Острог Которосль, рядовой Голик
Два месяца назад нас сюда привезли. За две недели поставили острог, всё стандартно — казарма с вышкой, стены, конюшня, амбар, погреб, полоса препятствий, сарай для лодок, две штуки их у нас, причал для лодии. Оставили припас на три месяца, потом, сказали, ещё привезут, по пять БК на каждого, два станкача с расчетами, два отделения бойцов, два сержанта, один боец с собакой. Вот и весь острог.
И предупредили, что кругом враги, они напали на нашу лодию и чуть её не уничтожили, а потом их самих достали ушкуйники, и всё поселение этих разбойников вырезали. Ну только тех, кто замешан в нападении, баб, стариков и детей отпустили. И теперь на месте их поселения встал наш острог. А то больно часто стали лодии пропадать. Нас и поставили порядок поддерживать.
Вот я стою в карауле и поддерживаю порядок. Место для острога выбрали хорошее, немного в стороне от старого поселения, его занимать не стали, не гоже так‑то. Вон оно виднеется в стороне. До воды не очень далеко, вокруг на километр чистое пространство. А вообще‑то служба тут спокойная. После устроенной ушкуйниками резни никто близко и не подходит, хотя видно, что за нами наблюдают.
Поэтому бдительность у нас на уровне, по одному никуда, постоянные караулы, целый день либо учёба, либо хозяйственные работы по обустройству острога. Вот коптильню заделали, а то пройдёшь с бредешком по затону, рыбу девать некуда, а всю сразу и не съешь. Приходится лишнюю добычу коптить и солить.
Нас в карауле четверо, три бойца и собака, я на вышке, один у ворот, другой с противоположной стороны. Светает, глядишь, веселей будет. Собака что‑то беспокоится, смотрит в одну сторону, будто чует кого. Не видно ничего, всё спокойно. Хотя какие‑то тени в той стороне мелькают, вот собака залаяла, а теперь ещё и взрыв. Там растяжка стояла, значит, кого‑то дождалась. Так, поднять тревогу и ждать сержанта. А вот и он.
— Что происходит, рядовой?
— Видел какие‑то тени в той стороне, потом собака залаяла, и затем сработала растяжка. Объявил тревогу.
— Молодец, так, давай на ограду с той стороны, займи позицию, — он показал, где, — и приготовиться к стрельбе.
Ну я и побежал, кругом уже поднялась суета, расчёты ставят станкачи, остальные бойцы занимают свои места, короче, никто пока ничего не знает, но острог готов к обороне. Чувствуется, взорвавшаяся растяжка сорвала нападавшим все планы. Что‑то они там всё возятся, а вокруг становится светлей и светлей. Теперь уже можно различить на опушке леса прячущихся людей. Интересно, когда рассветет, пойдут в атаку? Пошли.
Ого, а их много, больше сотни, пожалуй, будет.
— Бойцы, слушай мою команду — кричит сержант с вышки. — Оставить на стенах по одному наблюдателю, остальным занять позиции против атакующих. Минёры, приготовиться к минной атаке, станкачи — открыть огонь по команде, остальным приготовить метатели.
Так, короткая суета, и всё опять затихло, только собака лает. Со стороны леса приближаются атакующие, бегут, торопятся, даже лестницы припасли.
— Станкачи — огонь, — раздалась команда сержанта.
Где‑то на расстоянии метров восьмисот от стен острога взорвались первые гранаты, и потом так и продолжилось — бух и бух, бух и бух. Но гостей это не остановило. Но на пятистах метрах последовала новая команда сержанта:
— Всем приготовить метатели. Внимание, залпом огонь!
И бегущую цепь накрыл десяток гранат. И опять команда:
— Метатели, товсь. Огонь! — И ещё раз — огонь!
В общем, четырёх залпов хватило на то, чтобы до стены добежало лишь два десятка гостей.
— Минёры, огонь!
На этом всё и закончилось. Когда совсем рассвело, обнаружилось несколько раненых. Их отправили обратно к своим в поселение с предложением прийти и забрать все трупы, а потом покинуть эти места. А иначе мы придём к ним в гости. Где‑то после обеда по Которосли спустилось несколько лодок, в них загрузили все трупы, и лодки ушли. Как местные выполнили наши пожелания, мы пока выяснять не стали, отложили на потом.
Сурск, Азамат
Мы тут недавно с Виком обсуждали складывающуюся ситуацию и пришли к неутешительному выводу, что армии у нас нет. Кончилась она. Вернее, мы её кончили. С увеличением числа поселений в каждое из них уходило два отделения, да ещё по разным экспедициям и походам люди разошлись. Надо срочно собирать всех в одно место. Эту задачу Вик мне и поставил.
Так что придётся немного помотаться, пока есть время. Где сам поеду, где приказы разошлю, благо почта уже работает. Лодии между поселениями ходят, заодно и письма перевозят. Мы с Виком решили — где можно, снимаем всех земских сколько получится, пусть остаётся на поселение одно отделение, а службу пусть тянут ополченцы и отставники. Ничего с ними не будет, до следующего года послужат.
Не будем трогать Жихаря, пусть у него остаётся десяток отделений, всё же место там беспокойное, а полсотни егерей — это сила. Да ещё с приданными станкачами. У Вышеслава оставим полсотни воинов. Ну и на дальних острогах всё оставим без изменений. А всех остальных — обратно в казармы. Нужно хотя бы батальон собрать.
Рудник, новый старейшина Эрнелат
Вот ведь как интересно получается. Охотники не хотят быть охотниками. Лучше, говорят, дома работать, чем по лесам бегать. А что, работы и дома теперь хватает, и ещё остаётся. На месте старого рудника поставили деревянный завод. Теперь там из леса получают всё, что только можно. Целлюлозу, уголь, смолу, скипидар, канифоль, уксус и ещё что‑то. Такие сложные и непонятные названия. А на заводах ещё доски пилят и сушат. Вот, вспомнил. Пелеты делают из опилок.
Но мы не только лес рубим, мы его сажаем, всё, что срубили, сейчас засадили новыми деревьями. Осталось только место для выпаса скотины и огороды. Ну и немного начали сажать зерно, хотя бы скотину кормить.
Охотники и говорят — мы по лесам бегать не будем, а будем на заводе работать. Или рыбу ловить. Пришлось применять, как их, ага — методы экономического стимулирования. Выдавать охотникам за добычу премию, а за шкурки договорились даже и двойную, это, конечно, в зависимости от добычи. Совсем народ избаловался, за всё надо платить. Раньше каждый в лесу охотился, есть‑то хочется, а добыча только там. А теперь еду можно и без охоты заработать.
Только вот неправильно так. Маска и Шумат быстро это поняли и записали всех своих охотников в разведчики. Теперь у них мальчишки все по лесам бегают и учатся у стариков. А иначе в разведчики не берут, если ты не охотник. А вот как у нас это сделать, я не знаю. Придётся опять к Вику за советом идти. Я тут ходил уже к нему с вопросами, он мне ответил на них, заодно и посоветовал артели собирать.
Мол, будете в других поселениях ту же самую руду искать, обустраивать там добычу и передавать рудник дальше для работы местному поселению. Нам будет идти премия, Земству железо, а поселению доход. Всем хорошо. Но подумать надо.
Сурск, Сурдей
— Так, Горазд, рассказывай, что у тебя с картечницами получается?
— Да вроде бы всё получается. Стволы нормальные пришли, как их делать — уже научились. Так что скоро будут готовы первые серийные образцы, а потом начнём делать, сколько получится.
— Тут такое дело, Горазд, Вик нам поставил задачу, срочно запустить эти картечницы и начать ими оснащать остроги и новые суда. В первую очередь нужно обеспечить перевооружение аэросаней, сначала старых, а потом их будут ставить на новые. Как Вик сказал, зима может быть очень горячей, и нам нужны мобильные огневые средства поражения. Кроме того, необходимо обеспечить картечницами Барыш и Камск, они тоже в числе первых их должны получить. Так что готовься, придётся попотеть.
— Так нам‑то что, нам это только в радость. Получим результаты, узнаем, как новые затворы работают. И начнём другую картечницу ладить.
— Да, чуть не забыл, Азамат собирает батальон быстрого реагирования, так что нужно будет и туда картечниц.
— Дадим и туда, — пообещал Горазд. — Вот только патронов хватит на всех?
— Что скажешь, Ошерге? Обеспечишь всех припасом?
— За меня не беспокойтесь, патронов сделаем сколько надо.
— Ну и отлично, давайте мастера, работайте, теперь всё в ваших руках.
Сурск, Мстислав
Первые два месяца отработали по — новому. Трудно о чём‑то ещё говорить, но есть и хорошие результаты. Бумажные деньги уже не пугают людей. Сначала все вертели в руках, сбегались смотреть как на диковинку, и каждый раз следили, как такими деньгами расплачиваются. Несколько человек даже ходили и меняли их на серебро и шкурки. Но вот ведь какая штука получается, Вику верят во всём.
И если он сказал, что это деньги и ими можно расплачиваться как серебром, никто в этом не усомнился. Вот только жаль, что в дальних острогах и поселениях будет не так. Но думаю, что к этому моменту о новых деньгах будут знать все, как и том, что они успешно используются в Сурске. А Сурск у нас как пример, если так делают в нём, то и другим можно. Но дело даже не в этом.
У всех, и у меня тоже, как‑то не укладывается в голове, что деньги можно просто нарисовать. Причём ладно просто деньги, но получить их можно не за то, что сделал, а за то, что ещё только собираешься. Но посмотрим, что из этого будет получаться. Ещё слишком мало времени прошло.
Ока, Вышата
Ну вот, кажется уже и закончился наш рейд. Побегали, постреляли, пора и в казармы. До зимы, конечно, ещё далеко, но нам добираться до своих мест не один день. Так что пока мы загрузились в катер, на котором по верховьям всё лето мотались, и отправились в Окск. Тесновато, правда, но ничего, потерпим, нам только бы до лодии добраться, она в Самодурово стоит. А уж оттуда до родной казармы пойдём с удовольствием.
Надо честно признаться, хоть и устал, но сам чувствую, что уже не тот пацан, что был раньше. Когда видишь кровь, и на твоих глазах убивают людей, детские мысли и поступки как‑то быстро исчезают. Вот это со мной произошло. Да и сержант с егерями многому научили. Теперь у всех нас, пробегавших лето по этим лесам, в первую очередь вера друг другу. Все научились и знают, что только вместе мы сможем как‑то победить врагов, особенно когда их гораздо больше.
И хоть нам не пришлось всерьёз биться в рукопашке, но штыки тоже кровью попачкали. Вот тогда и пришло это понимание, что только вместе мы сила. Мы тогда лопухнулись, когда бандитов, штурмующих поселение, начали гранатами обстреливать, на нас со спины бросились четверо врагов с саблями. Сначала их сержант задержал, успел двоих из пистолета положить, а я почему‑то схватился не за пистолет, а штык успел прицепить. Сержант с одним из оставшихся бандитов сцепился, а мне пришлось штыком против сабли отбиваться.
Правда, недолго. Два раза отвёл удар, а потом поскользнулся, на ногах устоял, но удар пришлось ружьём принимать. А сабелька‑то не простая была, вот и остался я без ружья. Смотрю, бандит скалится, ну, думаю, конец тебе, Вышата. И тут вспомнился мне Изик, который как чёрт крутился с лопатой. Вот и я ружьё кинул бандиту в морду, он отвернулся от него, а я успел лопатку схватить. И как Изик показывал, по голове бандиту и приложился.
А тут и сержант своего противника штыком добил. Так и получилось, что он меня спас, а я его. Вот поэтому и говорю, вместе мы сила. Но после этого сержант меня долго гонял, надавал пинков и пообещал научить хвататься за пистолет, а не за лопату. Да я и сам понимаю, что пистолет гораздо лучше лопаты в обороне.
Окск, Яван.
Две лодии пришли одновременно, одна Гостяты с Гнездово, другая с верховьев Оки с разведчиками. Удачно получилось. Тут Азамат приезжал с письмом от Вика, просил солдат по максимуму выделить. А то, говорит, у всех воины есть, а в Сурске не осталось никого. Так что на всякий случай Вик с Азаматом собирают батальон быстрого реагирования, все поселения раздевают, особенно где спокойно. У нас теперь считается именно такое место.
Так что набрали мы со всех поселений три десятка бойцов, да у Гостяты на лодии столько же, будет теперь Азамату чем Сурск прикрывать. Да он ещё, поди, с других мест десятка четыре наберёт. Хотя, считай, уже полсотни ушло в Барыш, да и Маска не меньше взял на север. И сколько ещё по всем поселениям осталось? То‑то же. Вон, в Которосли только два десятка воев стоит. А сколько их в казаки ушло, да на новых поселениях работают? Но думаю, сотню Азамат наберёт.
Отправил я эти обе лодии в Сурск и попросил оттуда транспортную баржу прислать, буду поселенцев перевозить с верховий Оки.
Пьянск, Сурай
А в общем, лето у нас хорошо прошло. Зерно уродилось, картошка и овощи тоже, рыбы наловили, и ещё наловим. Запасов на зиму хватит. Цех у нас ткацкий работает, швейный ещё запустили, мастерская сапожная есть. Так что теперь не только на себя, но и на продажу товара хватит. Хотя тут не знаю, что лучше. Заказ появляется — на армию форму шить. Сами ткань делаем, красим и шьём. Сапоги тоже надо будет тачать. Правда, не мы одни, Яван тоже заказ получил.
Но ничего страшного, сделаем для армии, будем на продажу шить. Хотя надо посчитать, в какие сроки нужно всё сделать, и сколько на это людей понадобится. Может, удастся и сразу посадить девок товар на продажу готовить. Вот только теперь я понимаю Вика, когда он постоянно жалуется, что нет людей. У нас тоже уже не хватает людей. Кроме тех мастерских, что я уже назвал, ещё работает деревянный завод, артель по добыче руды и бумажная мастерская.
При этом мы ещё и зерно растим. Приходится соседей в помощь привлекать. Они пока не поняли, что надо у себя цеха ставить, так что им запасов впритык хватает. А у нас в каждом доме скотина своя, да ещё общественное стадо есть. И запасов хватает с излишком, и без дела никто не сидит. Говорят, Молчун новую машину сделал, на ней вязать можно. Надо будет съездить и посмотреть. У себя потом такие поставим.
Ничо, справимся. Народ дружно работает, все знают, кто и сколько сделал, и зависти у людей нет. Главное, что все видят — никому ничего лишнего просто так не даётся, всё только заработанное своим трудом.
Барыш, Жихарь
— А что, Дугиня, вроде бы хорошо мы тут укрепились?
Я стоял на наблюдательной вышке и осматривал окрестности. Видно было далеко, оврагов рядом нет, лесов и кустов тоже, так что просто так к острогу не подобраться.
— Неслабо. И пусть холм не холм, а прыщ на ровном месте, но на метр стену поднял. А всю лишнюю землю мы срезали, так что к нам так просто не подойдешь.
— Вот только нам бы с тобой припасом обзавестись. Что‑то мне кажется, маловато его у нас.
— Пока да, маловато. Но все солдаты работают над этим. Нам сейчас дрова нужны, сено и еда. Её обещали в скором времени подвезти, да охотники вон по лесам ходят, каждый день что‑то да приносят. Коптильня постоянно работает, так что с едой мы будем. Вот лошадкам надо бы корм запасти, да ведь негде.
— У Сурая возьмём, он мужик запасливый, поделится. Кстати, когда там радисты работу закончат?
— Обещали через неделю, потом будут ещё неизвестно сколько налаживать.
— Ладно, посмотрим, что получится, что‑то плохо мне верится, что можно будет с Городом связываться.
— Как говорят эти спецы, с Окском и Камском связь работает. Правда, не всегда как надо, но работает.
— Это конечно хорошо, если связь будет. Но нам стоит рассчитывать на свои силы. Ты проследи, чтобы вокруг где надо мины поставили, да не в один ряд.
— Сделаю.
— Вот и хорошо. Какие‑то мутные тут истории затеваются. Каламас, приказчик наш, говорит, что тайные дела тут закручиваются. Неизвестные люди появляются и исчезают, купцы что‑то суетятся, да и остальные вокруг какие‑то беспокойные. Так что нам с тобой надо быть готовыми к любым неприятностям.
— Мы и так готовы, не в первый раз врага ждём. Отобьёмся.
Сурск, Галка
А ничего так машинка вяжет. В наше время на неё и не взглянула бы, а здесь очень даже хорошо. Зато теперь и трикотаж будем делать. Здорово!
Но дело даже не в этом. Как‑то всё замерло, будто перед грозой. Нет, жизнь так вообще бурлит. Народ всё привыкает к нововведениям — должности, звания, оклады. Теперь начинают думать о новых назначениях и званиях, аттестациях и конкурсах. Но за этой суетой остаётся какая‑то пустота. Кажется мне, что делается это всё ради самого процесса. Нет, не так, ну никак не могу слова подобрать, чтобы высказать своё ощущение.
Если раньше я чувствовала город как что‑то монолитное и цельное, то сейчас это ощущение пропало. Так, есть большое количество людей, проживающих в одном месте и делающих какое‑то дело. Понятно, что моё отношение к Сурску не изменилось, ему отдано столько сил и здоровья, что я просто не могу как‑то по — другому к нему относиться. А вот он изменился, и видимо сам не знает, каким ему необходимо стать.
Скажем так, складывается такое впечатление, что ребёнок взрослеет, и от слепого обожания родителей начинает переходить к оценке их действий с точки зрения появившегося у него собственного жизненного опыта. С одной стороны — это хорошо, есть явные признаки взросления, а вот с другой немного настораживает, чем же это всё может кончиться. Я обсудила свои ощущения с Витьком, и что удивительно, у него сложилась такая же оценка происходящего.
— Понимаешь, Галина свет Александровна, мы уже один раз этот рубеж прошли, правда тогда его никто не заметил, на нас война накатила, и мы все как один встали на защиту наших завоеваний. А вот сейчас происходит то же самое, да вот только ситуация совсем другая. Людей стало больше, они меньше друг друга знают, много новичков и пришлых. И прежнее наше монолитное единство как‑то вдруг стало пожиже.
А у нас за это время и жизнь немного изменилась. Спокойно живём, достаток появился, какая‑то уверенность в завтрашнем дне. Вот народ и стал подумывать, а надо ли как прежде горбатиться? И кто‑то решил, что нет, захотелось ему сладкой жизни. А тут и перестройка подоспела, стало возможным деньги зарабатывать и значительно улучшить своё материальное положение. Только вот опять это воспринимается как должное и обыденное, а о том, что это заработано тяжёлым трудом и на войне, уже забывается.
Вот и получается, что тот фундамент, что мы закладывали, оказался слабоват, пошёл трещинами. Конечно, ещё не поздно внести нужные изменения во всё происходящее, но и откладывать их надолго нельзя. Так что я тоже мучаюсь, видя всё происходящее, но нет у меня готового решения.
— Да, Витюш, если наши ощущения совпадают, то значит, действительно всё так и есть. И что же нам делать?
— Как ты видишь, я все технические и прочие проблемы свалил на других, стараюсь найти какое‑то решение. И кажется мне, надо опять пытаться возродить чувство единения и общности всех людей.
— Да вроде бы и не отказывались от него.
— Не отказывались, но внимания ему стали уделять меньше. И если с Изиком и Азаматом я уже определился что делать, они займутся контролем воспитания личного состава и обеспечат его проведение в нужном направлении, то вот тебе в дополнение ко всему прочему надо опять заняться театром и самодеятельностью.
— Говори, не томи.
— Надо резко активизировать патриотическую работу, причём провести её в нужном ключе.
— Как это?
— Надо ставить спектакли на злобу дня, и не только о войне, но как раньше говорили — о трудовых буднях. Ставь спектакли о боевых заслугах, вон о схватке Изика с пиратами, о трудностях дальних поисков, о работе на строительстве цехов и выпуске новой продукции, о трудовом героизме и самоотдаче, о единстве и объединении усилий всех ради общей цели.
Причём это должны быть не только спектакли, но и стихи, повести, статьи и репортажи. Начни выпускать газету, в крайнем случае — листовки с описанием подвигов и трудовых достижений. Всем должна вбиваться одна мысль — в единении наша сила. И это не пропаганда, а единственный шанс сохранить сделанное. Лень и самоуспокоенность, самодовольная сытость должны стать нашими главными врагами. Ты знаешь, на что способна пропаганда. Вот и сделай с её помощью это, иначе всё окажется зря.
— Кажется, я тебя поняла, Витёк. Попробую.
— Пробовать не надо, некогда пробовать! Надо делать!
Вот так я вдобавок ко всему стала ещё и министром пропаганды. Пожалуй, развернуть такую воспитательную работу будет достаточно просто. На два состава труппы у нас артистов наберётся, одну пущу на лодии, везде, где только можно, пусть концерты дают, вторая будет хоть раз в неделю давать спектакли, а Сурскую типографию я совсем под свою агитацию реквизирую. Пусть всё остальное печатают Сурай и Яван. Или новую строят на Руднике или в Ярске.
А листовки — это хорошо. Их по всем острогам лодки развезут. Так что вперёд и вверх, и не стонать! Я вам, сытые и довольные, так мозги промою, что вы в лесу каждого куста бояться будете. Ау, сытые! Я иду!