Когда Вельскому сообщили о смерти Бейлиса, он не поверил. Покачал головой, глянул колюче на стоящего перед ним Трибоя:

— Какой диагноз?

— Кровоизлияние в мозг. Голова практически вспухла — так много натекло в нее крови.

— Заключение квалифицированные врачи делали?

— Наши судебные медики… Обычно они не ошибаются.

Вельский встал, засунул руки в карманы брюк, прошелся по комнате. Подумал о том, что давно не занимался простыми мирскими вещами — не играл в футбол на уютном истринском поле, где у Генеральной прокуратуры имеется свой оздоровительный центр, не ходил в баню, не виделся с друзьями, даже с Леной, женой своей, и то видится мельком — уезжает Вельский на работу рано, возвращается поздно. В следующую минуту он отогнал от себя эти расслабляющие мысли, почувствовал, как виски стянуло что-то клейкое, кожа онемела.

Он помассировал пальцами виски, подождал, когда онемение пройдет.

— И все-таки я не верю, что Бейлис умер своей смертью, — сказал Вельский.

— У меня тоже есть такое… м-м. — Трибой сделал рукой неопределенный жест. — Ощущение, что ему помогли уйти к верхним людям, как говорят аборигены Крайнего Севера. — Трибой взглянул в потолок. — Но это чувство к уголовному делу не пришьешь. Надо искать факты.

— Попробуйте поискать, Петр Георгиевич. — Вельский передвигался по кабинету стремительно, словно совершал некий моцион. Потом, будто поймав себя на чем-то, остановился. — А я тем временем сделаю попытку подписать санкцию на арест кое-кого…

— Дай-то бог! — все поняв, воскликнул Трибой. — Мне охота перекрестить вас, Георгий Ильич!

— Валяйте. — Вельский улыбнулся, улыбка получилась скупой, печальной. — Это никогда не помешает.