Николай + Салим и «духи» — Салим и «духи»
Сейчас Николай сидел в гостях у Егора и пил чай. Егор с Таней пошли в кино. Потом, возможно зайдут в кафе. Короче, до вечера он сам — один. Это было прекрасно…
Напряжение последних дней дали о себе знать бессонницей и внутренней дрожью. Нет, он не раскаивался в содеянном им. Но удар по нервам очень сильный. Тяжело убивать. Даже врагов…
Из под его раскладушки, стоявшей в комнате у Егора, выглядывала синяя сумка с надписью «Адидас», на английском языке, одна из двух, забранных им у контрабандиста Салима. Он пил душистый зелёный чай, к которому пристрастился на войне и вспоминал события двухнедельной давности. Помнилось всё до мельчайших подробностей, как будто было вчера. Вся сделка…
…С Салимом, известным, в близлежащем к части кишлаке, контрабандистом и уважаемым человеком, договорились быстро. Это было тем более легко, что Салим, хорошо говорил по-русски. Когда удивлённый его познаниями Коля спросил, того, «откуда он знает русский язык», Салим, хитро прищурившись, ответил:
— На твою сторону хожу, «шурави». Там на русском разговариваю.
Больше они эту тему не затрагивали.
Николай несколько раз, через Салима, брал наркотики. Больше других. Гораздо больше. И вот, когда доверие бандита окрепло, настала пора действовать. Салим, активно интересовался оружием и боеприпасами. Менял на «анашу-афганку», «чарс» и опиум. У него затаривались «анашой» половина батальона. Не трогали его только потому, что он был из «нейтрального» кишлака, находившегося в километрах семи от части. По договорённости между аксакалами (старейшинами) кишлака, и «шурави», кишлачники не помогали моджахедам.
А наши военные не трогали их.
Хотя, какое там нахрен «не помогали». Просто в окрестностях кишлака, местные не ставили мин и не убивали солдат.
Контрабандист Салим, ненавидел «шурави», скорее из солидарности с местными, чем по убеждению. Он никогда не стал-бы жечь живьём солдата или, как это делали моджахеды, разрезав живот, вытягивать оттуда кишки…
Нет!
Но при случае не отказал бы себе в удовольствии перерезать глотку неверному — кафиру. Сам он был этническим узбеком, и хотя и придерживался основных канонов ислама, всё-таки не был фанатиком. Как он сам про себя говорил: — «барышничать люблю». Салим, был торгашом до мозга костей. Это была его вторая вера. Он мог купить, продать, достать всё что угодно. Ему было всё равно, чем заниматься. Только бы выгода была.
Верблюды, кони и ишаки, любые наркотики, любое оружие и часы, очки и жвачка, радио и японская стереоаппаратура, журналы (о, прости аллах) с порнографией — всё было в компетенции Салима. Казалось, что достанет луну с неба, если найдется покупатель.
Только потому, что дело по обмену наркотиков на оружие, удваивал его капитал, он, отчаянно боясь, всё таки договорился с «шурави» — офицером Колей.
Николай выехал из части перед закатом. Дежурный на Контрольно Пропускном Пункте (КПП), как на ненормального, посмотрел ему в след. Какого лешего катить на ночь глядя, что за срочности? Неужели нельзя подождать до утра? Ехать, да ещё одному, в темноту Афганской ночи! Да ещё с каким-то донесением, которое по радио передать нельзя!
…Как только строения гарнизона скрылись из глаз, Николай свернул свой «УАЗик» на пыльную грунтовую дорогу, в сторону Салимовского кишлака.
Для начальства, официально, он поехал в сторону штаба полка с донесением. Если всё пройдёт удачно, никто никогда не узнает о его измене…
Если нет…
Ну что же, тогда спросить будет не с кого. На карту поставлена его жизнь.
Темнота в горах наступает быстро. Сразу, как только солнце скрывается за верхушками гор.
Крытый «УАЗик» быстро преодолевает километр за километром. Вот уже показался кишлак. Не чётким контуром выделяются в быстро надвигающихся сумерках его глинобитные строения.
Николай подъехал к крайнему, стоявшему несколько поодаль от кишлака, строению, огороженным невысоким дувалом (глиняный забор). Он поставил машину, так чтобы не было видно со стороны кишлака и, заглушив двигатель машины и взяв с собой автомат Калашникова, пошёл на встречу. На груди его, под черной лётной курткой-«техничкой» грела душу граната-лимонка. В боковом кармане брюк на бедре, рядом с сигаретами и зажигалкой, лежал его небольшой пистолет. Если что-то пойдёт не так-то живым он даваться не собирался…
Войдя во внутренний двор, он увидел охранника-мальчишку с допотопной винтовкой наперевес. Можно было не сомневаться — оружие боеспособное. Юноша предостерегающе поднял свою худую руку и тоненьким голоском, на ломаном русском произнёс:
— Твоя автомат не надо!
Николай, по радушному приёму понял, что о нем предупреждены и его здесь ждут. Это вселило некоторую уверенность в успехе, задуманного им, дела. Он, не обращая внимания на часового, вошёл во внутрь глинобитного дома. Зайдя с темноты в освещённую керосиновой лампой комнату, где не было ни единого окна, он на секунду ослеп от света. По ходу дела отметил этот факт. Через секунду глаза Николая привыкли, и он увидел два ствола направленных на него. У Салима в руках, был автомат, а у его товарища здоровый «маузер». Можно было, не спрашивать умеют ли они ими пользоваться. Николай не спеша снял с плеча АКМ и поставил его рядом с входом. Он оказался в просторной, без мебели и стульев комнате, с низкими потолками. Прямо на глиняном полу, специально для сидения, лежала стопка с «курпачёй»: — стёганным ватным одеялом. Николай сел на него и по-восточному подогнул под себя ноги. Осторожно-аккуратно, чтобы не выдать пистолет в правом накладном кармане брюк. Салим, тоже присел на курпачу напротив, но автомат положил себе на колени. Николай заметил, что оружие снято с предохранителя и находится в положении «к бою».
Контрабандист Салим-джан, был невысокого роста, с небольшой, аккуратно стриженой бородкой. Одет он был в узбекский стёганый халат и военные брюки, заправленные в сапоги. На голове его красовалась тюбетейка. Его товарищ остался стоять на ногах, но отошёл на пару шагов и засунул «маузер» за пояс. Чёрная, густая, борода у него начиналась прямо от глаз и почти полностью закрывала лицо. Был он толст и высок, почти «подпирал» своей лысо-выбритой головой, невысокий потолок «мазанки». Казалось, что он не поворотлив, но Николай, почему то был уверен, что это не так. На ногах его были советские армейские ботинки. Брюки цвета «хаки» и просторный халат, перетянутый широким ремнём, довершал колоритный наряд телохранителя…
— Салам, Салим-джан — поприветствовал Николай контрабандиста.
— Здравствуй лейтенант. Что заходишь, как к себе домой, шайтан! — Сердито ответил Салим, испуганный внезапно-ожидаемым приходом офицера.
— А ты что же испугался? — спросил Николай, доставая пачку сигарет без фильтра и бензиновую зажигалку, из широкого кармана «технички». При этом его движении бородач схватился за ручку «маузера», но увидев в руке зажигалку, успокоился.
— Мне чего бояться? — явно труся, сказал Салим. — Это мой дом, мой кишлак, мой земля, мой страна. Это ты сюда пришел кафир.
— Ну, я не сам пришёл, меня пригласили. И пригласил меня ты — миролюбиво произнёс Николай. — И вот я пришел, как договаривались.
— Молодец «шурави» (советский), пришел, как обещал. Вовремя. Всё честно надо делать. Тогда всем хорошо будет. — Сразу успокоился Салим.
— Ты никому о нашей встрече не говорил? — закуривая сигарету, и при этом, внимательно следя за лицом собеседника, спросил Коля.
Чёрные брови Салима, резко взметнулись вверх от неподдельного удивления.
— Да если бы я кому-нибудь сказал, с тебя уже шкуру живьём сняли, да солью с перцем натирали.
Николай нахмурился, — так душманы казнили молоденького пленного солдата из соседнего полка. Значит, Салим, знает про этот случай.
— К твоим началникам, пошел бы — ты «шурави» сюда не приехал бы. — Продолжал контрабандист.
— У меня тоже всё нормально, только сигнальных ракет меньше чем ты хотел, всего десять штук привёз, но я гранату добавил. Нужда будет — в следующий раз «сигналок» смогу штук двадцать привезти. — Сказал Николай, у которого в машине, вместо оружия, лежали пустые ящики из под боеприпасов. Как бы, не развернулись события, давать оружие своим врагам он не собирался.
— А что будет другой раз? — С трудом скрывал свою радость Салим. Он уже и так, благодаря этой сделке удваивал капитал.
— Мне ещё много опия надо — сказал офицер, затушив сигарету о глиняный пол в помещении.
— Сколько много? Бочку возьмёшь?.. — бесшабашно-радостно предложил торгаш.
При этом резко сказанном вопросе встрепенулся, начавший было засыпать, охранник-бородач. Для него, не понимающего ни слова по-русски, всё происходящее было сущей галиматьёй. Он ориентировался только на интонацию.
— Что хочет неверный? — спросил бородач на фарси.
— Хочет, что бы они все передохли в Союзе. — Ответил Салим, у которого в голове уже возникли варианты комбинаций обмена оружия на наркотики.
— О, АЛЛАХ велик! — отвечает ему охранник и, засунув «Маузер» за ремень, снова начинает сладко зевать.
… — Какую бочку? — не понял Николай.
— Обычную, как под бензин… — радостно сообщил Салим, имея в виду двухсот литровую бочку.
— Мне что тебе, танк привезти или вертолет подогнать? — Весело спросил Николай, пересаживаясь так, чтобы легче было достать пистолет.
— Скоро такое время будет, офицер — «шурави», и танки надо будет и самолёты! А сейчас подствольные гранаты к «Калашникову» надо. За такое дело я тебе не «ханку» — чистый героин принесу, высшей пробы. — Взахлёб проговорил Салим…
Пока шли разговоры ночь уплотнилась. Погасли единичные огни в лежащем в километре от них кишлаке. Люди уснули. Николай ощущал сталь своего небольшого пистолета, лежащего в широком боковом кармане «технички», рядом с сигаретами и зажигалкой. Дремал бородач — охранник, положив свою густую длинную бороду, на толстый живот.
— «Пора начинать…», — решил для себя Николай.
— Так, где меняться будем Салим? — тихо спросил он.
— Твоё всё где? — спросил Салим, думая о том, что из оружия попросить у «шурави» на следующий раз…
— В машине, вот ключи — офицер полез в карман за ключами, и охранник опять резко выхватил «маузер» из-за пояса.
— Успокойся, — сказал ему Салим — всё нормально, мы договорились.
Охранник что-то невнятно промычал и опять убрал оружие за пояс. Он широко, сладко, зевнул.
— У меня всё здесь — сказал торгаш, указывая пальцем куда-то в угол комнаты.
Николай посмотрел в указанном направлении и увидел в тёмном углу комнаты, стоящие на земляном полу, две синего цвета сумки с надписью «Адидас» на английском языке.
— В каждом сумке по десять кило опий будет. Два упаковка в целлофан на одна сумка. Проверять будешь «шурави», или так веришь? — Спросил Салим.
— Я тебе верю, Салим-джан. Ты ведь не обманешь? Если обманешь — пожалеешь. — Предупредил Николай.
— Зачем обманывать! Торговать честно надо! Тогда всё хорошо, друг, будет. — Радостно сообщил контрабандист.
— «Ну, вот и пора» — подумал Николай и полез в карман «технички». Он вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку. Прикурил. Бородатый охранник за оружие не схватился. Офицер опустил сигареты и зажигалку в карман и вытащил пистолет. Раздался первый выстрел. Охранник всё-таки успел выхватить «маузер» из-за пояса, но получив пулю точнёхонько в лоб, опрокинулся навзничь. Салим, остолбенев от ужаса, не успел даже потянуться к автомату, лежащему на коленях, как получил вторую пулю и тоже в голову. Николай, вскочил на ноги и отошел назад, так, чтобы между ним и дверью на улицу стояла керосиновая лампа. Через секунду дверь открылась и в комнату, с винтовкой наперевес влетел молоденький боец, охранявший вход. Он на секунду был ослеплён светом керосиновой лампы и зажмурил глаза…
Зажмурил навсегда, потому что получил третью пулю и тоже в голову. Он как подкошенный рухнул на глиняный пол. С того момента, как Николай вытащил из кармана пистолет прошло не более пяти секунд. Результат — три выстрела, три трупа. Офицер схватил сумки с наркотиком, свой автомат и быстро вышел в темноту Афганской ночи…
Он торопился в часть, чтобы рассказать байку о сломавшейся по дороге машине, заставившей его вернуться назад. Ему думалось, что всё прошло удачно.
Николай и предположить не мог, какие последствия будет иметь его «удача» и сколько крови скоро прольётся.