Многие пытались наложить руку на этот жирный пирог. И разные рекламные предприниматели, и преступные группировки, в частности одна из самых мощных — Солнцевская, и ловкие жулики, которым все равно, откуда качать деньги, лишь бы качать, и чиновники с толстыми портфелями, и депутаты Государственной думы…
Чиновников Влад особенно не любил — у них совершенно не было совести, они даже не знали, что это такое — совесть.
Первым разговор о совместном бизнесе с Владом на рекламной ниве затеял некий человек по имени Боря — его все так звали, Боря, либо Борька, словно у него не было ни полного имени, ни отчества — только кличка, которой во многих деревнях наделяют молодых козелков — Боря, Борька. Собственно, он и был похож на молодого козелка, только не хватало ему рогов да бородки. Фамилия его была Абросимов.
— Влад, хочу предложить партнерство, — осторожно начал разговор Абросимов.
— Надо подумать, — ответил Влад.
— Я человек надежный, на меня можно положиться во всем…
— Я знаю. Но подумать я все равно должен.
Вечером Влад позвонил своему давнему приятелю, еще со школьной поры, — Шальнову, подполковнику милиции, работавшему на Петровке, 38, в Главном управлении внутренних дел Москвы.
— Слушай, старик, ты не можешь пробить у себя в компьютере одну фамилию?
— А что, человек пахнет чем-то нехорошим? — Шальнов засмеялся.
— Точно не знаю, но подозрения есть.
— Давай фамилию.
— Абросимов.
— Позвони мне завтра в десять утра на работу. Влад позвонил.
— По нашим данным, Абросимов входит в Солнцевскую группировку, — сказал Шальнов.
— Ого. — Влад не удержался от восклицания. По коже у него пополз нехороший озноб. — Ошибки быть не может?
— Петровка, тридцать восемь, не ошибается, Влад. Кличка у Абросимова — Боря, по его же имени. Имей в виду вообще, что солнцевская братия хочет установить полный контроль над телевидением, и в частности над рекламными агентствами. Более того, и это между нами, Влад, о твоих разговорах с Абросимовым известно лидерам группировки.
— Фью-ють, — Влад присвистнул. — К моей скромной персоне внимание таких великих людей привлечено быть не может. Исключено!
— Не паясничай, Влад. Будь осторожен, — предупредил Шальнов. — Солнцевские — ребята серьезные.
— Так возьмите и арестуйте их! Это же преступники!
— Если бы было можно. — Голос Шальнова сделался грустным. — Есть кое-кто наверху, сидит очень высоко, кто не дает этого сделать.
— Значит, солнцевские сидят уже в Кремле?
— Считай, что так, — помедлив, отозвался Шальнов. Чувствовалось, что он не хочет говорить на эту тему, может быть, даже просто боится — ведь телефоны ныне стали дырявыми, как никогда.
Через два дня Абросимов зашел в кабинет Влада — веселый, надушенный «Опиумом», модным мужским одеколоном, с двумя золотыми перстнями: один с красным дорогим камнем — на левой руке, второй с пронзительно синим сапфиром — на правой. Абросимов широко улыбался — во весь рот, лицо сияло и лоснилось.
— Ну как, Влад, будем делать совместный бизнес? — спросил он прямо с порога.
Влад медленно покачал головой:
— Не будем.
Улыбка исчезла с лица Абросимова, взгляд сделался растерянным — такого ответа он не ожидал.
— Как так?
— А так. — Влад поднялся из-за стола, сунул руки в карманы, подошел к Абросимову. — Если бы ты был один, сам по себе, так сказать, то я бы подумал, сыграть с тобой в эту азартную игру или воздержаться. Но поскольку ты не один, за тобой стоит целая куча людей, к которым я отношусь без особого уважения, то играть мы с тобой ни в какие игры не будем. Вот и все.
— Это кто же за мной стоит?
— Это ты знаешь лучше меня.
На лбу у Абросимова появился пот, на щеках возникли белые пятна.
— Мне кажется, Влад, ты ошибаешься.
— В этом разе — не ошибаюсь. — Влад вытащил руки из карманов и сел за стол, давая понять, что разговор окончен.
— И что, никаких надежд?
— Никаких, — сказал Влад решительно, как отрезал. — Эту игру мы будем играть с другими людьми.
Абросимов с трудом, словно в нем что-то отказало, повернулся и исчез за дверью.