уже едва ли не каждый допущенный к «телу» человек мог «уболтать» его на какую-то авантюру, подписать у него нужную бумагу. Чтобы не допустить этого, «семья» все информационные источники президента сузила до нескольких человек, из которых Татьяна Дьяченко стала главным. Борис Николаевич не мог уже работать так, как работал раньше. Постепенно вокруг президента возникла некая изоляция, пояс отчуждения, разорвать который с каждым разом становилось все труднее и труднее.
* * *
Виной всему, конечно же, было здоровье президента: не подведи оно, Ельцин никогда бы не допустил «семью» к рулю, в рубку управления государством.
Когда страною управляет человек в полуневменяемом состоянии — это катастрофа для государства. Но подписать нужную бумагу у президента — это полбеды. Ельцин стал неадекватно вести себя в самых неожиданных ситуациях. Уже были случаи — о них рассказал мне Павел Бородин — когда президент терял над собой контроль и погружался в состояние глубокой прострации. Он мог вдруг сказать Миронову, начальнику своей мед-службы: «Мы знаем друг друга уже 46 лет», хотя знакомы они были от силы лет пять, не больше, или при встрече с Черномырдиным твердить о каком-то сервизе, и никто не мог понять, что это за сервиз…
В своей книге «Борис Ельцин: от рассвета до заката» бывший много лет начальником президентской охраны Коржаков рассказывал, как подписывал за своего либо больного, либо нетрезвого шефа важные государственные документы, давал определяющие судьбу России ответственные распоряжения. Вот так управляли страной…
Фактор «семьи» сказался и на борьбе с коррупцией — большинство моих предложений в этой области не получили у президента ни поддержки, ни какого-то движения. А ведь Генеральной прокуратурой была создана целая программа по борьбе с коррупцией, подготовлен закон о противодействии отмыванию доходов, нажитых преступным путем.
«Семья» очень искусно манипулировала встречами президента. Если ее члены хотели кого-то дискредитировать, организовать на попавшего в опалу «накат», они вмешивались в график президента: препятствовали организации встреч, не давали возможности объясниться с ним, высказать и отстоять свою точку зрения.
То, как это делается, я почувствовал, что называется, «на своей шкуре».
Последняя деловая встреча с Ельциным произошла у меня в Кремле в октябре 1998 года. Мы планировали — на этот раз с начальником Правового управления Администрации Президента Ореховым — провести разговор о Центральном банке. Было еще несколько серьезных вопросов, к которым я тщательно готовился, — их также надо было обязательно обсудить с президентом. В общем, в тот день нам предстояла напряженная работа.
Я зашел в кабинет, знакомый по многим телерепортажам, поздоровался, сел, как обычно, на стул справа от президента, почувствовав некий жар от телевизионных камер — в кабинете было полным-полно телекорреспондентов.
Ельцин, явно обращаясь к телекамерам и почти не видя меня, работая на публику, произнес:
— Давайте мы с вами спросим у Генерального прокурора: какие дела по коррупции, по убийствам он довел до суда? Какие громкие дела расследовал?
Вопросу я удивился, но виду не подал. Поскольку вся информация, связанная с работой прокуратуры, довольно плотно сидела в голове — этими вопросами приходилось заниматься постоянно, да и в интервью я отвечал на них едва ли не каждый день, — я начал невозмутимо перечислять дела, которые мы направили в суд, и те, что не без успеха расследуем, говорить, какие есть трудности. В общем, перечень оказался большой.
Ельцин не ожидал такого, он думал, что мне нечего будет сказать, и он распечет меня перед телекамерами. Президент удивился, как мне показалось, и тому, насколько я «сижу в материале», а главное — тому, что сделано немало. Единственное, что ему оставалось в этой ситуации, — сказать, что, дескать, прокуратура у нас работает неплохо, особых претензий у меня ни к ней, ни к Скуратову нет.
И — ни слова о Центральном банке, о вопросах, с которыми я к нему пришел. Такие «проколы» стали случаться все чаще и чаще после дела, связанного с «коробкой из-под ксерокса». Вывод отсюда мог быть только один: либо президент перестал доверять мне, либо его кто-то против меня все время настраивал.
Выйдя от президента, я сразу же направился к Орехову:
— Почему не удалось обсудить с президентом вопрос о Центробанке? Вы что, не подготовили его?
В ответ Орехов довольно мрачно сообщил, что президент был полностью подготовлен по Центробанку и все то, что произошло, для него самого такая же неожиданность, как и для меня.
Когда страною управляет человек в полуневменяемом состоянии — это катастрофа для государства. Но подписать нужную бумагу у президента — это полбеды. Ельцин стал неадекватно вести себя в самых неожиданных ситуациях. Уже были случаи — о них рассказал мне Павел Бородин — когда президент терял над собой контроль и погружался в состояние глубокой прострации. Он мог вдруг сказать Миронову, начальнику своей мед-службы: «Мы знаем друг друга уже 46 лет», хотя знакомы они были от силы лет пять, не больше, или при встрече с Черномырдиным твердить о каком-то сервизе, и никто не мог понять, что это за сервиз…
В своей книге «Борис Ельцин: от рассвета до заката» бывший много лет начальником президентской охраны Коржаков рассказывал, как подписывал за своего либо больного, либо нетрезвого шефа важные государственные документы, давал определяющие судьбу России ответственные распоряжения. Вот так управляли страной…
Фактор «семьи» сказался и на борьбе с коррупцией — большинство моих предложений в этой области не получили у президента ни поддержки, ни какого-то движения. А ведь Генеральной прокуратурой была создана целая программа по борьбе с коррупцией, подготовлен закон о противодействии отмыванию доходов, нажитых преступным путем.
* * *
«Семья» очень искусно манипулировала встречами президента. Если ее члены хотели кого-то дискредитировать, организовать на попавшего в опалу «накат», они вмешивались в график президента: препятствовали организации встреч, не давали возможности объясниться с ним, высказать и отстоять свою точку зрения.
То, как это делается, я почувствовал, что называется, «на своей шкуре».
Последняя деловая встреча с Ельциным произошла у меня в Кремле в октябре 1998 года. Мы планировали — на этот раз с начальником Правового управления Администрации Президента Ореховым — провести разговор о Центральном банке. Было еще Через пару дней ситуацию прояснил один из высокопоставленных и близких к президенту кремлевских чиновников.
— Все просто, — сказал он, — прямо перед вашей встречей в кабинет к президенту заглянула его дочь Татьяна…
Как рассказывал мне потом Коржаков, уже не один раз после прихода Татьяны Борисовны к отцу мнение последнего по тому или иному вопросу резко менялось, как менялись и выносимые на обсуждение проблемы.
* * *
Именно пресловутая коробка из-под ксерокса с полумиллионом долларов, предназначенных для предвыборной кампании президента, и стала причиной перемен в отношении ко мне со стороны Ельцина. Если бы я — в нарушение закона — сделал вид, что ничего не заметил, во всем пошел бы на поводу у «семьи», — у меня до сих пор были бы с президентом самые наилучшие отношения.
Рано или поздно, но тайное всегда становится явным. В приливе откровенности проговорился Валентин Юмашев, раскрыв имена тех, кто настроил против меня президента. Не отличающийся, в общем-то, болтливостью, он рассказал кому-то, что когда Ельцин сам впервые узнал о задержании с огромными деньгами выходивших из его предвыборного штаба людей, первой реакцией президента было:
Пусть прокуратура разберется с этим!..
Нам стоило огромных усилий убедить президента, что пускать это дело на самотек нельзя ни в коем случае, — сознался в том разговоре Юмашев.
«Нам» — это все тем же членам «семьи»: Юмашеву, Татьяне Дьяченко, Чубайсу, Березовскому.
Несколько ранее, во время другой известной встречи, «накрученный» своим ближним окружением, президент и устроил мне публичную разборку перед телекамерами.
Честно говоря, мне хотелось тогда на глазах у журналистов демонстративно встать и уйти. Но это было бы демаршем, а такой демарш совершенно ни к чему прокуратуре. Да и телевизионщики: уж они точно показали бы все, как обычно, однобоко — не в мою пользу. Даже в тот день практически все каналы показали только возмущенную речь Ельцина — и ни одного моего возражения, ни одного аргумента, хотя их было у меня тогда предостаточно.
Было противно. И я не вытерпел.
Когда телевизионщики ушли из кабинета, я сказал президенту:
— Борис Николаевич, у вас возникло недоверие ко мне после истории с коробкой из-под ксерокса — будто я возбудил уголовное дело на ровном месте. Так вот, я действовал по закону. И вы в этой ситуации не правы. Вы должны доверять и прокуратуре, и мне лично. Нас, конечно, есть за что критиковать, но только не за это.
Уже потом подумал: сомневаюсь, что эту неприятную для Ельцина сцену рискнул бы показать хоть один из наших телеканалов — да ни за что!
Позднее на разных приемах при большом стечении народа Татьяна трижды подходила ко мне с просьбой закрыть «дело о коробке», и всякий раз я отвечал отказом.
Не остался в стороне и Чубайс. Он обратил внимание на то, что иногда к нам в прокуратуру приходил Виктор Иванович Илюхин, между прочим, сам около 25 лет отдавший работе в прокурорских органах.
Вывод о его «влиянии» на проводимую нами политику был сделан мгновенно и сразу же доложен куда следует: Генпрокуратурой, мол, на самом деле руководит не Скуратов, а Илюхин. Президент прилюдно стал меня укорять в этом, и это было особенно обидно…
Да, действительно Илюхин много раз приходил к нам в Генпрокуратуру. Ну и что? Ведь он — председатель профильного думского комитета, он по должности обязан приходить чаще других. Мы с ним прекрасно сотрудничали и вдела чужого ведомства никогда не лезли.
Возможности «семьи» были огромны. Именно Татьяна Дьяченко, Борис Березовский и Валентин Юмашев добились назначения Волошина заместителем главы президентской администрации, убрав с этого места экономиста Александра Лившица. Именно они сделали все, чтобы осложнились отношения президента с Чубайсом и Малашенко.
В свое время по их же инициативе был смещен с поста премьер-министра Виктор Черномырдин и назначен Сергей Кириенко. Потом, правда, Борис Березовский убедил их в ошибочности выбора, и они попытались вернуть Черномырдина на прежнее место. Но увы, не вышло.
Став главой президентской администрации, Юмашев окончательно погрузил Кремль в интриги. О том, что происходит «за стеной», кто кого «подставил» и как «развел» (любимые слова Юмашева), регулярно сообщалось в СМИ. Никто из журналистов и в мыслях не допускал, что Юмашев руководит. Он «разруливал».
В «курилках» Кремля стали рассказывать анекдоты про дедушку Ельцина, называть администрацию «двором», а президента — «царем». Но это, в сущности, оказалось безобидными пустяками по сравнению с тем, что на самом деле творилось за кремлевскими стенами.
Валентин Юмашев первым озвучил слова об «особом порядке работы президента». Фактически администрация официально признала недееспособность Бориса Николаевича. Этот момент можно считать историческим — власть окончательно перешла к «семье». Теперь, чтобы сохранить себя и свои позиции, предстояло найти замену Ельцину…
* * *
Как часто мы забываем о том, что такое Россия, о какой уникальной и могучей стране идет речь. Насколько колоссальна от Запада до Востока наша родина, сколь богата она и каких правителей по своему масштабу должна в связи с этим иметь.
«Семья» же за рамки и уровень дрязг и мелочности так и не вышла. Люди, входившие в нее, так и не поняли своего предназначения, и не отдавали себе отчета, в какое сложное, революционно-переходное время им пришлось стать у руля великой страны, какую историческую ответственность они несут перед терпеливым народом. Если сдернуть покрывало, то ничего, кроме цинизма и стремления к корыстной выгоде, у этих людей не было и нет. Трагедия России в том, что именно таким людям удается прийти к власти и управлять огромной державой.
«Семья» во многом правила Россией и в первый срок путинского президентства. Как тут не вспомнить загадочную фразу Ельцина, сказанную перед инаугурацией Путина: «Мы еще с Владимиром Владимировичем поработаем вместе». Путин — достаточно самостоятельный человек, но у власти он вынужден был оставить большую часть ельцинской «семьи». Так, почти четыре года на посту главы президентской администрации «семье» удавалось сохранить одиозного Волошина. Это произошло несмотря на отчаянное сопротивление новой «питерской» команды в администрации, которая рассчитывала, что Путин все-таки сдержит обещание и проведет структурные преобразования в Кремле. В обойме остался Чубайс и многие другие…
«Семья» без особых сложностей сумела провести на должность Генпрокурора Владимира Устинова. Путин был готов назначить на этот важный пост своего друга и бывшего коллегу по работе в Санкт-Петербурге Дмитрия Козака. Однако, по сведениям различных источников, члены «семьи» побоялись, что он может стать слишком независимым. Документы на Козака уже были представлены в Совет Федерации. Но произошла утечка информации, и до половины второго ночи Путина обрабатывала «семья». Как написал на своих страницах американский Newsweek, Путину в конце концов позвонил сам Ельцин и попросил своего преемника назначить на пост Генпрокурора лояльного Владимира Устинова. Рано утром вместо документов на Козака в Совет Федерации поступили документы на Устинова (вопрос решился «по-семейному»), а Швейцария получила еще одно свидетельство того, что какие бы серьезные обвинения против бывших кремлевских деятелей она ни выдвигала, Москва и в дальнейшем не даст никого из «своих» в обиду. Да, выбросили из «семьи» Березовского, Гусинского, но это понятно: они не приняли новые правила, продиктованные командой Путина.
Вопрос о привилегиях был для уходящего в отставку Ельцина одним из самых актуальных и важных. По-человечески это понятно: за годы своего правления он натворил столько бед, что стоило серьезно опасаться за собственную судьбу. Но «семья» не могла бросить своего уходящего на отдых лидера: была составлена схема передачи власти, определенная договоренность между Ельциным и Путиным. В пакете этих соглашений вопрос о привилегиях являлся одним из центральных. Как показало дальнейшее развитие событий, это был крайне важный для Ельцина вопрос, и не случайно первым указом Владимира Путина, тогда еще исполняющего обязанности президента, стал Указ «О гарантиях Президенту Российской Федерации, прекратившему исполнение своих полномочий, и членам его семьи».
Чего тут только нет, в этом указе! И неприкосновенность, распространяющаяся не только на «самого», прекратившего исполнение своих полномочий, но и на занимаемые им «жилые и служебные помещения, используемые им транспортные средства, средства связи, принадлежащие ему документы и багаж, на его переписку». И пожизненное денежное содержание в размере 75 процентов оклада, и пожизненная государственная охрана плюс охрана членов семьи и сопровождающих его лиц…
Некоторые газеты не выдержали и задали язвительный вопрос: а как в данном случае писать слово «семья» — в кавычках или без?
Получалось, что указ о привилегиях вообще исключал возможность привлечения президента в отставке к какой-либо ответственности. Если с действующим президентом это еще можно было сделать через импичмент, то Ельцин в принципе не мог быть ни допрошен, ни обыскан. Как зонтик, указ укрывал от грядущих неприятностей не только его самого, но и проживающую с ним семью. Так, по указу нельзя производить обыск в резиденции Ельцина. Но там же живет и Татьяна, значит, и она автоматически подпадает под иммунитет. Ельцина нельзя допросить. В этом случае любое дело, где он мог проходить в качестве свидетеля, не имеет никаких перспектив.
Тут и пожизненное медицинское обслуживание бывшего президента и членов его семьи, и право на содержание за счет федерального бюджета аппарата помощников, а также «отдельного служебного помещения, оборудованного оргтехникой, средствами связи, в том числе правительственной связью», и пожизненное пользование одной из государственных дач (Ельцин избрал роскошную правительственную резиденцию «Горки-9»). И еще полным-полно различных благ для членов семьи бывшего президента после его кончины… Что-то я не слышал, чтобы подобные царские блага были даны кому-нибудь из «бывших» в Европе. «Друга Коля» в Германии вообще были готовы посадить на скамью подсудимых, несмотря на то что он для немцев — национальный герой.
Этот указ противоречил Конституции РФ, поскольку действующая Конституция РФ не предусматривала иммунитета для президента, ушедшего с занимаемой должности, а говорила только об иммунитете действующего президента, а также депутатов, членов Совета Федерации. Чтобы такой иммунитет появился в Конституции РФ, нужно было вносить поправки. Более того, эти вопросы следовало решать по меньшей мере законом, а не указом.
Грустно, что Путин начал свою политическую деятельность в новом качестве с такого сомнительного шага. Думаю, что он прекрасно понимал, почему такой указ должен был появиться — иначе ему не быть в Кремле.
С указом этим пытаются бороться до сих пор, но безуспешно. «Президент может бездельничать, злоупотреблять спиртными напитками, а страна вынуждена его терпеть до окончания срока его полномочий. А потом, даже признавая состав преступления в деятельности бывшего президента, государство обязано наградить его всеми льготами», — отмечал уже в 2004 году депутат-коммунист Виктор Илюхин, не в первый раз предлагавший лишить неприкосновенности бывшего президента России с тем, чтобы привлечь его к уголовной ответственности.
Под стать Указу о гарантиях оказалось и незаконное награждение Ельцина орденом «За заслуги перед Отечеством» первой степени — прямое нарушение статуса ордена, который предполагает награждение им только действующего президента. Показательно другое: сам факт вручения высшей награды России вызвал неожиданную реакцию даже у самого награжденного. Видимо, понимая, что он натворил со страной, Ельцин заявил, что его преемник, подписывая соответствующий указ, проявил мужество.
Прежде чем принимать такое решение, Путину не мешало бы ознакомиться с многотомным заключением специальной комиссии Государственной думы от 15 мая 1999 года. Там сформулированы признаки тяжких преступлений, совершенных Ельциным, когда он был Президентом РФ. Это — разрушение СССР, расстрел Верховного Совета РФ, развязывание войны в Чечне, развал российской армии, геноцид русского и других народов России…
Говоря юридическим языком, все эти деяния содержат признаки таких тяжких преступлений, как государственная измена, заговор с целью захвата власти, умышленное убийство при отягощающих обстоятельствах. Если все это учесть, то награждение Ельцина становится ни чем иным, как циничной насмешкой над самим понятием «заслуги перед отечеством». Фактически это награда за разгром великого государства и надругательство над здравым смыслом.
* * *
Что касается самого Ельцина, то если три года назад любимой темой российской политтусовки было отвратительное состояние его здоровья, сегодня все обсуждают фантастическое улучшение физического состояния экс-президента.
Я прекрасии номню, как Коржаков, если он оставлял Ельцина и уезжал по каким-то своим делам, регулярно куда-то звонил по телефону. Оказалось, что он все время связывался с врачами, контролируя, сделали они Ельцину укол или нет. Уколы делали очень часто, и становилось ясно, что без такой внешней подпитки президент жить уже не может.
Я сам был свидетелем того, как во время нашей встречи 18 марта 1999 года президент внезапно встал и вышел в соседнюю комнату, где ему сделали укол. Когда он вернулся, то выглядел бодрым и был более активным. Уже позднее прошла информация, что лекарство, которое регулярно вводили Ельцину, несмотря на совершенно безобидное название — «клеточный препарат», — абсолютно уникальное.
Изготовлялось лекарство из так называемого абортного материала — растертых в кашицу человеческих эмбрионов, то есть неродившихся ельцинских подданных. Его вводят шприцом прямо в живот, после чего пациент моментально чувствует прилив сил.
И все бы, наверное, хорошо: президент у нас один и его здоровье стоит такого дорогого лекарства, — если бы не одна деталь. Ни в одной цивилизованной стране мира официальная медицина не допускает использование человеческих эмбрионов, и единственное место, где этические проблемы (да и проблемы безопасности тоже — аборты у нас делают и больные СПИДом) никого не волнуют, — это Россия.
Не хотелось бы в эту информацию верить, но ее подтвердили журналистские расследования «Московского комсомольца» и других газет. Как писали репортеры, «произойди нечто подобное в другой стране, трудно даже себе представить, какой скандал разразился бы. Какими заголовками украсились бы газеты: «Неродившиеся младенцы для нужд Кремля…», «Глава государства питается плотью детей»»…
Не знаю, но одно время — либо после этих уколов, либо после поездки в Китай, где экс-президента наблюдали светила восточной медицины, — Ельцин чувствовал себя прекрасно. Он по-прежнему был глубоко убежден, что пользуется огромной популярностью у населения. При каждом своем выходе в свет Ельцин вел себя как народный трибун: вскидывал руки вверх, раскланивался. Того, что публика часто не аплодирует, а свистит, он просто не замечал. И лишь уход его из жизни завершил этот спектакль.
Конечно, за годы путинского президентства еще недавно опутывавший своими щупальцами весь российский госаппарат «старосемейный» клан начал быстро сдавать свои позиции. Сегодня из значимых фигур в новом правительстве с этой группой не связан уже практически никто.
Однако если говорить о чистой экономике, то здесь позиции «семьи» еще достаточно сильны. По оценкам международных банкиров, «семейный» клан хоть и теряет свои позиции, но по-прежнему контролирует сегодня до 20 % ВВП России. Он играет важную роль в нефтебизнесе, металлургии, автомобилестроении и многих других отраслях.
Ельцин же до самого конца оставался главным «ретранслятором» политической воли своего клана. Экс-президент с готовностью снимал трубку прямой связи с Путиным и без колебаний излагал тому свои пожелания. В большинстве случаев ельцинские просьбы выполнялись.
А что же «питерская команда» Путина? Именно она и отвоевала у «старого» ельцинского «семейства» вожделенные передовые позиции власти.
В первое время своего пребывания в высоких кабинетах привезенные Путиным варяги из «питерских чекистов» чувствовали себя сравнительно неуверенно. Но по прошествии четырех лет эти люди окончательно освоились, перехватив у старой команды в борьбе за политическое влияние большинство основных позиций.
Контролируя большую часть силовых структур страны, а также используя личную близость к президенту, «питерская команда» особой оригинальностью не отличается, ее методы борьбы довольно стандартны. Это — обработка президента, компромат, максимальное использование силовых органов.
Заложник власти
Я не кровожаден по отношению к Ельцину. Каким бы ни было мое к нему личное отношение, он был президентом, стоял на вершине власти, представлял перед всем миром Россию и наш народ. Есть определенные стандарты отношения граждан к своему президенту. Независимо от того, каким он был — хорошим или плохим, — на него должен распространяться определенный уровень почтения. Да, как человека его можно не уважать, но как Президента РФ — делать это надо.
Развал Советского Союза, расстрел Белого дома, война в Чечне, экономические кризисы… Этот печальный список можно продолжать еще долго. Но было бы неправдой и грубой натяжкой утверждать, что все это Ельцин сделал один, что он — единственная причина всех наших бед и несчастий. Положа руку на сердце, вспомним: это мы все терпели, закрывали глаза на многое, боялись дать отпор. Я сам, будучи Генпрокурором, голосовал на президентских выборах за Ельцина. И хотя голосование было тайным, я посчитал тогда, что, коль я работаю в одной с Ельциным команде, я обязан его поддержать своим голосом. Если я честный человек, то должен сделать только так. В ином случае, опять же как человек честный, я должен уйти…
* * *
Хочу напомнить о публикации социологического опроса в столичной газете «Московский комсомолец». В 2000 году сотрудники предложили своим читателям список из десяти человек под названием «Злой гений XX века», в который входили Сталин, Берия, Ленин и другие. Первое место занял Ельцин, набрав чудовищно много голосов — 38,8 %. Возможно, здесь верх взяли эмоции, но дыма без огня, как говорится, не бывает.
Президент России — фигура многогранная. За годы работы Генеральным прокурором я видел Президента Ельцина в разных ситуациях, что называется, на расстоянии вытянутой руки, когда человека можно и рассмотреть основательно, и понять, что он собой представляет. Я много общался с ним, много читал о нем, но до сих пор так и не уверен, что смог понять этого человека до конца. Очень уж противоречивая это фигура — бывший наш президент.
Для меня существуют два Ельцина, и я имел возможность наблюдать с близкого расстояния и того и другого. Первый Ельцин — это доброжелательный, приветливый, с теплым пожатием руки, с поддерживающими словами, которые, наверное, мог находить только он и никто больше. Второй Ельцин — человек, который все делает для того, чтобы удержаться у власти: патологически властолюбивый, болезненно реагирующий на любую критику, раздражительный… Очень разным бывал этот человек, и любой вызов к нему — ребус, который до встречи с ним разгадать невозможно.
Помню его в уютной семейной обстановке, когда мы вместе встречали новый, 1998 год.
На ту новогоднюю встречу Ельцин пригласил десять супружеских пар. Были Черномырдин, Куликов, Юмашев, Немцов с женами, а также дочери президента Татьяна и Елена с мужьями. Все шутили, радовались тому новому, что ждет нас в наступающем году.
— Давайте договоримся — в наступающем году работать дружно, вместе, душа в душу, не разлучаться, поддерживать друг друга, — предложил Ельцин, — а то, понимаете ли, надоела кадровая чехарда. Предлагаю за это выпить.
Хорошие слова, правильные, они понравились всем собравшимся. И никто из нас тогда не мог даже представить, что Куликов вскоре будет освобожден от должностей вице-премьера и министра внутренних дел, а Черномырдин уже через три месяца будет отправлен в отставку вместе со всеми своими замами и членами кабинета.
По иронии судьбы на том празднике я произнес тост за президентскую семью, за то, что она является надежным прикрытием человека номер один в нашей стране, оберегает его, создает условия для работы. За то, чтобы крепилась и сама семья президента, ведь ей приходится тоже нелегко: постоянный прессинг общественного внимания, отказ от многих простых человеческих радостей… Словом, обычный доброжелательный тост. Не думал я тогда, что вскоре теплое, святое слово «семья» станет нарицательным и будет олицетворять совсем иную истину и рождать иные чувства. Что именно эта, другая «семья» станет для России недоброй силой, во многом определяющей внутреннюю и внешнюю политику огромной страны. И не только политику. Злым роком стала она для судеб многих людей России. В том числе и для моей судьбы, до того времени вполне благополучной.
* * *
Видел я и другого президента — измученного, усталого, с подорванным от непомерного приема алкоголя здоровьем.
Та пора — предвыборная кампания лета 1996 года — досталась Ельцину очень тяжело. Он, уже хворый, с больным сердцем и хриплым дыханием, вынужден был ездить по городам и селам, веселить разных тинейджеров, отплясывать перед ними, неуклюже, по-медвежьи. Из последней своей поездки он вернулся едва дыша; сполз с самолетного трапа на землю и объявил членам предвыборного штаба, встречавшим его:
— Я сделал все, что мог, теперь дело за вами.
Губила президента тяга к спиртному. Для России выпивать стопку-другую перед ужином, не больше, — вещь обычная. Но такая норма не устраивала президента. Мне доводилось быть свидетелем того, как на одном из банкетов Ельцин учинил из-за выпивки омерзительный скандал. Мы отмечали один из юбилеев внутренних войск. Это были дни, когда Коржаков, зная о больном сердце президента, вообще запрещал наливать ему спиртное — ни грамма, ни капли, — и официанты не наливали. Поняв, что в рюмке не водка, а вода, президент, как бы это помягче сказать, рассердился. Лицо у него перекосилось, глаза налились кровью и, едва не схватив официанта за фрак, он громогласно зарычал:
— Ты чего мне не наливаешь? Не уважаешь всенародно избранного президента? Налей и оставь бутылку здесь!
Даже зная «слабость» президента, мы все были в шоке…
Не раз мы замечали, что президент проводит официальные встречи в «неадекватном» состоянии. Приведу небольшой фрагмент из сенсационных воспоминаний заместителя американского госсекретаря Строуба Тэлботта. В сентябре 1994 года США принимали Ельцина с официальным визитом. Тэлботт тогда был отправлен встречать российского президента в аэропорт. «Согласно протоколу, я должен был ехать в одном лимузине с Ельциным в резиденцию для почетных гостей Блэр-хауз. Но на взлетной полосе российский посол в Вашингтоне Юлий Воронцов отрывисто сказал мне: «Президент устал от полета и предпочел бы ехать с госпожой Ельциной». Моя версия по поводу причины этого была быстро подтверждена». Несмотря на все усилия телохранителей и жены, президент едва спустился с трапа.
Но худшее еще только предстояло. «Этим вечером в Блэр-хаузе Ельцин был мертвецки пьян и бродил по комнатам в нижнем белье. Потом он спустился вниз и стал приставать к агенту секретной службы… Вскоре Ельцин вновь появился внизу, требуя: «Пицца! Пицца!» Наконец телохранители твердо взяли его за локти…» Подобных случаев Тэлботт припоминает с десяток.
Да что Тэлботт? Все мы прекрасно помним дирижерские «упражнения» нетрезвого Ельцина с военным оркестром в Германии. Помним «Конфиденциальный меморандум» организатора поездки Ельцина в США Д. Гаррисона, где подробно описывалось, как наш президент, сойдя с трапа самолета в Балтиморе, на глазах у встречающей его американской делегации стал мочиться на заднее колесо самолета, как шокировал американцев приходом на лекции «в состоянии, не подходящем для появления на публике». Но то, что происходило в Кремле, наводило на мысль об элементарной человеческой деградации.
Деградации главы государства!
При всем при этом тяга к власти у него не пропадала, принимая иногда какие-то патологические очертания. Помню, намечалась встреча с белорусским президентом Лукашенко, и Черномырдин, видя немощность Ельцина, совершенно без задней мысли предложил:
— Может, я заменю вас, Борис Николаевич?
Ельцин мгновенно потяжелел лицом, в глазах у него появился беспокойный свинцовый блеск.
— Вначале я встречусь с ним, а уж потом — вы. Понятно?
* * *
В связи с тем, что значила для Ельцина власть, приходит на память история, свидетелем и участником которой мне пришлось стать самому.
Случилось это в один из воскресных дней 1996 года, еще до выборов. Меня неожиданно пригласили приехать в Кремль. Внезапно, в выходные дни… Значит, что-то произошло или происходит.
В Кремле перед кабинетом Ельцина увидел Ковалева, Министра юстиции.
— Президент настаивает на роспуске Думы, — сказал он.
— Г-господи! — невольно вырвалось у меня.
Я пытался его убедить, что делать этого нельзя, он — ни в какую. Так что будьте готовы к нелегкому разговору. Проект указа уже отпечатан и лежит у него на столе.
— Чья это инициатива?
— Сосковца.
Я не раз уже слышал от первого вице-премьера: что нам Дума! Тьфу! Разогнать ее пинком под зад — и дело с концом. Как руководитель предвыборного штаба Сосковец видел: президент не в форме, популярность его катастрофически падает, здоровье стало совсем слабым — победить на выборах у Ельцина практически шансов нет. Значит, вопрос о переизбрании шефа нужно решать какими-то другими путями.
Вот он и стал давить на президента: давайте перенесем выборы, Думу распустим! Все равно она — коммунистическая. Эта мысль и запала Ельцину в голову.
Тут меня позвали в кабинет.
— Юрий Ильич, я принял решение распустить Думу. Подскажите, какие для этого могут быть юридические основания? — спросил Ельцин.
— Распустить — значить разогнать, а это противозаконно. Об этом я и сказал — о том, что любое из подобранных для этого юридических оснований все равно будет антиконституционным.
Ельцин сидел с каменным выражением лица и как будто меня не слышал. Я понял, что мой ответ никакого значения не имеет — для себя он уже все решил заранее. Тогда я перевел разговор в политическую плоскость:
— На западе роспуска Думы не поймут. Да к тому же распустить ее — значит нарушить Конституцию.
Ни один из моих аргументов на президента так и не подействовал.
— Ваша позиция мне понятна, — прервал он меня, и мы с ним распрощались.
Вслед за мной в кабинет президента зашел министр внутренних дел Анатолий Куликов, а после него — Председатель Конституционного суда Владимир Туманов. К нашему огромному удивлению, каждому из вновь входящих Ельцин говорил, что все предыдущие посетители (в том числе и я) полностью согласились с его идеей разогнать Думу.
В тревожном, каком-то надломленном состоянии я уехал к себе в прокуратуру. Едва зашел в кабинет, раздался телефонный звонок от Анатолия Куликова. Тот взволнованно сказал, что роспуск Думы — это авантюра, которая приведет к непредсказуемым последствиям.
— Мы решили срочно вызвать Туманова и, собравшись у меня, еще раз обговорить нашу общую позицию, а потом вновь ехать к Ельцину.
Было понятно, что президенту вообще мало кто говорит правду — ни помощники, ни советники. Как воспринимаются его реформы, что говорят о нем… Это давняя болезнь российского чиновничества — замазывать глаза начальству, все подавать в розовых тонах.
Президент встретил нас настороженно, взгляд недобрый, исподлобья: ему не понравилось, что мы приехали без приглашения, да еще втроем. Хмуро кивнул, усадил нас в кресла.
— Ну?
Я начал первый. Привел, как мне показалось, все доводы из нашего законодательства: с разгоном Думы мы все только потеряем, ничего не приобретем.
Ельцин отрицательно покачал головой:
— Нет, вы меня не убедили.
Продолжил Куликов, который сказал, что, если после разгона Думы в стране начнутся волнения — а они начнутся точно, — у МВД просто не хватит ни сил, ни возможностей удержать ситуацию под контролем, и мир в России в один миг рухнет в тартарары.
Но Ельцин и на это ответил:
— Нет!
Такая же реакция президента ждала и Туманова.
Втроем мы зашли к Илюшину, у него находились Шахрай и Орехов. Все трое тоже были против роспуска Думы. Позвонили Черномырдину. Здесь нас ждал еще один сюрприз: Черномырдин сказал, что Ельцин, сообщив ему о своем намерении разогнать Думу, сослался на то, что все, кого он вызывал «на ковер», абсолютно все его решение поддерживают.
Наши возмущенные разъяснения придали Черномырдину решимости: он также был категорически против идеи президента.
Государственная дума начинает свою работу в 10 часов утра. Поэтому последнее совместное совещание перед ее роспуском президент назначил в Кремле едва ли не на рассвете — на шесть ноль-ноль. На этот ранний сбор я приглашен не был. Но по моей просьбе Куликов еще раз высказал президенту мои доводы. Против роспуска Думы выступили и остальные собравшиеся.
Судя по всему, Ельцин никак не ожидал от своих подчиненных такого массового отпора и в конце концов решил в этот день Думу не разгонять. Все облегченно вздохнули: ситуация в противном случае становилась настолько критической и непредсказуемой, что мог повториться 1993 год.
Что же касается меня, то я лишний раз убедился в том, что у президента никогда не было особого уважения ни к Конституции, ни к законам. Если в борьбе за собственную власть он был готов развязать в стране едва ли не гражданскую войну, законы для него мало что значили.
Борис Николаевич, конечно же, войдет в историю как политик, изменивший судьбу нашей страны. Но, к сожалению, этот властный человек по сути своей разрушитель, а не созидатель. В своей книге «Президентский марафон» Ельцин сам дает себе характеристику, причем на удивление объективную. Он описывает себя человеком, ломающим всякие перегородки, безоглядно идущим на любой конфликт, на любое обострение отношений. Не могу не согласиться с этими словами. Ельцин — по-своему масштабная и сильная фигура. Другое дело, что по природе он человек, для которого систематическая, рутинная работа абсолютно не подходит — она ему просто противопоказана. Его стихия — кризисы и катаклизмы. Вся жизнь его прошла в поисках противников, всю жизнь он с кем-то боролся. Это — человек-танк, человек-бульдозер, крушащий на своем пути все и вся. Такова его натура.
Но что хорошо для техники, для президента просто недопустимо, а для страны, управляемой таким президентом, — губительно.
* * *
Вспомним, с чего начинал Борис Николаевич. Он начинал с борьбы с привилегиями. И чем он закончил? Согласитесь: классический пример лицемерия!
Если начало его «царствования» было для России периодом надежд, то второй президентский срок стал временем жестоких разочарований. После выборов в 1996 году, когда деньги олигархов и западных государств принесли Ельцину победу, президент в силу своего физического состояния окончательно превратился в послушную куклу.
При Ельцине началось тотальное воровство. Освященное властью, оно стало опаснейшей болезнью нашего общества. Рыба, как известно, гниет с головы. Если удастся прекратить воровство в высших эшелонах власти, то появятся условия для того, чтобы искоренить его в целом.
Работать честно при Ельцине было невыгодно. Хорошо жили только те, кто растаскивал собственность, созданную упорным трудом многих поколений наших предков, и те, кто сидит на экспортных сырьевых потоках. Люди уже давно поняли, что при Ельцине настоящего успеха в бизнесе добивался только тот, кто научился жить по правилам воровской власти.
Если в советские времена (как бы их многие ни ругали) доходы от продажи нефти и газа, леса, металла шли в общую копилку, то теперь эти многомиллиардные суммы перетекают в западные банки на счета олигархов и коррумпированных чиновников. Политика ельцинских «реформ» была спланирована в интересах узкой группы приближенных к власти лиц.
Дело «Мабетекса», как я полагаю, подвело политический итог карьере Ельцина. Как сам бывший президент, так и его кремлевское окружение выглядят в контексте этого дела чрезвычайно неприглядно. Грустно говорить, но благодаря таким людям Россия за границей получила имидж коррумпированной и полумафиозной страны. Авторитет некогда великого государства оказался на международной арене напрочь подорванным: инвесторы рвут с Россией отношения, нас боятся, с нами не хотят иметь никаких дел. Чтобы не быть голословным, приведу фрагмент интервью Б. Бертосса итальянской газете «Corriere della Sera»:
— Я не думаю, что можно заниматься бизнесом в такой стране, как Россия, где судебные органы находятся в зависимости от политических властей. Кроме того, самыми коррумпированными являются именно административные и политические властные структуры. Обратите внимание: это не просто широко распространенное явление, это прочно установившееся правило. В большинстве случаев в ходе проводимых нами расследований мы сталкивались и сталкиваемся с фактами коррупции с участием высокопоставленных представителей административных и политических структур. Иными словами, если в стране невозможно обеспечить условия для свободной конкуренции, не стоит инвестировать ни франка из имеющихся у вас средств.
Очень хорошо помню встречу с президентом, состоявшуюся 5 августа 1996 года, уже после победы Ельцина в тяжелой предвыборной борьбе. На президентскую дачу в подмосковную Барвиху, где была назначена встреча, я приехал минут за 15 до аудиенции. Но, к моему удивлению, меня сразу же повели к Борису Николаевичу. У дверей я увидел Татьяну и супругу президента Наину Иосифовну. Лица встревоженные.
— Борис Николаевич чувствует себя неважно, — сказала Наина Иосифовна, — плохо спал. Постарайтесь его сильно не перегружать. Ладно?
Я пообещал. Тут же в разговор вмешалась Татьяна:
— Да, Юрий Ильич, закройте же наконец вопрос «о коробке из-под ксерокса» и… насчет Чубайса тоже. Это очень беспокоит и меня, и…
Она хотела сказать «и папу», но промолчала. Я прошел к президенту.
Ельцин стоял у стола. Медленно, как-то по-стариковски, боком, развернулся, подал мне руку.
— Поздравляю вас с победой на выборах, — сказал я.
Натужно улыбнувшись, он показал на стул.
Смотря на меня и как-то сквозь меня, Ельцин произнес, что его волнует сейчас один вопрос… Он взял папку, лежавшую на столе и, спотыкаясь, по слогам, безжизненным голосом прочитал надпись на обложке: «О неудовлетворительной реализации Указа Президента Российской Федерации о мерах по борьбе с фашизмом и другими проявлениями политического экстремизма». Он еле-еле справился с текстом, спотыкался, останавливался, глотал буквы… Половину слов просто не смог выговорить.
Невооруженным глазом было видно, что президент находится в плохой физической форме.
Я попытался объяснить, что именно по этому вопросу у нас дела обстоят совсем даже неплохо: на контроле у Генпрокуратуры находятся 37 уголовных дел, успешно идет расследование дел в Екатеринбурге, Москве, Санкт-Петербурге.
Ельцин меня практически не слушал. Когда я закончил, он как-то картинно, будто русский богатырь, подбоченился:
— Я не удовлетворен вашим докладом.
Что ж, он — президент, его право так говорить. С другой стороны, кто-то постоянно подсовывал ему эти бумаги, пытаясь из мухи раздуть слона и даже склоняя президента к неправовым действиям.
Так, на одной из встреч Ельцин прямо и без особых предисловий предложил мне «бартер»: он подписывает указ об освобождении от должности главного военного прокурора Паничева, а я в ответ возбуждаю уголовное дело против партии коммунистов, поскольку якобы прошла информация о создании в структурах этой партии неких вооруженных формирований. Я знал о неприязни Ельцина к коммунистам, его стремлении «задавить» их. Однако такое мог предложить какой-нибудь нечистый на руку человек, но никак не президент, гарант Конституции. Пахнуло каким-то базарным торгом. Не помню уже, под каким предлогом, но от «бартера» я тогда отказался.
Могло быть и другое объяснение недовольства президента — все та же «коробка из-под ксерокса». Я не согласовывал с ним недавнее возбуждение уголовного дела о «коробке», сделал это по своей инициативе. Это могло задеть самого президента и тех, кто стоял за его спиной. Вот и было решено одернуть меня, поставить, так сказать, на место.
— А теперь давайте ваши вопросы, — сказал президент.
Срочных вопросов для обсуждения было несколько, но, помня о просьбе Наины Иосифовны, я сказал, что могу обсудить их потом или по телефону. Ельцин отказался и потребовал продолжать. Но уже через несколько минут, когда, перейдя к конкретным делам, я начал говорить о «коробке», президент неожиданно тихим, но твердым голосом произнес:
— Может, хватит?
Я тут же свернул разговор, подарил только что выпущенную книгу об истории российской прокуратуры и собрался уходить. Он пытался взять мои бумаги, книгу, папку с «мерами по борьбе с фашизмом», сложить все в одну кучу, но не смог — у него сильно тряслись руки. В конце концов он все-таки собрался, встал и попрощался со мной.
Ехал я с аудиенции в задумчивости. Признаюсь, разговором и увиденным я был удручен, если не сказать — подавлен. Ведь до инаугурации президента, официального вступления его в должность, оставалось всего несколько дней…
Уже позднее я спросил у Краснова, помощника Ельцина по правовым делам, который готовил эту встречу: как папка с неподготовленным вопросом о фашистских проявлениях в России по явилась у Ельцина на столе? Тот ответил, что папку президенту не передавал и в полном неведении, кто это сделал.
Говоря откровенно, избрание Ельцина на второй срок в 1996 году — это трагедия и для самого президента, и для всей страны. Народ тогда обманули, сознательно и беспардонно. Даже если отбросить откровенное признание Коржакова, что Ельцин в первом туре был только третьим после Зюганова и Лебедя… Но поразмышляем о другом. Ведь когда Ельцин отплясывал на сцене, он всем своим видом показывал: «Я здоров! Я полон сил и энергии!». На самом же деле это было совсем не так. Близкое окружение президента прекрасно знало, что Ельцин сильно болен, что он физически не способен выполнять обязанности президента страны. То, что это именно так, стало ясно уже на процедуре инаугурации: Ельцину в этот ответственнейший день стало так плохо, что он едва держался на ногах, едва читал президентскую присягу. Фактически на следующий президентский срок мы избрали больного, немощного человека. Нас, избирателей, откровенно обманули. На Западе по этому поводу сразу же началось бы специальное расследование. В России же немощность президента, его неспособность полностью взять на себя руководство страной в конечном итоге породило то, что вскоре в открытую стало называться «семьей».
Еще раз повторюсь: Ельцин всегда был патологически охоч до власти. Узнав же о расследованиях, которые начала вести Генеральная прокуратура, он впервые почувствовал для себя реальную угрозу. Ведь его никогда в коррупции не обвиняли — здесь он всегда был чист. Все считали, что при многочисленных его недостатках как человек, как личность он — честен. Поэтому он перепугался.
Одним из главных достижений моей борьбы стало то, что благодаря делу «Мабетекса» Ельцин досрочно ушел со своего поста и издевательство над Россией было прекращено. Уход Ельцина в отставку — это мой главный жизненный результат.
Царевна
Так уж сложилось, что в нашей стране особый интерес проявляется почему-то именно к дочерям глав государства. Может быть, они сами давали для этого повод.
Смотрите — у Сталина было трое детей. Про старшего, Якова, особенно не говорили. Василий был известен своим пьянством и тем, что покровительствовал известным спортсменам, но особых сплетен вокруг его имени тоже не ходило. Зато Светлана с юности и до самого недавнего времени была отнюдь не в тени и не забыта ни народом, ни прессой. Ее многочисленные романы и браки, ее книги о времени и об отце, смена гражданства, возвращение в Союз, затем новый отъезд в Европу создали вокруг имени Светланы Аллилуевой некий скандальный ореол.
Имя дочери Леонида Брежнева Галины тоже не раз возникало в прессе и тоже в связи со скандалами, причем не столько политическими и светскими, сколько уголовными. В политических скандалах фигурировал муж Галины Юрий Чурбанов, а сама она стала героиней многочисленных публикаций о краже бриллиантов у знаменитой дрессировщицы.
Традиция жива, и спустя пару десятков лет имя дочери первого президента России Бориса Ельцина тоже мелькает в СМИ. Будучи одним из самых активных членов «семьи», Татьяна Дьяченко даже «удостоилась» попасть в число персонажей «Кукол» — сатирической программы с политическим уклоном. Тесно связана была Татьяна и с громкими делами о коррупции.
* * *
Пока Борис Ельцин был здоров и силен, он и близко никого из домашних к своей работе не подпускал. Ни в Свердловске, ни потом, в Москве, никто из семьи не участвовал в делах управления. Но все изменилось после избирательной кампании 1996 года.
Ельцинскую семью затягивали в паутину коррупции потихоньку, постепенно, шаг за шагом… И она в конце концов поддалась. Самой «податливой» оказалась младшая дочь президента, Татьяна. Думаю, она «сломалась» не сразу, не вдруг. Те, кто ее «обрабатывал», мастерски провели эту интригу. Сначала — поводы для встреч, приглашения отдохнуть, потом — предложения об услугах, вкрадчивые, ненавязчивые, льстивые. Ведь очень трудно удержаться, когда все перед тобой заискивают, — как же, дочь президента! А потом… А потом, оказывается, уже поздно.
Зная репутацию одного из главных «соблазнителей», Бориса Березовского, Татьяне следовало проявить больше осторожности, быть более разборчивой в выборе деловых партнеров и даже просто знакомых. Я в свое время пытался предупредить и ее, и Юмашева. Не знаю, дошло ли предупреждение или нет — в любом случае оно не помогло…
* * *
По характеру Татьяна похожа на Ельцина. Запомнилась она мне очень разной, неоднозначной. Познакомился я с ней в 1995 году, через некоторое время после моего назначения Генеральным прокурором. Случилось это на юбилее четы Коржаковых — при большом стечении друзей и знакомых они отмечали серебряную свадьбу. Именно тогда Наина Иосифовна, супруга Ельцина, и представила мне обеих своих дочерей. Мы поговорили с ними так, «ни о чем», — две симпатичные, мало чем выделяющиеся из веселящейся толпы женщины… Виделся я потом как с Татьяной, так и с Еленой и на официальных, и на неофициальных встречах, на всевозможных юбилеях и праздниках.
Еще тогда, при первой встрече, глядя на сестер Ельциных, я почувствовал между ними какое-то едва уловимое соперничество, соревнование за лидерство в семье президента.
Соперничество за влияние на отца Елена проиграла, по-моему, без боя. Но говоря о старшей дочери президента, могу сказать, что по сравнению со своей младшей сестрой она повела себя более мудро, более рассудительно. Очень приличный человек и Валерий Окулов, ее муж. Видимо, на поведении Елены сказалось и его мужское влияние.
* * *
Единственным серьезным каналом «внешнего воздействия» на Ельцина в те дни был Коржаков.
Но к этому времени на политическую арену России стремительно ворвалась олигархическая поросль — талантливая и абсолютно циничная (в этом смысле все они мало чем отличались друг от друга — Гусинский, Смоленский, Березовский…). Публика эта располагала огромными деньгами, и чтобы выгодно пристроить их, необходимы были близость к президенту, влияние на него. Ключевым звеном здесь, конечно, стали президентские выборы 1996 года. На их фоне и развернулась борьба за доступ к телу дряхлеющего Ельцина. Ну а поскольку президент все больше терял контроль над ситуацией и сам уже не мог полноценно управлять Россией, его стилем «деятельности» стало управление страной на основе тех сплетен, которые приносили ему «в клюве» допущенные до него счастливцы.
Вскоре олигархи поняли, что через Коржакова им ничего не «светит» — там прочные позиции занял Сосковец. И они начали искать…
Сразу стало понятно, что, несмотря на близость к президенту, Наина Иосифовна влиять на политику не может. Ельцин всегда болезненно воспринимал ее редкие попытки что-то ему посоветовать. Так тянулось еще со Свердловска. Постепенно сформировалось ее призвание — хранительница очага, любящая и заботливая жена.
Так далеко не на пустом месте возникла Татьяна, любимая дочка президента.
Поначалу даже речи не было о том, чтобы сравнивать Татьяну с Коржаковым — он ее вообще всерьез не воспринимал, подтрунивал над ней, а иногда в открытую издевался (чего стоит эпизод, когда Коржаков приказал не впускать в Кремль Татьяну в брючном костюме). Но вскоре наиболее прозорливым из олигархов стало понятно, что с ухудшением здоровья Ельцина влияние дочери на него будет усиливаться.
Идея использовать дочь президента как канал проникновения к главе страны была едва ли не последней возможностью изменить ход проигрываемой президентской гонки 1996 года. В то время Александр Коржаков практически монополизировал все каналы информации, которые шли к Ельцину. Он и Сосковец отвечали за проведение предвыборной кампании. Люди из Службы безопасности Президента сидели в особняках на Воробьевых горах и уже делили поступавшие от банкиров деньги. При этом не удалось даже собрать подписи за выдвижение Ельцина кандидатом. Организационная беспомощность вылилась в то, что Сосковец приказал не выплачивать железнодорожникам зарплату, пока они не подпишутся в пользу Бориса Николаевича.
Такая агитация вызвала возмущение даже у самого кандидата. К началу февраля финансистам стало ясно: деньги уходят бесполезно. Решено было все поменять и пригласить главным менеджером отставного Чубайса. Сам Анатолий Борисович на собраниях в поддержку Ельцина в лучшем случае получал место где-нибудь в бельэтаже, и вокруг него никто не садился — боялись гнева Коржакова. Дочь стала последней возможностью и для банкиров, и для самого президента. После первого собрания в поддержку Ельцина в Екатеринбурге, куда пригласили региональных функционеров, Татьяне Дьяченко показали трехчасовую запись скучнейшего собрания в лучших традициях конца 70-х. Сказали просто: «Видите, сколько здесь серых людей? С ними мы все проиграем».
А затем возникла блестящая идея — включить Татьяну в предвыборный штаб президента, и потом, когда выборы были выиграны, для нее специально придумали должность «советника президента по имиджу».
Как писал в марте 1997 года «Коммерсант дейли», «именно Юмашев привлек далекую от политики Дьяченко к работе в предвыборном штабе. Пришлось гениально уговаривать саму Татьяну. Потом ее маму. Потом папу. Потом к информации, поступающей из аналитической группы, стал прислушиваться президент. Потом — приглядываться к самой группе. Потом она стала называться предвыборным штабом. А потом… Зюганову стало катастрофически не хватать рейтинга».
В интервью газете «Коммерсант» Березовский вспоминает: «Это придумал Юмашев. Он позвонил мне в шесть часов утра и говорит: «У меня есть совершенно гениальная идея». И произносит только одно имя: «Таня». Я спросонья не вполне понял: «Что Таня?» Он отвечает: «Таня должна работать с нами в аналитической группе…» Идея действительно была гениальной, я тогда ее недооценил. Это открывало доступ информации к президенту. До выборов оставалось мало времени, и принимать решения надо было мгновенно. А эти решения мог принимать только президент. Поэтому нужны были оперативность и доверие к этому информационному каналу.
Вскоре Татьяна стала в новой команде ключевой фигурой.
К чести Татьяны надо сказать, что она гораздо тоньше чувствовала необходимость момента, чем Коржаков. Да и Ельцин, похоже, тоже перестал безоговорочно доверять начальнику собственной охраны, заподозрив его в желании продвинуть вперед Олега Сосковца. Поэтому информация, которая пошла по «семейному каналу», нашла адресата. Кому верить, если не любимой дочери?
Когда эта женщина стала фактически орудием в руках олигархов, все поменялось. В 1996 году как само собой разумеющееся она заняла кремлевские апартаменты Наины Иосифовны, куда входили рабочий кабинет, банкетный зал, буфет, кухня, парикмахерская и туалетная комната с ванной, а также — шикарные апартаменты на 11-м этаже в «Президент-отеле» на Якиманке. Татьяна присутствовала рядом и когда больного Ельцина после четырех инфарктов, как ученого медведя, возили по стране и заставляли танцевать буги-вуги. Борису Николаевичу хватило мужества, несмотря на болезнь, провести кампанию так, что ему мог позавидовать любой более здоровый конкурент. И если Коржаков рекомендовал президенту меньше перемещаться и хранить тупую значимость на лице, то именно Татьяна должна была решать противоположную задачу — уговаривать Ельцина быть раскованнее и выполнять рекомендации чубайсовского аналитического штаба. Она писала записки с указаниями, как себя вести, и незаметно передавала их Борису Николаевичу. Именно она уговорила отца станцевать твист в Волгограде. Именно она после этого получила выговор от «дяди Саши Коржакова», что, дескать, выставила отца на посмешище.
Один из доверенных людей Ельцина на выборах-96, рассказывая про поведение Татьяны Дьяченко, сказал, что она из гроба подняла бы отца, чтобы помахать электорату ручкой.
* * *
Окончательный раздел произошел во время истории с долларами в коробке из-под ксерокса. Именно Татьяна Дьяченко первая нашла Коржакова и потребовала объяснений. Сам Коржаков утверждает, что в это время над ухом «царевны» стоял «змий» Березовский, который настраивал президента против генерала. Хотя надо признать, что никакой Березовский не мог так настроить Ельцина против Коржакова, как это сделал сам Коржаков.
Впоследствии, когда Татьяна Борисовна, по сути, заменила Александра Васильевича как фаворита, стало очевидно, что Дьяченко вполне успешно справляется с этой ролью.
С момента отставки главы Службы безопасности Президента и начался взлет Татьяны Борисовны. В интервью журналу «Огонек» она говорила так: «Я просто холодела от мысли, что такой человек имеет огромные властные возможности». «Семья» фактически всех этих возможностей его и лишила. Татьяна ненавидела Коржакова, который бесцеремонно командовал ею, ревновала его к отцу. Как только она стала официально «работать» на папу, дни Коржакова при Ельцине были сочтены, а участь его решена…
После задержания Лисовского и Евстафьева на проходной Белого дома с долларами Татьяна всю ночь «обрабатывала» папу. Не давала ему спать. Утром злой на всю семью Ельцин подписал указ об увольнении Коржакова, Барсукова и Сосковца. С этого момента Таня превратилась в Татьяну Борисовну — «самого уволила».
* * *
Тем не менее полноценным политиком стать Татьяне Дьяченко так и не удалось. Как я уже говорил, олигархи просто-напросто «наняли» ее на четыре года на роль передаточного механизма. Все это время Таня старательно исполняла свои обязанности: вкладывала в уши папы мысли Березовского и Чубайса. При этом нельзя сказать, что Татьяна Борисовна испытывала какие-то иллюзии и не понимала своей роли. Вот как она ее сформулировала все в том же интервью «Огоньку»: «В 96-м в предвыборной кампании я была связующим звеном между мозговым штабом, аналитической группой и папой, без чего, наверное, все было бы намного сложнее. Тогда счет шел на минуты, и я считаю, моя помощь именно тогда была нужна». Татьяна была, как ни цинично звучит по отношению к женщине, инструментом, которым пользовались, к сожалению, не Примаков и другие здоровые силы общества, а такие «жуки», как Березовский и иже с ним.
Соблюдал бы Ельцин закон, назначения Татьяны советником президента не последовало бы: существовал порядок, не допускающий работы родственников в непосредственном подчинении одного другому. Но «своя рука — владыка»… Татьяна так объясняла журналистам эту деликатную ситуацию:
— Что до обвинения в семейственности, то я прекрасно знаю, что президент назначил меня не потому, что я такая умная и талантливая. Есть, вероятно, люди и умнее, и профессиональнее, но ему так удобнее.
* * *
В своей книге «Президентский марафон» Ельцин писал: «Нет механизмов, посредством которых Березовский мог бы оказывать влияние на президента». К сожалению, такой механизм был. Именно Татьяна оказалась тем рычагом, при помощи которого Березовский и другие члены «семьи» получили доступ к управлению Россией. Березовский фонтанировал нужными ему идеями, Татьяна взахлеб его слушала и при случае пересказывала их отцу. Тому лишь оставалось развести руками и порадоваться, насколько умной выросла его дочка. По словам Коржакова, он неоднократно был «свидетелем того, как Татьяна искусно пересказывает президенту кое-какие истории, которые ей в другое ухо нашептывал Березовский».
Так передаточным звеном Татьяна Борисовна и работала у президента, безоговорочно доверявшего ей, умело пользуясь при этом состоянием его здоровья. По сути, она стала основным центром политических решений. Она сделалась бесценной (во всех смыслах) в глазах всех, кто с ней общался, имея возможность круглосуточно воздействовать на президента, решить с ним практически любой вопрос. Это была уникальная роль: целый ряд указов Ельцин подписал во многом по просьбе своей дочки. А подпись президента дорогого стоит, причем в прямом смысле подчас миллиарды долларов — вспомним образование «Сибнефти» и последующую ее приватизацию, назначение на высокие посты Березовского…
Используя неограниченную, по сути, власть президента, допускавшиеся повсеместно грубейшие нарушения Конституции, люди, получившие возможность с помощью Татьяны манипулировать Ельциным, вскоре без проблем закрепились на самом верху отечественного финансового и политического олимпа.
Известна и стоимость ее услуг Березовскому. После выборов 1996 года в кабинет Татьяны Борисовны, как вспоминает Коржаков, ежемесячно, как по часам, приходил Роман Абрамович и приносил «дипломат» с деньгами — от 160 до 180 тысяч «зеленых».
Надо сказать, что «зарплату» свою она отрабатывала честно. В 1997 году, после кремлевской встречи Ельцина с Лукашенко в соседней комнате была найдена икона со специальным отверстием для подслушивающего «жучка». В эту комнату постоянно удалялась Татьяна Борисовна, когда к президенту приезжали высокопоставленные гости. Как уверяют бывшие работники охраны президента, установить «жучок» Татьяне Борисовне посоветовал Борис Абрамович: мол, мало ли чего папа наговорит. А Таня отдала приказ на «прослушку» тогдашнему руководителю Федеральной службы охраны Крапивину, который приказ и исполнил…
Волею судьбы Татьяна Дьяченко в течение почти четырех лет находилась в самом эпицентре кремлевской власти. Таким образом она уже прочно вошла в российскую историю. Феномен Татьяны интересен. Она очень неглупый человек, но, к сожалению, у нее не хватило жизненного опыта, настоящей мудрости, осторожности. Она не должна была, не имела права попадать под влияние Березовского. На свои многочисленные тусовки с обязательными Березовским, Юмашевым, Абрамовичем она, как правило, всегда отправлялась одна, без мужа. Как мужчина мужчину я его прекрасно понимаю — неудивительно, что брак их скоро распался. Ее постоянным кругом общения стала другая «семья» — в кавычках. И это при том, что, будучи уже лицом государственным, советником президента по имиджу, она обязана была по долгу службы встречаться и с Зюгановым, и с Жириновским, и с другими политиками, но, насколько я знаю, этого в рамках своей официальной работы она никогда не делала.
Газета «Московский комсомолец», ссылаясь на одного высокопоставленного чиновника, рассказала интересную историю.
В свое время у Гусинского и компании не было более близкого друга в Кремле, чем Татьяна Дьяченко. Именно она играла первую скрипку в лоббировании президентских указов о передаче НТВ четвертой кнопки и предоставлении ему статуса общефедерального канала. Однажды Черномырдин и Чубайс отказались поддержать одно крайне важное для «Моста» решение. Тогда Татьяна Борисовна взяла в руки необходимые бумаги и сама начала обходить кабинеты высших начальников. Отказать президентской дочери не смог никто. В результате Гусинский и его детище «Мост» сэкономили громадные деньги.
* * *
Помню одну из моих встреч с тогдашним премьером Примаковым. Я сказал ему: «Евгений Максимович, разве вы не видите, какую роль во всех делах играет Татьяна. Вы же политик, подумайте, может быть, исключительно ради интересов страны стоит наладить с ней более тесные отношения?». Он посмотрел на меня своими умными глазами и грустно сказал: «Я, конечно, все понимаю, что надо бы, но так противно…».
Понять интеллигентного Примакова легко. И роль здесь играли не только разница в возрасте и противозаконная, неправовая схема «семейного» правления. Морально премьер великой страны не мог заставить себя пойти на поклон к девчонке только из-за того, что она имеет влияние на своего отца-президента. Да, с позиций политической конъюнктуры такое общение было бы, наверное, для России полезным. И поступи так Примаков, наверняка поработал бы в качестве премьера подольше и польза стране от этого была бы значительнее. Но… Видимо, есть все же в человеке что-то такое, через что переступить бывает трудно, а может быть даже невозможно.
Нельзя забывать и о положительных моментах кремлевского присутствия «царской дочки». Проведенную Кремлем комбинацию по наследственной передаче власти от Ельцина к Путину трудно назвать триумфом демократических принципов. Однако планы, на полном серьезе обсуждавшиеся в президентской администрации — типа введения в стране чрезвычайного положения или переноса срока выборов, — уж поверьте мне, могли оказаться для России несравненно более опасными. В стенах президентского кабинета озвучивались и другие, не менее разрушительные для судьбы страны идеи. Не один раз, по рассказам кремлевских царедворцев, Ельцин рвался подписывать указ о запрете компартии и о выносе тела Ленина из Мавзолея…
Одним из немногих сдерживающих факторов, позволявших в Кремле хоть как-то «приглушать» необузданные порывы разбушевавшегося президента, была Татьяна. Так что если «царевна» решит когда-нибудь выложить все, то рассказы о том, каким чудом удавалось удерживать Ельцина от вредных для страны шагов, могут стать настоящими бестселлерами.
* * *
При личных встречах Татьяна всегда производила на меня очень приятное впечатление. Сдержанная, корректная, умеет себя держать в соответствии с обстановкой, как правило, никогда на людях не подчеркивала своего «влияния», своей причастности к принятию важных решений. Человеку непосвященному было непросто поверить, что именно эта неброско одетая женщина фактически являлась стержнем «семейного» кремлевского клана. По мнению экспертов, с весны 1996 года ее неформальное могущество «практически не знало границ»: в ее «активе» отставка не только Коржакова, но и Барсукова, Сосковца, Лебедя (позже она будет иметь отношение к любому мало-мальски заметному назначению или снятию с государственного поста).
Хорошо помню нашу последнюю с ней встречу. Это было в Кремле, 7 ноября, в День примирения и согласия. Я уже тогда чувствовал, что вокруг меня назревает что-то нехорошее, что против меня идет какая-то работа. Я подошел к ней и решительно сказал:
Татьяна Борисовна, если у вас есть ко мне какие-то вопросы, вы всегда можете подойти и поговорить. Как я чувствую, вопросы такие есть, а мне не хотелось бы, чтобы вы пользовались информацией со стороны.
Нет, что вы, — ответила она мне, не дрогнув ни одной мышцей лица, — все в порядке.
В самом начале этой главы я уже писал о тех скандалах, которыми полнились биографии дочерей наших бывших советских руководителей: Сталина, Брежнева… В этом неблаговидном занятии Татьяна Дьяченко, как мне кажется, обогнала их всех вместе взятых. Дочь первого российского президента оказалась напрямую замешанной в скандале с бумагами ГКО. Ее имя называлось среди высокопоставленных кремлевских чиновников, связанных с исчезновением 4,8 миллиарда долларов кредита МВФ 1998 года. Она активно участвовала в лоббировании компании «Сибнефть», в результате чего зарубежные счета ее тогдашнего мужа Алексея пополнились круглой суммой в 2,7 миллиона долларов. До сих пор так и осталось не развенчанным подозрение, что секретные валютные счета, открытые в одном из швейцарских банков на условные имена «Принцесса» и «Золушка», принадлежали Татьяне Дьяченко и ее родной сестре Елене Окуловой.
Сенсацией имя Татьяны Дьяченко прозвучало в российских и международных СМИ в связи с активным использованием ею кредитной пластиковой карточки, пополняемой деньгами главы «Мабетекса» Беджета Паколли.
Почему она считала себя вправе свободно располагать этой карточкой, этим счетом? Собственно, для того чтобы задать этот вопрос, Татьяну Борисовну и хотели видеть в прокуратуре. Ее объяснения для следствия на той стадии ведения дела были очень важны. Даже самые последние газеты и журналы писали тогда о кредитных карточках семьи Ельциных, все ждали каких-то логичных объяснений. Но никаких объяснений не последовало вообще. А молчание, как известно, знак согласия. В данном случае — с обвинением. Позднее, как мне стало известно, следователь Тамаев все же допросил Татьяну, однако публично, как и ее отец, она свою позицию так и не высказала.
Как я уже писал, Кремль, Борис Ельцин, Татьяна Дьяченко заняли в этой истории, на мой взгляд, неумную позицию — все замалчивать. Ведь обвинения были сделаны публично — значит, надо публично и отвечать, опровергать, подавать в суд в конце концов. Ничего этого не последовало. Даже юридический советник «Banco del Gottardo», и тот признался: «Через нас шло обесчение кредитных карточек семьи Ельцина деньгами», — но в Кремле словно оглохли.
Понимаю, что не совсем прилично считать деньги в чужом кармане. Но уверен, что это правило относится к тем случаям, когда деньги эти, сколь много или мало их ни было бы, заработаны честным, так сказать, праведным путем. Здесь ситуация, как мне кажется, несколько иная. Как пишет «Собеседник», состояние Татьяны Дьяченко, по некоторым оценкам, равно 180–200 миллионов долларов, включая недвижимость в Западной Европе. А теперь объясните: как, имея в качестве официального дохода только зарплату, пусть даже такой «непростой» высокопоставленный чиновник, пусть даже советник президента страны, мог заработать такие деньги?
Несколько слов о недвижимости.
О виллах и дачах в России и за ее пределами, купленных через подставных лиц и якобы принадлежащих президентской семье и Татьяне Дьяченко в частности, говорилось и писалось много, очень много. Занималась этим вопросом и Генпрокуратура. Но (сколько раз я уже произносил это грустное «но») моя вынужденная отставка не позволила довести до логического конца ни одно из затеянных нами расследований.
Поэтому не хочу быть голословным и ограничусь только тем, что было опубликовано на эту тему в российских и зарубежных средствах массовой информации.
Так, по сведениям Информационного центра «СПИК», весьма высока вероятность того, что в поселке Николина Гора Татьяне Дьяченко принадлежит купленный на подставное лицо особняк (участок № 15), построенный на месте бывшей дачи академика Александрова. Участок, ранее принадлежавший Управлению делами Президента, занимает три гектара леса и обнесен забором пятиметровой высоты. Это кирпичное ограждение с башенками местные жители уже окрестили «Кремлевской стеной». По свидетельству соседей и строителей, единственным высокопоставленным чиновником, посещавшим стройку, была Татьяна Дьяченко, активно дававшая распоряжения строителям.
Участок приобретен на имя Виктора Столповских. Площадь только одного из трех «особнячков», возведенных на территории поместья, составляет 815 кв. м. Согласно щиту, непродолжительное время висевшему у ворот стройки, возведением особняков занималась «Мерката Трейдинг» — фирма Виктора Столповских.
Еще одну зарубежную покупку, приписываемую Татьяне Дьяченко, нашли в Германии, в альпийском местечке Гармиш-Партенкирхен, расположенном в часе езды от Мюнхена. Замок Ляйхтеншлессель, скрытый от посторонних взоров густыми зарослями и вековыми деревьями, стоимостью порядка 8–10 миллионов долларов, судя по слухам, был куплен для бывшей президентской дочки Романом Абрамовичем.
О президентской недвижимости пишет английский журнал «Кантри лайф». Англичане предполагают, что роскошную виллу «Шато де ла Гарон», что на мысе Антиб на Французской Ривьере, приобрели Ельцины за 11 миллионов долларов США. По мнению экспертов, суета сотрудников Службы безопасности Президента РФ вокруг этого объекта наводит на мысль, что собственником «домика» является кто-то из членов «семьи». Прежняя владелица виллы баронесса Мария Норманн призналась, что покупатель «Шато де ла Гарон» — семья Президента России. Сами же Ельцины покупку виллы отрицают. Кстати, по соседству с апартаментами проживают брат греческого миллиардера Онассиса — Ставрос Ниарчос — и один из членов правительства Ливана. Так что и с соседями у «семьи» все в полном порядке.
Об этой вилле в те дни говорили и писали так много, что не выдержал даже обычно сдержанный депутат Государственной думы Юрий Щекочихин. В октябре 1999 года он опубликовал в «Новой газете» обращенное к Ельцину открытое письмо, в котором написал: «Во время пребывания во Франции в составе делегации Государственной думы мне вновь, как и много раз за последнее время, пришлось множество раз отвечать на вопросы о Семье (слово, которое сейчас пишется с большой буквы) и о том, каким имуществом Семья и вы в том числе располагаете за рубежом. Повышенный интерес к вам лично был еще вызван и тем, что как раз во время пребывания нашей делегации влиятельный французский журнал «Экспресс» опубликовал фотографию вашей виллы, расположенной вблизи Ниццы на Лазурном берегу — в Антибе».
Как и прежде, никакого ответа на это открытое письмо из аппарата президента не последовало…
* * *
В своей книге «Записки президента» Ельцин обрушивается на семейственность и прочие привилегии высокопоставленных партийцев. Но проходит всего 2–3 года, и мы видим, что его родная дочь Татьяна заняла должность советника по имиджу — один из самых высокооплачиваемых постов в Администрации Президента РФ. За счет госказны ей выплачивалась зарплата на уровне министерской.
Профессиональный уровень дочки президента, которая гордится тем, что до этого «никогда не работала на государственных должностях», вряд ли соответствует тому, чтобы после работы скромным программистом сразу взлететь на министерский уровень, тем более в качестве личного советника Президента России. Сама же Татьяна свои обязанности «помощника по имиджу» разъясняет весьма незатейливо: «Мне легче, чем кому-то другому, подойти и поправить папе галстук». В данном случае получается, что наблюдение пусть даже за президентским галстуком обходилось налогоплательщикам ежемесячно в приличную сумму, и в это же время Ельцин, ссылаясь на отсутствие денег в казне, лишает пенсий многих пенсионеров, которые умеют «галстуки поправлять» не хуже его дочки.
Еще один примечательный факт. В налоговой декларации за 1996 год «скромный» советник президента Татьяна Дьяченко указывает свой годовой доход, более чем в два раза (!) превышающий годовой доход тогдашнего премьер-министра России Виктора Черномырдина. Сравните цифры: Татьяна Дьяченко — 624 миллиона рублей, Виктор Черномырдин — 268 миллионов рублей (в старых ценах). «Удивительная страна Россия, — как писала одна из газет, — только здесь «обычный» советник по завязыванию галстуков зарабатывает в два раза больше, чем глава правительства. Наверное, очень уж качественное это было завязывание…»
Брак Татьяны с ельцинским биографом и бывшим руководителем президентской администрации Валентином Юмашевым хоть и ожидался, но все равно стал для отечественного бомонда сенсацией. Для этого любимая дочь экс-президента разошлась со своим экс-супругом Алексеем Дьяченко, отношения с которым, впрочем, уже давно были чистой формальностью. А Валентин Юмашев — с женой. Вскоре эти две самые влиятельные фигуры позднеельцинского периода российской истории, чья дружба переросла в нечто большее еще в 1999 году, официально сочетались законным браком.
И для Юмашева, и для Дьяченко этот брак стал третьим.
Слухи о том, что два члена президентской «семьи» могут на самом деле породниться, гуляли уже давно. Ведь в пору могущества Бориса Николаевича Юмашев и Дьяченко были почти неразлучны. Но в Кремле говорили, что это лишь «сложившаяся политическая пара». Тем не менее до самого последнего момента Ельцин ничего не знал о грядущем браке: все происходило в обстановке строжайшей секретности.
Как мне рассказывали, первоначальное отношение экс-президента к очередному браку дочери было весьма негативным. Но после того как 12 апреля 2002 года Татьяна сделала Ельцину подарок, преподнеся ему очередную внучку, все нормализовалось.
Сегодня Татьяна Борисовна, помимо того что заботится о маленькой дочке, директорствует в фонде Ельцина. Причем учреждение это существует не только на бумаге: фонд помогал финансировать церемонию вручения премии «Ника», нередко подбрасывает деньги неким детским учреждениям…
«Разводила»
Несколько слов хотелось бы сказать об Администрации Президента — своеобразном государстве в государстве.
За годы своего существования Администрация Президента, пройдя несколько этапов реформирования, из технического аппарата, обслуживающего главу государства, превратилась в самостоятельный центр административно-политической власти, стоящий над всей системой государственного управления России. Наряду с президентом, дополняя, а во времена Ельцина — «направляя и подменяя» его, администрация осуществляет жесткий контроль над всеми ветвями власти, органами государственной власти субъектов Федерации и местным самоуправлением.
Вес и влияние Администрации Президента возрастали постоянно. Особенно это стало заметно с приходом в аппарат администрации А. Чубайса, который быстро начал создавать жестко централизованную самостоятельную структуру. Вначале, объединив две главные должности — главы администрации и первого помощника, — Чубайс добился упразднения «опасной» должности первого помощника, обеспечив полный приоритет главы администрации, который имеет личный доступ к президенту. Следующим шагом было понижение статуса помощников президента, которые все более подчинялись непосредственно подразделениям Администрации Президента и все меньше имели возможностей для непосредственного выхода на главу государства. С уходом Г. Саттарова, Д. Рюрикова, Л. Суханова, а также А. Коржакова и других ближайших сподвижников президента институт президентских помощников практически перестал существовать.
Вскоре главой президентской администрации стал Валентин Юмашев, а Татьяна — советником своего отца. Приход В. Юмашева не остановил этих тенденций, поскольку созданный А. Чубайсом аппарат активно проводил их в жизнь, а самое главное — подобная роль президентской администрации полностью отвечала пожеланиям самого президента.
Более того, при В. Юмашеве вес и влияние Администрации Президента все более возрастали. Так, подготовку отставки правительства В. Черномырдина и формирование нового кабинета осуществляли именно Валентин Юмашев и его аппарат, что подчеркивает роль этого единственного, по существу, серьезного центра власти режима Б. Ельцина.
С Валентином Юмашевым у меня сложились хорошие отношения: он человек контактный, общаться с ним было всегда интересно. В мире, наверное, все переплетено: жил Юмашев на бывшей даче Хасбулатова, но вскоре переехал на другую. А вселиться на его дачу предложили мне.
Когда Юмашев стал главой администрации, мы встречались довольно часто. Его симпатия к Татьяне чувствовалась уже тогда.
* * *
Валентин — типичный «разводила», очень неглупый, но несколько закомплексованный, не всегда уверенный в себе человек. Его эмоциональность всегда импонировала мне: он был прост в общении, в отличие от окружающих его олигархов, мог проникнуться каким-то сочувствием. Умел скрывать и свои истинные чувства, но, впрочем, в Кремле это умели делать все. Надо отдать должное Валентину: он не держался за место руководителя президентской администрации. Будучи журналистом, человеком творческим, он вскоре начал откровенно тяготиться своей административной работой. Ведь это не просто — быть главой администрации президента. Каждый день — на работу, ежедневно — многочисленные вводные, разнообразнейшая информация, регулярные контакты с непростыми людьми. Да плюс принимать решения по ответственнейшим государственным вопросам вместо вечно болеющего шефа. Надо объяснять, «разруливать», часто врать… Поэтому за кресло свое он не держался, и уход его с поста уже через год не вызвал у меня удивления.
* * *
До сих пор никто точно не может сказать, кто именно привел Валентина Юмашева к Ельцину. Во всяком случае, Борис Николаевич воспринял раннего Юмашева просто как журналиста, нуждающегося в деньгах. В то время на заметках про опального Ельцина действительно можно было подзаработать.
Свою первую книгу «Исповедь на заданную тему», насколько мне известно, Ельцин уехал писать вместе с Валентином в Кировскую область. Там они жили в простом доме (без душа и туалета), и за полторы недели, лежа на сеновале с диктофоном или медленно прогуливаясь по лесу, Ельцин сам надиктовал Юмашеву практически весь текст. После выхода книги в свет уже никто из окружения Бориса Николаевича не задавался вопросом, кто такой Юмашев и что он делает.
Интересно было наблюдать, как развивались отношения между Юмашевым и дочерью Ельцина Татьяной Дьяченко.
Бытовало мнение, что Валентина как мужчину, Татьяна, в отличие от всех своих фаворитов, никогда не воспринимала. Ей нравились высокие, красивые представители сильного пола, а Валя был на полголовы ниже ее ростом. Но, несмотря на это, отношения у них с момента знакомства сложились нежные, можно даже сказать, трепетные. До появления мобильных телефонов, как утверждали знающие люди, они постоянно посылали друг другу сообщения на пейджер: «Жду твоего звонка на даче. Твоя Таня». «Приезжай ко мне на дачу. Валя».
Но если для Татьяны Юмашев был вначале чем-то вроде подружки, с которой можно было пооткровенничать, то Валентин президентскую дочку рассматривал с более прагматичных позиций. Полагаю, в начале своей карьеры Юмашев видел в Татьяне не более чем инструмент для вхождения во власть.
Уже после отставки, в спешке покидая кабинет главы президентской администрации, Юмашев забыл в своем сейфе бумаги, среди которых чиновники администрации обнаружили досье на Татьяну Борисовну. Досье попало в прессу.
Приведем лишь несколько цитат из него:
«…при подаче ей (Дьяченко) информации необходимо помнить — она несамостоятельна и полностью подконтрольна отцу. Татьяна сразу же начинает конфликтовать с Борисом Николаевичем и совершать «самостоятельные» поступки, которые ей нужно аккуратно подсказывать и поддерживать ее в стадии постоянной обиды на отца».
Или:
«…Татьяна Борисовна отличается властностью и расчетливостью… Она унаследовала тяжелый характер отца и привыкла командовать мужчинами. Этот комплекс необходимо использовать в сфере влияния».
Валентин Юмашев никогда не был бизнесменом в истинном значении этого слова. Тем не менее за короткий период он сумел стать реальным — долларовым — миллионером. Обладая превосходным чутьем на людей, умеющих делать деньги из воздуха, он без проблем сумел обратить большинство этих полезных контактов и связей в наличный капитал.
Фантазии и организаторских способностей для этого у Юмашева хватало всегда. Так, придумал он как-то открыть на Воробьевых горах престижнейший «президентский клуб». Убедил будущих членов клуба — Ельцина, Черномырдина, Коржакова, Барсукова, Тарпищева и других в том, как важно иметь неформальное место для встреч, где можно поплавать в бассейне, поиграть в теннис или бильярд, а потом за ужином, в тесном кругу, обсудить какие-то дела.
Все одобрили идею, сдали существенные членские взносы Валентину и начали посещать клуб. Взносы, кстати, бесследно исчезли, зато в клубе появился первый протеже Валентина Борис Березовский…
Другим приятелем-бизнесменом Юмашева был в тот период Борис Федоров, президент Национального фонда спорта. Валя часто приезжал к нему в гости в роскошный дом, где Федоров построил превосходный теннисный корт, наверное первый в стране, сделанный по высоким мировым стандартам. Чем чаще Валя играл там в теннис, тем настойчивее были его просьбы во время посещений президентского клуба: «Ну давайте дадим Федорову льготы по водке и табаку… Человек делает важное для России дело». Льготы, как известно, дали. Это принесло протеже Юмашева десятки миллионов долларов. Вероятно, не остался без своего процента и сам лоббист.
Но наиболее существенно личный счет Юмашева в лондонском банке «Барклай» пополнило знакомство с партнером Березовского по «Сибнефти» Романом Абрамовичем. Как они делали бизнес — тема отдельного разговора. Но именно тогда Валентин и Татьяна Дьяченко прозвали Абрамовича «кассиром». Именно на те времена и приходится приобретение ими дорогостоящих домов за границей.
* * *
Одна из идей Юмашева, самая прибыльная, воплощенная в жизнь, стоила, наверное, всех остальных. Это — вовлечение Татьяны Дьяченко в политику. Именно он привлек ее в 1996 году к работе в предвыборном штабе. Именно с ее помощью рвущиеся к политической власти олигархи получили прямой доступ к «телу» президента.
* * *
Помимо литературного поприща и бизнеса на контактах Юмашев также преуспел в многочисленных интригах. Один перечень имен и дат — кого, как и когда Валентин «развел» — займет несколько страниц. Кое-какие примеры читатель, думаю, уже нашел в одной из предыдущих глав этой книги. Главный же итог «творчества» Юмашева для страны оказался катастрофическим: власть в России фактически перешла от немощного президента в алчные руки окружающего его «семейства».
* * *
Теперь уже супруги Юмашевы, как известно, долгое время числились помощниками на общественных началах руководителя кремлевской администрации, то есть Волошина. Эти удостоверения давали им право беспрепятственного прохода в Кремль. Некогда у Татьяны Борисовны был в первом кремлевском корпусе уютный кабинет, но, говорят, Путин после своего «воцарения» захотел лишних людей из Кремля убрать. Еще одним раздражающим фактором стало то, что на личную (!) машину Дьяченко руководитель Федеральной службы охраны выписал постоянный пропуск для проезда на кремлевскую территорию. Но за Татьяну Борисовну вступился все тот же Волошин, и в итоге «прописки» она не лишилась.
В двух шагах от офиса Волошина имел свой кабинет и Валентин Юмашев. Выполняя функции «политического директора» семейного клана Ельцина, он, по словам экспертов, долгое время «разводил» трения между различными флангами ельцинской семьи, между семьей и Кремлем, семьей и региональными лидерами.
Как мне рассказывали, в президентской резиденции он появлялся в своей привычной униформе: в джинсах и свитере. В путинском Кремле это смотрелось дико…
Непотопляемый Стальевич
Как писали многие газеты, Александр Волошин — человек почти без биографии. Родился он в Москве и в детстве слыл то ли хулиганом, то ли клоуном и фигляром. Известна история, как Саша Волошин, поспорив с друзьями на 10 копеек, проехался в метро босым.
Женился очень рано, в 18 лет, сразу после окончания школы. Жил бедно, в коммунальной квартире, и на этой почве в итоге с первой женой развелся. Институтские сокурсники Сани вспоминают, как он однажды сокрушался, опустив по ошибке в разменный автомат в метро полтинник вместо двадцати копеек…
В общем, ничего особенного. Обычная биография обычного человека.
Тем не менее о прошлом экс-шефа президентской администрации Александра Волошина уже сложено немало легенд. Его называют «кошельком» «кошелька» президентской семьи Бориса Березовского, близко связанным с криминальными элементами Отари Квантришвили и Япончиком, пособником чеченских боевиков, с которыми он якобы тайно встречался на Лазурном берегу Франции аккурат перед басаевским вторжением в Дагестан… Правда ли это?
Окончив Московский институт инженеров транспорта, Волошин с 1978 по 1983 год доблестно трудился в качестве помощника машиниста электровоза, параллельно возглавляя ячейку ВЛКСМ на станции «Москва-Сортировочная». С 1986 по 1992 годработал в отделе конъюнктуры во Всесоюзном научно-исследовательском конъюнктурном институте (ВНИКИ). Тогда же, будучи государственным служащим, он начал оказывать различным организациям информационное содействие в экспорте автомобильной продукции. Конечно же, на коммерческой основе. Тогда-то Александр Стальевич и познакомился с главой автомобильного альянса «АВВА» Борисом Абрамовичем Березовским, став впоследствии его близким партнером по бизнесу.
После сближения с Березовским карьера бывшего помощника машиниста взметнулась ввысь, как сверхзвуковой самолет: в ноябре 1997 года Волошин был назначен помощником руководителя Администрации Президента Юмашева по экономическим вопросам. 12 сентября 1998 года он становится заместителем руководителя кремлевской администрации и вскоре занимает пост главы этого ведомства. Мечта сбылась — он вошел в главную «семью» России на правах одного из лидеров.
Александр Стальевич Волошин никогда не играл первую скрипку. Он не скупал за бесценок нефтяные компании, не приватизировал «Газпром» и РАО «ЕЭС». Он всегда помогал в этом многотрудном деле другим, оставаясь в тени. В начале своей предпринимательской карьеры Александр Стальевич чуть не скатился в обыкновенный криминал.
В 1991 году Волошин учреждает АО со странной аббревиатурой «АКМ» («Анализ, консультации и маркетинг») и на паях с ассоциацией «XXI век», возглавляемой «крестным отцом» московской мафии Отари Квантришвили, создает внешнеэкономическую ассоциацию «Интер-Экочернобыль». По утверждению интернет-сайта , «Интер-Экочернобыль» в 1992 году оказалась замешанной в скандале с контрабандой греческого бренди и редкоземельных металлов, а руководители ассоциации разыскивались Интерполом.
Этот эпизод в жизни Волошина популярный интернет-сайт называет «детским лепетом». На самом деле он стал ключевым в дальнейшей карьере Александра Стальевича. Вытащив Волошина из «уголовки», Березовский в дальнейшем использовал его в своих финансовых схемах для выполнения самой грязной работы.
С легкой руки Березовского где-то в феврале 1993 года (в период повальной ваучерной приватизации) Волошин возглавил одновременно четыре инвестиционные фирмы, три из которых — «Олимп», «Престиж» и «Элит» — представляли собой чековые инвестиционные фонды, действующие по принципу: «Народ, отдай нам свои ваучеры, и тебе за это ничего не будет!». Они по дешевке скупали у населения чубайсовские ваучеры и выкупали на них целые сектора реальной постсоветской экономики. А четвертая — «Авто-инвест» — фирма по проведению операций на финансовом рынке.
Примечательно, что все четыре фирмы были зарегистрированы в один день, 23 февраля 1993 года, и являлись стопроцентными «дочками» «ЛогоВАЗа», принадлежавшего Березовскому.
Уже тогда мудрый Борис Абрамыч через учредительные узы своих компаний строго контролировал еще молодого Волошина.
* * *
К 1994 году Александра Стальевича уже не волновали копеечные проблемы. В это время стали активно рассыпаться инвестиционные компании, функционировавшие на отъеме денег у населения под липовые обещания всяческих благ: бешеных процентов, дармовых машин и прочее. Среди пошатнувшихся структур бесспорным лидером был банк «Чара». Надо было спасать ситуацию, и Александр Стальевич начал активно помогать своему «патрону» Березовскому вытаскивать «живые» деньги из «Чары», меняя их на никому уже не нужные акции березовского концерна «АВВА». Всего за 1994 год «Чара» купила у «АВВА» акций на сумму более 5,5 миллионов долларов США. Посредником в сделках выступала фирма «Эста Корп.», возглавляемая Волошиным. Таким образом, оказались цепы и овцы (деньги «Чары» благополучно ушли со счетов, минуя вкладчиков), и волки (БАБ обменял «фантики» своего альянса на полноценные доллары вкладчиков «Чары»).
Фактически вкладчики банка «Чара» были обмануты дважды — сначала теми, кто собирал с них деньги под обещания баснословных дивидендов, а потом Волошиным и Березовским, которые и состригли с них купоны.
В ходе расследования уголовного дела № 57 801 в отношении руководителей «Чары» эпизоды с участием Волошина в отдельное производство не выделялись и должной юридической оценки не получили. Думаю, что «своевременное» самоубийство президента «Чары» Владимира Рачука спасло Волошина от многих проблем.
Бывший глава президентской администрации «засветился» не только в скандалах с «Чарой» и «дочками» БАБа — его след был замечен и в других, не менее хитроумных комбинациях.
Так, 30 ноября 1994 года Волошиным от имени возглавляемой им фирмы «Эста Корп.» был заключен договор с банком «Кредит-Москва» на приобретение облигации внутреннего валютного госзайма на сумму 48 550 долларов, хотя номинальная ее стоимость составляла 100 тысяч. Проблема заключалась в том, что официально эту ценную бумагу банк реализовать не мог, поскольку фактически она принадлежала ТОО «Агропромсервис» и на нее в ходе расследования уголовного дела был наложен арест как на имущество обманутых вкладчиков «Агропромсервиса». Однако вкладчикам это имущество, приобретенное Волошиным, так и не досталось. В итоге 374 россиянина остались без денег, а к Волошину с тех пор приклеилась обидная кличка «Санька-облигация». Волошин не обиделся и перешел к более глобальным схемам не совсем честного отъема денег у сограждан.
В 1995 году Волошин выходит на принципиально новый уровень — становится одним из организаторов, а затем и президентом «Федеральной фондовой корпорации» («ФФК»). Эта структура была учреждена при Российском фонде федерального имущества (РФФИ) и стала генеральным агентом фонда по проведению денежных аукционов. Проще говоря, «ФФК» под чутким руководством Волошина занималась распродажей государственного имущества.
Заняв пост вице-президента, а затем и президента «ФФК», Волошин получил неограниченный доступ к информации о готовящихся имущественных торгах, о российском рынке ценных бумаг и биржевых сделках. В состав учредителей волошинской структуры вошли его фирма «АКМ» и «Автомобильный всероссийский альянс» Березовского. В переделе госсобственности учитель и ученик были, как всегда, неразлучны.
* * *
Основным направлением работы «ФФК» стала реальная помощь Борису Березовскому и Роману Абрамовичу в приобретении нынешней кормилицы «семьи» — компании «Сибнефть». История ее «захвата» командой Березовского хорошо известна. Добавлю лишь, что общее руководство этой спецоперацией осуществлял лично Волошин. Именно «ФФК» от имени РФФИ занималась сбором заявок, проведением аукциона по «Сибнефти», подведением его итогов и информационным обеспечением. А как известно, в казино всегда выигрывают только его владельцы. Так и случилось.
Ущерб государству, как потом подсчитала Счетная палата РФ, в ходе приватизации «Сибнефти» был нанесен колоссальный, то есть госбюджет недополучил сотни миллионов долларов, а мощный источник валютных поступлений в казну перешел за бесценок в частные руки.
По поводу этой аферы в своем отчете о проверке законности проведения аукционов по продаже акций «Сибнефти» сотрудники Счетной палаты записали: «Все три конкурса, организацией которых занимался непосредственно Волошин, были проведены с нарушениями действующего законодательства. Члены конкурсной комиссии, фактически — «ФФК», представлявшие интересы государства, явно действовали в пользу участников конкурса — фирм, контролируемых Б. Березовским и Р. Абрамовичем… Все это позволило Березовскому и Абрамовичу незаконно получить 85 % акций «Сибнефти», нанеся тем самым крупный ущерб федеральному бюджету».
Но это был не единственный «подвиг» волошинской «ФФК». Так, согласно правилам, при приобретении госимущества за цену выше установленной покупателям необходимо было декларировать источники денежных средств и их законность. На многих аукционах, которые проводились при посредничестве «ФФК», это требование напрочь игнорировалось. Во всех случаях Волошина никогда не интересовали источники происхождения средств приватизаторов, на которые скупались самые лакомые куски федеральной собственности. Были ли это деньги пресловутой «русской мафии», колумбийских наркокартелей, японских якудза или еще чьи-либо — устроителей конкурсов не волновало.
* * *
Помимо нарушений, допущенных «Федеральной фондовой корпорацией» в ходе приватизации «Сибнефти» (точнее, в процессе ее дарения Березовскому и Абрамовичу), Счетной палатой и другими проверяющими органами были выявлены и другие многочисленные злоупотребления со стороны Александра Волошина при проведении аукционов в период 1995–1997 годов. Было установлено, что «Федеральная фондовая корпорация» и ее агенты участвовали в проведении 61 специализированного аукциона на общую сумму 8 триллионов 728 миллиардов 955 миллионов неденоминированных рублей; из них вознаграждение волошинской структуры составило 418 миллиардов 989 миллионов рублей, или около 83 миллионов американских долларов. Однако, по данным проверяющих органов, из этой немалой суммы господин Волошин и его команда имели право только на 28 миллионов «зеленых», а остальные деньги присвоены ими незаконно. То есть «Федеральная фондовая корпорация» под руководством Александра Волошина, мягко говоря, «увела» из государственного бюджета за три года 55 миллионов долларов.
Кроме этого руководимая Александром Стальевичем «ФФК» умудрялась также неоднократно умышленно занижать цены на акции государственных предприятий, что, по мнению ревизоров из Счетной палаты, привело к потере российским бюджетом еще 23 миллионов долларов. Причем это данные только по десяти проверенным аукционам! А ведь среди крупных сделок, организованных «ФФК», продажа пакетов акций «ЛУКОЙЛа», «Востсибугля», Саянского алюминиевого завода, «Северстали», ТНК, РАО «Газпром», РАО «ЕЭС» и других гигантов российской промышленности.
Способности финансиста-приватизатора Волошина были по достоинству оценены в Кремле. В бытность руководителем президентской администрации Валентин Юмашев как-то пожаловался Березовскому на то, что зашивается и что нужно бы ему подыскать толкового и работоспособного помощника. БАБ мгновенно предложил в замы Юмашеву проверенного в боях за «Сибнефть» Александра Волошина. И в ноябре 1997 года тот был назначен помощником руководителя Администрации Президента РФ по экономическим вопросам.
Спустя год, сразу после августовского кризиса 1998 года, Александр Стальевич из помощников был произведен в замы Юмашева и стал курировать все экономические вопросы кремлевской администрации. Его деятельность на этом посту прорывами в российской экономике не ознаменовалась. Волошин только и делал, что критиковал попытки премьера Примакова обосновать свою экономическую программу. В этом качестве он получил прямой доступ к Борису Ельцину: антипримаковские аналитические записки с неизменным постоянством оказывались на столе президента, что во многом определяло негативное отношение Ельцина к Примакову.
Вскоре, учитывая твердую пропрезидентскую позицию Волошина, Ельцин продвигает его на пост главы кремлевской администрации.
Однако «первый блин» в новом качестве оказался комом, и косвенной причиной тому стал я, Юрий Скуратов.
Весной 1999 года федеральная власть валялась в грязи. Над Ельциным нависла угроза импичмента, шансы Примакова на президентство ни у кого не вызывали сомнений, а региональные бароны потирали руки в предвкушении глобального передела.
Как тогда отмечали газеты, вопрос отставки Скуратова был для «семьи» вопросом жизни и смерти. Накануне второго голосования по этому вопросу в Совете Федерации, как я уже писал в одной из глав этой книги, Ельцин встретился с губернаторами.
Президент пообещал регионам законодательно закрепить их право самостоятельного выхода на мировой финансовый рынок. Фактически это означало согласие Ельцина на конфедерацию и последующий развал России. Но сенаторы все равно проголосовали против отставки Генпрокурора, чему в немалой степени способствовало провальное выступление Волошина.
Неопытный в публичной политике Волошин направился в Совет Федерации и лично выступил перед сенаторами с обоснованием смещения с поста генпрокурора Юрия Скуратова. Реакция членов верхней палаты на «новичка» была резко негативной, а голосование — «проскуратовским». Вот как описывает этот эпизод «Общая газета»:
«…Взорам удивленных сенаторов предстал суетливый заикающийся господин, не вполне понимающий, куда и зачем его послали. Волошинское «беканье-меканье» было столь жалким, что чиновники президентской администрации были уверены: уже к утру Борис Николаевич подыщет им шефа посолиднее».
Эта цитата — далеко не самое красноречивое описание первого появления на людях Александра Волошина. Невнятное выступление нового аппаратного фаворита «семьи» с трибуны Совета Федерации вызвало массу едких газетных комментариев. Но наиболее красочной была прямая трансляция.
Перед народом предстал абсолютно чеховский персонаж, с которого на время сняли длиннополую шинель и темные очки. Складывалось впечатление, что Александр Волошин пытается поскорее сбежать с трибуны и отползти в тень кремлевских стен.
Как я помню, Волошин «сбежал» с трибуны Совета Федерации, по сути так и не ответив на вопросы сенаторов. Губернаторы, как уже знает читатель, проголосовали тогда против моей отставки.
По всем аппаратным канонам после провала столь важного для Ельцина голосования президент обязан был уволить Волошина. Ситуацию усугубил импровизированный брифинг, устроенный новоявленным начальником президентской администрации в Кремле после позорного бегства из Совета Федерации. Тогда, вернувшись от сенаторов, Волошин собрал журналистов и стал рассказывать, какие жуткие неприятности ожидают Премьер-министра Примакова, мэра Москвы Лужкова и спикера Совета Федерации Егора Строева, помешавших Волошину уволить Генпрокурора. Заместители Александра Стальевича схватились за голову: что он несет?!
«Явление Волошина народу» произошло 21 апреля 1999 года. На следующий день практически все газеты вышли с предсказанием скорой отставки главы кремлевской администрации. Отставка состоялась в тот же день.
Однако уволен был не Волошин, а начальник Главного государственного правового управления Президента Руслан Орехов. Причиной отставки была названа плохая подготовка юридической части выступления шефа. Это могло означать только одно: при назначении нового главы президентской администрации его профессиональные качества в расчет не принимались.
* * *
Более таких ошибок Волошин уже не допускал. То, что произошло в ближайшее после этих событий время, наверное, можно назвать стечением обстоятельств: неожиданно был уволен премьер Примаков, в Государственной думе провалилось голосование по импичменту Ельцина, а новым премьером стал Сергей Степашин. Но все эти «подвиги» пресса единогласно приписала Волошину — заикающийся господин моментально превратился в героя.
Лучше всех эту метаморфозу описал известный столичный журналист, который провел этот период за границей: «Когда я уезжал, Волошин был всеобщим посмешищем. Вернулся через две недели — а он превратился в монстра. Куда ни кинь, кругом Волошин. Не глава администрации, а Бэтмен какой-то…».
Ко всему этому могу лишь добавить, что мстительный по натуре Волошин не смог стерпеть свое унижение в Совете Федерации, и оно аукнулось сенаторам очень скоро: уже в следующем году Александр Стальевич сыграл одну из ведущих ролей в реформе, уничтожившей Совет Федерации как губернаторский клуб.
Назначение Волошина в Администрацию Президента выглядело вполне логичным. На тот момент должность эта была «расстрельной». Любой, кто пытался бороться с без пяти минут президентом Примаковым, рисковал многим. Но Волошин показал себя решительным бойцом. Противоборствующие стороны дрались, сняв перчатки. В ход шли любые приемы борьбы, иногда не очень чистые, а порой самые жесткие.
* * *
В книге «Президентский марафон» Ельцин писал: «Волошин… был из того поколения молодых политиков, которые пришли не из-за самой власти, не из-за карьеры. Она им не нужна».
Никогда не поверю, что Волошиным двигали благие цели. Такие, как Волошин и Березовский, пришли, чтобы защитить свой капитал. Пока Волошин был в администрации президента, он не только получал возможность преумножить свои капиталы — он был абсолютно защищен от любых неприятностей со стороны, практически неприкасаем и неуязвим.
В своих статьях журналист «Новой газеты» Олег Лурье уже не раз интересовался у Владимира Путина: за что же он так любит человека по имени Александр Волошин?
«Молчал Путин, и когда я рассказывал и доказывал, что Волошин украл пять с половиной миллионов долларов у вкладчиков банка «Чара», переправив их своему тогдашнему шефу Березовскому.
Молчал Путин и тогда, когда я пытался объяснить, что Волошин умыкнул у инвестиционной компании «Агропромсервис» облигацию стоимостью в сто тысяч долларов.
Молчал Путин даже и тогда, когда я информировал его и читателей о том, что именно Волошин, возглавляя «Федеральную фондовую корпорацию», организовал незаконную продажу «Сибнефти» Березовскому и Абрамовичу, а государство на этом потеряло более пятисот миллионов «зеленых».
Причем удивляет то, что уважаемый Владимир Владимирович хранил гробовое молчание, несмотря на то что я подтвердил все свои «волошинские» изыскания официальными документами — договорами, контрактами, купчими, актами проверок и прочая, прочая…»
Заканчивает Лурье свои вопросы к Путину риторически: дескать, молчит Путин. Ничего не говорит, как золотая рыбка во время последнего визита старче…
Ответ здесь прост. В кризисные моменты в бой вводится последний резерв. Главным критерием кадровой политики при этом становятся личная преданность, абсолютная управляемость и готовность выполнить самую грязную работу.
В уличной драке на выживание побеждает не самый искусный кулачный боец, а тот, кто готов пустить в ход нож или дубину. Если с этой точки зрения взглянуть на назначение Александра Волошина главой Администрации Президента, то все встает на свои места.
Надо сказать, что «семья» в своем выборе не ошиблась.
Будем объективны: во главе политических сил, приведших к власти Владимира Путина, стоял все тот же Волошин. Да и как управленец Волошин сумел создать эффективную схему, позволившую впоследствии реализовать целый ряд проектов первого этапа путинского президентства. Среди них федеративная реформа, «приручение» Государственной думы, ликвидация «медиа-империи» Гусинского, изъятие ОРТ у Березовского (в последней истории Волошин якобы лично потребовал у своего бывшего партнера отдать контроль над компанией государству).
Все знают: Волошин тесно контактировал с «семейной» группой, однако его долгая непотопляемость объяснялась не столько этим, сколько «первоочередной» лояльностью президенту. Той преданностью, ради которой друзей и благодетелей объявляют врагами, той, которая позволяет хозяину закрыть глаза на все.
* * *
7 августа 1999 года около полутора тысяч чеченских боевиков во главе с Басаевым и Хаттабом пересекли границу Дагестана и захватили несколько сел в Цумадинском и Ботлихском районах. Так началась вторая чеченская война, на волне которой прошли выборы нового президента России.
Накануне «второй чеченской» произошло одно любопытное событие. 3 июля в порт Булье вошла частная английская яхта «Магия», прибывшая с Мальты. С нее на берег сошли два пассажира. Если верить паспортным данным, одним из «англичан» являлся некий турок Мехмет, в прошлом советник исламистского премьера Турции Эрбакана, достаточно влиятельная фигура в ваххабитских кругах Турции, Ближнего Востока и Кавказа, близкий друг небезызвестного террориста Хаттаба. Вторым человеком, к удивлению разведчиков, был чеченский полевой командир Шамиль Басаев.
4 июля поздно вечером, как сообщали источники во французских спецслужбах, в аэропорт Ниццы на частном самолете одной из российских нефтяных компаний прилетел человек — лысоватый, с бородкой, колючим взглядом, внешне похожий на главу кремлевской администрации. Он был в строгом костюме, с портфелем и без всякой охраны. Сел в «роллс-ройс» и умчался на виллу международного торговца оружием Аднана Хашогги в местечке Булье под Ниццей.
Всю ночь на вилле что-то происходило. Была повышена бдительность охраны виллы, а пространство вокруг нее распространяло сильное магнитное излучение, так что мобильные телефоны в радиусе нескольких сотен метров не работали. Утром тот же «роллс-ройс» умчался в аэропорт, и человек, похожий на Волошина, улетел в Москву. В течение суток виллу покинули и все ее гости.
Случайно это или нет, но спустя некоторое время, в августе, произошло вторжение банды Шамиля Басаева в Дагестан. Вскоре последовала отставка с поста премьер-министра Сергея Степашина, федеральные войска вновь вошли в мятежную Чечню, а президентом России был избран Владимир Путин.
«Сговор» — так назывался материал газеты «Версия», опубликованный в августе 1999 года.
Странному визиту во Францию человека, похожего на Волошина, предшествовало еще одно, не менее странное и любопытное событие. Незадолго до «тайной вечери» в Булье в Совет безопасности РФ поступил секретный документ о необходимости снять охрану погранвойсками административной границы Чеченской республики. Иными словами, документ предписывал пограничникам охранять границу Чечни с Грузией, а дагестанскую границу передать под контроль местной милиции. Однако самое любопытное состояло в том, что на поступившем в Совет безопасности документе уже стояла виза Бориса Ельцина: «Внести соответствующие коррективы».
Мы не будем говорить о том, что подпись Ельцина не требует утверждения на Совете безопасности. Отметим только, что Борис Николаевич уже тогда был не в состоянии вывести на бумаге «непростое» словосочетание. Бумаги на подпись президенту подавали с заранее готовой резолюцией, которую надо было лишь завизировать. Как бы там ни было, но «резолюция президента» была незамедлительно проведена в жизнь. Погранвойска чеченско-дагестанскую границу оставили…
В свое время источники во Франции и в спецслужбах Израиля, от которых и была получена информация, сообщили о том, что «существует видеозапись встречи на вилле в Булье». Однако никаких доказательств ими приведено не было. Вскоре после публикации почта принесла в редакцию «Версии» большой конверт без обратного адреса. В нем находилась фотография, на которой были изображены три человека. Слева — человек, напоминавший уроженца Сухуми Антона Сурикова. По слухам, в годы войны в Абхазии он отвечал за организацию диверсий, был дружен с полевым командиром Шамилем Басаевым, возглавлявшим тогда чеченский батальон.
В центре находился человек, очень похожий на главу кремлевской администрации Александра Волошина, — лысоватый и с редкой бородкой. Рядом на корточках сидит человек в шортах — лысоватый, с более густой бородой.
Спустя еще некоторое время в редакции раздался телефонный звонок и позвонивший, не представившись, сказал:
— Это фотография встречи Волошина с Басаевым. Волошина легко узнать, а Басаев — крайний справа, бородатый. Это то, о чем вы писали, и то, что вам нужно. — Незнакомец пояснил, что это снимок со стоп-кадра, а запись сделана аналоговой видеокамерой. Больше никаких комментариев не последовало. Больше этот человек не звонил…
По некоторым осторожным оценкам, личное состояние Волошина зашкаливает за миллиард долларов. При этом непосредственной собственности у него крайне мало. Правда, все же в разговорах упоминаются оформленные на третьих лиц особняки на Кипре и Канарских островах, квартира в Мадриде и студия в Париже, яхта в Майами, кодовые счета на острове Науру.
«Заработав» гигантские деньги, Александр Волошин вынужден был их тщательно прятать.
Куда же он дел эти миллионы? Совсем недавно стало ясно, что в этом Стальевич ничем не отличается от обычных новых русских: он отправил эти миллионы на Запад.
Нашлись тому и доказательства. Одна из газет поместила на своих страницах копию карточки образцов подписей для открытия счета офшорной компании «Глинфорд Фаиненшл Сервисес Лимитед», зарегистрированной по адресу: Лондон, Сидней-стрит, 102. Счет № 300 000 120 201 в офшорном отделении ГУТА-банка на Багамах был открыт 31 мая 1996 года. Правом первой подписи обладал, а заодно и директором фирмы являлся не кто иной, как наш скромный знакомый Александр Стальевич Волошин. По оперативной информации, через счет офшорной компании «Глинфорд Фаиненшл Сервисес Лимитед» прошел не один десяток миллионов долларов «российских» денег.
* * *
Надо сказать, что слухи об отставке главы администрации витали в столичном воздухе постоянно.
Расскажу один забавный случай. Существует ряд специальных аппаратных знаков-намеков, получение которых несведущий человек может расценить как поощрение или награду, но чиновник-профессионал сразу увидит: тучи сгустились. Еще с советских времен повелось: получил номенклатурный чин несвоевременный по сроку орден — значит, получил «черную метку». Если первому секретарю обкома или союзному министру к шестидесятилетию, тепло улыбаясь, вручали не заветный орден Ленина, а менее престижные «Трудового Красного Знамени» или «Дружбы народов», он мог с этого дня готовить себя к пенсии. Традиция эта соблюдается свято.
Можно лишь представить себе ужас Александра Волошина, когда в конце очередного года он обнаружил свою фамилию в списках на представление к ордену «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени. Мало того, что это удар по самолюбию, — он не был информирован о готовящемся награждении. Это было очевидное приглашение «на выход». Дабы избежать «черной метки», влиятельнейший кремлевский чиновник выправил-таки ситуацию: его фамилии среди награждаемых не было.
Ушел же Волошин незадолго до очередных выборов президента. Ушел, не дожидаясь, пока тот его уволит сам. Долго ему безработным сидеть не пришлось: вскоре Александр Стальевич занял кресло председателя Совета директоров крупнейшего энергетического монополиста страны — РАО «ЕЭС России».
Великий махинатор
Борис Абрамович Березовский, политик и бизнесмен, — одна из самых загадочных и влиятельных фигур как в российском бизнесе, так и в политике. Все знают, что он до самого недавнего времени во всем участвовал, имел отношения с первыми лицами государства, принимал активное участие в интригах и дворцовых переворотах. Под его контролем были телевизионные каналы, газеты и журналы…
Когда я был назначен Генеральным прокурором, то автоматически попал в список нужных Березовскому людей.
Близкие отношения у нас с ним не сложились, но в неофициальной обстановке мы встречались неоднократно. Было это, правда, еще задолго до дела «Андава» — «Аэрофлот». Мне его дружба особо не была нужна, но ему моя, судя по всему, — очень. Как я сразу почувствовал, Борису Абрамовичу непременно хотелось наладить со мной хорошие отношения. Как-то раз он даже мою жену пригласил отдохнуть во Франции, естественно, за его счет. Приглашение было вежливо отклонено. И время для «завязывания» со мной дружбы он находил, несмотря на всю свою огромную занятость. А должен сказать, что время свое Березовский абы на кого тратить не будет.
В кулуарах ходит такой анекдот: в приемной у Березовского ждет генерал Лебедь. Ждет, томится, мается, гневается, а ему через каждые полчаса говорят: «Подождите еще немного, Березовский очень занят». Березовский действительно занят: он все это время стоит с обратной стороны двери и, глядя в замочную скважину, наслаждается видом оскорбленного Лебедя у себя в приемной.
Конечно, это анекдот, но характер олигарха он передает весьма точно. Березовский — человек, упивающийся властью. Он — как сидящий на игле наркоман: деньги, связи, должности — всего лишь средства для получения очередной дозы наркотика. А сильнее наркотика, чем безграничная власть над чужими судьбами, человечество еще не придумало. И, полагаю, не придумает.
Еще несколько наблюдений я вынес из наших нечастых встреч.
На обещания Березовского можно положиться. Умение держать слово — безусловно присущее ему качество. Договоренности он старается соблюдать пунктуально. Но меня неприятно удивил исключительный цинизм олигарха. Понятия жалости, сочувствия, великодушия, казалось бы, естественно присущие человеческой натуре, ему совершенно чужды. Его жизненное кредо — все строить на трезвом расчете, отвергая собственные чувства и эмоции. А вот чувства и эмоции других он учитывал лишь как дополнительный рычаг манипуляций.
Занятость его носит маниакальный характер. Пробиться к нему на прием человеку, в котором он не заинтересован, практически невозможно.
Работоспособность его меня просто поразила: три мобильных телефона звонят почти одновременно, Березовский слушает, мгновенно соображает, что к чему, и отдает распоряжения — четкие, ясные, толковые. Кстати, его сумбурная манера говорить, высмеянная в популярной тогда телевизионной передаче «Куклы», по-моему, объясняется тем, что у Бориса Абрамовича скорость мысли опережает скорость звука: на языке у него одна идея, а в голове уже крутится следующая… Да, голова у Березовского работает получше иного компьютера: слушает, оценивает, моментально принимает решения.
Березовский — очень богатый человек. Но когда-то, как рассказывают знающие люди, будущий долларовый миллиардер жил с семьей на 500 рублей в месяц и владел старым автомобилем пополам с другом. Биография его, в общем-то, достаточно известна. Но для того чтобы понять, что за человек Борис Березовский, есть резон вспомнить основные ее вехи.
* * *
Родился он 23 января 1946 года. Школу закончил в 1962 году и в том же году поступил в Московский лесотехнический институт на факультет электроники и счетно-решающей техники. После его окончания в 1967 году поступил на мехмат МГУ, закончил аспирантуру. Быстро прогрессирующий молодой ученый в начале 70-х вступил в КПСС, а одна из его работ была отмечена премией Ленинского комсомола. В 37 лет защитил докторскую диссертацию в области прикладной математики. Вершина научной карьеры Березовского — избрание в 1991 году членом-корреспондентом Российской академии наук. Он — автор более ста научных работ и трех монографий.
Но по-настоящему талант Березовского раскрылся не в научной, а в политико-деловой сфере.
Стартовой площадкой для Березовского стал Волжский автомобильный завод. Он начал сотрудничать с «АвтоВАЗом» с 1973 года, где руководил проектами по внедрению систем автоматизированного проектирования и программного обеспечения. Вскоре он создал АО «ЛогоВАЗ» — сети сбыта автомобилей тольяттинского производства («Жигули», «Лада»). На автомобильном бизнесе Березовский сделал свой первый капитал: в год «ЛогоВАЗ» продавал автомобилей на 250–300 миллионов долларов. Следующей идеей Березовского стало создание «народного автомобиля», эдакого русского «фольксвагена». Судя по размеру долгов «ЛогоВАЗа» и количеству одураченных автолюбителей, на этой афере Березовский заработал еще некоторое количество миллионов долларов.
И здесь у новоявленного нувориша начались проблемы. Обнаружив у себя под боком сказочно разбогатевшего Березовского, российский криминалитет устроил за ним настоящую охоту. Несколько раз автостоянки «ЛогоВАЗа» подвергались атакам; машинные парки в Крылатском и на Хорошевском шоссе забросали гранатами и для верности добавили из гранатомета. Весной 1994 года Березовский получил последнее предупреждение — в виде гранаты, прикрепленной к ручке двери его квартиры. В июне Березовский пережил первое покушение; тогда же прогремел известный взрыв возле офиса «ЛогоВАЗа».
Похоже, лишь тогда Березовский осознал старую истину, давно известную его коллегам по супербизнесу: нельзя зарабатывать миллионы и не иметь «крыши». Поняв это, он вскоре превзошел всех своих коллег вместе взятых.
Именно к этому времени относится его вхождение во власть.
Когда его друг, гендиректор ВАЗа Каданников, стал вхож к президенту России, Березовский превратился в мозговой центр мощнейшей автогруппы. Тогда о политике речь еще не шла, но начатые Каданниковым и его коллегой-математиком проекты были очень успешными, и с Березовским стали считаться. А затем подающий надежды бизнесмен, как говорится, оказался в нужном месте и в нужное время. Случилось это с подачи ельцинского «летописца» Валентина Юмашева. Для срочного издания книги «Исповедь на заданную тему» Юмашев предложил кандидатуру Березовского, который блестяще справился с заданием: за свой счет и в качественном исполнении обеспечил выход в свет книги через свои каналы в Финляндии. После этого «подвига» Борис Березовский стал другом семьи президента, в первую очередь дочери Ельцина Татьяны и его супруги Наины. «Дружба» эта, как, впрочем, и отношения с Юмашевым, базировалась на меркантильной основе и стоила олигарху немалых расходов, о чем я еще расскажу.
Чтобы добиться расположения Татьяны Дьяченко, Березовский, по словам Коржакова, буквально осыпал ее подарками. Это были драгоценности, бесплатные поездки за границу, шикарные автомобили. В 1994 году он подарил ей оборудованную по спецзаказу «Ниву» — со стереосистемой, кондиционером и роскошным салоном. Когда «Нива» сломалась, Березовский подарил Татьяне «шевроле Блейзер» — американский джип стоимостью более 50 тысяч долларов.
Впрочем, все эти расходы с лихвою были им впоследствии компенсированы.
Дальнейшую карьеру Борис Березовский построил на близости к команде президента. Более того, несмотря на свое «интеллигентное» прошлое, он смог легко в эту команду вписаться. Игроки менялись, но с каждым новым он умел находить общий язык.
Вскоре большим другом Бориса Абрамовича в команде президента стал А. Коржаков. Всесильный главный охранник страны даже взял на себя заботу о безопасности олигарха после покушения на него.
Опираясь на Коржакова, за короткое время Березовский вошел во все властные кабинеты Кремля и Совета министров. С помощью новых знакомых он стал вскоре главной фигурой в одной из самых ключевых и сбалансированных нефтяных компаний России — «Сибнефть». Указ президента о создании «Сибнефти» вышел 24 августа 1995 года и произвел настоящую сенсацию, так как в нефтяном бизнесе страны давно уже все было поделено и о каких-либо новых компаниях речи и быть не могло.
Но ситуация в стране меняется быстро. Ведущим предпринимателям был необходим успех Ельцина на выборах. Поэтому олигарх, не раздумывая, бросает старых друзей (Коржаков, Барсуков, Сосковец), делает ставку на Чубайса и фактически возвращает его в Кремль. Еще одна удачная политическая операция Березовского: будучи одним из создателей и владельцев ОРТ (первый канал телевидения), он устроил для телезрителя две недели «сплошного Лебедя». Этот телеудар по меньшей мере в полтора раза увеличил количество сторонников генерала, что и предопределило впоследствии победу Ельцина.
29 октября 1996 года Борис Березовский поднялся еще на одну ступеньку вверх. Указом президента он был назначен заместителем секретаря Совета безопасности России. У Березовского появились кабинет в Кремле и множество выгодных знакомых по соседству. Ходили упорные слухи, что для назначения магната на этот пост помимо Чубайса и Черномырдина немало сил потратила и дочь Ельцина Татьяна Дьяченко. После назначения последовал скандал: у Бориса Абрамовича оказалось второе гражданство — израильское. Скандал, впрочем, быстро замяли.
Первым же шагом Березовского на новом посту стал его вояж в Казахстан, Азербайджан, Армению, а также Чечню, нефтеперерабатывающий комплекс которой работал целиком на сибирской нефти. А проблема транспортировки казахской и азербайджанской нефти полностью была завязана на проблеме Чечни и Нагорного Карабаха.
Покинув примерно через год пост заместителя секретаря Совета безопасности, Березовский как бы ушел в тень. Но, не занимая высоких постов, все равно продолжал оказывать огромное влияние на политическую расстановку сил в государстве.
* * *
Березовский — стратег. Ему нет равных в пробивании идей, но заниматься рутиной он не любит. Самая короткая характеристика деловых качеств Бориса Абрамовича: «Человек, который решает вопросы».
Достоинства олигарха — одновременно и его недостатки. Он по натуре игрок, и очень азартный. Но тот же азарт привносит в его игру высокий элемент риска. Не исключено, что рискованность действий стала причиной многих его проблем — вроде покушения на него летом 1994 года. Одно время расследовалась его возможная причастность к убийству директора ОРТ Влада Листьева.
С самим Ельциным Березовский общался крайне редко, но у него в руках находился мощный рычаг давления на президента — Татьяна. Президент в последнее время никому не верил, безоговорочно доверял только дочери, поскольку, видимо, понимал, что, пользуясь его немощью, все его постоянно обманывают. Березовский же, как я уже отмечал в предыдущих главах, через Татьяну постоянно доводил до Ельцина собственные умные идеи, которые она выдавала за свои.
Бориса Абрамовича это вполне устраивало, для него был важен конечный результат. Судя по всему, такая роль устраивала и Татьяну — она как бы становилась политической фигурой.
Это был очень мощный ресурс Бориса Абрамовича. Постепенно он сам стал частью «семьи». Такое положение позволяло ему иметь достаточное количество денег для «разруливания» многих политических ситуаций. Еще один его ресурс — очень прочные связи с людьми в теневом мире. Все это вместе взятое давало ему колоссальные возможности для политического манипулирования.
Первый раз «гласно» в поле зрения прокуратуры Борис Березовский попал отнюдь не как преступник и даже не как свидетель — как жертва.
7 июня 1994 года в 17.10 у дома приемов «ЛогоВАЗа» взорвался автомобиль «опель». Взрыв произошел в тот момент, когда с территории дома приемов выезжал шестисотый «мерседес» Березовского. Был убит водитель магната, а Березовский и его охранник получили ранения. Легко ранены были еще восемь случайных прохожих.
Как определили эксперты, в «опель» заложили радиоуправляемую мину узкой направленности с массой заряда около одного килограмма тротила.
Покушение на Березовского так и осталось нераскрытым, в чем миллиардер обвинил правоохранительные органы Москвы. Однако бывший прокурор столицы Геннадий Пономарев, прекрасный и опытный работник, в ответ на обвинение заявил, что сам Березовский упорно отказывался прийти и дать показания в любом удобном для него месте, в любой приемлемой по закону форме, хотя приглашали неоднократно. Обращения к нему через его заместителей, помощников, советников, адвокатов и его доверенных лиц с предложением дать показания даже заочно (ему дадут бланки протоколов, которые нужно будет только собственноручно написать) также не увенчались успехом.
Отсюда, по мнению Пономарева, можно сделать вывод, насколько Березовский был заинтересован в расследовании обстоятельств дела.
Березовский в ответ объяснил свое поведение недоверием к московским следователям… Тем не менее настаивать на передаче следствия к нам в Генпрокуратуру не стал.
Еще один литературный персонаж вспоминается, когда речь заходит о Борисе Березовском.
Помните рассказ Артура Конана Дойла «Последнее дело Холмса»? Тот, где знаменитый сыщик признавался верному Ватсону: «Вот уже несколько лет я чувствую, что за спиной у многих преступников существует неизвестная мне сила — могучая организующая сила, действующая наперекор закону и прикрывающая злодея своим щитом». Шерлок Холмс долго охотился за этим главным злодеем — до тех пор, пока логическая нить после многочисленных петель и хитросплетений не привела его к тихому профессору математики доктору Мориарти.
«Он Наполеон преступного мира, — говорит о Мориарти Холмс. — Он организатор половины всех злодеяний и почти всех преступлений в нашем городе. Это гений, философ, это человек, умеющий мыслить абстрактно. У него первоклассный ум. Он сидит неподвижно, словно паук в центре своей паутины, но у этой паутины тысячи нитей, и он улавливает вибрацию каждой из них. Сам он действует редко. Он только составляет план. Но его агенты многочисленны и великолепно организованы… Агент может быть пойман. В таких случаях всегда находятся деньги, чтобы взять его на поруки или пригласить защитника. Но главный руководитель, тот, кто послал этого агента, никогда не попадется, он вне подозрений».
Никого вам этот портрет не напоминает?..
Хотя не стоит слишком уж демонизировать личность Березовского и приписывать ему патологические преступные наклонности Мориарти, но определенное сходство все же есть. Паук в центре огромной паутины…
Забавно, но в выдуманной биографии Мориарти и реальной Березовского есть кое-какие совпадения. Оба от природы наделены выдающимися математическими способностями, оба до поры до времени делали блестящую научную карьеру: Мориарти в 21 год написал трактат о биноме Ньютона, принесший ему европейскую известность, и получил кафедру математики в одном из университетов, а Березовский в 37 лет стал доктором физико-математических наук, а в сорок с небольшим — членом-корреспондентом АН России. И оба в начале своей «карьеры» предпочитали «не светиться» на публике.
* * *
До определенного времени Березовский действительно старался держаться в тени. Даже создание «ЛогоВАЗа» и покушение 1994 года не особенно заострили внимание общественности на его фигуре. Переломным оказался 1995 год. Создание нефтяной компании «Сибнефть», акционирование телекомпании ОРТ, убийство Листьева, ситуация вокруг «Аэрофлота» — в центре этих событий или очень близко от них оказался самый известный в России олигарх.
* * *
Наглядно развитие наших отношений с Березовским отразилось в подконтрольной ему прессе. Пока теплилась надежда на мою отставку «по-тихому», «Независимая газета», печатая интервью с Генеральным прокурором, даже не сократила мою довольно резкую реплику в адрес Волошина. Когда надежда «на уход» окончательно растаяла, для той же газеты я стал персонажем крайне отрицательным, впрочем, как и для «Новых известий». «Коммерсант», тогда еще не успевший до конца влиться в империю Березовского, оставался в стороне.
Иногда даже становится жалко журналистов: как они, бедные, выворачиваются наизнанку, чтобы угодить хозяину! Сегодня — хвали, завтра — ругай… Хотя понять их тоже можно. Деваться-то некуда: безработица среди журналистов очень большая.
Удивительное то, что, похоже, сами по себе деньги для Бориса Абрамовича не главное — ему нужна не власть ради денег, а деньги ради власти. Один из бизнесменов — членов «семьи» — как-то сказал: «Березовский не бизнесмен. Все серьезные люди знают, что с Березовским дело иметь нельзя. Все загубит ради политики!»
Разлад между Абрамовичем и Березовским начался именно из-за того, что последний из «политических» соображений то и дело зарубал выгодные коммерческие проекты. Во всяком случае, мне рассказывали, как Абрамович жаловался околокремлевской тусовке на своего «чокнувшегося на политике» партнера.
* * *
Политика в отношении олигархов — один из ключевых вопросов в любой стране для любого президента. В России это политика двойного стандарта.
Когда Бонапарту говорили, что его министр иностранных дел Талейран — негодяй и взяточник, Наполеон обычно отвечал: «Да, он сукин сын, но он наш сукин сын». Абрамович — свой человек. Когда надо было продать ОРТ, он это сделал. Надо было занять нужную позицию по ЮКОСу — он тоже перечить не стал. Я уже не говорю о чисто личных завязках по финансированию «семьи». Абрамович очень много потратился на власть, прочно укрепив в ней свои позиции. Он послушно делает то, что указывает ему власть, та же его за это не трогает…
В отличие от Абрамовича другие олигархи — Гусинский, Березовский и Ходорковский — открыто заявили о своих политических амбициях в отношении верховной власти. За то и пострадали. Гусинский — в меньшей степени: не делая политических заявлений, он встал в оппозицию к Путину, после чего его участь была решена. Березовский требовал большей благодарности за свое участие в избрании Путина, стал ему указывать, что делать. Он полагал, что Володя был ему должен, а это уже был Владимир Владимирович, Президент России… Не сошелся в политических взглядах с Путиным и Ходорковский. За это самая богатая, динамично развивающаяся и наиболее открытая российская нефтяная компания ЮКОС была фактически уничтожена, а глава ее оказался за решеткой.
Березовский скрылся в Англии потому, что он опередил события. Арестовывать его было себе дороже. Ведь Березовский до сих пор остается одним из самых информированных людей в России и мог бы в случае чего сделать власть имущим много неприятностей. Поэтому принимать крайние меры по отношению к Борису Абрамовичу в тот период никто и не собирался, а обращение о его выдаче — не более чем чистая формальность.
Ситуация изменилась лишь тогда, когда Березовский, Литвиненко и другие начали открытую политическую борьбу с Путиным и К0. Лишь тогда последовала ответная реакция в виде многочисленных уголовных дел и реального силового давления. Его же конфликт с президентом возник даже не на почве того, благодарен он был Березовскому за все его столь благоприятно сказавшиеся на судьбе Путина рекомендации или нет.
Цена вопроса — в мере этой благодарности, в величине амбиций Березовского, в манере его поведения.
Президенты, как правило, не привыкли, чтобы в споре с ними говорили «нет». Просто ситуация радикально поменялась, а Березовский смены дистанции вовремя не почувствовал…
* * *
Но ведь было и другое. Помню, Путин, еще будучи главой ФСБ, с огромным букетом цветов отправился поздравлять жену Березовского с днем рождения. Это было именно в те дни, когда Генпрокуратура уже готовилась как следует приняться за Березовского.
Путин об этом отлично знал, но намеренно пошел на такой открытый демарш. Тогда, судя по всему, действиями Путина руководила не искренность, а политика.
Истинное же его отношение к недавнему благодетелю открылось тогда, когда он стал президентом и у него появилась возможность Березовского не бояться и показать, «кто в доме хозяин».
О Борисе Абрамовиче можно рассказывать очень много. Я думаю, не было в нашей стране ни одного события — положительного или негативного, — в котором так или иначе не обозначилось бы присутствие нашего героя. По касательной он проходил по многим нашим делам, но до поры выходил сухим из воды. Немалую роль он сыграл и в моей судьбе. Но об этом — чуть позже.
«Серый кардинал» прокуратуры
Полное имя Хапсирокова — Крым-Гери (Назир) Хизирович. Еще каких-то несколько лет назад его имя было практически никому не известно. Сегодня Назира Хизировича за глаза величают «серым кардиналом» Генеральной прокуратуры. Его имя прочно вошло в неофициальные списки наиболее могущественных и влиятельных в криминальной среде людей России. Это еще одно лицо, характеризующее «семью» и ее время.
Назир Хапсироков родом из Ставропольского края, из села Хабез. Я, кстати, был как-то у него дома — огромный особняк-замок с изумительным видом на реку. В Генпрокуратуру его привел Ильюшенко. Познакомились они где-то на юге, еще в бытность Ильюшенко начальником Контрольного управления Администрации Президента России. Хапсироков тогда работал директором крупной строительной организации.
Возглавил эту организацию он весьма «нестандартным способом». Если верить рассказам земляков Хапсирокова, в один прекрасный день он уговорил своего начальника (тогда Хапсироков был заместителем по снабжению) отдохнуть на берегу Кубани — с шашлычками и девочками… А на следующий день на стол первого секретаря райкома партии легли соответствующие фотографии, после чего «моральному разложенцу» было рекомендовано исчезнуть из района. В противном случае — исключение из КПСС, что равнялось в те времена «волчьему билету».
Стоит отметить, что Алексей Ильюшенко подобрал себе «достойного» управделами, поскольку он как Генпрокурор не мог не знать, что пригласил на финансовую работу человека, который в то время проходил по уголовному делу № 28 552 о хищении более 3 миллионов долларов, выделенных ему одним из фондов под закупку зерна. Тем не менее Ильюшенко взял его к себе. Ну а «зерновое» ставропольское уголовное дело было прекращено за отсутствием состава преступления. Негоже все-таки управделами Генпрокуратуры РФ иметь в своей биографии «белое» пятно в виде растворившихся не без его участия миллионов долларов.
Обжившись и войдя в доверие, Хапсироков стал одним из самых «незаменимых» в Генпрокуратуре, поскольку оказался человеком недюжинных способностей: скажите, ну кто еще в нашей стране может похвастаться тем, что получил генеральские погоны, будучи студентом-заочником? Не знаю, чем уж обаял Хапсироков Ильюшенко, но вскоре наш герой становится государственным советником юстиции третьего класса (иными словами — генерал-майором), фактически правой рукой Генерального прокурора, который посвящает его едва ли не во все свои дела. Дошло до того, что Ильюшенко передоверил ему даже право первой подписи. Иными словами, Хапсироков мог по всем, абсолютно по всем хозяйственным вопросам подписывать бумаги вместо Генерального прокурора. Этот факт стал для меня, пришедшего на место Ильюшенко, откровением.
Такой порядок надо было срочно менять. Я провел два или три приказа, которые все больше и больше ограничивали возможности Хапсирокова: лишил его права первой подписи на финансовых документах, заставил изъять счета Генпрокуратуры из коммерческих банков и сконцентрировать их в госбанках, потребовал, чтобы все подряды на строительство распределялись на основе конкурса, а не по усмотрению управляющего делами. Какое-то шестое чувство мне подсказывало: полностью доверять этому человеку нельзя.
Косвенные подтверждения тому у меня появились скоро.
* * *
Генпрокуратура много строила, и, естественно, на подряд приглашались строительные фирмы. Хапсироков очень любил строительные дела и всегда подчеркивал, что это — его конек. Но любая стройка — это возможность подзаработать, положить в свой карман кусочек вкусного пирога.
Одним из сомнительных дел, в котором напрямую оказался замешан Хапсироков, стала реконструкция здания прокуратуры в Санкт-Петербурге. Это был роскошный исторический особняк, так называемый «Дом Мятлевых», расположенный прямо напротив Исаакиевского собора. Ремонт там намечался большой, поэтому и денег на него дали тоже немало — почти 3 миллиона долларов. Но вскоре Ильюшенко вдруг выделил еще около 2,5 миллиона долларов, причем неожиданно проплатил и НДС. Ситуация была такова, что, по сути, все ресурсы, имевшиеся к тому времени в прокуратуре — около 6 миллионов долларов, — были потрачены на реконструкцию одного здания, которое к тому же не находилось в оперативном управлении прокуратуры, а арендовалось ею у города. Это был абсурд: нормальные хозяйственники никогда бы на такое не пошли. Сама логика подсказывала — что-то здесь нечисто. Тем временем Хапсироков все эти деньги быстро перевел на швейцарские счета турецкой фирмы «Ata Insaat Sanayi Ve Ticaret Ltd.» — главного строительного подрядчика питерской реконструкции. Ремонт был благополучно закончен. И тут из Санкт-Петербурга стала поступать информация, что Хапсироков и ряд руководителей Генпрокуратуры на этой стройке, судя по всему, неплохо поживились.
Расследование вскоре показало, что на момент подписания Хапсироковым контракта ни проекта, ни окончательной сметы на реконструкцию не было, что само по себе является грубейшим нарушением закона, а стоимость работ оказалась завышенной больше чем наполовину. Чтобы не быть голословным, приведу для наглядности часть сметы. Стоимость устройства гидроизоляции по турецкой смете составила 385 786 долларов. На самом деле гидроизоляцию в доме сделала петербургская фирма «Гидрокор» всего за 154 996 долларов.
По контракту «Ata» поставила мебель и оборудование на сумму более 668 000 долларов, на самом же деле стоимость завезенного инвентаря составила около 298 тысяч. Разница была покрыта путем завышения цен. Так, две доски для записи мелом (?!) обошлись прокуратуре в 1132 доллара, коврик для обуви — 3616 долларов, мусорные ведра — по 170 долларов за штуку, щетки для унитазов — по 140 долларов за каждую, мангал — 2,5 тысячи долларов, ограждение для батареи — 41 804 доллара… Да при такой стоимости по меньшей мере мангал и ограждение для батареи должны быть в прямом смысле сделаны из золота…
Несмотря на огромное давление, я продолжал расследовать это дело. Но как только меня убрали, его сразу же прекратили. Если бы этого не произошло, результаты были бы интересные.
Почему я оставил Хапсирокова в прокуратуре? Ответ чисто русский и очень банальный: Хапсироков не был уволен из-за нашей бедности, из-за того, что Чайка не справлялся с обязанностями первого заместителя, непосредственно отвечающего за финансирование Генпрокуратуры и прокуратуры в целом. В то время была сложная финансовая ситуация, по каждому поводу мне приходилось довольно часто ходить к Черномырдину просить деньги. Если премьер-министр и давал поручения выделить на наши нужды какие-то суммы, то бюрократия в Минфине была столь сильной, что все уходило в песок. А у Хапсирокова в этом министерстве имелись прекрасные связи, там у него было много друзей — от первых замов до простых сотрудников. В Минфине он себя чувствовал как рыба в воде: получал всегда столько денег, сколько требовалось. К тому же, став Генеральным, я обещал в прокуратуре, что социальные льготы, помощь работникам и так далее урезаться не будут. А на все это нужны были деньги…
Я находился в сложном положении, поскольку Чайка от денежного вопроса практически самоустранился, хотя, к примеру, его коллега — первый заместитель Председателя Верховного суда В. Радченко — всегда и везде ездил сам. Уволив Хапсирокова, мы просто разрушили бы неплохо налаженную систему финансирования, поскольку Чайка ничего не делает, а новый человек еще неизвестно какой придет.
Много раз я пытался переломить эту ситуацию и говорил Чайке: «Вникай в финансы, в строительство».
Чайка же панически боялся подписывать хозяйственные документы, особенно контракты по строительству. Помню, я спросил его как-то:
— А почему этот документ подписал Хапсироков, ведь речь идет о серьезных проплатах?
— Я ничего в этих делах не понимаю.
— Найди человека, который тебе бы все это разъяснил, — посоветовал я.
— Ты что, хочешь, чтобы я сел? — вполне серьезно спросил Чайка.
Мне ничего не оставалось, как отшутиться:
— А ты хочешь, чтобы я сел?
Вот на таком полуанекдотическом уровне обычно и шла у меня беседа с Юрием Чайкой, моим первым заместителем.
Второй причиной было то, что Хапсироков — это бесспорно талантливый человек и сильный организатор. У него гибкий ум, он прекрасный финансист и неплохой психолог, откровенно говоря, во многом сильнее даже некоторых моих заместителей. Он знал это и страстно хотел стать одним из заместителей Генерального прокурора. Собственно, его интрига против меня и началась с того, что я не позволил ему подняться до этого уровня, получить еще большую власть.
А ведь он уговорил всех: в Генпрокуратуре — моих заместителей, в Совете Федерации — Егора Строева, кое-кого — в Администрации Президента, всех, кроме меня и Катышева. Мы же твердо решили: Хапсирокову замом не быть. Я чувствовал, что Хапсироков занимается темными делишками, но схватить его за руку никак не получалось. А что же будет, если он станет заместителем Генерального, получит власть? А ведь он имел большую поддержку в ФСБ, судя по всему, был их «доверенным лицом». Не случайно сейчас он получил назначение в Администрацию Президента. Не удивлюсь, если он и дальше пойдет в гору.
Конечно, его надо было увольнять сразу. Я этого не сделал. Почему? Была еще одна причина.
Наверное, я проявил известную слабость, однако я всегда помнил, что в свое время Хапсироков поддерживал меня в трудные минуты. Уже чисто по-человечески я не мог после этого относиться к нему объективно. Постараюсь объяснить. Я был директором НИИ Генпрокуратуры, он — начальником Управления делами Генпрокуратуры. То есть все денежные вопросы шли через него. Мы финансировались в те дни по остаточному принципу — институт получал лишь те крохи, которые оставались после центрального аппарата прокуратуры. Проблем в связи с этим возникало много, и я часто ходил к Хапсирокову «на поклон». К моему огромному удивлению, он всегда решал проблемы института без каких-либо расспросов и разговоров. Здесь надо объяснить один нюанс. Хотя я тоже был членом коллегии, для Хапсирокова это мало что значило, поскольку он и с замами Генерального не слишком-то считался — так он себя поставил в Генпрокуратуре. К институтским же ученым и ко мне в том числе он относился почему-то весьма благосклонно и уважительно. Здание нашего института ветшало — он сделал прекрасный ремонт. Все это было удивительно. Я как-то спросил его, почему он так поступает. Хапсироков ответил: «Мой отец профессор. Я все это делаю в знак уважения к своему отцу и всем ученым».
Когда я стал Генеральным прокурором, естественно, не мог все это забыть. Каюсь, мне не хватило тогда и жесткости, и опыта, чтобы раз и навсегда пресечь его деятельность, уволить. Но все мы сильны «задним» числом, анализируя уже произошедшее.
* * *
Как выяснилось позднее и подтвердилось совсем недавно, Хапсироков был замешан во многих криминальных делах. Он фигурировал в деле Ильюшенко. На него жаловался Щербаков из Союза предпринимателей: фирма Хапсирокова взяла кредит, сразу же обанкротилась, деньги не вернула. По этому факту прокуратура пыталась возбудить уголовное дело, проводилась проверка, уже были подготовлены все материалы… Но Устинов в дело их не пустил. Еще в 1997 году Хапсироков был взят в плотную разработку оперативниками ФСБ. Судя по собранным материалам, контрразведчиков ожидала масса любопытных открытий. Цитирую справку: «В среде высокопоставленных чиновников органов власти и бизнесменов Хапсироков известен под кличкой Хапс, под этой же кличкой его знают и в криминальной среде».
Особое место в досье занимала информация о деловых связях прокурорского завхоза. Одна из фирм, с которой, по информации «разработчиков», генерал тесно сотрудничал, была некаг компания под названием «Гринтек». Как оказалось, именно эта фирма принимала участие в капитальном ремонте помещений Генеральной прокуратуры, после чего в кабинете заместителя Генпрокурора Катышева (курировавшего на тот момент самые громкие в России уголовные дела) сотрудниками ФСБ было обнаружено подслушивающее устройство.
Именно к тому времени относится и опубликованная не так давно на одном интернет-сайте буквально шокировавшая меня расшифровка записи оперативного прослушивания. Сделана она была 13 октября 1997 года. Беседуют Альфред Кох и Назир Хапсироков.
К. Спасибо тебе. Ты обещал показать какие-то документы…
Н. Хорошо, покажу.
К. А ты не знаешь, там пришло письмо?
Н. Что пришло, то обязательно. Просто мне надо взять. Подписал ли он его сейчас или тогда, точно не знаю. Почту он (Скуратов. — Ю. С.) расписывал. Сегодня почту он закончил расписывать 20 минут назад. Завтра до 11 часов я тебе выдам о законных решениях.
К. Понял.
Иными словами, пользуясь своей служебной близостью к Генеральному прокурору, Хапсироков направо и налево сдавал все наши секреты, был оборотнем, предателем.
На контакты Хапсирокова с мафией случайно натолкнулись и работники милиции, занимавшиеся «делами» одной из крупных подмосковных банд. По оперативной информации МВД, служебные телефоны Хапса в Генпрокуратуре, а также номера его мобильных телефонов были обнаружены в записных книжках доброго десятка лиц, совершивших уголовные преступления, имеющих криминальные связи или проходящих по оперативным разработкам.
Несмотря на всю секретность, Хапсироков каким-то образом узнал о слежке. В 1998 году разработка Хапса была срочно прекращена, а ее инициаторам, как я слышал, не поздоровилось.
Когда Хапсироков увидел, что главным препятствием на его пути стали Катышев и Скуратов, он начал действовать. К тому времени он уже вовсю лоббировал в Генпрокуратуре прекращение уголовных дел и «решал» другие вопросы.
Не секрет, что для некоторых предприимчивых сотрудников Генпрокуратура была местом весьма прибыльного бизнеса. Берут деньги за прекращение уголовного дела, изменение обвиняемому меры пресечения, перевод арестованного в иное место содержания, предъявление иска в чьих-то интересах, кадровые перестановки… Слышал я и про расценки: чтобы убрать или назначить регионального прокурора, нужно заплатить 300 тысяч долларов. Визит к Генеральному прокурору стоит 50 тысяч долларов…
О том, что Хапсироков вмешивается в расследования, знал и Михаил Катышев, который в то время курировал следствие. Дошло до того, что Катышев специально требовал от охраны в Благовещенском переулке, на Мясницкой улице и на Кузнецком мосту — всюду, где «живет» следствие, — сообщать ему о каждом появлении завхоза и к кому он ходил.
Хапсироков действовал осторожно, но иногда «прокалывался» и он. Известен случай, когда Борис Березовский явился на Большую Дмитровку с охапкой роз для Хапсирокова в день его рождения. Борис Абрамович не забыл, кто помог ему снять обвинение по делу «Аэрофлота». Все это было в момент моего отстранения, на ситуацию я никак повлиять уже не мог.
Но самый громкий скандал разразился в связи с делом первого заместителя Министра финансов России Владимира Петрова, арестованного за взятку. Тогда и Строев, и Кудрин, и Задорнов, и другие министры просили меня, чтобы я заменил ему меру пресечения. Я отказался. Опытный следователь Гребенщиков, который занимался расследованием, уже готов был предъявить обвинение и передать дело в суд.
Но… вмешался Хапсироков.
Именно тогда Сергей Гребенщиков в отчаянии собрал журналистов и сообщил им: Хапсироков пытается развалить дело в отношении бывшего заместителя Министра финансов России Петрова. По информации, которой располагал следователь, управделами за свои услуги получил взятку — 1 миллион долларов.
Гребенщиков вынужден был прибегнуть к общественному мнению как крайнему средству, поскольку в своей борьбе он не получил никакой поддержки у руководства Генпрокуратуры. Меня к этому времени, как я уже сказал, от работы отстранили. Не стали церемониться и с Гребенщиковым: после пресс-конференции у него сразу же забрали дело и передали другому следователю. Вскоре после этого Петрову заменили арест на подписку о невыезде, а через полгода дело под надуманным предлогом было прекращено.
Хапсироков — один из «достойных» кадров «семьи». У него широчайшие связи, хорошие отношения с Путиным и практически со всеми руководителями правоохранительных органов, особенно хорошие контакты с ФСБ. В свое время это сильно помогло ему: как я уже говорил, когда по линии органов он попал в оперативную разработку, их внезапно и без объяснений прекратили.
Хапсироков плотно контактировал с Татьяной Дьяченко, Березовским, Бадри Патаркацишвили, был дружен с Пал Палычем Бородиным. В прокуратуре все знают (да и сам Хапсироков этого не скрывает), что именно он летом 1999 года вывел на Александра Волошина малоизвестного тогда начальника управления Генпрокуратуры на Северном Кавказе Владимира Устинова — будущего и. о., а потом и Генпрокурора.
Но порядочные люди, такие, как Лужков, ему руки не подают…
* * *
Слухов о делах Хапсирокова бродило по Москве столько, что в Кремле над Генпрокуратурой, видимо, решили наконец-то сжалиться: Хапсирокова уволили. Но, как выяснилось, не насовсем — «семья» сделала все возможное, чтобы сберечь нужного и верного ей человека.
В России всегда так: тот, кто дорвался однажды до власти и денег, уже никогда не будет «бывшим». Где-нибудь всплывет обязательно, но непременно в хорошем месте. Хапсироков всплыл в Международном промышленном банке. Один «серый кардинал» пошел на службу к другому: новый шеф Назира Хапсирокова, глава «Межпромбанка» Сергей Пугачев, имеет репутацию «кремлевского кассира». Именно в этом банке Ельцин держал свои деньги, его имя упоминалось и в связи с делом «Мабетекса». По слухам, «кассир» положил «кардиналу» весьма недурное жалованье: 20 тысяч долларов в месяц.
Но надолго, несмотря на хороший оклад, Хапсироков на этом месте не задержался. Вскоре он еще больше укрепил свои позиции: после того как страсти вокруг его имени слегка поутихли, Кремль призвал его к себе, назначив помощником руководителя Администрации Президента, где, согласно пожеланию президента Путина «усилить управляемость Генпрокуратуры», Хапсирокову вменили в обязанность… присматривать за прокуратурой.
Питерский след
В середине 1990-х в Генпрокуратуру стали поступать сведения о многочисленных злоупотреблениях служебным положением и коррупции в Санкт-Петербурге. Прокуратура и ГУВД Ленинградской области своими силами расследовать дела о коррупции не могли — на подозрении были слишком высокопоставленные местные чиновники, мэр города Анатолий Собчак… В общем, они попросили нашей помощи.
Ознакомившись с предоставленными питерскими коллегами фактами, в декабре 1995 года мы втроем — Анатолий Куликов, Михаил Барсуков и я — приняли совместное решение о создании межведомственной оперативно-следственной группы и направили ее в Санкт-Петербург. Группу возглавил заместитель начальника Управления по расследованию особо важных дел Генеральной прокуратуры Леонид Прошкин.
Группа начала работать, дело сдвинулось с мертвой точки.
Все началось с раскрутки дела Анны Евглевской. Была в Петербурге такая предприимчивая и пробивная дама, которая решила купить старый дом в центре города, отремонтировать его, перепланировать, а затем продать элитные квартиры.
Энергии Евглевской можно только удивляться, если не восхищаться ею, — героическая женщина, решилась строиться в такое тяжелое время! Но и прибыль от реконструкции обещала быть внушительной. Однако квартиры в выбранном ею доме были в основном коммунальные, по 4–5 семей. А расселение коммуналок — дело хлопотное, зависящее от многих чиновников самых разных рангов.
Тогда Евглевская, чтобы ускорить процесс, использовала, по версии следствия, проверенное средство — взятки. Повторю — продвижение строительства и его успех зависели от чиновников самых разных рангов. Одним из взяткополучателей, как полагали оперативники, оказался сам мэр города — Анатолий Собчак.
Конечно, это была не классическая взятка «из рук в руки». Евглевская просто помогла Собчаку решить его собственный «жилищный вопрос». Мэр с семьей жил в трехкомнатной квартире площадью 170 квадратных метров в доме на набережной Мойки и на этом же этаже (но в другом подъезде) хотел присоединить еще одну — пятикомнатную, в триста с лишним метров. Но приглянувшаяся Собчаку квартира была коммунальной, там проживало несколько семей. Вот эту-то коммуналку и взялась расселить Евглевская. За выполненную работу Евглевская получила подписанный Собчаком документ: мэр разрешал вместо детского садика, который раньше планировался в реконструируемом доме, построить подземный гараж. Соответственно стоимость элитных квартир Евглевской сразу возрастала: удобно ведь иметь гараж в том же доме, где живешь!
Давление на следствие оказывалось беспрецедентное. В Питере делалось все, чтобы помешать объективному расследованию. В частности, следственная группа Прошкина долго не могла решить вопрос с временным жильем и местом работы в Санкт-Петербурге. Командировочные небольшие, гостиницы дороги. А еще ведь надо обеспечить рабочее оборудование: компьютер, принтер, ксерокс… И транспорт — хотя бы одну машину. В результате договорились с руководством объединения «Ленвест», что следователям предоставят комнаты в пустующей ведомственной гостинице объединения.
Что из этого вышло, видно из «Справки о проверке налоговой инспекцией по г. Санкт-Петербургу фирмы «Ленвест»». Она настолько интересна, что приведу ее почти полностью. Говорилось в ней о том, что находившимся «с ноября 1995 года в длительной служебной командировке в г. Санкт-Петербурге в связи с… расследованием уголовных дел № 181 238 278-95 и № 181 221 833-96 о злоупотреблениях коррумпированных чиновников» следователям в простаивающей ведомственной гостинице производственного объединения «Ленвест» были выделены две сблокированные квартиры, находящиеся на отдельной лестничной площадке за двумя железными дверями.
Гостиница фирмы «Ленвест» выбрана с учетом обеспечения личной безопасности и создания условий для работы в вечернее время и выходные дни. Тем более что первые руководители правоохранительных органов города — УФСБ, прокуратуры и ГУВД — с первых дней работы ОСГ в Санкт-Петербурге не реагировали на просьбы о содействии в обеспечении нам условий для работы.
По просьбе следователей руководство «Ленвеста» установило в гостинице персональный компьютер с принтером, ксерокс, предоставило сотовый телефон, служебную автомашину. Вопрос об автомашине встал после того, как «начальник УФСБ города и прокурор Санкт-Петербурга… отказались закрепить за оперативно-следственной группой какой-либо транспорт».
Однако с началом реализации материалов уголовных дел на руководство «Ленвеста» началось давление. Так, «в начале апреля директора «Ленвеста» Колавая В. Г. вызывал к себе мэр города Собчак А. А., задал несколько незначительных вопросов и как бы между делом поинтересовался нашим проживанием в ведомственной гостинице.
После того как в рамках уголовного дела был наложен арест на оформленную на подставное лицо, но принадлежащую Собчаку квартиру, с Колаваем встретилась жена мэра Нарусова Л. Б. и в категоричной форме потребовала у него объяснений по поводу размещения оперативно-следственной группы в гостинице «Ленвеста». Она открыто заявила, что «разберется» с его фирмой.
12 апреля 1996 года руководство налоговой инспекции города, собрав лучшие свои силы, организовало проверку «Ленвеста». Результатом проверки явился акт, в соответствии с которым с «Ленвеста» в бюджет взыскано 11 миллиардов рублей… Факт проверки фирмы «Ленвест» «под заказ» Нарусовой Л. Б. подтвержден через другие источники.
На основании изложенного полагаю целесообразным проинформировать руководство Госналогслужбы России по существу справки и обратиться с просьбой установить объективность действий налоговой инспекции по г. Санкт-Петербургу в отношении фирмы «Ленвест» и соразмерность штрафа выявленным налоговым нарушениям».
Как только началось следствие, супруга Собчака Людмила Нарусова без всякого предупреждения принялась чуть ли не еженедельно ходить ко мне в Генпрокуратуру. Она садилась у меня в приемной и говорила, что с места не сдвинется, пока ее не примут, поскольку она не только депутат — она женщина, и ей следует оказывать почтение. А ведь время приемов заранее расписано. Да, есть положение, что депутат имеет право безотлагательного приема, но по общественным делам, не личным. Я обратил внимание: ее всегда сопровождали два охранника. Но если охрану ей давал муж, то это злоупотребление служебным положением. Если ее охраняли частным образом, по найму, то откуда такие громадные деньги?
Уже тогда, по этим бесцеремонным визитам, я понял, что такое мадам Нарусова. В конце концов просители за Собчака дошли до президента. И сразу же последовала грозная резолюция: «Ю. И. Скуратову. Надо унять деятельность группы. Б. Ельцин. 7 октября 1997 года». Именно — «унять».
Никогда до этого Борис Николаевич не позволял себе так беспардонно вмешиваться в работу следственных органов.
Незадолго до этого, в сентябре, я информировал президента, что фамилия Собчака фигурирует в питерском деле. Ельцин отреагировал спокойно: делайте, дескать, все, что положено. Пришлось снова идти к нему и объяснять, что обещаю ему объективность, аккуратность, но не более того. Крыть президенту было нечем, и следствие продолжило свою работу.
Для меня был очень важен еще один момент, который я тогда по разным причинам не стал растолковывать Борису Николаевичу. Сотрудники следственной группы — обычные люди, уважающие субординацию. И если им, простым операм, достаются в подследственные высокопоставленные чиновники, они должны быть уверены, что высокая должность не позволит увильнуть от правосудия. А такая уверенность у нас в стране — штука эфемерная: все знают о «телефонном праве», о связях, о фактической безнаказанности тех, на чьей стороне власть и деньги. Представляете, какая дилемма стоит перед оперативником, у которого в фигурантах числится мэр города, где он живет? Решиться продолжить дело, многим рискнуть — это в наших условиях требует большого мужества. Если сейчас мы по указу «сверху» дело прекратим, в следующий раз никто из этих оперативных работников по коррупции работать не будет. Какой смысл, если дело все равно замнут? Только себе дороже. Так вот, я не мог допустить, чтобы ребята потеряли веру в крепнущую у нас в стране силу закона, веру, приобретенную с большим трудом и еще достаточно непрочную. Кстати, сам Собчак напрямую со мной о своих неладах с прокуратурой не заговаривал и, надо отдать ему должное, уладить ничего не просил. Однажды, когда уголовное дело было только возбуждено, мы на каком-то празднике в Кремле оказались за одним столиком: я, моя жена, Собчак, Нарусова… Собчак даже тогда не пытался говорить со мной на служебные темы. Он был человеком гордым, вообще предпочитал не просить, а выступать с позиции силы.
Общеизвестно, что Собчака с Владимиром Путиным связывали близкие, даже дружеские отношения. Вообще Путин и семья Собчака всегда общались «накоротке». Именно Владимир Владимирович организовал вывоз Анатолия Александровича за границу, якобы для безотлагательной операции, для чего был зафрахтован частный самолет.
Долгое время этот факт тщательно скрывался. Практически до того момента, как была издана ельцинская книга «Президентский марафон». Изумленный читатель обнаружил там фразу: «Путин… встретился с бригадой врачей… и сказал, что попытается вывезти больного Собчака за границу».
Вряд ли Путин поблагодарил Ельцина за эти строки, «подставившие» его, как говорится, по полной программе. Представьте себе: работает бригада следователей, в том числе из ФСБ. В это время приезжает чиновник Администрации Президента и, выходя за рамки своих полномочий, не доверяя следователям, в том числе и из той организации, в которой служил и которую вскоре возглавит, практически подминает под себя следствие. Если верить книге Ельцина, получается, что фактически Путин устраивает побег Собчака. Кто взял на себя таможенные и пограничные формальности? Кто оплатил стоимость перелета во Францию на частном самолете? Если честно, я тоже не знал, кто все это организовал. Спасибо Ельцину, он приоткрыл завесу этой тайны.
Частично я Путина понимаю. Если бы Собчак был моим учителем, коллегой, я бы тоже не отвернулся от него, постарался бы помочь. Но помогать нужно было другим способом. Надо было внести предложение заслушать отчет прокуратуры, ФСБ и МВД по делу Собчака. В крайнем случае, если не доверяешь этим следователям — попроси заменить их на более компетентных.
Анатолий Александрович, впрочем, поднялся на борт зафрахтованного Путиным самолета не на носилках, а на своих ногах, взбежав по трапу.
В Париже Собчака действительно ждали медицинские процедуры, но об операции на сердце не сообщала ни одна российская или зарубежная газета.
Я не стал бы всего этого писать — смерть прекращает дело, и наш суд Анатолию Александровичу уже не страшен, — если бы не грязная вакханалия, в которую превратили похороны Собчака его вдова и сторонники. Делать политический капитал, стричь купоны со смерти — это, простите, в высшей степени безнравственно. И уж совсем не по-русски и не по-христиански сводить счеты на похоронах: те пусть придут, а этих не пустим. Похороны — не митинг и не партийное собрание. Кстати, в новостных программах тех дней Владимир Яковлев, ярый противник и «гонитель» Анатолия Собчака, выглядел более растерянным и потрясенным его смертью, казалось, больше переживал, чем гневно «скорбящий» и обвиняющий Анатолий Чубайс.
И когда Владимир Владимирович Путин, в то время исполняющий обязанности президента, говорил, что оснований для юридических претензий к Собчаку не было, что следствие — политический заказ, что Собчака «затравили» — это тоже, мягко говоря, не совсем порядочно, потому что уж Путин-то лучше всех остальных знал, почему следственные органы проявили к деятельности Анатолия Александровича столь нескрываемый интерес.
И последнее. Выбранная Анатолием Собчаком и его окружением тактика — максимальное затягивание дела и раздувание скандала с «политическими гонениями» — для них была единственно правильной, если они хотели «сохранить лицо». Расчет на то, что власть должна скоро поменяться и у руля окажутся «свои люди», сработал. Когда меня уже фактически отстранили от руководства прокуратурой, произошли удивительные вещи: сотрудник прокуратуры полетел «беседовать» с Анатолием Александровичем в Париж. Никогда в моей практике такого не было — чтобы к человеку, который уклоняется от допроса, фактически скрывается, персонально, так сказать «на дом», посылали следователя! Причем эта поездка, насколько мне известно, была организована не на деньги прокуратуры, а на деньги МВД.
После этой поездки было принято решение о прекращении уголовного дела в отношении Собчака.
Я и сейчас убежден, что дело Собчака было прекращено незаконно и поспешно. Но теперь что об этом говорить!
Людмила Нарусова, воспользовавшись тем, что Скуратов впал в немилость у Кремля, развила бурную деятельность по очищению святого облика Анатолия Александровича от какого-либо пятнышка. Ко мне был предъявлен иск о защите чести и достоинства в связи с моим интервью «Комсомольской правде», где я сказал, что в деле Собчака следователи прокуратуры уже вышли на несколько эпизодов взяток и злоупотреблений служебным положением. Нарусова требовала опровергнуть и наличие «дела Собчака», и слова об эпизодах преступной деятельности. Районный суд как первая инстанция удовлетворил основные требования Нарусовой. Решающую роль в этом сыграло письмо, подписанное В. Путиным, где говорилось об отсутствии каких-либо претензий к Анатолию Александровичу. На суд письмо произвело большое впечатление, хотя по сути дела ничего не значило, так как претензии к Собчаку имела именно прокуратура.
Я уже не надеялся на объективное рассмотрение этого дела, когда, к моему удивлению, кассационная инстанция направила дело на новое рассмотрение.
Чтобы объективный читатель сам решил, кто был прав в этом споре, сошлюсь на фрагмент интервью газете «Московский комсомолец» за 3 октября 1998 года. На вопрос журналиста Собчак отвечает, что против него существует только «журналистское» дело, а никакого уголовного дела нет.
И ответ Э. Якубовского, заместителя руководителя следственной группы Генпрокуратуры: «Это неправда. Уголовное дело возбуждено 2 сентября этого года именно в отношении Анатолия Александровича Собчака. Возбуждено сразу по двум статьям: 170.2 УК РСФСР — «злоупотребление служебным положением при отягчающих обстоятельствах» и 290.4 пункт «г» — «получение взятки при отягчающих обстоятельствах»».
Добавить мне к этому больше нечего.