То ли к Анаис вернулась привычка подниматься на рассвете, то ли виной тому были невеселые мысли и сны, но ни свет ни заря она вышла из дома, разожгла костер и начала стряпать. Ей хотелось чем-то себя занять, но только не утренней пробежкой до «горячего источника». Слишком свежи оказались воспоминания, слишком странно было очутиться в начале пути, дойдя до середины. Складывалось впечатление, будто дорога замкнулась в кольцо. «Пустое, все пустое», — тряхнула головой девушка.

— О боги, неужели ты приготовила нам завтрак? — изумился проснувшийся Илинкур, поскольку нелюбовь Анаис к кулинарии была всем известна.

— Не спалось, — пожала плечами Анаис.

Она зачерпнула из котелка тягучей серой субстанции, плюхнула ее в миску и протянула посудину Илинкуру.

— М-м-м, вполне съедобно, — промямлил он. — Сегодня разведаем окрестности. Надеюсь, у остальных, как и у меня, от болезни остались одни воспоминания. Грим совершенно извелся, полночи не давал мне уснуть, строил предположения одно другого страшнее… Скажи, а что было сказано в трудах про магические аномалии? Сколько времени они могут удерживать пленников при самом худшем раскладе?

Анаис ворошила палкой угли и задумчиво провожала взглядом мириады искорок, что воспаряли вверх. Пепел оседал в котелок, но она этого не замечала и на вопрос никак не отреагировала.

— Ты чем-то расстроена или, на самом деле, ничего не читала об аномалиях? — Илинкур с беспокойством посмотрел на девушку и отправил в рот очередную ложку каши.

— С чего ты взял, что я расстроена?

— Показалось.

— Осени себя знаком Лита, и мир станет солнечным, — посоветовала Анаис. — Не думаю, что мы проторчим здесь больше недели.

— Приятно слышать, — обрадовался Илинкур.

Ему очень хотелось верить, что девушка не ошибается в своих предположениях. На хуторе было не так уж и плохо, но как-то жутковато: постоянно преследовало ощущение, что силы, волею которых труппа оказалась в заточении, размышляют, что бы такое сотворить с пленниками?

Из дома вышла заспанная Тамия. Сладко потянулась, улыбнулась. Илинкур отсалютовал ей ложкой. Анаис ненадолго задержала взгляд на бывшей подруге и отвернулась.

Потихоньку все подтянулись к костру.

— Что это? — поинтересовался Фрад, заглянув в котелок.

— Анаис облагодетельствовала завтраком, — сообщил Илинкур.

Фрад закатил глаза, но миску взял.

— Ничего себе коса! — удивился Илинкур, обратив внимание на прическу коротышки.

— Проклятые волосы! Растут без остановки, — буркнул тот. — Анаис, долго это безобразие будет продолжаться?

— Не знаю. Может быть, всю оставшуюся жизнь, — огрызнулась девушка. — Что вы все спрашиваете меня о каких-то сроках?

— Ты серьезно или издеваешься? — воскликнул Фрад. — Всю жизнь! Кошмар!

— Это было очень, очень, очень дорогое снадобье, — сказала Анаис. — Кстати, ты мог бы неплохо заработать, открыв постижерную мастерскую, вместо того чтобы пенять на маленькую неприятность.

— Ничего себе маленькая, — возмутился Фрад и продемонстрировал всем длинную, кое-как заплетенную косу.

— Золотое дно, — уверила его Анаис. — Организуешь дело, начнешь делать парики. Главное, что недостатка в рабочем материале у тебя никогда не будет.

Фрад присел на чурбачок и посмотрел на девушку с отчаянием.

— Ты, правда, не шутишь?

— Фрад, а ведь это неплохая идея, — хмыкнул Илинкур, — насчет мастерской. Наймешь мага, который будет придавать волосам разные цвета, и будешь продавать шикарные парики всяким модницам и актерам.

— Я сам актер! — разозлился коротышка.

— Одно другому не мешает, — парировал Илинкур. — Можем наладить производство при балагане.

— Я вам не тонкорунная овца! — обиделся Фрад.

Долго сердиться коротышка не умел. Его внимание моментально переключилось на Тамию, усладу для глаз и предмет мечтаний — увы, безнадежных.

Девушка-трансформ склонилась к Анаис, чтобы по обыкновению чмокнуть ее в щеку и сказать: «С добрым утром», но подруга отстранилась.

На недоуменный взгляд ответил Илинкур:

— Анаис нынче не в духе.

— Бьюсь об заклад, лапуля, — глубокомысленно изрек Фрад, — это все из-за воздержания. Тебе нужен хороший…

Договорить он не успел. Анаис вскочила, вскинула руку к заплечным ножнам, которых, благо, не оказалось на месте. Актеры замерли, пораженные несвойственной девушке вспышкой агрессии. Анаис несколько раз моргнула, опомнилась, пробормотала извинения и ушла в дом.

— Воздержание еще никого не доводило до добра, — заключил Фрад, дождавшись хлопка двери.

— Да, что-то неладное с ней творится, — покачал головой Грим. — Наверное, тоже нервничает из-за того, что мы оказались в ловушке.

Тамия прикусила губу и нахмурилась.

— Мы все-таки подруги, — сказала она. — Я должна с ней поговорить.

— Не советую идти сейчас, — предупредил Илинкур. — Поверь на слово.

Тамии ничего не оставалось, как только прислушаться к словам флейтиста, который, несмотря на некоторую отстраненность, свойственную творческим натурам, обладал удивительным даром проникать в суть вещей. Он больше наблюдал за течением жизни, чем барахтался в нем, поэтому всё то, что касалось лично его, казалось Илинкуру сплошными потемками. Как и потерянное прошлое. Зато проблемы окружающих не выглядели, с его точки зрения, неразрешимыми. Но давать советы, когда их не просят, было бы бестактно, а посему — допустимо лишь в крайних случаях. Оттого-то слова Илинкура всегда были весомыми, ведь он не болтал по пустякам. Витиеватости речи он приберегал для стихосложения, не всегда удачного и далеко не гениального, но вполне подходящего для бродячего театра. А что может быть лучше, чем чувствовать себя на своем месте?

Спустя некоторое время Анаис присоединилась к актерам, которые решили обследовать окрестности. Она видела, что Тамия чувствует себя неуютно и никак не может понять, чем обидела подругу. Анаис взяла себя в руки и приветливо ей кивнула. Тамия расцвела такой солнечной улыбкой, что глыба льда не просто растаяла бы, но еще и лужица бесследно испарилась. А на душе у Анаис сделалось погано-препогано.

Грим решил, что актерам следует разделиться на группы и прочесать окрестности. Анаис не стала разрушать его надежду найти какое-нибудь селение, где можно было бы закупить продовольствия. Напротив, сделала вид, что знать не знает, где они находятся, и готова к активным поискам.

Из-за утренней вспышки ярости никто, кроме Тамии, не захотел идти с ней в паре. Анаис бы с удовольствием отправилась одна, тем более что не собиралась заниматься бессмысленным хождением по тем местам, где за много лет изучила каждую песчинку. Тамию позвали к себе и Сиблак с Монтинором, и Грим с Фрадом. Илинкур, как всегда соблюдал нейтралитет. Но девушка-трансформ вежливо отказалась от всех предложений и «приклеилась» к подруге. Фрад покосился на заплечные ножны Анаис и решил, что сегодня придется обойтись без женского общества. В итоге девушки ушли инспектировать окрестности вдвоем.

Анаис шла и от скуки сбивала мечом головки цветов, Тамия плелась следом на безопасном расстоянии. Разговор не клеился.

— Я чем-то тебя обидела? — поинтересовалась Тамия.

Вжжих. Справа от Анаис взмыл в воздух разноцветный фейерверк. Испуганные бабочки вспорхнули и разлетелись в разные стороны.

— Нет.

Вжжих — повисло облако пыльцы слева, на землю осыпались головки цветов. Анаис вытерла лезвие о штанину и сунула меч в ножны.

— Слава богам, а то мне как-то неуютно, — вздохнула Тамия.

Внезапно Анаис, точно приняв какое-то решение, энергично зашагала в сторону утеса. У самого края пропасти она замерла и задумчиво посмотрела вниз. Тамия приблизилась и тоже заглянула в бездну. В эту минуту Анаис шагнула назад, девушка-трансформ обернулась и поняла, что выражение лица подруги не сулит ей ничего хорошего, но такого она не ожидала. Анаис внезапно сделала резкий выпад и столкнула предполагаемую шпионку со скальной площадки.

Тамия завопила. Она не сразу оценила, что подруга слегка придержала ее за куртку, дав возможность уцепиться руками за край.

— Не ори, — поморщилась Анаис.

Тамия отчаянно цеплялась за уступ, не находя опоры для ног, и смотрела таким испуганным, непонимающим взглядом, что возникало желание поставить ей высший бал за актерское мастерство.

Анаис присела на корточки. На расстоянии вытянутой руки от нее Тамия отчаянно боролась за жизнь. Ей было решительно не за что уцепиться, пальцы не находили в гладком камне ни единой выбоины или трещины.

— Я помогу, — сказала Анаис и, помолчав, добавила: — Либо упасть вниз, либо подняться наверх. Все зависит только от тебя.

— Я не понимаю, — пролепетала Тамия.

— Тебя подослали ко мне Лебериусы?

Тамия медленно выдохнула, глядя на Анаис, как кролик на удава. Еще не догадка, лишь смутная тень ее мелькнула в сознании.

— Где приемная локация? — продолжила допрос Анаис.

Повисло нехорошее молчание. Тамия пыталась сообразить, как убедить Анаис в своей непричастности к чему бы то ни было, но на ум ничего не приходило. А любезная некогда подруга уже занесла меч, чтобы поторопить ее с ответом.

— Пожалуйста, остановись, — взмолилась Тамия. — Я действительно не понимаю, что происходит! О какой локации ты говоришь, и чем досадили тебе Лебериусы?

— Жаждой моей крови, — процедила Анаис.

На лице Тамии отразилось удивление, но затем туманная догадка переросла в уверенность, и она спросила:

— Ты Атранкас?

Анаис стиснула зубы, отчего на щеках заиграли желваки.

— Удивительно, — сказала она. — Даже перед лицом смерти ты продолжаешь изворачиваться и лгать. Не знала, что я Атранкас?

— Я не лгу! — возмутилась Тамия.

— Свежо предание, да верится с трудом.

— Если быть предельно откровенной… — выдержав некоторую паузу и понимая, что становится собственным могильщиком, Тамия заявила: — Я Тамерон Лебериус, брат Тарика. Я менестрель. Не маг, не шпион, демон побери! Песенки я пою, понимаешь? Самые ценные для меня вещи — лютня и, пожалуй, шнурок, бусины для которого я выточил собственными руками. Вижу, ты по-прежнему его носишь.

Анаис невольно дотронулась до шнурка, перетягивавшего ее волосы, собранные в хвост на макушке.

— Ты, наверное, имеешь полное моральное право сбросить меня со скалы, чтобы отомстить за своих, но поверь, я не искал тебя, — замотал головой менестрель. — И не знал, кто ты на самом деле. Удивительно, как тебе удалось выжить в той страшной бойне в таверне. Напугала ты меня тогда своим призраком до полусмерти.

— В какой таверне? — насторожилась Анаис.

— «Приют беглеца», — сказал Тамерон.

«Прости меня, Эльтар, я оказалась очень плохой ученицей», — подумала Анаис. Отложила меч и помогла бывшей подруге взобраться на уступ.

— Рассказывай! — приказала она, и Тамерон выложил все, что помнил.

— Мое привидение рылось у тебя в сумке? — нехорошо прищурилась Анаис. — И что же такого ценного в ней было?

— Анагерий, — сказал менестрель.

Анаис вздрогнула.

— Вряд ли тебя заинтересовало что-то из моих пожитков, — улыбнулся Тамерон.

— А где он сейчас? — полюбопытствовала девушка, и нездоровый блеск в ее глазах подтвердил опасения менестреля: за этот паршивый осколок она убьет не раздумывая.

— Я не знаю, — пожал плечами менестрель и рассказал историю до конца.

Озвученные, слова отца об отказе от своего последнего и теперь единственного отпрыска обрели оттенок фатальности. Размышления о поступке родителя причиняли боль, но почему-то именно в то мгновение, когда Тамерон поделился этим с другим человеком, картина прояснилась окончательно: «Тебя использовали, парень, тебя пустили в расход». Не важно, что Анаис нисколько не заботила эмоциональная составляющая истории, Тамерону отчего-то стало легче и одновременно горше. Отрезанный ломоть, сносившаяся подметка, как ни назови — суть одна: у него больше нет семьи. Конечно, он сам мечтал вырваться на свободу и жить своей жизнью, но…

— И все-таки ты шпион, — вздохнула Анаис. Приподняла голову менестреля за подбородок, искупалась в море тоски, застывшей в глазах, о причинах которой могла только догадываться. — Возможно, невольный. Если только твоя ненависть ко мне не настолько сильна, что ты добровольно согласился на трансформацию, чтобы отомстить за смерть брата.

Тамерон энергично замотал головой.

— Девушку из тебя сделали, чтобы я не узнала того менестреля, с которым вместе ехала в дилижансе, набитом приспешниками Лебериусов, иначе я бы тебя и близко не подпустила. Какие хитрецы, — процедила Анаис сквозь зубы.

— Я не питаю к тебе ненависти, — запротестовал менестрель. — Скорее наоборот. Ты мой друг и…

— И?

— И даже больше, — выдохнул Тамерон и отвел взгляд.

— Да, я убийца твоего брата, — усмехнулась Анаис.

— Я бы предпочел узнать подоплеку, — сказал Тамерон. — Мне известно только, что ты была женой моего брата и выкрала артефакт. О том, как именно погиб мой брат, мне не удосужились рассказать.

— Тарик оказал мне посильную помощь, — объяснила Анаис, — хоть и не по своей воле. У него просто не было выбора. Он погиб, потому что не справился с энергетическими потоками. Можно сказать, что я убила его, но это не совсем так. Вот что, подружка, — серьезно сказала Анаис. — Анагерий все еще у тебя. Мы не случайно встретились вновь. И теперь я догадываюсь, где этот проклятый осколок и локация. Говоришь, тебя «потрошили»… — задумчиво произнесла девушка, глядя Тамии в глаза. — Так и есть. Твои разлюбезные родственнички не только забросили наживку, но еще и наблюдали за мной все это время. Качественная работа. Отдай мне его!

— Что?

— Твой левый стеклянный глаз.

— Стеклянный? — ужаснулся Тамерон. — Но почему я этого не ощущал?

— Он позволяет видеть, двигается в унисон с настоящим и вообще не доставляет никаких неудобств, — сказала девушка. — Качественное и надежное колдовство. У этих вещиц лишь один недостаток: зрачок не реагирует на изменение яркости света. Как я раньше не заметила.

— В нем анагерий? — изумился Тамерон.

— В нем много чего, — процедила сквозь зубы Анаис. — Ну же, вытаскивай!

— Анагерий убивает всех, кроме меня, — растерялся Тамерон. — Я бы не хотел, чтоб ты пострадала.

— Об этом не беспокойся, — заверила его Анаис. — Меня он примет, как родную.

— Как скажешь, — пожал плечами Тамерон и, морщась от отвращения и неприятных ощущений, принялся выколупывать левый глаз. Действительно стеклянный.

Внезапно менестрель вскрикнул от вспышки боли и упал навзничь, потеряв сознание.

Анаис накрыла ладонями лицо Тамерона и зашептала инактивирующее заклинание. Чужая воля сопротивлялась, но постепенно отступала.

Зачем ты помогаешь ему? Убей!

Анаис вздрогнула. Несмотря на то, что голоса, звучавшие в голове, были ее верными спутниками уже много лет, она никак не могла привыкнуть к этому гомону, иногда неясному, но порой отчетливому и настойчивому. Они советовали, спорили между собой, стенали о своей загубленной жизни, втягивали Анаис в диспуты, доводившие до остервенения. Она знала их всех, прожив жизнь и приняв смерть каждого из Атранкасов в кошмарных сновидениях.

«Отвяжись! — мысленно огрызнулась она. — Отстань от меня!»

Он Лебериус — наш враг! Просто вытащи глаз, и он умрет. Воспользуйся этой возможностью.

«Самонадеянная девчонка! — заверещал другой голос. — Чему я тебя учил?»

Анаис криво усмехнулась.

Она вытащила стеклянный глаз и, недолго думая, разбила его увесистым булыжником. Среди осколков обнаружились локация и кусочек анагерия. Анаис разбила зеркало-приемник, подняла черный камушек и задумчиво покрутила в пальцах. Тот немедля отозвался интенсивными пульсациями, будто сердце забилось. Лег в ладонь, точно там ему и место.

Анаис позвала демона.

Тотчас камень разогрелся, кожу нестерпимо зажгло.

Тело сделалось, как чужое. Анаис упала и забилась на камнях, как выброшенная на берег рыба. Ее швыряло из стороны в сторону пульсациями сил запредельной сущности. Демон рвался наружу. Точно гигантский призрачный паук, он выбрасывал щупальце за щупальцем. Оперся на туманные ноги и вытянул из тела Анаис, как из болотной трясины, уродливую голову. Внутри нее туманный смерч крутил с немыслимой скоростью глаза чудовища.

— Что, тяжело в разобранном состоянии? — прорычала герея, приходя в себя.

Шшахар будто прислушался на миг, потом распахнул туманную пасть и попытался откусить голову своей пленительнице, но Анаис лишь обдало жаром, а кожу закололи миллионы игл. Потерпев неудачу, демон рванулся, что было сил, и герею поволокло по камням, швырнуло на тело Тамерона. Скалы отозвались грохотом обвала, выкорчевало деревья. Вокруг Анаис бушевала стихия, а она вцепилась в менестреля и на миг провалилась в небытие. Когда очнулась, то обнаружила, что едва не придушила Тамерона…

* * *

Тамерон пришел в себя среди ночи, стуча зубами от холода, несмотря на то, что лежал на подстилке из лапника и был укрыт двумя плащами. Луна на мгновение выглянула из-за туч, осветив уступ и сидевшую на нем девушку.

— Анаис, — позвал он и раскашлялся. В горле першило.

Девушка обернулась. Ее глаза едва заметно фосфоресцировали.

Герея поднялась, медленно подошла и опустилась на колени рядом с менестрелем. Снова выглянула луна, сделав очертания предметов резкими. Где-то в лесу прогукала сова. Анаис приподняла голову Тамерона и прислонила к его губам горлышко фляги.

— Это просто вода, — улыбнулась она. — Как самочувствие?

— Присутствует, — сделал менестрель попытку пошутить и прикоснулся к лицу. Левая глазница была пуста. Он поспешно отдернул руку, взял у Анаис флягу и осушил ее до дна.

— А я уже и забыла тебя, менестрель Тамерон, забыла, как ты выглядишь, — улыбнулась Анаис. — Хочу вернуть то, что тебе дорого.

Молодой человек попытался протестовать, но Анаис уже распустила волосы и положила ему на грудь шнурок с бусинами. Он машинально опустил на него ладонь и не ощутил пышных женских прелестей.

— Ты спасла меня! — задохнулся он от нежданного счастья.

Потеря глаза вдруг показалась пустяком. Что ж, если такова цена за то, чтобы вновь стать самим собой, так тому и быть.

— Я спасла тебя, когда втащила на уступ, — сказала Анаис. — А потом просто развеяла наложенные чары. Даже жаль немного, ведь театр в очередной раз лишился актрисы. И для разнообразия не из-за Фрада.

— Ты все сделала в одиночку, а меня уверяли, что это невозможно, — сказал Тамерон.

— Я бы дорого заплатила за одиночество, — усмехнулась Анаис. — Так вот зачем тебе понадобились архимаги.

— Да, — кивнул менестрель. — А зачем тебе анагерий? — спросил он, не желая заострять внимание на своей персоне.

— Демон должен уйти из нашего мира в свой.

— И это все? — удивился Тамерон. — Ты не хочешь стать величайшим магом? Завоевать мировое господство или уничтожить род человеческий?

— Так вот что думают Лебериусы о гереонах… Странно, что ты сначала отдал анагерий и только потом спросил, зачем он мне нужен.

— Ты попросила — я отдал, — ответил Тамерон.

— А если я попрошу твою жизнь?

— Она твоя.

— Я просто хотела тебе сказать… — Анаис немного помолчала, то ли размышляя, стоит ли озвучивать подобную мысль, то ли оттого, что ощутила неожиданную робость. — Жаль, что мы не встретились раньше. Знаешь, на этой проклятой скале жутко холодно.

Девушка забралась под бок к Тамерону.

Он нерешительно обнял ее, уткнулся носом в макушку и прошептал:

— Спасибо, что не убила.

Анаис повернулась к нему и серьезно сказала:

— Я всегда успею это сделать, так что лучше не давай мне повода.

— Твоя угроза звучит очень серьезно, — оценил Тамерон, убирая прядь волос с ее лица. — Но я почему-то не боюсь.

* * *

Когда солнце обласкало лучами верхушки деревьев, Тамерон проснулся, поежился и крепче обнял Анаис. Она что-то пробормотала и открыла глаза. Менестрель попытался ее поцеловать, но девушка отстранилась. В ее взгляде удивление смешалось с досадой.

— Все было так плохо? — огорчился Тамерон.

— Я не должна была… Прости. Я поддалась чувствам.

«Прах учителя, наверное, возопил, но я, как всегда, не услышала», — подумала она, и мельком взглянула на шею менестреля, украшенную синяками.

— Никогда прежде ты не была столь набожна, Анаис, — покачал головой Тамерон. — Ты не можешь быть расчетливой и холодной нэреиткой и совершенно напрасно пытаешь загасить огонь, что внутри тебя. Если богиня до сих пор не обрушила на наши головы скалы, то, возможно, она ничего не имеет против нашего союза. Да, свободную любовь проповедуют литарии, но это не означает, что нэреиты этим не балуются за деньги. О, нет! Не надо на меня так смотреть! Я не предлагаю тебе плату и у тебя ничего не прошу. Анаис, иногда нужно позволить себе расслабиться. Я рад, что ты поддалась чувствам, рад, потому что они взаимны.

— Лягушка нежилась на листе кувшинки, — сказала девушка, — она позволила себе расслабиться, и ее сожрал аист. Нет у меня никаких чувств!

Тамерон легко встряхнул Анаис за плечи:

— Неужели ты не веришь, что на меня можно положиться, довериться и даже немножечко полюбить?

— С какой стати! — крикнула Анаис, оттолкнула его, накинула плащ, подхватила штаны, сапоги и побежала в лес.

Даже мешанина поваленных деревьев не смогла ее остановить. Она свернула к «горячему источнику», на ходу сбросила с себя остатки одежды, зачаровала камни и прыгнула в воду, подняв тучу брызг. В мыслях царил сумбур. В самом деле, что на нее нашло? Почему вдруг взбрело в голову сблизиться с очередным Лебериусом? Что это было? Помешательство после контакта с анагерием, сексуальное бешенство? Почему ее так потянуло к этому менестрелю? Вопросов хватило бы на длинный свиток, ответов — ни одного.

Увидев приближающегося Тамерона, Анаис рассвирепела.

— Мне необходимо побыть одной!

— А я не хочу, чтобы ты решала нашу судьбу без моего участия. И кстати, что произошло сегодня ночью? Был ураган?

— Запомни раз и навсегда: нет ничего нашего, а тем более нашей судьбы!

— Прикинусь-ка я на время глухим, — сказал Тамерон.

В женской одежде он выглядел уморительно. Анаис хмыкнула, подтянула колени к подбородку, обхватила ноги руками и, насупившись, застыла.

— Тоже, пожалуй, искупаюсь, — сказал Тамерон.

Не спеша разделся и медленно вошел в воду. Анаис покосилась на него сердито, но промолчала. Менестрель удобно устроился, облокотился о камень и принялся насвистывать какой-то мажорный мотивчик. Девушка прикусила губу, борясь с искушением додушить наглеца. В конце концов, не выдержав подобного соседства, она поднялась.

— Ты великолепна в ночи и сногсшибательна при свете дня, — восхищенно сказал Тамерон, пожирая ее взглядом. — Я умру счастливым.

Девушка фыркнула и вышла на берег. Воздух вокруг нее слегка затуманился, тело и волосы моментально высохли, и Анаис стала одеваться. Менестрель вышел следом.

— Да ты же просто боишься, — заявил он.

— Я? Я ничего не боюсь! — возразила она и подумала: «Как же легко врать другим».

— Ты боишься любить.

— Любовь — опасный грех, самая губительная из страстей.

— Из тебя нэреитка, как из меня маг. Не надо цитировать заповеди. А-а-а, я понял! Нельзя узнать, что огонь обжигает, не сунув руку в пламя.

Анаис взглянула на него исподлобья. До чего же трудно злиться на этот образчик мужской красоты. Нет, дело совершенно не во внешности. Скорее, это тот случай, когда истинная драгоценность имеет достойную оправу.

Анаис, Анаис…

«Что, демон побери?»

После того как ты разделалась с Тариком, Шшахару следовало бы перекроить тебя в уродину. Чем снова заняты твои мысли?

Девушка сердито засопела.

— Ты любила моего брата. По-настоящему любила, ведь так? Я угадал? — донеслись до ее сознания слова менестреля.

— А не пошел бы ты со своими теориями! — разозлилась Анаис. — Как же вы все меня достали!

Тамерон замер с сапогом в руке, посмотрел по сторонам, разыскивая тех негодяев, которые с ним конкурируют, но никого не обнаружил.

— Значит, я угадал, — расплылся он в самодовольной улыбке, но тут же нахмурился. — Что ж, даже если я был твоей минутной прихотью, мне не на что жаловаться. Но я не теряю надежды. Одно время я увлекался теологической литературой, наверное, в противовес желанию отца сделать из меня мага.

Тамерон присел на камень и, энергично размахивая сапогом, продолжил.

— Так вот, в крючкотворстве жрецов я обнаружил массу толкований каждого из постулатов. Например, преподобный Китарус Оротон относительно заповеди «Любовь — опасный грех, самая губительная из страстей» писал в своих знаменитых проповедях: «Никто и никогда не сможет обеспечить ваше счастье, благополучие, подарить вам любовь и радость, потому что даже самые близкие любят вас по-своему, а не по-вашему. Они могут дать лишь ту любовь, которую чувствуют, и вовсе не факт, что это именно то, что вам требуется. Не нужно становиться зависимыми от любви, ибо это может наполнить скорбью ваше сердце и душу, что повлечет за собой иную крайность — ненависть. И то, и другое мешает вашему разуму воспринимать окружающую действительность таковой, какова она есть. Но если любовь к мужчине или к женщине застигла вас врасплох — дарите ее щедро, ничего не ожидая взамен, и будьте готовы к тому, что она пройдет, а выздоровление может оказаться болезненным. Ибо любовь есть болезнь. Ортодоксы-нэреиты могут счесть меня отступником, но я сошлюсь на исследования магов-лекарей, которые доказали, что по химическому составу кровь влюбленного человека идентична крови психического больного. Молите Нэре ниспослать вам просветление и простить за грех, избежать которого слабый человек не в силах», — наизусть продекламировал Тамерон.

— И много жреческих трудов ты выучил? — спросила Анаис, стараясь не выдать своего удивления.

— Только те, которые особенно понравились, — улыбнулся Тамерон. — Надеюсь, ты уловила основную мысль?

— О, да! Любовь — это психическая болезнь.

— Я имел в виду: если любовь застигла вас врасплох — дарите ее щедро, ничего не ожидая взамен…

— Кроме неприятностей, — закончила фразу Анаис.

— С тобой невозможно разговаривать, — покачал он головой. — Тешу себя надеждой, что однажды ты изменишь свое мнение. — Тамерон попытался втиснуть ногу в сапог. — Вот демон! Они мне малы! У тебя какой размер? — поинтересовался он. — Понял, не дурак, — правильно оценил он взгляд Анаис и зашвырнул сапоги в кусты.

— А что мы скажем актерам? — вдруг забеспокоился он.

— Понятия не имею, — пожала плечами Анаис и направилась к дому. Ей было совершенно безразлично, как Тамерон выпутается из сложившейся ситуации. — Помни одно: никаких упоминаний о том, кто я.

— Ясное дело, — отозвался менестрель. — Зачем пугать ни в чем не повинных людей?

На испепеляющий взгляд он ответил беззаботной улыбкой.

— Анаис, они ведь понятия не имеют, кто такие гереоны, но я, конечно же, не стану их просвещать… Неплохо бы переодеться во что-нибудь более подобающее.

Тамерон с озабоченным лицом пригладил блузку, которая топорщилась на обретшей первоначальный вид груди. Похоже, это волновало его куда больше, чем то, что его спутница — герея.

— В чулане стоит корзина с грязными мужскими шмотками, — сказала девушка и зашагала быстрее.

«Надеюсь, учителя не сильно оскорбит, что я отдаю его одежду Лебериусу».

* * *

В доме царил небывалый ажиотаж. Анаис замерла на пороге, увидев, что актеры обнаружили в стене тайник Эльтара. Как же она, будучи маленькой девочкой, мечтала в него заглянуть. Ей казалось, что там хранится нечто необыкновенное и очень важное, то, что учитель тщательно прячет от всего мира. Теперь, когда он умер, запирающее заклинание рассеялось. Анаис локтями растолкала актеров и с трепетом заглянула внутрь.

— Он пуст! — воскликнула она.

— В нем было только это, — сказал Илинкур и протянул ей лист. — Да еще одна сережка.

Он подал Анаис точную копию того украшения, которое она когда-то обнаружила в своей сумке, ползая по туннелям под замком Лебериусов.

— Не может быть, — прошептала Анаис.

Осторожно взяла сережку и пожелтевшие от времени рисунки, подумала: «Так вот что прятал Эльтар. Холодный Эльтар, неприступный Эльтар, строгий и безжалостный. Он прятал свои чувства. Когда учителю не спалось, он читал, что-то записывал и, как оказалось, неплохо рисовал».

Она перебирала листки, рассматривая лицо, которого не помнила. Катриона Атранкас исчезла из ее жизни, когда Анаис была очень маленькой. После смерти Эльтара она смогла взглянуть на нее глазами отца. Но воспоминания матери никогда не посещали ее разум, и это могло означать только одно: Катриона жива. Чем дольше Анаис вглядывалась в черты женщины на портретах, тем очевиднее становилось, что она ей кого-то напоминает.

Рисунки вновь пошли по кругу, переходя из рук в руки.

— Интересно, кто эта красавица, — сказал Фрад. — Я бы такую не упустил.

— Это моя мать, — раздалось за спинами.

Все обернулись и с удивлением уставились на чужака. Никто не услышал, как Тамерон вошел. Судя по ужасу, промелькнувшему во взгляде Анаис, он в очередной раз все сделал неправильно.

Актеры некоторое время рассматривали босого длинноволосого юношу в мятой одежде. Затем вперед выступил Грим, церемонно поклонился и прочистил горло, готовясь произнести речь.

— Приветствуем тебя, досточтимый хозяин, и просим прощения за то, что без твоего дозволения заняли это жилище, полагая, что оно пустует.

Тамерон взглянул на Анаис, она чуть заметно кивнула, предлагая поддержать эту версию.

— Я люблю гостей, — улыбнулся юноша и поклонился в ответ.

— Позволь представиться. Меня зовут Грим. Я — хозяин бродячего театра, а это моя труппа: Илинкур, Фрад, Монтинор, Сиблак, Анаис. Позволь также представить Караэля Доставалиона, театрального критика, который путешествует вместе с нами. Мы приготовили завтрак, от него еще кое-что осталось. Приглашаем присоединиться к скромной трапезе.

— Благодарю, — юноша церемонно склонил голову. — Мое имя Тамерон. Я из южного Харанда, но в магии не искусен, — предварил он неизбежный вопрос. — Зарабатываю тем, что сочиняю песни и распеваю их, играя на лютне.

— Не тот ли ты Тамерон, из-за которого случились большие беспорядки в Блавне? — спросил Грим.

— Тот самый, — широко улыбнулся юноша.

— Я полагал, что ты немного старше, — задумчиво сказал владелец балагана.

— И я о тебе слышал, — заявил Сиблак. — Тебя описывали как невероятного красавца, но не упоминали, что ты одноглазый.

Анаис влепила Сиблаку подзатыльник.

— Это недавнее… э-э-э… приобретение, — сказал Тамерон и поправил прядь волос, специально выпущенную, чтобы прикрывать пустую глазницу.

Актеры заторопились и быстро вышли, перешептываясь друг с другом.

— Странный у этого дома хозяин, — задумчиво сказал Грим.

— Почему? — поинтересовалась Анаис.

— Он явно благородных кровей. Осанка, знание этикета, умение держаться с достоинством, будучи наряженным в обноски — все это наводит на определенные мысли.

— Думаешь, он солгал?

— Нет, он вполне может быть тем самым менестрелем Тамероном. Кстати у него есть прозвище.

— Какое? — заинтересовалась Анаис.

— Соловей.

— Воробей щипаный, — фыркнул Фрад. — В жутком месте он себе хижину смастерил. Куда бы мы ни шли, все время оказывались неподалеку от этого проклятого дома. Вот она дорога, перед тобой, шаг и упираешься носом то в стену хлева, то в сеновал, то… — Фрад неприязненно посмотрел на хижину. — Этот хлыщ просто обязан нас отсюда вывести. Кстати, а где Тамия? Вас не было всю ночь.

Анаис пожевала губу. Что бы такого наплести? Похоже, Тамерон и не думает помогать ей выкручиваться. Спрятался в доме и носа не кажет. Он, конечно, Лебериус и тварь распоследняя, и вообще она на него зла, но рассказывать чужие секреты, в особенности когда имеешь личное до всего этого касательство, не следует.

— Она не возвращалась? — спросила Анаис.

— Нет, — забеспокоился Фрад. — Сиби с Монти пришли ранним утром, тоже где-то шлялись всю ночь, теперь дрыхнут.

Анаис присела у костра, тяжело вздохнула, поворошила палкой угли, собираясь с мыслями. Юнцов девушка взяла на заметку, но с ними она разберется позже. Из дома вышел Тамерон, принарядившийся в плащ учителя и домашние шлепанцы. Анаис пришлось приложить усилия, чтобы сохранить скорбное выражение лица, подобающее моменту, и не расхохотаться. Что ж, выбор у него был небольшой, последние прохудившиеся сапоги учителя сгорели вместе с ним в погребальном костре.

Когда Тамерон присоединился к кругу слушателей, она спросила:

— Ты не встречал в лесу девушку?

— Нет, — опешил менестрель, явно не понимая, что речь о нем самом.

«Тупица!» — подумала Анаис.

— Но где же Тамия? — Грим огляделся по сторонам, будто надеялся, что девушка вот-вот покажется из-за угла.

— Какой ужас, — прошептал Караэль, — бедняжка заблудилась.

— Не понимаю, как она умудрилась? — развел руками Фрад. — Здесь, куда ни пойди, упрешься в дом.

— Ее нужно найти, — выдал гениальную идею Тамерон и заслужил испепеляющий взгляд Анаис.

Она только-только наскребла себе каши со стенок котелка. Понятное дело, что после новости об исчезновении подруги аппетит должен был у нее пропасть. Девушка поставила миску на траву и скрипнула зубами.

Актеры зашумели, засобирались, разделились, как и накануне, только на этот раз Анаис оказалась в компании молодого человека. Она натолкала в карманы сухарей, вяленого мяса, выпила остатки холодного настоя и поплелась бродить по округе. Менестрель пошел следом, опасаясь нарушать молчание.

Но когда увидел памятный уступ, высказался весьма категорично:

— Туда я больше ни ногой.

Анаис пожала плечами и завалилась в траву там, где стояла.

— Ненавижу гулять на голодный желудок, — сказала она.

Стала вытаскивать из карманов запасы и поглощать их. «Все из-за тебя, болван», — так и читалось на ее лице.

Тамерон присел рядом, некоторое время наблюдал за процессом голодными глазами, потом, набравшись смелости, запустил руку в чужой карман.

— А сам о себе не догадался позаботиться? — возмутилась Анаис.

— Я вот что думаю, — с набитым ртом промямлил менестрель. — Может, рассказать ребятам, что к чему? Не заслуживают они такого обращения.

— Так какого же хинаха ты сразу этого не сделал? — огрызнулась Анаис. — Я же дала тебе подсказку.

— Видишь ли, — вздохнул Тамерон, — с одной стороны, друзьям нужно говорить правду и ничего не утаивать, но с другой… Каково будет Фраду, а в особенности мальчишкам, узнать, что они вожделели мужчину?

— Ах, какие тонкие моральные аспекты мы усматриваем в сложившейся ситуации, — ехидно произнесла Анаис.

— Ты тоже хороша, — нахмурился Тамерон. — Я ведь предлагал все обсудить, прежде чем возвращаться.

— Не хочу я ничего с тобой обсуждать! — разозлилась Анаис. — Ни тогда, ни теперь, ни впредь!

— Ты просто устала и проголодалась, — примирительно сказал Тамерон.

— Та-ми-я, Та-ми-я, — послышалось из-за деревьев.

— Тамия, ау! — закричал Тамерон, создавая иллюзию активных поисков.

— Ну, это уже просто верх цинизма, — пробормотала Анаис и закинула в рот очередную порцию сухарей.

Менестрель прилег рядом. В животе у него протяжно заурчало. Девушка сердито посопела, но сжалилась и выделила Тамерону кое-что из своих запасов.

— Я так тебе признателен за все, что ты для меня сделала, и за это тоже…

Поиски Тамии, по понятным причинам, ни к чему не привели. Актеры вернулись подавленные и расстроенные. Фрад поставил возле костра сапоги, которые Тамерон опрометчиво зашвырнул в кусты.

— Все, что нашли, — обронил он.

— Бедняжка Тамия, — прошептал Караэль, который все время нервно грыз носовой платок.

— Кхм. — Тамерон прочистил горло и оглядел актеров. — Мне надо кое-что вам рассказать. Я сомневался, стоит ли открывать правду. По некоторым, э-э-э… этическим соображениям лучше было бы промолчать, но ситуация зашла в тупик.

— Парень, ты это о чем? — подозрительно сощурился Фрад.

— Да, это многословие уже начинает пугать, — сказал Грим.

— Тамия — это я.

Пауза затянулась, побив все театральные рекорды. Менестрель, конечно, не рассчитывал, что все бросятся радостно его обнимать, но такого эффекта не ожидал. Теперь он уповал лишь на то, что его не побьют.

— Я что-то не догоняю, — наконец, произнес Фрад.

— Не ты один, — поддержал Илинкур.

— Нельзя ли подробнее? — попросил Грим.

Караэль был не в состоянии о чем-либо спросить, он только в ужасе смотрел на менестреля и теребил носовой платок. Сиблак с Монтинором тоже молчали.

Тамерон подсел поближе к костру и некоторое время молчал, размышляя о том, что следует и чего не следует говорить. Получалось, что полностью вычистить повествование ото лжи не удастся, хотя бы потому, что у Анаис тоже есть тайны, которыми она не собирается делиться и о которых даже не следует заикаться.

— Я провел довольно много времени в шкуре неполного трансформа, — выдал менестрель.

— В шкуре кого? — осведомился Монтинор.

— Неполного трансформа, — терпеливо повторил Тамерон. — Сверху я был женщиной, а снизу… Вот поэтому я и не хотел ничего говорить, — быстро закончил менестрель, увидев как изменились в лице некоторые из слушателей.

— Никогда о таком не слышал, — выдавил Грим.

— Да, звучит странновато, — согласился Илинкур.

— И какие у тебя доказательства, что ты и Тамия — один и тот же человек? — обратился Грим к Тамерону, нахмурив брови.

— Я могу это подтвердить, — сказала Анаис. — Обратное превращение произошло у меня на глазах. Я не имею привычки выбалтывать чужие секреты, поэтому предоставила Тамерону самому решать, что рассказать, а о чем умолчать.

— И давно ты в курсе дела? — полюбопытствовал Фрад.

— Со вчерашнего дня, — честно ответила Анаис и внутренне содрогнулась, представив, что могло прийти фардву на ум.

— Кто ж так над тобой подшутил, парень? — проникся сочувствием Фрад.

— У известных людей всегда хватает недоброжелателей, — сказал Грим. — Но вам, молодой человек, должно быть стыдно! Так издеваться над теми, кто вас приютил! Подумать только, мы с ног сбились, разыскивая Тамию, которой, можно сказать, никогда и не существовало.

— Мне стыдно, — потупился менестрель.

— И ты, Анаис, хороша! — бушевал Грим. — Все знала и молчала.

— Может быть, именно этим я и хороша? — улыбнулась девушка.

— А я начинаю понимать, что к чему, — сказал Монтинор и просиял: — Тамерон — хозяин этого хутора в зоне магической аномалии. Он специально нас сюда заманил, чтобы разрушились чары. Я угадал?

Анаис с любопытством посмотрела на Тамерона — хватит ли у него ума поддержать предложенную версию?

Менестрель перехватил взгляд девушки.

— Монти, а тебе не откажешь в проницательности, — улыбнулся он. Добавил: — Если бы чары не распались, я бы так и остался не пойми кем.

Грим что-то прикинул в уме и удовлетворенно хмыкнул.

— Теперь ты свободен от чар, и балаган тебе больше не нужен, — сказал Илинкур.

— Отчего же? — возразил Тамерон. — Я не хотел бы с вами расставаться, если, конечно, не прогоните.

— Можешь остаться, — любезно согласился Грим, снова перейдя на «ты».

— Вы очень похожи на мать, молодой человек, — сказал пришедший в себя Караэль. — Конечно, портреты, что мы нашли, любительские, но сходство очевидное.

— Я вымоталась и хочу спать, — встряла Анаис.

Поднялась и ушла на сеновал, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Молодой человек, — обратился Грим к Тамерону. — Следовало бы предоставить девушке ночлег в доме, уж коли ты его хозяин.

— Да, конечно, — кивнул Тамерон и пошел следом за Анаис.

Девушка лежала, зарывшись в сено, и шмыгала носом.

— Что с тобой? — спросил менестрель и прилег рядом.

Запах сена навевал воспоминания о детстве, когда мальчиком он прятался от няни в душистых кучах, которые привозили с полей.

Анаис подползла к Тамерону и пристроила голову у него на груди. Ее лицо было мокрым от слез. Она громко шмыгнула носом и затихла.

— Что с тобой? — повторил он вопрос и осторожно, боясь спугнуть, обнял.

— Ты здорово придумал — сказать, что женщина на рисунках твоя мать. Все получилось как нельзя лучше. Теперь все думают, что ты хозяин этого хутора.

— Я ничего не придумывал.

— Возможно, тебе показалось, — с надеждой сказала Анаис, приподнялась на локте и заглянула ему в глаза. Вернее в один, но очень красивый глаз.

— Я удивился, когда увидел эти рисунки, но никакой ошибки быть не может, — заверил Тамерон. — Уже много лет мама никому не показывает лицо, потому что оно изуродовано. Но в замке есть ее портрет, поэтому я не забыл, как она выглядела раньше.

Анаис села, уткнулась подбородком в колени, между бровей пролегла складка.

— Я должна кое-что проверить, — наконец, заявила она и вытащила из ножен кинжал.

— Надеюсь, не с какой стороны у меня сердце? — отшатнулся Тамерон.

— Нет. Дай палец.

— Что? Ты с ума сошла! Я же лютнист, пальцы мне нужны. Так и будешь разбирать меня по частям?

— А недавно жизнь предлагал, — насупилась Анаис. — Вот и верь после этого мужчинам… Мне нужна лишь капля крови.

— А-а-а, — с облегчением выдохнул он и протянул руку. — Ой!

Анаис проделала ту же операцию со своим пальцем, после чего схватила Тамерона за запястье и подтянула его руку к своей. По пальцам струилась кровь. Внезапно капли потянулись навстречу друг другу, зависли в воздухе, образовав подобие бус. После чего схлопнулись в единое целое. Некоторое время кровавый шарик висел между ладонями, потом Анаис отвела руку, и он упал вниз.

— Чудеса, — восхищенно произнес Тамерон. — И что это значит?

— Кошмар, — одновременно прошептала Анаис. — Значит, это правда.

Менестрель взглянул на нее с беспокойством.

— Тамерон Лебериус, ты — мой единоутробный брат, и кое в чем ты оказался прав: судьба у нас действительно общая.

Он хотел что-то сказать, но Анаис перебила:

— Можешь не сомневаться, кровь тому порукой, она не лжет. Никогда бы не подумала, что Катриона…

Девушка стиснула зубы. «Вот почему меня потянуло к Тамерону, Шшахар звал сам себя, объединял, пестовал этот союз. А как же иначе? Разве можно не любить свою руку или ногу? Соединить части, собрать головоломку — все, чего хочет демон».

— Анаис, — окликнул ее Тамерон. — Я люблю тебя, и не важно…

— Брат должен любить свою сестру, — парировала она.

— Для тебя наше никем не доказанное родство только предлог, чтобы оттолкнуть меня!

— Мне не нужно предлогов и иных доказательств! Я поступаю так, как считаю нужным. Я вот подумала — Тарик был старше меня, значит, Катриона — вторая жена Дарга.

— Так и есть, — ответил Тамерон. — Первая умерла при родах.

— Ужасно, — пробормотала девушка.

— Что именно? — спросил Тамерон, подозревая, что не смерть матери Тарика расстроила Анаис.

Отвечать она не стала.

— Да, ты права! Это ужасно! Встретить девушку своей мечты, влюбиться без памяти, добиться взаимности и выяснить, что она твоя сестра.

— Замолчи! — закричала Анаис и бросилась на него с кулаками. — Катриона предала! Как она могла? Эльтар любил ее до последнего вздоха, а у меня никогда не было матери. Я ненавижу ее! А ты… ты…

Тамерон перехватил запястья Анаис, повалил девушку на спину и прижал всем телом. Она ругалась, как портовый грузчик, и плакала одновременно.

— Ты заблуждаешься, если думаешь, что мать предала тебя! — прокричал он. — Королевские покои Катрионы — ее тюрьма. Она не может оттуда выйти. — Тамерон понизил голос до шепота. Сумел добиться внимания к своим словам. — Послушай, Анаис, я люблю тебя и буду с тобой, что бы ни произошло. Разве когда-нибудь ты жила по правилам, чтобы обращать внимание на такую мелочь, как наше родство? Не отвергай меня, не ищи повода ненавидеть. Ты больше не одна.

Анаис затихла.

* * *

Фрад вернулся к костру в глубокой задумчивости.

— Ну, что там за крики? — спросил Монтинор.

— М-да-а-а, — протянул Фрад. — А парень действительно знает, что нужно девушке для успокоения нервов, — сказал он с некоторой долей зависти.

— Еда готова, — вздохнул Монтинор. — Может, отнести им пару мисок?

— Что, так охота посмотреть? — хохотнул Фрад. — Да уж, обошел меня этот одноглазый, по всем статьям обошел.

— Нехорошо беспокоить людей в такой момент, — сказал Илинкур. — Но еды предложить не помешает. Думаю, стоит отнести и одеяло.

Илинкур привстал с чурбачка, но его опередили.

— Я отнесу, — подорвался Монтинор.

— Я помогу, — вскочил следом Сиблак.

Они тихонько постучались, прислушались. Копошение, шаги, наконец, дверь приоткрылась. Если бы у юнцов были глаза на стебельках, как у крабов, то им бы удалось увидеть больше, чем край плаща и торчащую из-под него ножку Анаис. К тому же Тамерон загораживал проход, но его нагота ребят не волновала.

— Мы… э-э-э… еды принесли, — выдавил Монтинор.

— И одеяло, — добавил Сиблак.

— Премного благодарен, — шутливо поклонился Тамерон и принял дары.

После чего закрыл дверь, чуть не прищемив ребятам носы. Пришлось им возвращаться несолоно хлебавши.

— Вот хлыщ! — прошипел Монтинор.

— Да, хоть бы прикрылся, — пробубнил Сиблак. — Нечего демонстрировать свою победу.

— Ладно тебе, — сказал Монтинор, — Анаис не победишь, не уговоришь и не разведешь, сам знаешь. Здесь все полюбовно, с первого взгляда, еще в лесу.

— В лесу?

— А ты не заметил, что он пришел с ее шнурком в волосах?

— Не-а, не обратил внимания. Бывает же так, — с завистью сказал Сиблак. — А он ничего.

— Да, сразу видно, парень не только на лютне бренчит, но и тренируется. Видал, какое тело?

— Жаль, глаза нет, был бы просто неотразим.

— Как видишь, Анаис его глаз без надобности.

— Вас послушать, так вы оба на него запали! — захохотал Фрад. — Еще когда он был полубабой!

Юнцы покраснели и разразились энергичными протестами.

— А сам-то? — осадил Фрада Илинкур.

* * *

Анаис приподнялась на локте и потянула носом.

— Еда? — удивилась она. — Какая забота. Ты так и будешь теперь ходить нагишом?

— Знаешь, нарадоваться не могу, что я снова я, — улыбнулся Тамерон.

Анаис стала уплетать за обе щеки, сощурилась от удовольствия.

— Никогда не видел тебя такой спокойной, счастливой.

— Вот только не надо приписывать эти достижения себе. — Анаис покачала ложкой у него перед носом и сделалась серьезной. — Тамерон, то, что в тебе течет кровь Атранкасов, налагает определенные обязательства.

Менестрель удивленно приподнял брови.

— Ты должен знать, чем это чревато. В любом случае, я почти не рискую, если расскажу о твоей природе, ведь я всегда могу уйти, оставив тебя здесь. — Анаис плотоядно улыбнулась. — Чтобы ты никому не передал моих откровений. Шучу! Я уже говорила, что мы находимся в «зоне спящего времени», из нее просто так не выйдешь и не войдешь. Моих родителей преследовали, и создание такой зоны оказалось единственным выходом из тупика, в который их загнали. Это мощное колдовство, требующее времени. У них было в запасе всего несколько часов. Эльтар держал внутренний контур, Катриона и дядя Тамай — внешний. Это произошло двадцатого цветеня много лет назад, когда я была еще младенцем. Время внутри зоны отстает от времени вне ее. В тот день и во все последующие на протяжении долгих лет, пока мы с Эльтаром жили здесь, оно отставало на несколько часов, поэтому нас никто не мог разыскать. Лебериусы не нашли способа открыть завесу, если они его вообще искали. Велика вероятность, что они даже не поняли, куда ускользнул Эльтар, как ему удалось скрыться. Катриона спасла его и меня: втолкнула внутрь корзину, где я лежала, а сама осталась там, снаружи. Единственное, что Эльтар знал наверняка — она не погибла, и Тамай долгие годы был жив. Если гереон еще не покинул этот мир, то воспоминания остаются при нем и перейдут по наследству только после его смерти. Теперь я знаю, что Эльтар любил Катриону всю свою жизнь и не переставал надеяться на ее возвращение. Они были родными братом и сестрой, любовниками и моими родителями.

— Вот видишь, Анаис! — воскликнул Тамерон. — А мы всего лишь единоутробные!

— Да, они любили друг друга, но был в рождении ребенка другой расчет, — мрачно сказала Анаис. — Знаешь ли ты, брат, что демон живет в каждой частичке наших тел и множится год от года?

— В конечном итоге это приводит к безумию. Я выборочно изучил книгу Хотара, — признался Тамерон. — Половину страниц сжег, не читая, но отец мне не поверил.

— Когда я увела тебя в прошлое, связь оборвалась. Скорее всего, тебя считают погибшим. За мной следили через локацию, чтобы узнать, где я прячу украденный анагерий, а потом напали в безлюдном месте. Им, похоже, не нужна моя кровь, ведь есть Катриона, — усмехнулась Анаис. — Не хватает только анагерия, чтобы восстановить усилитель.

— Ты думаешь… — Тамерон побледнел.

— Ты гереон, брат, но тебе никто никогда об этом не говорил. Как полагаешь, какова цена твоего беззаботного существования?

— Я уверен, что отец очень любил маму, — задумчиво сказал Тамерон.

— Ты употребил прошедшее время. Вполне возможно, что он любит ее до сих пор, если, конечно, Дарг способен любить. Я бы назвала это болезненной страстью, патологической привязанностью, скрепленной узами проклятия, суть которого в том, что смерть одного влечет за собой немедленную гибель другого. Оставим разговор о твоих родителях, вернемся к теме кровосмешения. Хотар ведь рассчитал, через сколько поколений Атранкасов демон воспроизведет сам себя и выйдет в этот мир, не так ли?

Тамерон задумался, припоминая.

— Ирония в том, — проложила Анаис, — что гораздо раньше Шшахар вырвался бы из анагерия, который был встроен в усилитель магической энергии. Лебериусы чересчур активно его подкармливали. Сколько человеческих жизней он бы поглотил, даже трудно вообразить. Долг Атранкасов — не допустить этого. Зло прямо здесь, внутри. — Анаис приложила ладонь к груди. — Во мне и в тебе. А выбор в пользу добра приходится делать каждый день. Понимаешь? Во мне знания многих поколений о магии всех уровней, но я не могу их использовать, потому что должна держать демона на голодном пайке, не давать ему развиваться.

Тамерон взял руки Анаис в свои.

— Найти симбиотический осколок было просто. Остальных я не чувствую, но они чувствуют и зовут меня. Для того, чтобы распечатать и вытянуть демона из камня, во мне должна была находиться не меньшая его часть, чем в анагерии, — сказала Анаис.

— Так ты не просто выкрала осколок, — прошептал потрясенный Тамерон.

— Да. Тех, кто пытается вернуть анагерий, ждет разочарование. Камня больше нет, — усмехнулась Анаис. — Кровосмешение усилило мутацию: демоническая сущность накопилась быстрее. Хотар Лебериус не учел в своих расчетах адаптацию к симбиозу с демоном, а поскольку Атранкасов активно уничтожали, никто не опроверг его предположений. Ко всему прочему, женщины нашего рода оказались более устойчивыми к воздействию демона.

Анаис замолчала и внимательно всмотрелась в лицо брата. Она не могла точно сказать, когда он перестал слушать то, что она говорит. Менестрель сидел, словно окаменев, и с тревогой смотрел на нее.

Анаис помахала рукой у него перед носом.

— Шшахар внутри, — прошептал Тамерон и осторожно прикоснулся к ее плечу. Затем привлек Анаис к себе и крепко обнял.

Она уткнулась носом ему в плечо, прошептала:

— В тебе тоже, Тамерон, не забывай об этом.

— Малая толика по сравнению с твоей ношей.

— Ты первый Лебериус, который отнесся к этому факту без отвращения.

— Я Атранкас, — уверенно произнес Тамерон.

* * *

Анаис наморщила нос, но солнечный луч и не подумал убраться прочь с ее недовольного лица. Девушка приоткрыла глаза и с сожалением отпустила сон. Взглянула на Тамерона, который продолжал мирно спать, и поймала себя на мысли, что ей нравится лежать, пристроив голову у него на плече. И вообще…

— Ты моя гавань, — прошептала Анаис очень тихо, чтобы не разбудить его. — Дар богов. Ты все, что у меня есть на Арринде. Больше всего на свете я хочу забыть, кто я… кто мы… и просто быть, просто любить тебя.

Анаис осторожно выбралась из уютного теплого гнездышка, с грустью оглянулась. Слишком велико искушение остаться, плюнуть на все и каждое утро просыпаться так, как сегодня. Спрятаться от всего мира, состариться вместе. Анаис горько усмехнулась и начала одеваться.

Мирная старость в планах Атранкасов уже давно не значилась.

За пределами сеновала кипела жизнь: актеры мыли посуду после завтрака. Анаис тихонько направилась к выходу, но, споткнувшись о засыпанные сеном ножны, громко чертыхнулась.

— Бежишь от меня? — раздалось сзади.

— От себя, — чистосердечно призналась она и, прихватив ножны, вышла на улицу.

Ее появление встретили радостными возгласами, словно выход на сцену знаменитости.

— Собирайтесь! Загружайте повозки, — крикнула Анаис. — Мы уезжаем.

На минуту повисла тишина.

— Шевелитесь, — улыбнулась Анаис.

Грим засуетился, стал подгонять актеров, даже про ревматизм позабыл. Девушка отломила краюху хлеба и, жуя на ходу, отправилась в дом за дорожной сумкой. Наскоро побросала в нее пожитки, вернулась во двор.

Тамерон стоял, привалившись к косяку в дверях сеновала. Он посмотрел на девушку долгим, внимательным взглядом.

— Ты со мной? — одними губами спросила Анаис.

— Всегда, — также беззвучно ответил Тамерон.

Анаис зашагала по дороге, призывая остальных поторапливаться. Тамерон догнал ее и молча пошел рядом. День обещал быть жарким, над лугом уже поднималось воздушное марево, искажая даль.

Дойдя до границы зоны, Анаис вынула из ножен кинжал и полоснула им по ладони. Алый бисер упал на землю, следом за ним потекло заклинание, открывающее проход. Мерины, как и в прошлый раз, заартачились, но плащи, накинутые им на морды, исправили положение.

Анаис забралась на козлы к Гриму, потеснив Караэля, который доверил свою повозку юнцам, чтобы побеседовать о прекрасном с человеком, способным оценить его изящные пассажи. Девушка прикрыла глаза и некоторое время сидела так, как будто прислушивалась к чему-то.

Впереди маячила развилка. Мерины лениво плелись, фургоны поскрипывали — жизнь вошла в свое русло.

— Поедем к морю, — внезапно предложила Анаис и повернулась к Гриму, прервав Караэля на полуслове.

Тот обиженно воззрился на девушку, а затем обратился к владельцу балагана:

— Вы решили изменить маршрут? Какая жалость, а я надеялся, что мы продолжим путь вместе. У меня дела в…

— Ничего не поделаешь, — перебил его Грим, стараясь не выдать своей радости.

Ему все же удастся избавиться от гендера, не прибегая при этом к радикальным способам. Он и сам подумывал о поездке к морю, хотя в данный момент ему было безразлично, куда именно ехать. Лишь бы впереди вилась лента дороги, а позади — пыль. Его жизнь — вечное странствие, и ничто этого не заменит. Возможно, мечта занять почетное первое место на фестивале в Крамеце — только жажда прославиться, а не желание облегчить себе жизнь на целый год, пристроившись на теплом месте в столице.

Грим остановил фургон и помог медлительному гендеру спуститься на землю.

Караэль в расстроенных чувствах долго тискал владельца балагана в объятиях, а тот стоически терпел эту фамильярность…

Анаис дернула мерина за уздцы и затопала по дороге, уводя за собой фургон и глядя, как впереди колышется воздушное марево, искажая линию недостижимого горизонта.

«Охотники придут. А пока есть время, я… нет, мы — ведь теперь нас двое — будем идти рука об руку, искать то, что сокрыто. Луга, исчерченные тропинками, станут нам домом, бабочки, что беспокойно взмывают в воздух, когда потревожишь разнотравье, — соседями. А любовь… любовь проживет столько, сколько ей отпущено богами. И будет казаться, что в запасе вечность, внутри целый мир, а небо без конца и края. Небо, в котором теряется все то, что хочется забыть, что невозможно простить, и то, чего не нужно знать».