Денег, позаимствованных у пекаря, Анаис хватило только на два перехода: Тоборно — Рухан — Агерун. До Эриды предстояло добираться пешком и на голодный желудок. В государстве, где яблоку негде упасть, не тюкнув при этом по голове какого-нибудь мага, перспективы заработка оказались весьма туманными.

Анаис понуро брела по дороге, пиная камушек, непонятно откуда взявшийся на идеально чистом и ровном полотне. По ночам тракт слабо светился, делая легким и удобным путешествие в темноте. Главное убраться с дороги между тремя и четырьмя часами ночи, когда мощная энергетическая волна проходит над полотном, сметая весь мусор.

Услышав стрекотание крыльев, девушка оторвалась от своего занятия и посмотрела вверх. Над головой пронеслись всадники, не обратив на девушку внимания. «Важные господа, — подумала Анаис, — иначе бы путешествовали по земле. Эх, мне бы такую шиволь».

Из любопытства или по наитию девушка свернула с дороги на лесную тропу, откуда прилетели заносчивые харандцы. Преодолев пару заросших деревьями и кустарником холмов, Анаис увидела долину, где уютно расположился маленький городок, а за ним — замок в петле реки. Тут и в помине не было характерной для приграничных поселений крепостной стены. Между аккуратными белыми домиками с черепичными крышами сновали маленькие человечки. Лоскуты возделанных полей, фермы и мануфактуры, как лепестки окружали городок, издалека казавшийся игрушечным.

Ворота здесь все-таки были, но чисто символические: дорога проходила под каменной аркой, на которой цветной мозаикой была выложена надпись «Леберик» и красовался герб с церопусом.

«Вот так та-а-ак. Ноги сами принесли, — призадумалась Анаис. — Может, все-таки не стоит заходить на земли „достопочтенных“ Лебериусов?»

Предки хранили гордое молчание. Наверное, дулись из-за того, что она заткнула фонтан их красноречия. Но разве можно каждый день начинать с назойливых напоминаний: «Ты должна отыскать анагерий, пока не стало слишком поздно, он принадлежит нам и никому более в этом мире, бла-бла-бла…»? Ничего удивительного, что Анаис на них разозлилась и послала подальше всех скопом и каждого в отдельности.

Навстречу из-под арки вышла группа горожан. Девушка поприветствовала их и спросила, есть ли у нее надежда заработать в Леберике пару монет.

— На мануфактурах работы хватает, — ответила одна горожанка, — но требуется обучение. Естественно, платное, — ухмыльнулась она, оглядев путницу и на глазок определив ее низкую платежеспособность.

— Можно подписать договор и обучаться в долг, — сказал низкорослый мужчина, с нескрываемым интересом разглядывая девушку.

Анаис поблагодарила и сделала вид, что усердно размышляет, не посвятить ли ей жизнь производству тканей на мануфактурах господ Лебериусов. Проводив взглядом работников славного текстильного производства, она вошла в город.

Побродив по улочкам и увидев, как четко отлажен быт горожан, Анаис поняла: в Леберике ей не на что рассчитывать. Девушка приуныла, но тут из-за угла дома показался мужчина. В одной руке у него было ведро с краской, в другой — свиток. Судя по озабоченному и слегка растерянному виду, он плохо представлял себе технологию покраски дома. Анаис кашлянула.

— А? — обернулся мужчина.

— Хозяин, за пару монет я выполню работу быстро и качественно, — сказала Анаис.

— Обойдусь!

Мужчина поставил ведро с краской, прочитал инструкцию, отбросил ее в сторону и приступил к работе.

Анаис присела на газоне, решив немного передохнуть, а заодно поглазеть, как другие вкалывают.

Мужчина вынул из кармана круглую коробочку и прикрепил к стене дома у самого фундамента. Коробочка выпустила цепкие лапки и засеменила вверх, вычисляя площадь стены. Добежала до середины основания башенки с овальной крышей, проследовала вверх, снова вернулась на исходную позицию и двинулась дальше.

— Ваша рулетка, похоже, не зачарована на интегральное вычисление, — заметила Анаис.

Хозяин дома недовольно на нее покосился.

— По идее, она должна была учесть…

— Не твоего ума дело! — оборвал он девушку.

Анаис плюнула на благородные порывы помочь ближнему и, скрестив руки на груди, презрительно скривила губы: «Поделом!».

Несколько минут спустя она поняла, что рулетка, ко всему прочему, не учитывает наличие на фасаде окон. Когда площадь, наконец, была сосчитана, мужчина выверил положение ведра с краской, присоединил к его боку рулетку, еще раз заглянул в инструкцию и пробормотал заклинание.

Эффект оказался потрясающий: краска взмыла в воздух, распылилась на мельчайшие капли, образовала слой в форме прямоугольника — никаких тебе башенок, выступов и оконных проемов — и ринулась на фасад. У Анаис даже сердце замерло, то ли от испуга, то ли от восторга. Башенки встретили поток словно волноломы: краска врезалась в них, мгновенно обновив поверхность архитектурных изысков, а избытком — щедро оросив черепицу.

Окна стали неотличимы от свежепобеленных стен. Лицо хозяина также покрылось мертвенной бледностью. Анаис еле удержалась от того, чтобы не расхохотаться. Из дома выбежала жена незадачливого маляра, всплеснула руками и заголосила:

— Ах ты, ёффов болван! Что натворил!

Мужчина попятился и наткнулся на Анаис. Он указал на девушку трясущейся рукой и пролепетал:

— Это она.

Анаис даже задохнулась от возмущения.

— Я-а-а?

Подскочила, уперла руки в бока.

Неизвестно, чем бы дело закончилось, если б не подошел сосед из дома напротив — щуплый старичок в неопрятном одеянии.

— Девушка ни при чем, — шепотом произнес он. Взял Анаис за руку. — Идем, угощу тебя ароматным настоем с пирогами.

Девушка и так не собиралась задерживаться на месте малярной трагедии, а уж за возможность перекусить готова была нести старичка на руках.

— Недостойно так себя вести, — покачал головой неожиданный доброжелатель, оглянувшись на соседей.

— Вы литарий? — удивилась Анаис. — Я слышала, что в Харанде очень мало литопоклонников.

— Мы живем обособленно, — улыбнулся старичок. — В Леберике раньше было две семьи, сейчас остался я один. Чтобы посетить храм, приходится ездить в столицу.

— Мне бы не хотелось накликать на вас неприятности, — сказала Анаис, — придумайте мне какую-нибудь работу, за которую можно расплатиться настоем и пирогами. Бескорыстие в Харанде не в чести.

— Вышивать умеешь? — оживился литарий.

— М-м-м, — задумалась Анаис.

Орудовать мечом, стрелять из арбалета, метать звезды — это пожалуйста. Но вышивать… Нет, этому Эльтар ее не учил. Рисование, пение, музицирование — то, что могло пригодиться, окажись Анаис в высшем обществе, — было, а вышивать учитель и сам не умел.

«Э-хе-хе», — прошелестел кто-то внутри.

— А не найдется ли какой-нибудь другой работы? — с надеждой поинтересовалась Анаис.

Не нашлось.

Дом Рубиуса, так звали старичка, ничем не отличался от остальных, никак не выделялся. Анаис огляделась: чисто, уютно, тихо. Пожалуй, слишком тихо… Но скорбь по ушедшим не сплела здесь свою паутину.

— В этом доме нет места для унынья и тоски, — будто угадав ее мысли, сказал Рубиус.

Он поставил на стол чайник, принес блюдо с пирогами.

— Литарии поклоняются богу, дающему жизнь, тепло, любовь, понимание радости бытия, — сказал он. — Отрицаем ли мы богиню богатства и процветания? Ни в коем случае! Нэре велика и значима в жизни каждого. Одним ближе веселый образ жизни, другие стремятся к покою и полумраку, к упорядоченности и тишине. Их время — ночь, их божество — луна. Бог-солнце Лит велел нам любить всех живущих, ибо греховность бытия не исключает прозрения и раскаяния. Только не подумай, что я проповедую, — на секунду встревожился Рубиус. — Нам запрещено делать это вне храма.

Анаис энергично помотала головой:

— И в мыслях не было.

Старичок разлил настой по пузатым чашкам, снял с пирогов салфетку и знаком Лита благословил трапезу:

— Благодарю за еду и питье, дарованные тобой, Лучезарный. Вкушай, гостья.

Еще немного и Анаис, нарушив приличия, схватила бы с тарелки кусок пирога и впилась в него со звериным урчанием, чтобы захлебнуться слюной. Она очень надеялась, что не выглядит настолько оголодавшей, насколько себя ощущает.

Рубиус с удовольствием потягивал настой, не притрагиваясь к пирогам.

— Ни о чем не беспокойся, — сказал он. — Если соседка подаст на тебя жалобу, я расскажу все, что видел и слышал. Мое свидетельство всегда правдиво, потому что Лит не приемлет лжи, равно как воровства, убийств, унижения и жестокости.

«Камешек в огород Нэре?» — подумала Анаис и внимательно посмотрела на Рубиуса.

— Замечательный Бог, — пробормотала она, откусив внушительный кусок пирога.

Сейчас девушка была готова даже демонов чествовать, лишь бы набить живот.

— В душе каждого как горит огонек Лита, так и хранится льдинка Нэре. Бог добр и легко прощает каждого, кто искренне раскаивается в своих прегрешениях.

— Я дитя ночи, — промямлила Анаис, отвалившись на спинку стула и выпятив округлившийся животик.

— Благодарим за насыщение, великий Лит, не забывай и дальше одаривать детей своих светом радости и любви, — тут же отреагировал старичок.

— А чем ты зарабатываешь на пропитание, Рубиус? — поинтересовалась гостья, чтобы увести хозяина с опасной тропы проповедей.

— Тот, кто служит Лигу, получает дар исцелять силой веры, — сообщил он.

— Понятно. — Анаис пожевала губу, прикидывая, возможно ли говорить со старичком, не касаясь религии. — Я знакома с литарийскими принципами и постулатами, — начала она, — так что имею некоторое представление о…

— Как приятно встретить образованного человека! — восхитился Рубиус. — Сейчас покажу тебе кое-что.

Он принес полотно, украшенное вышивкой, и расстелил на столе.

— Над этим трудилась моя жена, но не успела закончить. Не могла бы ты доделать работу?

Анаис пробежала взглядом по строчкам, увитым диковинными цветами:

«Бог есть Свет, дарующий жизнь. Бог есть Любовь, дарующая жизнь. Любовь и Свет — основа бытия. Человек есть отражение образа Творца в мире, наделенный бессмертной душой. Человек, живущий во грехе и не понимающий Бога в сердце своем, после смерти возрождается в новом теле до тех пор, пока бытием и верой не очистится в прозрении от греха — и лишь тогда сможет достигнуть Бога, слиться с ним в Сущности Его Духа и Разума. Сотворение новой жизни — величайший дар Лита, радость творения — награда за труд в поте лица по зарождению жизни в мире. Сотворение жизни и распространение Слова Бога Лита — святая обязанность каждого».

— Это Откровения, которые три тысячелетия назад пришли в видении клирику Люминору. Обновленные постулаты веры и заповеди Лита, собранные в свод догматов под общим названием «Прозрение», — как по писанному отчеканила Анаис.

Рубиус прослезился:

— Сильна в тебе искра божья!

— Это всего лишь общеобразовательные знания, — отмахнулась девушка.

— Сколько времени тебе потребуется, чтобы закончить вышивку? — спросил Рубиус.

— Э-э-э… трудно сказать, — честно призналась Анаис.

— Пойду, составлю контракт, — улыбнулся Рубиус. — А ты приступай. Вот нитки, иголки, в верхнем ящике комода найдешь пяльцы. Как твое полное имя?

— Анаис Кхакай.

По крайней мере, так было написано в документах.

«Ну, влипла! — подумала девушка. — И оплату вперед взяла». Постучала ладошкой по животу, прикрыла глаза и бросила мысленный клич о помощи. Оказалось, что вышивать умела только бабушка Вергейра.

Когда вернулся Рубиус, девушка уже укрепила незаконченную вышивку в пяльцах и подобрала нитки нужных цветов.

— Вот, написал, — старичок положил перед ней контракт, в котором говорилось, что он нанимает Анаис Кхакай для выполнения художественной вышивки, а в качестве оплаты обязуется предоставить кров, пищу и пару монет на карманные расходы. — Завтра сходим к нотариусу, он заверит подписи и рассчитает сумму налога.

Анаис расписалась и, вздохнув, принялась за работу. Она сосредоточилась на внутренних ощущениях, собирая по крупицам бабушкины знания. Легкое оцепенение, состояние полудремы, так легко возникающее после сытной еды, и покалывание в кончиках пальцев возвестили о появлении Вергейры. Анаис привычным жестом взяла иголку, вдела нить и сделала первый стежок.

Через некоторое время работа более-менее заспорилась: стали выплетаться диковинные узоры, буйство красок заполнило канву…

В дверь грубо постучали:

— Открывай, умалишенный болван!

Рубиус пожал плечами, как бы говоря: «Вот так всегда», — и отпер дверь.

* * *

Осматривать замок, в особенности его темницы, Анаис не планировала. Но по намекам охранников поняла, что ей на пару с Рубиусом предоставят оные помещения в бесплатное пользование. На вопрос, чем она заслужила подобную милость, служители правопорядка огласили список, в который вошла порча городского имущества, торговля недоброкачественными малярными устройствами и участие в запрещенном вне стен храма литопоклонническом обряде.

— Однако, — только и смогла произнести Анаис, пораженная числом и тяжестью свершенных преступлений.

«Провела в городе каких-то полтора часа, а послужной список внушает», — с досадой подумала она и покосилась на Рубиуса. Он, конечно, никогда не лжет, да только окружающим нет дела до того, что говорит безумец.

В том, что Рубиуса считают городским сумасшедшим, сомнений у нее не осталось, когда детишки, что окружили старичка, начали строить рожи, дергать его за одежду, а взрослые даже не пытались их остановить. В ответ на подначки старик лишь улыбался сорванцам.

«Этот блаженный легко увильнет от суда, — решила Анаис. — А вот мне это вряд ли удастся. Знала же, что в Харанде нужно держаться подальше от литариев!»

Чем ближе они подходили к замку, тем активней росла толпа любопытствующих. Когда арестованных ввели во двор, он тут же заполнился горожанами. У распахнутых настежь ворот стражи не оказалось, поэтому людской поток беспрепятственно просочился внутрь. Анаис огляделась. Память одного из предков услужливо развернула перед ней картину: квадрат ночного неба в обрамлении серых каменных стен, а в северном крыле вход в подземелье и решетка над жаровней для пыток огнем. Девушке стало нехорошо, колени дрогнули.

Из кухни выскочили стражи.

— Господин Лебериус уехал, а госпожа приболела, — сообщил начальник караула, стараясь перекричать гул толпы. — Судебного разбирательства сегодня не будет, — разочаровал он пришедших. — Добро пожаловать, Рубиус. Давненько ты к нам не заглядывал, темница по тебе скучала.

Люди начали расходиться, недовольно переговариваясь друг с другом. Анаис поняла: для них суд над сумасшедшим литарием излюбленное развлечение. Когда двор почти опустел, на втором этаже южного крыла с шумом распахнулось окно.

«Хозяйка», — прошептал кто-то рядом с Анаис.

Женщина в густой вуали поманила начальника караула пальцем. Тот ушел в дом, а когда вернулся, велел вытолкать всех зевак и запереть ворота.

— Госпожа рассмотрит ваше дело, — сообщил он. — Обвинителей она просит прийти через час, а обвиняемые пока посидят в темнице.

Дверь закрылась. Анаис подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и осмотрелась: узкий каменный мешок, похожий на колодец, у стены — одинокое бревно. Она подошла, уселась на него и тяжело вздохнула. Рядом пристроился Рубиус.

— Хорошо ориентируешься, — сказала ему Анаис. — Часто здесь бываешь?

— Приходится, — ответил литарий. — Хочешь, расскажу притчу?

— Благодарю покорно, не стоит.

— Очень поучительная история. Вот послушай, как мудрец литарий наставлял своего сына: будь безгрешным, чтобы не испытывать страха, будь благодарным, чтобы быть достойным, будь благоразумным, чтобы быть богатым…

Анаис прикрыла глаза и постаралась отрешиться от происходящего. Сначала монотонный голос Рубиуса вогнал в дрему, но, войдя в экстаз, литарий поднялся и громко, нараспев начал читать Символ веры. Анаис вздрогнула и проснулась.

— Клятвой обязуюсь вершить добрую мысль, клятвой обязуюсь вершить доброе слово, клятвой обязуюсь вершить доброе деяние, — закончил Рубиус.

«Сижу я сейчас твоими деяниями в каменном мешке, — с раздражением подумала Анаис. — Верно говорят: бесплатный сыр, тьфу ты, пирожки…»

Распахнулась дверь, и вошел стражник, чтобы проводить заключенных на суд. Некоторые дела в Харанде решались очень быстро.

В покоях госпожи Лебериус было прохладно, несмотря на то, что на улице нещадно жарило. Сам воздух тут казался древним, как и камни, из которых много веков назад сложили замковые стены.

В массивном кресле восседала хозяйка. Ее лицо по-прежнему скрывала густая вуаль. По бокам стояли стражи.

Анаис и Рубиуса вывели на середину зала. Только теперь девушка заметила, что у стены между окон сидят на низких стульчиках «маляр» с супругой. За столом, на котором лежали выпотрошенная сумка Анаис и ее документы, расположился писарь — щуплый человечек с колючим взглядом. Он сразу вызвал у девушки неприязнь. «Мелкая мнительная сошка», — подумала она.

— Назови себя, — велела госпожа Лебериус, взявшая на себя роль судьи.

Девушка покосилась на свитки, в которых были все сведения, касающиеся ее скромной персоны, и с тщательно выверенным рипенским акцентом сказала:

— Анаис Кхакай, травница из княжества Нуатди, южный Рипен.

— Зачем ты приехала в Харанд?

— Чтобы показать свое искусство на съезде магов, — ответила девушка, гордо вздернув подбородок. А как же иначе? Следовало гордиться тем, что харандские снобы признали твои способности дотягивающими до приемлемого уровня.

— Бродяжка она, нищая побирушка, — высказалась жена «маляра». — А бумаги у нее липовые.

— Травница я или нет — легко проверить, — заявила Анаис, проигнорировав выпад.

— Проверим, — кивнула госпожа Лебериус. — Правда ли, что ты продала господину Кафирису принадлежности для покраски дома за один час?

— Нет.

— Лжет! — подскочил Кафирис. — И акцента у этой девки не было!

Госпожа Лебериус чуть повернула голову к стражу. Тот взглядом заставил «маляра» замолчать и сесть на место.

— Сколько вы заплатили? — поинтересовалась хозяйка замка.

— Пять нюфов тридцать гимиков, — тут же отреагировал Кафирис.

— Так вы утверждаете, что обвиняемая получила от вас пять серебряных и тридцать медных монет? — уточнила госпожа Лебериус.

— Да, именно так.

— За это негодное малярное приспособление, которое сделали в Леберике на наших мануфактурах, — хозяйка мельком взглянула на клеймо.

Кафирис покрутил ведро и тоже удостоверился в местном происхождении товара.

— А после этого иноземка нанялась к вам на работу?

— Да, — не видя логической ловушки, сказал Кафирис. — Она изуродовала мой дом!

— И при этом она знала, что товар с подвохом. — Госпожа Лебериус откинулась на спинку кресла и замолчала. Стало слышно, как где-то за стенами замка вопят ребятишки. Хозяйка постучала ноготками по подлокотнику, наблюдая, как окружающие проникаются осознанием нелепости обвинений. Всем известна поговорка: «Если умудрился продать тухлую рыбу, не стоит дожидаться, когда ее начнут готовить». Насладившись эффектом, госпожа Лебериус повернулась к писарю и продиктовала: — Назначить горожанину Кафирису штраф в размере пяти магн за лжесвидетельство. Это первое. Второе: допросить его с необходимым пристрастием и выяснить, у кого вышеозначенный господин приобрел товар. На мануфактурах завелись несуны, которые воруют полуфабрикаты, неумело их зачаровывают и продают по сниженной цене. Подлецов разыскать.

Кафирис бледнел с каждым следующим словом приговора. Госпожа Лебериус слегка наклонилась вперед и застыла, глядя на горожанина в упор. Тот внезапно захрипел, привалился к стене и сполз на пол. Его жена зажала рот ладонями и с ужасом воззрилась на хозяйку замка.

Госпожа глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

«Должно быть, фокус дался ей не так-то легко, — подумала Анаис, — ведь страж обмолвился, что хозяйка нездорова. Эй, умники, — обратилась Анаис к внутренним голосам, — что за магию использовала госпожа Лебериус? Ах, мы все еще не в духе и не желаем разговаривать? Ну и пожалуйста, не больно-то хотелось».

Придя в себя, Кафирис залепетал что-то, а затем прокашлялся и выдал продавца. Хозяйка кивнула, сказала:

— Итак, первую часть дознания считаю завершенной. Стража, проводите горожанина Кафириса с супругой до дома и взыщите с них штраф.

Когда истцы покинули зал, госпожа Лебериус продолжила:

— Известно ли тебе, Анаис Кхакай, что в Харанде литарийские проповеди разрешены только в храмах?

— Да, я слышала об этом, — сказала девушка.

— Почему же ты не покинула дом горожанина Рубиуса, когда он стал проповедовать?

— А кто утверждает, что старик проповедовал? — сделала удивленное лицо Анаис.

— Рубиус, — поманила госпожа пальцем старика, — ты снова нарушаешь закон?

— Нет закона кроме Лита, — гордо провозгласил он. — Я лишь указываю дорогу заблудшим, раздуваю тлеющие угольки в сердцах, чтобы воссиял огонь истины.

«Идиот!» — закатила глаза Анаис.

— За участие в запрещенном действе и за попытку обмануть следствие Анаис Кхакай приговаривается к работам по изготовлению настоек и декоктов на нужды Леберика. Тебе предоставят необходимое сырье, ночлег, а также пищу: хлеб и воду.

Госпожа Лебериус обратила взор к литарию.

— С Рубиуса, как всегда, взыскать штраф.

— Простите, госпожа, — обратилась к ней Анаис, — а какова длительность наказания?

— Ах, да, — спохватилась та. — Неделю назад скоропостижно скончался леберикский травник, осталось множество невыполненных заказов. Сделаешь эту работу и будешь свободна.

— Благодарю вас, — поклонилась Анаис и подумала, что жена ее врага на удивление рассудительна и справедлива.

Девушку проводили на второй этаж восточной части замка. Через некоторое время ей принесли травы, коренья, посуду и все необходимые приспособления. Стражи с хмурым видом встали у дверей.

Сначала подмастерья недоверчиво косились на Анаис, но по мере распространения по замку слухов начали поглядывать с возрастающим интересом. Она старалась не обращать внимания на то, что происходит вокруг. Но по всему было видно: слухи обрастают все новыми интригующими подробностями.

Анаис перебрала рецепты, разыскивая сходные составы зелий, чтобы сварить заготовку на все сразу, а после быстренько дополнить недостающими компонентами. Главное, поскорее отсюда убраться…

— Ты травница?

Анаис вздрогнула, рассыпала меру порошка и сердито обернулась.

— Нет, отравительница, — буркнула она, угрюмо поглядев на прыщавого юношу. — Мои документы лежат на столе у госпожи, сходи да почитай.

— Мне туда нельзя, — с сожалением сказал юноша. — А правда, что старик Рубиус в постели все еще дает жару?

Анаис пару раз моргнула, прежде чем до нее дошел смысл сказанного, потом нехорошо прищурилась.

— Я такие декокты готовлю, что даже труп не оплошает, — заговорщическим тоном сообщила она.

Юноша исчез так же неожиданно, как появился. «Побежал доводить слухи до абсурда», — подумала Анаис и покачала головой. Демон за язык дернул. «Проклятые литарии с их свободной любовью! Мало было обвинить меня в сочувствии их вере, так еще замарали подозрениями в… Тьфу! Конечно, такое событие в провинциальном городке: появилась молоденькая иноземка и переспала с сумасшедшим старцем, религия которого фактически вне закона. Что может быть пикантнее!»

Зелье тихонько булькало на водяной бане, время от времени его приходилось помешивать. Лицо Анаис раскраснелось от жары.

Через какое-то время она выудила из корзины флакон для зелья и печально констатировала, что посуда не подготовлена для хранения ее дивных снадобий. Флакон был оплетен паутиной и покрыт пылью. Анаис наморщила лоб, припоминая заклинание Сальмона Дезинфектуса, но потом мотнула головой, отметая эту идею. Потребовала принести большой котел и растопить еще один камин, благо в помещении их было четыре.

У дверей то и дело мелькали обитатели замка, перешептывались, комментируя действия травницы. То ли не догадывались, что в лаборатории хорошая акустика, то ли им не было дела до ее чувств.

— Ой, глянь-ка, она посуду варит. Хи-хи.

— Дура, это травники ее так моют. Ну, те, что неопытные в заклинаниях.

— Наварит эта арестантка дряни какой-нибудь, раз в магии не понимает!

— У этой девки диплом не харандский. В толк не возьму, как хозяйка ей такое дело доверила.

— Госпоже что, — тяжелый вздох, — горожанином больше, горожанином меньше.

— А я, между прочим, недавно покойному травнику рецепт принесла, что лекарь хозяину выписал. Не хочешь ли ты часом в чем-то обвинить госпожу?

— Вот язва баба!

Анаис на секунду замерла, перехватила ступку поудобнее и стала еще энергичнее разминать пестиком густую массу. Она просматривала только составы, и для удобства маркировала емкости номерами, указанными на рецептах, не обращая особого внимания на имена пациентов. Но тут не спеша отставила ступку с массой, которой предстояло стать суппозиториями, в сторону и начала небрежно перебирать рецепты. «Дарг Лебериус», — значилось в одном из них.

В глазах у Анаис потемнело, голоса окружающих растворились в шуме пульса.

«Я помню твое перекошенное злобой лицо, Дарг Лебериус, и щипцы в твоих руках. — Девушка облизала в момент пересохшие губы. — О, как заманчиво. Отравить бы это чудовище». От подобных мыслей голова пошла кругом. «Что там выписал лекарь? Мазь от геморроя. Ха! Какие страдания я могла бы обеспечить с помощью такого лекарства, — подумала Анаис. — Нет, много времени давать не следует — успеют спасти. Как насчет быстрой, но мучительной смерти?»

Анаис подошла к котелку и принялась медленно помешивать булькающее содержимое. «Не за этим я сюда пришла, — с сожалением подумала она. — Может в ближайшее время проклятый Лебериус загнется сам по себе? Вот ведь, как нескладно все выходит. Подозрение в любом случае падет на меня. Никто не доверяет чужакам… Так, прекрати нервничать».

Анаис перешла к другому камину, где кипятились флаконы.

— Мне бы решетку для сушки посуды, — громко сказала девушка.

Через некоторое время принесли то, что требовалось, и она продолжила работать…

Глубокой ночью, когда все — даже стражи у дверей лаборатории — уже спали, Анаис, наконец, закончила фасовать приготовленные снадобья. Пнула заливисто храпевшего бугая, что сидел на полу, привалившись к дверному косяку, и потребовала проводить ее туда, где можно отоспаться. Стражник с трудом разлепил веки и неприязненно посмотрел на подопечную.

— Плохо за мной приглядываете, — сказала Анаис.

— А какой тебе резон убегать? — хмыкнул стражник. Поднялся и растолкал второго. — Вокруг замка защитный контур. Далеко тебе не уйти, догоним.

— Тоже верно, — буркнула девушка.

Ее проводили до комнаты, больше напоминавшей келью аскета. Серые стены, грубо сколоченный лежак без матраца, подушки и одеяла. И всё.

Когда страж собрался запереть дверь, Анаис опомнилась и крикнула вслед:

— Хлеба и воды принеси! Эй! И не запирай! Сам же сказал, что мне нет резона сбегать.

— Нечего ночью по замку шататься. Еще сопрешь чего.

Через некоторое время явилась заспанная девушка с подносом.

— Госпожа травница, — она поставила ношу на лежак за неимением другой меблировки, — не могли бы вы мне помочь…

Анаис отпила родниковой воды из жестяной кружки, откусила от краюхи и принялась сосредоточенно жевать, разглядывая девушку. Та переминалась с ноги на ногу и зябко куталась в шаль.

— И чем же я могу помочь? — прожевав, поинтересовалась Анаис. Предположила: — Небось, приворотное зелье нужно?

— Нет, — улыбнулась девушка, и на щеках появились очаровательные ямочки. — Мне бы яда немного, желательно с мгновенным действием.

Анаис поперхнулась. Что она слышит от этого белокурой, очаровательной малышки? Немножечко яда. Совсем чуть-чуть, капельку, но чтобы самого страшного и эффективного.

— Я правильно поняла, ты просишь изготовить для тебя хорошей отравы?

— Не для меня лично, — замялась девушка. — Мой отец тяжело болен, и лекарь сказал, что ему не выкарабкаться. У нас нет денег для прерывания жизни. — Девушка всхлипнула. — Даже на обряд освобождения души из плена мертвого тела не набирается.

— А сколько стоят ритуальные услуги? — спросила Анаис, хмурясь.

— Двенадцать золотых — прерывание. Десять серебряных — обряд.

— М-да, — протянула Анаис. — Но ты же знаешь, что самоубийство богами не приветствуется?

— Это не будет самоубийством, — решительно подытожила девушка.

Анаис призадумалась. Не очередная ли это попытка проверить ее на вшивость? Если выяснится, что она стала соучастницей убийства, в лучшем случае ее выставят за пределы государства и никогда больше не впустят. Это — в лучшем.

— У меня нет ядов, — сказала она.

— Я заплачу! — девушка молитвенно сложила руки.

— Завтра я навещу твоего отца, — пообещала Анаис. — Возможно, смогу как-то облегчить его страдания.

— Лекарства уже не помогают, — вздохнула девушка.

Анаис промолчала. Вернула поднос. Девушка ссутулилась и понуро побрела к двери.

Лязгнул замок, и наступила тишина.

* * *

Магистр Петерик Слэг остановился у окна, сложил руки на груди и посмотрел вверх, туда, где между башнями Академии виднелся клочок неба. Слэгу никогда не нравился кабинет на первом этаже с видом на двор-колодец. Он мечтал перебраться в другое помещение, куда хоть изредка заглядывает солнце. Хотя «мечтал» — не вполне подходящее слово. Лет десять-пятнадцать назад Слэг еще мог его употребить, но с тех пор много воды утекло.

Петерик хорошо помнил тот день, когда впервые вошел сюда. Он был полон дерзких замыслов и радужных надежд. «В точности как эти двое». Слэг, оглянулся.

Студенты корпели над свитками. Обычное дело. Раз в несколько лет подпорченные плесенью трактаты приходилось переписывать, ведь невозможно бесконечно обновлять их заклинаниями. Проклятая сырость! Проклятый кабинет!

Слэг зашелся кашлем. От мучительного приступа все его тело содрогнулось. «Однажды я выплюну легкие», — мрачно подумал он, отдышавшись.

Студенты лишь первое время отрывались от работы и предлагали посильную помощь, но наставник отказывался. Иногда в довольно резкой форме. И они перестали обращать внимание на его приступы.

Слэг подошел к столу, налил из графина воды, которая, как ему казалось, пахла тиной. Накапал в стакан целебной настойки и сделал пару глотков. Поморщился от набившего оскомину вкуса кореньев и трав. Слэг давно заметил, что зелье перестало помогать. Не то чтобы совсем — дома или в поездках оно действовало, — но стоило принести флакон в кабинет, и зелье теряло силу. Приходилось заказывать новое. Та же история с зачарованными от порчи свитками. У коллег они хранились десятилетиями, но в его кабинете, наверное, была какая-то особенная сырость.

«И стены давят. Нестерпимо давят стены! — Слэг брякнул стаканом о каменную столешницу. Звякнуло. Порез на руке набух кровью. — А ведь только вчера зачаровал на ударостойкость».

Молодые люди вскочили и, несмотря на протесты магистра, бросились неумело перевязывать рану. «С какого же они факультета? — попытался припомнить Слэг. — Явно не со знахарского». Багряные капли шлепались на пол. Магистр откинул со лба сальные космы, сощурился, пытаясь разглядеть который из его подопечных Хотар Лебериус, а который Андо Атранкас.

В академии уже давно сложилась традиция отсылать провинившихся студентов в кабинет магистра Слэга — переписывать старые свитки. Как показывала многолетняя практика, хулиганы действительно раскаивались, у них появлялись зачатки усидчивости и терпения. Ко всему прочему это давало руководству право отказать магистру в новом помещении: «Гибнут находящиеся в вашем ведении документы? Но позвольте, любезнейший Слэг, не в прошлом ли месяце были переписаны сто двадцать шесть свитков из вашей коллекции? Ну хорошо, не вашей! Ценные? Все действительно ценные свитки хранятся в другом месте».

С этим можно было поспорить, но Слэг прекрасно понимал: делать этого не стоит. История целительства преподавалась как общеобразовательная сопутствующая дисциплина в курсе «Зельеварение» и в два счета могла стать необязательной.

Слэг опять закашлялся и, прижав пораненную руку к впалой груди, ушел в хранилище. Разумнее было бы отправиться на воздух, но стоит начальству заметить, что он прохлаждается, как пить дать прогонят со службы. Шустрых да быстрых много развелось, а место в Академии — лакомый кусочек, даже в таком подземелье.

Слэг привалился к стеллажу, доверху заваленному свитками, согнулся в три погибели. Кашель был хриплый, даже лающий, и в груди от него пламенело, точно кто-то раздувал уголья. Магистр, измученный приступом, присел на корточки. По щекам потекли слезы. Он вытер лицо рукавом заношенной мантии, пошарил в кармане, разыскивая коробочку с пилюлями. Но вдруг замер, уставившись на растрескавшийся пол.

Складывалось впечатление, будто что-то хотело пробиться наружу из-под каменной плиты. Трещины разбегались от ее центра, где вспучился небольшой бугорок.

Слэг ковырнул ногтем этот выступ, и камень легко раскрошился. Магистр почувствовал, как по спине пробежали мурашки: порой у него случалась такая реакция на сильные магические эманации. Под землей что-то было, что-то необычайно мощное, раз уж оно смогло подняться к поверхности через древний монолит под Эридой.

— Атранкас! Лебериус! — позвал магистр подопечных и снова зашелся кашлем.

Студенты прибежали в хранилище.

— Копните-ка вон там, — указал Слэг.

Студенты стали ковырять пол. Плита крошилась, как трухлявое дерево. Вскоре в образовавшемся углублении показался угольно-черный камень величиной с кулак.

* * *

Утро наступило так быстро, что Анаис засомневалась: спала она или просто моргнула и обнаружила, как высоко поднялся Лит? Но в памяти всплыли обрывки сновидения. Казалось, что под ногтями застряло крошево эридского монолита.

Спина затекла. Девушка встала с лежака, потянулась и прислушалась. Жизнь в замке уже кипела: туда-сюда сновали люди, чем-то гремели, перекрикивались. Анаис попыталась разобрать, о чем судачат слуги, но в этот момент загремел ключ в замке. Вчерашняя горе-отравительница отперла дверь. Бледная, с синяками под глазами, она молча бухнула на лежак поднос и хотела уйти, но Анаис ее остановила:

— Проводи меня к отцу…

Больной непрерывно стонал и, судя по всему, уже дошел до той стадии, когда перестают узнавать окружающих, а реальность становится неотличимой от бреда. Его мышцы настолько усохли, что лежавшие поверх одеяла руки казались состоящими из костей, обтянутых кожей. Анаис склонилась над медленно и мучительно умирающим человеком. Его дочь стояла рядом хмуро смотрела на нее.

— Принеси кипятка, — велела Анаис.

Девушка передернула плечами и молча вышла из комнаты. Конечно же, она давно утратила надежду и не верила, что кто-то способен помочь. Анаис подождала, а когда шаги затихли в конце коридора, положив на грудь больного ладони, постаралась притушить свое сознание, чтобы приоткрыть щелку для чужого.

«Питайся, Шшахар. Ешь, мерзкая тварь…»

Девушка вернулась с котелком и замерла на пороге. В комнате царила тишина. Анаис оторвалась от разглядывания двора, закрыла ставни и обернулась. Она не знала, что следует говорить в таких случаях. Соболезнования — не по ее части.

Анаис взяла у девушки котелок и, пристроив его на подставке, зачерпнула кипятка глиняной кружкой. Порылась в карманах, вытащила маленький сверток и высыпала его содержимое туда же, в кружку.

Девушка на негнущихся ногах подошла к постели отца.

— Он умер?

— Умер, — подтвердила Анаис. — Отмучился.

Поднесла кружку к губам, подула и сделала небольшой глоток. Поморщилась. Жуткая гадость, зато бодрит. Когда слабость отступила, Анаис поднялась, прихватила со стола потрепанную книжицу «Секреты красоты» и молча вышла из комнаты.

Сейчас ей хотелось чего-нибудь жизнеутверждающего. Анаис добралась до кельи, переставила поднос с завтраком на пол и прилегла. Полистала книжку, но это разжижающее мозг чтиво нужного эффекта не оказало. Одна мысль не давала покоя: как она сможет удерживать демона, когда его сущность дополнится? Ведь даже сейчас малейшее пробуждение этого паразита валит ее с ног.

В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, распахнули.

— Хозяйка зовет, — коротко бросил стражник.

В покоях госпожи Лебериус были те же люди, что и вчера, за исключением горожанина Кафириса с женой. Анаис поприветствовала хозяйку и покосилась на Рубиуса, державшего пяльцы с незаконченной вышивкой. Он ей улыбнулся.

— Мне доложили, что ты работала до глубокой ночи и выполнила все заказы, — обратилась к Анаис хозяйка, — однако я не могу тебя отпустить.

— Почему? — воскликнула Анаис.

— Только что горожанин Рубиус предъявил нам договор, заверенный нотариусом, согласно которому ты обязалась выполнить для него художественную вышивку.

Анаис стиснула зубы и кивнула: мол, было дело.

— В контракте сказано, что горожанин Рубиус в качестве платы за работу обязан предоставить кров и пищу. Но, с учетом всех обстоятельств дела, я настаиваю, чтобы травница оставалась в замке.

Анаис ничего не имела против, проповедями она была сыта по горло.

— Рубиус будет приносить пищу, чтобы исполнить свои обязательства по договору, — сказала госпожа Лебериус, и писарь все тщательно запротоколировал.

Анаис, получив в свое распоряжение незаконченную вышивку, не спешила возвращаться в келью. Она вышла во двор понежиться на солнышке и, наверное, долго бы так просидела, не подбеги к ней давешний юноша.

— Госпожа отравительница! — обратился он к Анаис, от чего та подскочила, как ужаленная.

— Ну, что ты несешь? — возмутилась она. — Какая я тебе отравительница?

— Сами же вчера сказали…

— Да ты, я вижу, совсем шуток не понимаешь, — перебила она его. — Травница я. Усвоил?

— Угу, — кивнул он. — Вы у нас еще поживете, да?

— Поживу, — буркнула Анаис.

— Хотите, я вам замок покажу?

— А можно?

— Мы потихоньку, — улыбнулся он.

— И что ты за это попросишь? — прищурилась Анаис. Не приведи Нэре встретить еще одного бескорыстного харандца-литария.

— Научите мою сестру, как веснушки сводить, а то она никак замуж выйти не может из-за того, что рябая.

— Тебе-то какая радость от ее замужества?

— Уйдет к мужу, не будет больше меня за уши драть.

— Хм. — Анаис склонила голову к плечу и спросила: — А с чего ты взял, что я веснушки умею сводить?

— Вон у вас вчера их сколько было, а сегодня ни одной, — отрапортовал он.

Анаис сделала брови домиком, но благоразумно промолчала. Не просить же паренька срочно принести ей зеркало, чтобы убедиться в отсутствии веснушек.

— Ладно, показывай замок, — милостиво согласилась она, вручив ему пяльцы с вышивкой и корзинку с нитками.

«Авось попадется где-нибудь по дороге зеркало», — с надеждой подумала Анаис, скользнув следом за пареньком в прохладные недра замка.

— Я вам покажу комнаты хозяйских сыновей, — с гордостью сообщил провожатый.

— И что же в них интересного?

— Ну-у-у. — Юноша задумался, возвел глаза к потолку и поскреб в затылке. — Там сейчас никого нет.

— А когда вернутся, будет нам нагоняй, — предположила Анаис.

— Не, — расплылся в улыбке паренек. — Господин Тарик в Эриде теперь живет, в академии работает, а господин Тамерон… Нехорошо о хозяевах дурное говорить, — помотал он головой.

— А ты мне на ушко шепни, — хитро сощурилась Анаис.

— Вот, кстати, его комната, — юноша толкнул дверь, и та с тихим скрипом отворилась.

Анаис с интересом заглянула в покои младшего хозяйского сына.

— Заходи, не бойся, — подбодрил ее экскурсовод. Он осторожно притворил дверь и плюхнулся на кровать. — Вот, здесь он и жил.

Анаис удивленно вздернула брови:

— Так он умер?

— Типун тебе на язык, травница! Он, конечно, позор всего рода Лебериусов, но смерти ему никто не желает.

В комнате царил художественный беспорядок: на спинке стула и на столе лежала одежда, повсюду валялись нотные листы. Складывалось впечатление, что хозяин только что вышел.

— Почему здесь не убирают? — удивилась Анаис.

— Нет нужды зря время тратить, — отмахнулся подросток. — Гостевых комнат в замке полно, а сюда никто не ходит.

На полке примостились несколько фолиантов по философии и теологии, но не было ни одной книги по магии. Девушка сделала шаг к давно примеченному зеркалу и зацепилась за что-то носком сапога. Наклонилась, подняла с пола рубашку из тончайшего ханутского шелка, не удержалась и понюхала. Одежда еще хранила запах владельца с нотками хвои и цитрусовых. «Дорогая туалетная вода», — оценила Анаис.

Она подошла к зеркалу и, словно испытывая собственное терпение, сначала перебрала пузырьки и флаконы, стоявшие на полке.

Девушка отвинчивала крышечки, принюхивалась к запахам и украдкой рассматривала свое отражение. Действительно, ни единой крапинки на идеально гладкой коже. К ее удовольствию, за компанию с веснушками исчезла и россыпь гадких прыщиков. «Так вот как платит Шшахар своему носителю. Знает, гад, чем подкупить! А вообще, надо меньше заглядывать в книжки о красоте, а то вырастит он мне полуметровые ресницы».

Анаис оторвалась от зеркала и глянула на паренька.

— А, — спохватился тот, — про господина Тамерона. Он плюнул на образование и заделался менестрелем. Бродит по свету. Магии он обучался из рук вон плохо, только и знал, что на лютне бренчать да песни петь. Одно время думали, что господин Тамерон станет жрецом, но из этого тоже ничего не вышло. И вот однажды…

Анаис поняла, что среди слуг этот Тамерон — неиссякаемая тема для сплетен, но ее гораздо больше интересовал Тарик.

— Эй, послушай, — прервала она словоизлияния паренька, — у меня еще полно работы, расскажи лучше не про паршивую овцу.

— Ладно, пошли дальше, — легко согласился он.

Девушка сама распахнула дверь комнаты господина Тарика. Книги, книги и еще раз книги. Она взяла первую попавшуюся, раскрыла наугад и замерла с открытым ртом над красочной картинкой. Паренек заглянул ей через плечо и охнул. Анаис захлопнула потрепанный фолиант, залилась румянцем.

— Господин Тарик большой любитель… э-э-э… женщин, — промямлил подросток, внимательно следя за тем, куда девушка положит книгу.

— Не сомневаюсь, — пробурчала Анаис, борясь с желанием пролистнуть еще пару страничек для общего образования и попутно рассматривая перспективу отправить увлекательное чтиво в камин, дабы не развращать малолетних.

— Но, кроме этого, господин Тарик большой маг, — с серьезным видом покивал парнишка.

— Значит, он в Эриде? — уточнила Анаис и положила книгу на полку.

— Ага, — кивнул подросток, жадно приглядываясь к засаленному томику. — Не всякому предлагают место в тамошней академии, — с гордостью заявил он.

— Отец, наверное, им гордится.

— Еще как!

— Спасибо за экскурсию, — поблагодарила Анаис. — Пора к делам возвращаться.

— А как насчет веснушек сестры?

— Видишь ли, дружок, у нас в Рипене веснушки сейчас в моде, вот мы их и рисуем где ни попадя. — Анаис развела руками. Затем понаблюдала за процессом вытягивания лица парнишки, усмехнувшись, потрепала его по щеке и ушла. Не стоило дожидаться, когда ее провожатый в красках представит себе все те места, где можно рисовать веснушки.

Девушка вернулась в келью, бросила на лежак ненавистную вышивку и села сверху. Нет, она вовсе не глумилась над великими заповедями Лита, просто выражала отношение к сложившейся ситуации. В таком положении Анаис провела около получаса, дожидаясь, когда солнечные лучи проникнут в скромное жилище, и она сможет приступить к работе при сносном освещении. Не сидеть же во дворе, бросая вызов нэреитскому обществу.

Бабушка Вергейра была большая искусница, и дело спорилось: вновь стежок за стежком ложились на канву. Когда Анаис вышла из транса, то с ужасом обнаружила в нижнем углу своего творения инициалы В. С. Н. А. Как, спрашивается, теперь объяснять, почему ее подпись так длинна и не соответствует имени Анаис Кхакай? Девушка провела пальцами по выпуклостям стежков. Вергейра Сирин Натэна Атранкас — вот что означала эта монограмма.

— Ну, спасибо, бабуля, — процедила Анаис сквозь зубы, — удружила.

Если бы камни замковой кладки умели говорить, много интересного узнали бы слушатели. Если бы Анаис прилегла в комнате менестреля, удивительные навестили бы ее сны. Придется мне исправить эту высшую несправедливость и поведать историю о братьях Лебериусах.