Вельский записал в своем дневнике: «Мы, как мне кажется, совершенно не думая, подмахнули протокол № 6 Европейской конвенции прав и основных свобод человека, запрещающий в России смертную казнь. О том, что были уничтожены последние сдерживающие бандитов узлы, я уже говорил, теперь для них наступила вольная вольница. Как говорили в пору моего детства: «Гуляй, рванина, не хочу!» Так вот, ныне эта формула взяла верх над всеми остальными, в том числе и над разумом, теперь и бандиты, и полубандиты, и ворье, и коррупционеры, все орут в одну глотку: «Гуляй, рванина, не хочу!»

Говорят, что наше государство — олигархическое. Мне кажется, это не так. Что такое олигарх или олигархия? Согласно словарю Сергея Ожегова, олигархия — это политическое и экономическое господство небольшой группы представителей крупного монополистического капитала. Думаю, то же самое указано и у Владимира Даля, надо будет посмотреть.

У нас не олигархия, у нас — плутократия. Что такое плутократия? Это — «политическое господство богачей, при котором государственная власть служит интересам богатой верхушки господствующего класса при полном бесправии трудящихся». Очень точная ожеговская формулировка!

И наши олигархи, все эти «…ичи» и «…ие» — не олигархи, а обычные плутократы. От довольно безобидного слова «плут», по-гречески это, кажется, «богатство», а по-российски — совсем другое.

Впрочем, вернемся к проблеме смертной казни. Конечно, велик соблазн расстрелять пару плутократов, нанесших государству урон в особо крупных размерах, — и надеяться, что беззастенчивое хапанье сразу прекратится. Безусловно, пяток «авторитетов», подведенных под дуло пистолета, заставит разом замереть всех уголовников в России. Тем более, если об этом будут знать люди, сообщат газеты, телевидение. На периферии телевидение ныне заменяет человеку все — и газеты, и книги, и даже радио. Проскочит иная информация по «ящику» — и граждане уже в курсе, а уж что касается разного ворья да убийц, то те будут в курсе значительно быстрее.

Но все это — не выход из положения, не решение проблемы по существу. Вообще такую проблему, как преступность, разовой акцией не решить. Необходима ликвидация социальных корней преступности, обеспечение занятости населения, борьба с алкоголизмом, наркоманией, детской безнадзорностью. Надо, чтобы государство и общество постоянно поддерживали правоохранительные органы, а не бросали их на произвол судьбы.

Что же касается смертной казни, то путь насчет ее замораживания они избрали довольно хитрый и в силу своей хитрости — кривой. Суды выносили смертные приговоры, но приговоры эти в действие не приводились. Механизм был очень прост: осужденные тут же подавали документы на помилование, бумаги попадали в комиссию Приставкина, а оттуда с заковыристой разрешающей подписью — в канцелярию президента.

Там к прошению прикладывали резиновую печатку с росчерком президента, и ликующий преступник вместо расстрельной камеры с желобом для стока крови в бетонном полу попадал в места не столь отдаленные, где за деньги можно и черную икру в камеру заказать, и телевизор, и даже милашек с воли. Спасибо доброму дяде президенту. Очутившись на воле, преступники вновь начинали поигрывать пистолетом, а то и автоматом.

Впрочем, что одно, что другое, что пистолет, что автомат ныне можно купить на рынке, будто батон колбасы. С единственной только разницей, что колбаса лежит на прилавке, автомат — под прилавком.

Других инструментариев для помилования, кроме комиссии Приставкина, у президента не было.

Впрочем, такое положение существовало только до определенного времени. К делу подключился Конституционный суд, которому сама судьба велела с уважением поглядывать на Кремлевский холм и ожидать, когда оттуда кинут вкусный пирожок. Он принял решение, обязывавшее все суды без исключения смертные приговоры не выносить до повсеместного создания суда присяжных.

И суды — областные, краевые, городские, районные — вынуждены были подчиниться.

Преступники, чьи руки были по локоть замараны кровью, вновь торжествовали победу. Сторонники наведения порядка в России были в очередной раз посрамлены.

Вот так мы и живем».