Игорь Кошкодеров всегда отличался тем, что умел со вкусом одеваться, хотя вкус этот иногда ему не то чтобы отказывал — просто люди невольно обращали внимание на то, что галстук он мог повязать в тон ботинкам, сшив его по заказу из целого куска кожи. И если других модников такое сочетание сопровождало бы некое хихиканье, то Кошаку сходило с рук. У него все выглядело естественно. Полосатая рубашка в сочетании с полосатыми носками, штаны, похожие на кусок матраса, с пузырями на коленях, сочетающиеся с кепкой и воротником плаща. В одежде обязательно присутствовало что-то здорово бросающееся в глаза — то ли пятно какое, то ли деталь, то ли заплата, то ли кусок меха.

В принципе, такие люди, с чудинкой, Трибою нравились, лишь бы они только не были бандитами.

Кошкодеров был арестован не по делу об убийстве Влада — совсем за другие грехи: за изнасилование и незаконную торговлю драгоценными камнями. Произошло это в Тбилиси. Потом Кошака за более свежие и более тяжкие грехи, но опять-таки не за убийство Влада, этапировали в Россию. Здесь уже сидели старые знакомые Кошака — брат погибшего Геннадия Моисеева, Андрей Киногов и Бобер. Сидели, впрочем, каждый в своем углу, по своему адресу — чтобы не могли пересечься, иначе сговорятся, сразу придумают что-то новое!

Встрече Трибоя с Кошаком предшествовала распечатка файла одной из крупных российских газет — бывшей революционной, проповедовавшей коммунистические идеалы, а ныне самой что ни на есть буржуазной, заглядывающей в рот и Америке, и всему Западу и, похоже, подкармливаемой ими. В файле содержалась информация, вернее, анкетные данные — верные, без единой ошибки, а также распечатка оперативных сведений (утечка из милиции), из которых следовало, что за несколько часов до убийства Влада Кошака видели во дворе дома на Новокузнецкой улице… Что искал там Кошак, ради чего появился, зачем? Вывод был сделан однозначный: Кошак является одним из организаторов убийства Влада.

Для начала надо было выяснить, где конкретно сейчас находится Кошак. Явно чтобы сохранить как свидетеля, его переводят с места на место, и вряд ли он сейчас обитает в Москве.

Так оно и оказалось, Кошак находился далеко за пределами Москвы.

Трибой приготовил с десяток бутербродов, смену белья, сунул в сумку спортивный костюм и несколько блокнотов, чтобы писать, купил на рынке полдюжины пакетов вкусной вьетнамской лапши быстрого приготовления и сел в поезд.

На самолетах ныне летать стало так дорого, что две-три поездки по воздуху запросто разуют Генеральную прокуратуру — зарплату нечем будет платить, поэтому приходилось обходиться железной дорогой, цены тут более терпимые.

На перроне пахло чем-то свежим, похоже, спелыми, только что сорванными с ветки яблоками, пирожками и горелым углем. В вагонах-ресторанах многих поездов еду готовят по старинке, как в пятидесятые — шестидесятые годы, на ставших архаичными плитах, которые топят углем. И такой дух детства, прошлого, того, что было и исчезло в далях времени, исходит от вагонов-ресторанов, от коротеньких труб-шпеньков, что в затылок, в виски невольно набегает тепло, а глаза благодарно влажнеют.

Нет ничего лучше, чем путешествовать по железной дороге, поглядывая в окошко и провожая глазами бесхитростные сельские пейзажи. Как в начале прошлого века, при царе Николае Втором.

О безопасности же и говорить не приходится. Старые, давно не ремонтировавшиеся самолеты стали шлепаться на землю один за другим. Сотрудники транспортной прокуратуры, обслуживающие авиацию, например, обходят аэропорты за тридевять земель, летать опасаются и предпочитают ездить только на поездах. Это называется «дошли до ручки».