…Он вдруг увидел, что к нему неторопливыми шагами приближается убитый им водитель такси. На нем, почему-то, была военная форма, какую он видел в кино про отечественную войну. Штаны галифе и гимнастёрка-косоворотка. На ногах стоптанные солдатские ботинки и «обмотка». Без ремня. Без пилотки. С непокрытой седой головой.

Подойдя к Славику, старик-таксист неторопливо присел на «корточки» и, глядя прямо в глаза наркоману, молвил:

— Как же это так, сынок, убил-то меня?

— Нет, нет! — горячо запротестовал Славик. — Я случайно, я не хотел!

— Случайно молоток в руку взял? — усмехнулся таксист, доставая кисет с самосадом и добавил:

— Ты знаешь, что уже, когда выходил из дома с молотком, был готов к этому.

— Неправда! Я не думал… — Задыхаясь, прокричал Славик, чувствуя, как от ужаса у него шевелятся волосы на голове.

— Правда! Ты думал… — жестко сказал таксист.

— Да я кровью смою позор! Хоть в штрафбате, как вы! — чувствуя, что нашел выход, с надеждой выпалил Славка.

— Твоя кровь, парень, сейчас никому не нужна. У тебя и крови-то, наверное, своей не осталось, один раствор — произнёс таксист, с жалостью глядя на готового наложить в штаны от ужаса, Славика.

Вдруг перед ним появился Саша в форме офицера войск СС.

Черная, туго перетянутая ремнями, она ладно облегала его тело. Его лакированные сапоги соперничали с его лакированным козырьком фуражки. На высокой тулье ее белел череп со скрещенными костями. Он протягивал Славе, своей закованной в черную перчатку рукой, немецкий пистолет «Вальтер».

— Грохни этого паскудного старика, сейчас-же! — Повелительно приказал он Славе.

Таксист неторопливо свёртывал «козью ножку». Казалось, что он ничего не боялся, во всяком случае, ни один мускул не дрогнул на его лице. Руки его, свёртывающие самокрутку, не тряслись.

— Я, я не могу — заскулил Слава.

— Если не можешь, — зло прошипел Саша, — то я тебя сам… — и он многозначительно повернул ствол оружия прямо в лицо Славе.

Смотря в черное дульное отверстие и облизывая пересохшие губы, чувствуя, что сердце его вот-вот выскочит из груди от страха, Славка вдруг с какой-то истеричной, отчаянной решительностью выкрикнул прямо в лицо эсэсовцу Саше:

— Ну и пусть, пусть… Стреляй, сволочь!..

— Ты дурак! — Отчетливо отрубил Саша. — Ты испугался мертвого убить? Ха-Ха! Да это же плевое дело. Если не сделаешь, как я говорю, то и у меня больше не появляйся! Сдохнешь паскуда без «ШИРЕВА»!

Таксист спокойно прикурил самокрутку…

— Может не надо Саша? — Вымолвил Слава, чувствуя, что не смеет поднять глаза на старика…

— Ну, ТЫ-Ы! — сказал барыга, тыкая пистолетом в сторону Славы.

И тот медленно, очень медленно протянул руку к оружию…

Славочка, очнулся в туалете, где стоя на коленях блевал в унитаз. Как там очутился, он не помнил. В перерывах между спазмами он шептал своими посиневшими губами:

— Боже, боженька мой, я же не хотел, ведь не хотел… Его мутные, потянутые красной пеленой глаза, при этом смотрели не на распятье, а на унитаз, в который он только что блевал. Славик стоял перед ним на коленях, как перед алтарём в церкви, а голова и руки его безвольно поникли. Сил не было. И только последним усилием двигались, в перерыве между спазмами, его посиневшие от «ширева» губы. Он шептал как заведенный:

— Боже, боженька мой, я же не хотел, ведь не хотел…

…Смотря на эту, гнусную пародию на человека, хотелось воздать славу грязной свинье, которая гораздо чище такой мрази…

Он снова впал в забытье….

Очнувшись рано утром, Слава обнаружил, что лежит в коридоре у себя в квартире рядом с туалетной комнатой, дверь в которую была открыта. Ноги его упирались в унитаз.

Он встал и пошел умываться…