Госпожа Лебериус оперлась о стол, чтобы рассмотреть вышивку, и при этом накрыла монограмму ладонью.

«Так и стой, не двигайся», — мысленно взмолилась Анаис. Она хоть и заготовила с десяток объяснений, но предпочла бы обойтись без них.

— Что ты намерен делать с вышивкой? — спросила хозяйка замка Рубиуса, пришедшего принять работу.

Литарий ответил:

— Хотел подарить ее этой милой девушке, — указал он на Анаис.

— Ах, Рубиус, Рубиус, — покачала головой госпожа Лебериус. — Неужели ты желаешь бедняжке неприятностей?

Старичок искренне удивился.

— Я, пожалуй, куплю у тебя эту вышивку, — задумчиво сказала хозяйка. — Сколько за нее просишь?

Сторговались они моментально. Рубиуса не особенно интересовала материальная сторона вопроса, более всего он заботился о духовной составляющей. Шутка ли, пролить свет Великого Творца в нэреитском гнезде. Рубиус удалился с ощущением выполненного долга, а деньги достались Анаис в качестве вознаграждения за хорошо выполненную работу. Против этого девушка нисколько не возражала. Тут бы она и покинула треклятый замок, но писарь, который словно тень постоянно маячил за плечом у хозяйки, тихо кашлянул и проговорил:

— Анаис Кхакай, вам надлежит заполнить налоговую декларацию о доходах и уплатить в казну необходимую сумму. Осмелюсь также напомнить, что вы получали от горожанина Рубиуса пищу.

— Если бы вы предупредили меня заранее, я бы насушила сухарей, чтобы отдать их в казну, — мрачно сказала Анаис.

— Шутки здесь неуместны, — ответил писарь.

— Какие уж шутки, — тяжело вздохнула девушка, давя раздражение. Харанд ее измотал, а ведь она еще даже не добралась до Эриды — средоточия маразматической бюрократии. — Где взять бланки декларации?

— В городском совете.

— А зеркала путешествий там есть? — с надеждой спросила Анаис.

Писарь тут же заподозрил ее в желании совершить побег и сощурил глазки. Впрочем, он был недалек от истины.

— Проводите нашу гостью, — велела ему госпожа Лебериус. Причем интонация явно намекала, что у фразы существует неозвученное продолжение: «чтобы она не наделала глупостей».

Городской совет, как ему и полагалось, находился в ратуше. Ступив под своды древнего здания, Анаис отметила оживление, царившее на почтовом отделении зеркальной переброски.

— Как трогательно, когда люди поддерживают тесные родственные и дружеские отношения, — сказала девушка, глядя, с каким нетерпением некоторые разворачивают свитки, чтобы поскорее их прочесть.

— Это судебные иски, — после некоторой паузы ответил писарь.

— О! — Анаис прикусила губу, сообразив, что сморозила глупость. — Это же Харанд.

— Личные письма пишут на древесной бумаге и запечатывают в конверты, — просветил ее писарь. — А для важных бумаг по традиции используют пергаменты из козьих шкур. Свитки зачаровывают особым образом, чтобы текст нельзя было впоследствии изменять. Каждый писарь владеет этим важным заклинанием.

«Только бы не раздулся от гордости и не лопнул», — подумала Анаис.

— Вот и пришли, — сказал писарь, остановившись перед неприметной дверью. — Подожди здесь, — велел он и важно добавил: — У меня тут связи.

Он действительно оказался вхож в кабинет секретаря и вернулся достаточно быстро, неся подмышкой тугой свиток, который немедля вручил Анаис.

Девушка отыскала свободный подоконник и разложила на нем налоговую декларацию, которая состояла из тридцати листов. Просмотрев заголовки разделов, она шумно сглотнула.

— Я должна заполнить все?

— Совершенно верно, — любезно подтвердил писарь.

— Но позвольте, — возмутилась Анаис, — как же можно в трехдневный срок предоставить сведения с предыдущего места работы? А если оно, скажем, в Рипене или, того хуже, в Регалате, я уж не говорю о Хануте?

— И что же? — невозмутимо произнес писарь.

— А то, что зеркальной переброски общего пользования там нет. Рипен — не Харанд.

Писарь усмехнулся и развел руками, дескать, ваши проблемы.

— Можете обратиться к адвокату, — посоветовал он.

— Да пош… — Анаис нервно оглянулась: «Оскорбление словом при свидетелях. Нет, такого удовольствия этому сморчку я не доставлю».

Надежда на компенсацию за моральный ущерб медленно угасла в глазах писаря.

Анаис вернулась в свою келью, мрачная и задумчивая. Просмотрев по дороге треклятую декларацию, она пришла к выводу, что ничего не понимает во всей этой казуистике. Писарь наотрез, несмотря на предложенное вознаграждение, отказался ей помочь. Анаис подозревала, что он не преминет оповестить всех местных тружеников пера, с целью организовать против нее заговор. Перспективы вырисовывались совершенно безрадостные: на всю оставшуюся жизнь она застрянет в Леберике и будет бесплатно горбатиться на жителей проклятого городка в счет уплаты саморазмножающихся налогов и штрафов. Вот так прозаично и абсолютно надежно. Ее убьет не меч или кинжал лихого разбойника, не боевой пульсар военного специалиста, а кипы бумаг, тонны макулатуры. В конце концов, доведенная до отчаяния, Анаис сама придет к Даргу Лебериусу.

Поздним вечером за дверью раздались крадущиеся шаги, и в замке заскрежетал ключ. В дверном проеме подобно бледному призраку возник писарь. Анаис приподнялась на локте и с удивлением на него уставилась. Что понадобилось этому сморчку?

— Положение у тебя незавидное, — сказал тот, притворив дверь. Нервно оглянулся по сторонам и присел в ногах у девушки.

— Нормальное положение. Лежачее, — ухмыльнулась Анаис. — И сверху не каплет. Гораздо хуже, когда пешего путника непогода застает в дороге.

— Тебя ждет долговая яма, — с притворным сочувствием сообщил писарь.

— Так уж и ждет.

Анаис уселась и подтянула к себе ноги, как это делают жители Ханута.

— Никаких сомнений, — заверил ее незваный гость.

— И ты пришел?..

— Чтобы помочь тебе избежать неприятностей.

— Как это благородно, — желчно улыбнулась Анаис.

— Взамен ты пойдешь со мной в подвал, — сказал писарь, и в неровном свете пляшущего на сквозняке пламени свечи стало видно, как лоб его покрылся испариной.

Анаис насторожилась.

— У меня особые пристрастия, — поведал он.

— Постой-ка, — сообразила девушка, — ты предлагаешь мне ночь любви?

— Любовью я бы это не назвал, — мерзко хихикнул писарь. — Выбора у тебя все равно нет, ведь кроме меня никто, слышишь, никто тебе не поможет.

— Думаешь, я полная дура? Разберусь я с этой декларацией, не сомневайся.

— Ты не учитываешь, что в моей власти задержать кое-какую почту. День ото дня к твоему долгу будут прибавляться немалые пени.

— Хм, ловко придумано, — оценила Анаис. — Только никуда я с тобой не пойду.

— Ты пожалеешь! — рассердился писарь и вскочил с лежака.

— О том, что не провела ночь с извращенцем? Вряд ли.

Двух мнений быть не могло: Анаис обзавелась врагом. Писаря теперь трясло не от возбуждения, а от злости, и он никак не мог попасть ключом в замочную скважину…

— Играй по правилам, Анаис, играй по правилам, — сказала себе девушка, когда подлец, наконец, вышел. Она закуталась в облезлый гобелен, который тайком позаимствовала в одной из пустующих комнат, и постаралась заснуть.

Утром Анаис попросила аудиенции у госпожи Лебериус и после обеда была милостиво принята.

— Нижайше прошу простить, — склонилась она перед хозяйкой, — но вынуждена обратиться к вам за помощью.

Девушка положила перед госпожой Лебериус мешочек с полученным накануне вознаграждением. Та кивком велела ей продолжать, однако шаги, раздавшиеся на лестнице, заставили хозяйку жестом остановить просительницу.

— Подожди в будуаре, — велела она.

Анаис проследовала в указанном направлении, но дверь оставила чуть приоткрытой. Конечно, подглядывать нехорошо, но осуждению или, того хуже, наказанию можно подвергнуться лишь в том случае, если тебя поймают на месте преступления. «Буду осторожна», — решила Анаис.

Она узнала его сразу. Этот крючковатый нос, похожий на клюв церопуса на фамильном гербе, пронизывающий взгляд, тяжелый подбородок и тонкую линию губ, словно по лицу черкнули острым лезвием.

Дарг Лебериус приказал слугам выйти.

Анаис отшатнулась в темноту будуара и поймала себя на том, что очень хочет спрятаться. Момент встречи супругов она пропустила, но, судя по тому, как была задрапирована хозяйка, вряд ли они поцеловались. Преодолев страх, девушка вновь приблизилась к приоткрытой двери. Прислушалась.

Дарг развалился в кресле и просматривал отчеты и доносы, что скопились за время его отсутствия.

— Ты хорошо потрудилась, — улыбнулся он жене.

— А ты, я вижу, развеялся.

— Смена деятельности… Хм. — Его взгляд задержался на одном свитке. — В замке живет иноземка? И ты доверила ей готовить для нас лекарства? Я должен ее допросить.

— Думаю, она уже уехала, — ровным тоном сообщила госпожа Лебериус.

Сказать, что Анаис удивилась этому заявлению — ничего не сказать. Тут явно шла какая-то игра, в которую, по здравому рассуждению, встревать не следовало. Тем более ей.

— Если травница еще здесь, задержи ее до завтра. В любом случае, я вызову специалиста, чтобы перепроверил состав моей мази.

Дарг взял свитки и поднялся, но, уже дойдя до выхода, внезапно передумал. Вернулся, швырнул бумаги на стол и резко откинул вуаль жены. Анаис при виде изуродованного лица содрогнулась. Дарга такое зрелище не отпугнуло, наоборот. Он жадно и требовательно припал к губам супруги. Отстранился, собрал в кулак тронутые сединой волосы жены, заставив ее поморщиться от боли, и сказал:

— Даже твое уродство, Катриона, которое ты так старательно пестуешь, не отвратит меня. В один день, дорогая, в один день… — в его улыбке мелькнуло что-то демоническое. — К сожалению, вечером мне снова придется уехать.

Внезапно он пошатнулся.

— Тварь! — Дарг наградил жену звонкой пощечиной.

Она уставилась в пол и медленно опустила вуаль. Грудь господина Лебериуса тяжело вздымалась, дыхание сделалось хриплым.

— Прости, — прошептала его жена, — но когда ты меня злишь, я не могу себя контролировать.

— Мы еще поговорим об этом, — сказал Дарг и стремительно вышел, прихватив свитки.

Анаис могла поручиться, что под вуалью взгляд госпожи Лебериус горел ненавистью.

В покои моментально вернулись слуги. Один из них держался за пламенеющее ухо. «Попал под горячую руку», — подумала Анаис. Девушка не стала дожидаться, когда ее пригласят, и вышла из будуара.

— Ты хотела просить позволения уехать, не так ли? — как ни в чем не бывало, продолжила госпожа Лебериус прерванную аудиенцию.

— Верно, — кивнула Анаис. — Позвольте вернуть вам вознаграждение, чтобы избавиться от необходимости платить налоги.

— Вы свидетели, — сказала госпожа Лебериус слугам, — что травница из рипенского княжества Нуатди Анаис Кхакай передала мне деньги, полученные в награду за выполненную работу. Однако, — хозяйка возвысила голос, — по местным законам это не избавляет вышеозначенную просительницу от уплаты налога на прибыль, которая была ею получена.

Слуги согласно закивали.

— Пригласите писаря, — велела госпожа Лебериус.

— Но у меня ничего не осталось, — прошептала Анаис, пораженная тем, что хозяйка откровенно хоронит ее в долговой яме. «Что же тогда означало ее заявление мужу о моем отъезде? — недоумевала девушка. — Страсть во всем ему перечить?»

Явился писарь. Слуга, что стоял ближе к двери, склонился к его уху и зашептал, объясняя, что к чему. Писарь ухмыльнулся и проделал перед Анаис несколько пасов. Девушка побледнела, когда осознала смысл процедуры. У каждого мало-мальски уважающего себя хозяина непременно есть защитный контур для жилища. У таких домовладельцев, как Лебериусы, наверняка установлена избирательная защита, которая не только предупреждает о том, что кто-то вошел на территорию замка или покинул ее, но также способна не впускать или не выпускать определенный круг людей. Анаис только что огребла запрет выходить за пределы замка вкупе с пресечением колдовства. Вот и живи после этого по правилам.

— Допрыгалась, шарлатанка, — осклабился писарь.

— Ах, ты…

Только предостерегающий жест госпожи удержал ее от того, чтобы придушить наглеца.

— Месть — это блюдо, которое подают холодным, — многозначительно произнесла хозяйка.

«Я это запомню», — подумала Анаис и отправилась в сопровождении стражника в свою келью, замирая каждый раз у поворота коридора из опасения попасться на глаза Даргу. Остаток дня она провела взаперти, размышляя о тщете усилий и тяжести долга, который взвалила на себя одним фактом рождения на этот свет.

«А что означала та фраза „в один день“? — мысленно спросила она предков. — О чем говорил Дарг Лебериус?»

Помнишь детские сказки, которые заканчивались словами: «Они жили долго и счастливо»?

«Конечно, помню. Они жили долго и счастливо и умерли в один день».

Речь шла о древнем проклятии.

«Надо же, а мне супруги Лебериусы не показались мне счастливыми».

О, Боги! Эльтар, кого ты воспитал?

«Ладно сокрушаться, я же просто пошутила. Итак, древнее проклятие».

Очень эффективное для двух врагов. Если погибнет один, тут же умрет второй. Своего рода договор, способный сделать врагов союзниками.

«Получается: жили долго и несчастливо», — мысленно возмутилась Анаис.

«Тебе какое дело до личной жизни Лебериусов?» — охладил ее пыл один из внутренних голосов.

Девушка тяжело вздохнула:

— А мне так нравились те сказки.

* * *

Анаис поежилась от ночной прохлады, ощупью поискала потрепанный гобелен. Не нашла.

— Кирдых матавар ширзу, — пробормотала Анаис ханутское ругательство, которое означало «Да будет проклят ваш род до седьмого колена», и окончательно рассталась со сном.

Девушка села, бросила тоскливый взгляд в окно-бойницу — глухая ночь. Она сотворила пульсар, позабыв, о пресечении колдовства — подарочке от писаря. Светящийся шарик рассыпался на рой мелких пылинок, которые принялись нападать и жалить. Анаис подскочила и заметалась по келье, убегая от жгучих пылинок. Вскоре они рассеялись.

Нашарив огнетворку, Анаис зажгла свечу и осмотрелась в поисках сбежавшего от нее гобелена-одеяла. Но от старой тряпки остался лишь клочок нитей. На пыльном полу виднелся отчетливый след: гобелен кто-то уволок. Дверь была приоткрыта. Не иначе как развлекались дети замковой челяди. «Или приходил писарь?» — с содроганием подумала девушка.

Она наклонилась за сапогами и отметила, что пропал не только гобелен, но и сумка.

Прикрывая ладонью трепещущее пламя свечи, Анаис пошла по следу вора. Экономность хозяев так и хотелось назвать преступной: из-за кромешной темноты девушка едва не споткнулась на лестнице и уронила свечу. Та погасла.

— Неужели нельзя повесить хотя бы один факел в каждом коридоре? — сердито проворчала Анаис, потирая ушибленные места. Она на ощупь поискала свечу, но безрезультатно. Зато, когда глаза привыкли к темноте, Анаис приметила на полу слабо фосфоресцировавшие стрелки.

С ней кто-то играл. Или не играл? А может быть, вовсе не с ней. Но разве это могло удержать девушку от расследования!

Вскоре лестница сделала резкий поворот и пошла винтом. У Анаис уже начала кружиться голова, а ступени все сбегали и сбегали вниз. След, оставленный гобеленом, был по-прежнему отчетливо виден рядом со светящимися указателями.

Лестница привела Анаис в подвал, где стрелки закончились. Девушка пошарила по стене и наткнулась на факел, установленный в держателе. Была не была — пульсар с шипением врезался в смолистую верхушку. Факел вспыхнул. Огненные осы тут же набросились на Анаис и целую минуту исправно жалили.

«Ничего, — подумала она, стиснув зубы, — сварганю мазь от ожогов и буду как новенькая. Правда, одежда… Волосы… Ненавижу Харанд!»

Побродив с факелом среди хлама, она обнаружила гобелен. Он лежал поверх сваленных в кучу старинных кресел. Анаис осторожно потянула гобелен за угол, кресла скрипнули и подались следом. Девушка едва успела отскочить в сторону.

— Найду шутника, уши оторву! — громко пообещала Анаис. Отряхнула с одежды пыль и заметила в стене проход. — Нет, нет и нет, мне туда совершенно не надо.

Но руки девушки уже потянулись расчищать лаз. Ну, завалили эту дыру поломанной мебелью, значит, нет там ничего интересного…

Несмотря на доводы здравого смысла, Анаис согнулась в три погибели и протиснулась в проход. Через несколько метров туннель раздался в ширину и в высоту. Пошел под уклон.

Дышалось тяжело из-за спертости воздуха, факел зачадил и притух. Чем глубже под землю забиралась Анаис, тем более влажными становились каменные стены. Внезапно проход разделился на два рукава: один продолжал опускать в недра, а другой, судя по углу наклона, вел к поверхности. Анаис выбрала второй.

Коридор закончился тупиком.

— Ну, и кому понадобилось копать этот бесполезный туннель?

Девушка осмотрела стену, ощупала ее и заметила, что в некоторых местах в щели между камнями тянет сквозняком.

— Ага, — удовлетворенно пробормотала она.

Повозившись немного, Анаис обнаружила, как открывается фальшивая стена.

Помещение по ту сторону пустовало. В стене напротив тайного прохода был устроен камин, слева от него на вмурованных в каменную кладку металлических кольцах висели на цепях наручники. Золотые? Анаис подошла, подцепила браслет пальцем и тут же отбросила. Не золотые — изоларовые. Здесь держали какого-то мага, лишив его способности колдовать.

Анаис отошла от стены и присела на крупный плоский валун в центре помещения. И тотчас миллионы невидимых крохотных иголочек впились в тело. Девушка вскочила и уставилась на валун, осознав: «Здесь! Этот мерзкий прибор стоял на камне. Его подпитывали, и он работал».

Анаис часто задышала. Невидимая нить протянулась сквозь время и пространство. «Анагерия нет в замке, уже давно нет, — поняла она. — Учитель так и предполагал. Теперь остается только идти по следу. Но как выбраться?»

Девушка вернулась в подземный ход. Там, где туннель раздваивался, она наткнулась на свою сумку и ножны с мечом. Анаис чем угодно могла поручиться, что коридор был пуст, когда она проходила тут первый раз. Странность заключалась и в том, что, отправившись за гобеленом и сумкой, меч она оставила в келье, вооружилась только кинжалом.

— Да что здесь творится?

По крайней мере, одно стало понятно: игра была затеяна для нее. Жаль только — никто не удосужился ознакомить игрока с правилами.

Анаис потопталась в нерешительности, на всякий случай вытащила из-за пояса кинжал и подошла к сумке. Внутри обнаружились документы, бутылка отменной купасовой наливки и — о чудо! — деньги. На самом дне лежало еще что-то. Анаис вытащила сережку, судя по всему, старинную. Поискала вторую. Безуспешно.

— Странно, — пробормотала она и продолжила исследование подземных пространств в поисках выхода из замка.

Второй туннель тоже окончился тупиком, но, в отличие от первого, самым настоящим. Коридор завалило, причем очень давно. Анаис уже собралась возвращаться, когда ощутила под ногами вибрацию почвы и услышала нарастающий гул.

— Нет! — с ужасом воскликнула она, разворачиваясь.

Даже если бы девушка летела, как арбалетный болт, у нее и тогда не было бы шанса. Обвал перекрыл путь к отступлению. Жизненное пространство схлопнулось до размеров узкой кишки подземного коридора длиной метров десять.

— Эй, кто-нибудь! — позвала Анаис. — Я здесь! Эй! Помогите!

Сверху посыпались новые порции земли и камней. Анаис поспешно отошла в дальний конец туннеля. Пульсар послушно перекочевал следом.

— Мне крышка, — с мрачной уверенностью констатировала она.

«Это стоит отметить», — ехидно прошелестел один из внутренних голосов.

— И где вы раньше были? — возмутилась Анаис.

Никто не ответил.

Она опустилась на землю, спрятала лицо в ладонях и всхлипнула. Раз, другой, третий… Анаис не знала, сколько времени просидела так: одну минуту или вечность. Она мысленно уговаривала предков помочь ей, но они молчали.

— Демон с вами! — прошипела она, устав предаваться жалостью к себе. Вытащила из сумки купасовую наливку и злорадно ухмыльнулась: — Последую-ка вашему совету. Отмечу.

Анаис стала поддевать пробку кинжалом.

— И не таких вынимали, — хмыкнула она, выковыривая и отбрасывая пробку.

Пьянела она быстро. Перед каждым глотком Анаис произносила небольшой тост, куда более смахивавший на злословие в адрес предков, и чем дальше, тем больше заплетался у нее язык. Наконец, она перестала облекать проклятия в изящные формы.

— А ты, мой драгоценный папаша, мой учитель… — крикнула она в темноту туннеля и погрозила кулаком одному ей видимому образу. — Чтоб ты сдох! Дважды, — уточнила девушка и оценила, сколько наливки еще осталось в бутылке. Перед глазами все плыло. Анаис припала к горлышку, глотнула и рухнула ничком, в полной уверенности, что земля бросилась ей в лицо…

* * *

На другом берегу реки высилась темная громада замка Лебериусов. Анаис рассматривала эту картину, привалившись к стволу раскидистого дерева. На небе одна за другой гасли звезды, бледная Нэре готовилась уйти за горизонт.

Анаис подумала, что видит сон, прекрасный сон о свободе. Она села.

Не стоило этого делать. Голова закружилась, и мир еще некоторое время раскачивался из стороны в сторону после того, как она снова распласталась на земле. Соображала Анаис туго.

«Никогда не пренебрегай советами, девочка», — назидательно сказал кто-то из предков, и его слова усилили мигрень.

— Это действительно был совет? — удивилась Анаис.

Конечно. Для Шшахара нет преград, когда он свободен.

— Как же мне плохо, — простонала Анаис. — Погодите-ка. Что значит свободен? А я?

Ты — досадное недоразумение. Гиря на ноге узника, который, куда бы ни пошел, вынужден таскать ее за собой.

«Я гиря? Не наоборот?»

Анаис разозлилась, но все же переборола себя и спросила:

— Так значит, он вытащил меня из подземелья?

Алкоголь для этой цели незаменимая вещь. Изящно и просто.

Девушка не находила ни малейшего изящества в состоянии похмелья.

Поднимайся, приводи себя в порядок. И в путь.

Анаис встала, подошла к воде, наклонилась и чуть не кувырнулась в реку. Восстановила равновесие.

— Что-то не так… — пробормотала она, вглядываясь в отражение. Поморгала и воскликнула: — О, Боги! Это не моя грудь! Куда мне такое? Неужели после каждого выхода Шшахара «в свет» во мне будет что-то меняться? И до каких, позвольте узнать, пределов? За удаление веснушек, конечно, спасибо, но хотелось бы знать, какие еще сюрпризы припасены. На что ориентируется этот паразит?

«На вкус Тарика Лебериуса», — последовал ответ.

«Книга! — догадалась Анаис. — Та, что легко открылась на странице с ярким, порнографическим рисунком. Что ж, остается только радоваться — избыточная полнота не грозит. Значит, в ближайшее время я прибавлю в росте, несколько раздамся в бедрах и обзаведусь косой до пояса. Конечно, никто и не подумает прислушаться к моему мнению, но я заявляю, что ноги подобной длины — безумная фантазия художника».

Анаис положила в рот щепотку порошка от похмелья, закинула сумку за спину и зашагала прочь от замка.

Катриона долго смотрела из окна на удалявшуюся фигурку, пока та не растворилась в предрассветном тумане.

Вылитый Эльтар!

Она опустила вуаль, пряча под ней улыбку, и прикоснулась к монограмме В. С. Н. А. на вышивке, расстеленной на столе.

Представьте себе такое нэрехульство: литарии до сих пор вписывают Парящую Деву в анналы своей истории. И виной тому свидетельство безумца по имени Рубиус, который утверждал, что святая вышивала при нем заповеди Лита и знала толк в любви. Не в низменной форме — это все грязные наветы, — а в том высшем ее проявлении, что приводит верующего в царство бога-солнца.