«Не хочется даже начинать эту главу…»
Этими словами Борис Ельцин начинает часть своего «Президентского марафона» под названием «Товарищ» и прокурор», которую полностью посвятил мне, бывшему Генеральному прокурору РФ Юрию Скуратову. Прекрасно понимаю экс-президента: забыть бы об «опальном прокуроре», да не получается – приходится что-то писать, как-то оправдываться.
«Не хочется даже начинать эту главу…»
Слова у меня те же, но мысли и чувства совсем другие… Противно, неприятно… Одно желание – содрать всю черную ретушь, что обильно нанес на фотографию событий тех дней экс-президент Борис Ельцин…
О том, как все было на самом деле, читатель уже знает. Кое что, тем не менее, я оставил и для этой части «Анти-Ельцина».
Прокурор и президент Стр. 262. «Тихий прокурор» сумел выставить на всеобщее обозрение свой собственный стыд и позор и представить все так, что это – не его стыд, не его позор». Ельцин вынужден признаться, что проблема приобрела общественное значение и публичный характер. Но начнем с другого.Что значит: «Прокурор выставил?» Я что ли выставил эту проблему, затеял ее, начал ее раздувать? Нет, не я, а ельцинская команда. Грустно говорить об этом, но в России компромат истинный либо псевдокомпромат стали рычагами для решения многих политических вопросов, элементами ельцинского стиля управления страной. Я уверен, что такого рода «схемы убеждения» использовались в Кремле и раньше, до случая со мной: неугодных людей приглашали в администрацию Кремля и предъявляли собранный на них компромат. Еще раз повторяю: не я стал инициатором – мне эта ситуация была навязана извне. Это был типичный и допустимый для администрации Ельцина, для «семьи» способ устранения неугодных лиц.Ситуация со мной – показатель того, насколько низко может опуститься «семья» в методах управления страной. Когда ее члены почувствовали угрозу собственной безопасности, они не остановились ни перед чем, включая грубый шантаж, фабрикацию псевдодоказательств, использование СМИ для придания скандалу публичного характера.С другой стороны, в случае со мной президент рассчитывал на свою полную безнаказанность. Не получилось!Стр.263. «Говорят, что России не везет на генеральных прокуроров. Степанков, Казанник; Илюшенко – это предшественники Скуратова… Каждый прокурор уходил со скандалом». Что значит, «не везет?» Может не повезти раз, ну два… Но когда подряд четыре раза?! Неужели это тот самый уникальный случай, когда командир шагает в ногу, а рота – нет? Что-то здесь не так…С другой стороны, есть у всех нас, четырех бывших Генпрокуроров, и нечто общее. Во-первых, у каждого «не получились» отношения с Ельциным. Во-вторых, у всех судьба сложилась достаточно трагично. Это говорит о многом. В одном из моих интервью, которое журналисты озаглавили «Проклятое место», я рассказал, что еще за 4–5 месяцев до коснувшихся меня событий я предчувствовал, что ждет меня впереди нелегкая жизнь. Уже тогда я видел свое будущее не безоблачным. Как в воду глядел…Ну ладно, Скуратов плохой. Но почему Илюшенко, Степанков, Казанник?Известно, что россияне никогда не отличались высоким уровнем законопослушания, причем вольное обращение с законом позволяли себе как простые граждане, так и высшие руководители страны. Ельцин тоже не обременял свое поведение и поступки какими-то правовыми критериями и требованиями. Вот и приходилось Генеральному прокурору почти всегда вступать с Президентом в конфронтацию. Где-то она была острой, где-то – не очень. Но каждый из четырех Генпрокуроров рано или поздно непременно входил с Ельциным в серьезный правовой конфликт.Задача прокурора – обеспечить выполнение закона, плох он или хорош. Зачастую закон плох, и это – трагедия для прокурора, поскольку он вынужден обеспечивать выполнение закона, который желает много лучшего. В условиях же переходного периода правовая ситуация обостряется еще сильнее, поскольку старые законы уже не отвечают реалиям, а новых еще нет либо их трудно применить, так как не наработан для этого соответствующий механизм правовых норм.Степанков, к примеру, попал в мясорубку между президентом и Съездом народных депутатов. Съезд отстаивал требования Конституции, Степанков поддержал эту позицию, и президент его тут же уволил. Я всегда буду помнить, как убирали Степанкова. Поскольку Ельцин его своим указом переназначил, он автоматически получил право снять его с должности. Но почему-то опасаясь, что Степанков окажет при увольнении сопротивление, президент послал «для гарантии» в Генпрокуратуру взвод автоматчиков. Вначале, наведя страх на прокурорских работников, они разоружили в здании всю внутреннюю охрану, а затем вывели под угрозой оружия и ее руководителя…Еще один опальный Генеральный прокурор Алексей Казанник – очень искренний человек. В свое время он уступил Ельцину место в Верховном Совете, буквально боготворил его. Что же надо было сделать, чтобы перед уходом в отставку Казанник горько сказал, что больше «с этими ребятами» он никаких дел иметь не хочет. Алексей Иванович – специалист очень квалифицированный, но его недостаток (или достоинство) состоял в том, что, будучи из провинции, он практически не был испорчен дворцовыми интригами. Всего девять месяцев понадобилось Казаннику для того, чтобы увидеть и понять методы работы кремлевской администрации, а также степень уважения Ельциным закона. Из прокуратуры он уходил совершенно другим человеком, ясно понимавшим, что у Ельцина как у президента страны будущего нет.Решение Казанника уйти было твердым и категоричным. Я помню это абсолютно отчетливо, поскольку именно мы с Мыциковым готовили по его просьбе письмо президенту об отставке. Расставаться с честным и принципиальным Генпрокурором не хотели и в Совете Федерации: Казанника пытались отговорить, но его решение уйти было бесповоротным.Поэтому когда Ельцин говорит, что и стране, и ему не повезло на Генпрокуроров, то можно перефразировать его самого и сказать, что России в первую очередь не повезло на президентов, поскольку ни Горбачев, ни Ельцин высокому призванию служить гарантами Конституции, к сожалению, не отвечали.Стр. 263. «Появилась благодатная почва для втягивания прокуроров в политику. На этом и «погорели» три предыдущих прокурора». Да, почва для этого действительно была благодатная. Вообще прокуратура и политика в нашей стране всегда шли рядом. Но я не могу согласиться с тем, что прокуроры втягивались в политику по собственному желанию. Это жизнь их втягивала. Взять, к примеру, ситуацию со Степанковым. Он вынужден был войти в конфликт, возникший между Съездом народных депутатов и президентом. Формально был прав Съезд, но реальная власть тогда была у президента: он объявил указ № 1402 недействующим и прекратил полномочия Верховного Совета, Съезда народных депутатов и передал всю законодательную власть себе. Это было грубейшим нарушением закона, поскольку тем самым фактически прекратилось действие Конституции 1978 года и ликвидировалась система Советов.Сторонники Верховного Совета с президентом не согласились, даже Конституционный суд РФ посчитал его действия неконституционными. В принципе это могло бы стать поводом для импичмента Ельцина. Степанков все это прекрасно понимал. Втянутый невольно в политическую игру, он метался между Съездом и президентом, как юрист все же больше склоняясь к позиции Съезда. Ельцину это надоело, и он его уволил.Или со мной. У меня были материалы, которые свидетельствовали о причастности президента к коррупции, и я понимал, что их обнародование неизбежно приведет к международному скандалу. С одной стороны, я должен был поступить по закону, с другой – мое решение несло ярко выраженные и негативные для страны политические последствия. Да и до этого Ельцин постоянно толкал меня в политику, требуя, например, возбудить по фактам деятельности КПСС уголовное дело – ему нужны были основания, чтобы запретить ее и разогнать.Стр. 263. «В сущности, Генпрокурор – только государственный чиновник. Политического кругозора от него не требуется». Но ведь и президент тоже государственный чиновник, поэтому логика здесь довольно странная…Очень часто за правовыми решениями следуют серьезные политические последствия. Поэтому без политического кругозора российскому Генпрокурору не обойтись никак. Ведь Генпрокурор имеет полномочия по общему надзору за деятельностью почти всей государственной машины. Но у прокуратуры нет ни сил, ни средств, чтобы осуществлять повседневный надзор по всем аспектам деятельности государственного аппарата. Поэтому прокуратура действует, как правило, выборочно, если можно так выразиться, точечно. Идет приватизация – мы сосредоточиваем внимание на ней, проходят аукционы – бросаем силы на них. Чтобы в такой ситуации проводить правильную правовую политику, нужно хорошо ориентироваться в политической обстановке вообще.С моим приходом положение в прокуратуре начало постепенно меняться к лучшему. Выросли едва ли не все показатели. Если в момент моего прихода раскрываемость по умышленным убийствам составляла 72,3 %, то когда я уходил – 82 %. Активизировалась работа службы прокуроров-криминалистов. Если в 1993 году по статье «Бандитизм» до суда дошло всего 8 дел, то в момент, когда я стал Генпрокурором, таких дел было уже 20–25, а в 1998 году – 427, т. е. наблюдался рост более чем в десять раз. Поэтому в профессиональном плане нападать на меня было очень трудно. Иное дело – популистские аргументы.Видимо, я сам был виноват в том, что в обществе сложились стереотипы, позволяющие думать, что прокурор отвечает за все, в том числе и за раскрытие преступления.Начиная работать на новом посту, я, честно говоря, полагался на определенный уровень правовой культуры Ельцина. С одной стороны, мне хотелось помочь президенту РФ раскрыть те сложные дела, которые были у всех на слуху, например, убийство известного тележурналиста Влада Листьева. С другой стороны, я говорил ему, к примеру, насчет священника Меня, что по прошествии 6–7 лет раскрыть это убийство почти нереально, но мы стараемся… Я объяснил ему, что раскрытие, расследование преступлений – далеко не главная задача прокуратуры. Хотя и в нашей системе есть прекрасные следователи, раскрытием преступлений должны в основном заниматься оперативно-розыскные службы МВД и ФСБ. Каждый должен заниматься своим делом, у каждого – свои задачи.В последующем я из-за этого и пострадал, крепко поплатился: президент регулярно обвинял в бездействии и меня, и всю прокуратуру в целом, попрекая все еще нераскрытыми делами Холодова, Листьева и других. Это были «железные» популистские аргументы, отказаться от которых Ельцин уже просто не мог.Стр. 264. «Скуратов… не обладал главным – волей, мужским характером». Не хочу хвалить себя, но весь последующий ход событий показал, что и то, и другое у меня присутствует в достатке, если не в избытке. «В случае со Скуратовым, – писали газеты, – заказчики и реализаторы повели себя крайне самонадеянно и непрофессионально, плохо учли его стойкий характер, наличие доброкачественного контр-компромата, знание внутриполитической и международной ситуации, хорошие личные связи с правоохранительными органами других стран».Ельцин смешивает разные понятия – внешнюю интеллигентность и мягкость, стиль общения и внутреннюю волю. Если человек размышляет, мучительно думает, это не означает, что он чего-то боится – он не хочет сделать ошибку.Стр. 264. «Первым о порнографической пленке с участием Генпрокурора узнал Николай Бордюжа». Как я уже писал, пленка была сфабрикованной, и ни одна экспертиза не идентифицировала меня на ней. Нежелание расследовать дело, возбужденное по моему обращению, так и не позволило установить, чья это работа.Что же касается механизма ее использования, то первым о пленке доложили, судя по всему, Бородину и Березовскому, которые поставили в известность Ельцина. Бордюжа сознался, что пленку ему передал руководитель его секретариата. Но позднее в частной беседе Бордюжа признался, что пленку эту ему передал сам Ельцин. Не утверждаю категорически, но есть предположение, что Ельцин ее, судя по всему, передал Бордюже с подачи Березовского. Во всяком случае, абсолютно ясно одно: Бордюжа никогда в жизни не принял бы решение о моей отставке самостоятельно, без «благословения» свыше.Стр. 265. «В ночь на 17 марта пленка была показана по Российскому телевидению». Ложь. Она была показана не до, а после заседания Совета Федерации – в ночь на 18 марта. Честно говоря, я не могу понять логику Кремля: чтобы подтолкнуть сенаторов к нужному решению, надо было показывать ее до заседания Совета Федерации. Нынешний первый вице-премьер Правительства РФ Сергей Собянин рассказывал мне, что именно Хапсироков еще до заседания принес пленку в Совет Федерации. Не знаю, смотрели они ее там или нет, но Собянин честно отдал пленку мне.Показали же ее по телевидению, судя по всему, от злобы и бессилия.Стр. 265. «До скандального голосования по делу Скуратова я о порнографической пленке ничего не знал». Да все он знал! Помню, после того как на Совете Федерации я сказал, что неправильно поступает президент, решая серьезный вопрос и даже не встретившись со мной, мне сразу позвонили из Кремля, предупредив, что завтра утром, в семь часов, президент ждет меня. Судя по всему, все у них там было уже подготовлено и спланировано, поскольку утром мне позвонил Метелкин и сказал, что по телевидению показали пленку.Стр. 265. «Слабый, бесцветный прокурор уходит сам». Если я слабый, то надо было вызвать меня и сказать, что, дескать, не справляешься, освободи место. Но основания-то для моего ухода были совсем другие…Стр. 266. «Анализ голоса и изображения на пленке показал – да, на пленке генеральный прокурор». Ложь. Пленка была сфабрикованной, и ни одна экспертиза не идентифицировала меня на ней. Нежелание расследовать дело, возбужденное по моему обращению, так и не позволило установить, чья это работа. Да, голос мой, он подлинный. Но звуковой ряд собран из отдельных фрагментов и наложен на изображение. На пленке явные признаки монтажа. Экспертизы показали, что пленка неоднократно переписывалась – и фоноряд, и видеоряд.Стр. 268. «Насколько важно дать ему жесткую моральную оценку». Стр. 269. «Моральная чистота, простая порядочность политика, чиновника, руководителя – в нашей стране пока еще только идеал». Выходит, дирижировать в пьяном виде немецким оркестром – для первого лица страны «морально», мочиться перед телекамерами на глазах изумленного мира на колесо авиалайнера – верх «моральности», проспать на нетрезвую голову встречу в аэропорту с главой государства – в высшей степени «морально», а уж расстреливать парламент собственной страны – «моральнее» быть не может. Но вот слишком близко подбираться к вороватым обитателям Кремля, пытаться разобраться с коррупционерами в соответствии с законом – это аморально!?Да и вообще, как можно рассуждать о порядочности и моральной чистоте других, если под сомнением стоят собственные порядочность и мораль?!Стр. 269. «27 марта следователи Генпрокуратуры обыскали Кремль…Этот факт, честно признаюсь, меня обрадовал». Какие радости? То, что страна доведена до позора, что в Кремле, его собственной резиденции, происходит выемка документов, обыск?Давайте вдумаемся в показатель уровня коррупции в России: изымаются документы из национальной святыни, символа Российского государства – Кремля. Ну пусть кремлевская администрация оказалась продажной. Но до какой же степени надо не любить свою Родину, чтобы позволить эту святыню, Кремль, обворовать. С другой стороны, Генпрокуратура, может быть, впервые за долгие годы показала себя действительно реальной силой – впервые требования закона обязали соблюдать всех, включая и Администрацию президента. С грустью и гордостью могу сказать, что эта выемка в Кремле вообще стала первой в истории российского государства.Смех сквозь слезы: дело «Мабетекса» показало, что воровство было и при реконструкции Счетной палаты – органа, призванного в России обеспечивать контроль за целесообразностью расходования государственных средств.Стр. 270. «Я должен отстранить нечистоплотного прокурора, и я это сделаю». Очень важный момент. Сразу видно, что дело, возбужденное против меня, было ни чем иным, как средством, чтобы добиться моего отстранения. Совершенно очевидна политическая подоплека и ангажированность как слов, так и поведения президента. Что касается политического заказа, то он здесь виден невооруженным взглядом. «Должен»? Любой ценой? А как же соблюдение Закона?Стр. 270. «Указ был подготовлен в строгом соответствии с законом о прокуратуре и Конституцией России». Ничего подобного. Конституция России в те дни никак не регламентировала этот вопрос. Здесь налицо правовой вакуум в части возбуждения уголовного дела по отношению к Генеральному прокурору. Сегодня этот пробел уже устранен, а тогда все направленные против меня действия были абсолютно противозаконными, о чем я уже подробно рассказал выше. И наоборот, действия президента, «защищающего» себя и свою семью подобным образом, вполне вписываются в состав преступления, предусмотренного статьей 235 Уголовного кодекса РФ – злоупотребления должностными полномочиями.Стр. 270. «В дальнейшем проверка следствия показала, что только документально зафиксированных встреч Юрия Ильича с девицами легкого поведения было не меньше семи». Чушь. Это утверждение не было подтверждено имеющимися материалами дела и никак не доказано. Кроме слов и домыслов тут вообще ничего нет. Дело и было прекращено из-за недоказанности. Коль так, то и вопросов никаких просто не должно быть.