Георгий Ильич Вельский много раз бывал в этом кабинете — кабинете, в который люди порою входили с замершим дыханием и нехорошей дрожью, внезапно появляющейся в теле. Это был кабинет генерального прокурора страны. Честно говоря, Вельский раньше не стремился бывать здесь чаще положенного — только по делу, но когда он вошел в него уже на правах хозяина, то понял: раньше у него здесь возникали совсем иные ощущения…

Раньше он не чувствовал той громадной ответственности, что лежала на нем сейчас. Тогда даже воздух был другим, и краски были другие — имеется в виду не будуарная окраска стен, к которой воспылал любовью «ИО ИО», сделавший в кабинете генерального прокурора ремонт, а совсем иные краски, более близкие к цветам жизни, чем к малярному колеру.

Перед тем как Вельский появился в этом кабинете, состоялся, как говорится, общий сбор Генеральной прокуратуры: Вельский должен был предстать перед своими коллегами в новом качестве — качестве генерального прокурора.

Вельский был краток. Сказал, что в последнее время в адрес прокуратуры было сказано много слов — самых разных, в основном подвигающих на борьбу с преступностью. А преступность все растет и растет, словами остановить ее невозможно. Надо действовать.

— То, что все мы займемся делом и дадим преступности бой, я обещаю, — сказал Вельский и сошел с трибуны.

Раздались аплодисменты.

И вот он в своем кабинете. Противную розовину со стен хотелось чем-нибудь соскоблить, но это было невозможно. Оставалось одно — повесить старые гравюры, литографии, еще что-нибудь… стены служебного кабинете хорошо украшают географические карты. Если карты России нет, то пусть висит карта старого государства — Советского Союза.

Так Вельский и поступил. Ему очень хотелось выветрить отсюда дух «вечного ИО» — уж очень непопулярен был этот человек среди прокурорских работников…

— Должен признаться, Лена, шапка Мономаха действительно тяжела, — признался Вельский вечером за ужином жене. — Сегодня я по-настоящему ощутил это.

— Конечно, тяжела шапка, когда к своим обязанностям относишься по-настоящему, если же тяп-ляп да «чего изволите?» — как это было у «вечного ИО», то, наверное, ничего тяжелого и нет — только одни «приятственные моменты»: широкие лампасы на брюках, золото генеральских погон на плечах, почет и уважение…

А работа эта требует чудовищного напряжения.

— Конечно, тяжелая шапка, — с запозданием отозвалась Лена. Поняла, что происходит в душе у мужа, посочувствовала ему: — Но и отказаться от нее было нельзя.

— Нельзя? Нельзя, — согласился Вельский. — Откажешься — придет второй Ильюшенко и доломает прокуратуру — это раз, вал преступности увеличится — это два, прокуратура требует перестройки — три, надо обязательно довести до конца громкие дела, в том числе и те, в которых замешаны кремлевские обитатели, — это четыре, и пять — от таких предложений, Лена, не отказываются. Человек, отказавшийся от такого предложения, сам ставит на себе крест. Добровольно, навсегда.

Это понимали все: и сам Вельский, и его домашние, и коллеги, и друзья, и недоброжелатели…