Через неделю в одной из самых влиятельных газет столицы появилась статья на целую полосу. Кроме текста и витиеватых подзаголовков, с которых стекали страшновато-черные, очень выразительные капельки крови, полосу украшало несколько живописных, сделанных явно близкими, допущенными к «телу» людьми, фотоснимков Бейлиса: Сергей Бейлис на охоте в президентском Завидове, Бейлис с двумя дочерьми президента обедает в ресторане, Бейлис и Влад на фоне Останкинской башни, Бейлис с женой друга-композитора, которая через полгода станет его женой. Полосу увенчал заголовок, на который нельзя было не обратить внимания: «Кто убил Влада?»

Молча прочитав статью, Бейлис побледнел: он понял, что может последовать за этим. Даже губы у него сделались бледными и холодными, будто у зайца, спрятавшегося от волка в снегу.

Он попытался заставить себя прочитать статью еще раз, чтобы отметить то, что проскочило мимо при первом чтении, зацепиться не только за текст, но и за подтекст, и не смог — буквы прыгали перед глазами, толкались, наезжали друг на друга, строчки рябили. Бейлис отложил газету в сторону.

Только сейчас он обратил внимание на одно обстоятельство: за два часа, пока он на работе, ему не позвонил ни один человек (так же, как и Вельскому), — похоже, друзья и компаньоны воспринимали его уже как мертвеца.

— Рано хороните меня, суки, — прорычал Бейлис, как ему показалось, грозно, но собственного рычания не услышал — вместо него раздался какой-то слабенький щенячий скулеж. Бейлису сделалось обидно — он считал, что у него много друзей, которых он подкармливал, водил с собой в рестораны, брал отдыхать на Канары и Сейшелы, считал, что это преданные люди — и вот на тебе! Бейлис вновь услышал собственный внутренний скулеж, к горлу подступила дурнота.

Он внезапно почувствовал свою непрочность, уязвимость, казалось — ткни пальцем — все провалится, посыплется. К тошноте добавилась внутренняя боль — заныли кости, словно током пробило мышцы, после удара они сделались вялыми, чужими. Бейлис попробовал вновь прочитать статью — не получилось, попробовал в третий раз — также не получилось.

Он огляделся вокруг — все предметы перед ним расплылись, будто покрылись туманом, сделались неясными, маленькими. Среди смутно различимых вещей он все-таки сумел отыскать то, что ему было нужно, — телефон правительственной связи. Несколько лет назад этот номер срезали у редактора одной из второстепенных газет по распоряжению тогдашнего главы президентской администрации, которого в кругу Бейлиса звали Рыжим — «простенько и со вкусом», как в школе, — и отдали Бейлису. Рыжий в ту пору проводил собственную, на свой лад, перестановку фигур, и тех, на кого собирался делать ставку, вооружал чем мог — стволами, бронетехникой, машинами, которые не брали гранатометы, правительственной связью, иностранными советниками. Перепало кое-что и Бейлису. И хотя Рыжий находился сейчас совсем в другом месте и правил бал там, Бейлис до сих пор был благодарен ему.

Непослушными, ставшими деревянными, пальцами Бейлис ухватил телефонную трубку и, подтянув к себе аппарат, набрал номер Кржижановского.

Кржижановский долго не брал трубку. Бейлису казалось, что за это время можно два раза умереть, он хотел было дать отбой, но неожиданно услышал громкий, будто Кржижановский находился совсем рядом, голос:

— Кржижановский у аппарата!

— Ты это читал? — спросил Бейлис напористо, резко и сам подивился своему голосу — дребезжащему, тонкому, жалкому.

— Что «это»? О чем вы? — Кржижановский подчеркнуто обратился к Бейлису на «вы», хотя в саванне они пили на брудершафт.

— О сегодняшней статье в газете.

— Э-э, господин Бейлис. — Голос Кржижановского похолодел, сделался жестким, каким-то далеким, незнакомым, словно это вовсе и не Кржижановский был. — Интересно, где журналисты взяли ваши фотоснимки?

— Если бы я знал.

— А вы попробуйте узнать.

— Туда, наверное, мог попасть и снимок, сделанный во время нашей с тобой охоты в Африке.

— В Африке? — Голос Кржижановского сделался озадаченным. — Чего-то я не помню, чтобы был с вами в Африке.

— Как же, как же… — Бейлис заторопился — на него ледяной волной накатил страх, накрыл с головой, подмял. — Разве ты не помнишь шашлык из страусиного мяса?

— Не помню.

— Что мне делать, а? — жалобно спросил Бейлис. — Подскажи.

— А я уже подсказал: узнайте, откуда материал поступил в газету? Расколите журналистов, подкупите главного редактора, в конце концов.

— Главный редактор будет стоить дорого, — с неожиданно плаксивыми нотками протянул Бейлис.

— Послушайте. — Бейлис почувствовал, что Кржижановский еле сдерживает себя. — Я бы на вашем месте сейчас весь капитал, что есть, отдал, чтобы вылезти из задницы, в которой вы очутились, — грубо проговорил Кржижановский, и Бейлис невольно втянул голову в плечи.

— Меня что, могут судить? — неверяще спросил он.

— А зачем? — с усмешкой спросил Кржижановский.

— Ну это самое… Как там говорит наш генеральный прокурор… господин Вельский: «Перед законом все равны».

— Это он так считает. И пусть себе так считает. Песенки, что положено петь быку, вовсе необязательно петь Юпитеру.

— Я попробую купить главного редактора, — вздохнув, произнес Бейлис.

— Правильное решение, — одобрил Кржижановский.

— А ты, если можно, прикрой мне спину, если я попаду под круговой обстрел.

Вместо ответа Кржижановский засмеялся и повесил трубку.