О том, где живёт пан Грац, Пётр действительно узнал очень легко; только он никак не мог понять, почему каждый, услышав это имя, начинал улыбаться.
Подойдя к дому Граца, он без колебаний позвонил. Никакого ответа. Тогда он постучал. В ответ послышался квакающий голое:
— Во-о-о-йдите.
Петр вошёл…
Он попал в тёмную комнату, заставленную шкафами, витринами, скульптурами, увешанную картинами, заваленную книгами, журналами, камнями и всевозможным хламом и барахлом.
— Здравствуйте, молодой человек, — заквакал голос хозяина которого не было видно в полумраке среди скопления мебели и других вещей.
— Добрый вечер, — поздоровался Пётр. При этом он осматривался, ища пана Граца.
— Что вам угодно? — продолжал голос.
— Я хотел бы видеть пана Граца.
— Которого именно?
— А разве их много? — удивился Пётр.
— Много, много… — охотно подтвердил незнакомец. — Во-первых, пан Грац-старший, который выглядит, как младший; во-вторых, пан Грац-младший, который выглядит, как старший; и, наконец, Грац самый младший, которого нельзя назвать паном, потому что он мальчик.
Пётр был несколько смущён этим ответом, но на всякий случай спросил:
— А вы который из них?
— Хи-хи, — не выдержал голос. — Я совсем не пан Грац, я Бертик.
— Очень рад, — поклонился Пётр, потому что был хорошо воспитан и знал, что так нужно делать. — Меня зовут Пётр.
— затараторил голос, что очень удивило Петра.
— Зажгите, пожалуйста, свет.
Петру очень хотелось посмотреть на незнакомца.
— Не могу.
— Почему?
— Хи-хи, потому что у меня нет рук.
Пётр от неожиданности отступил на шаг и сказал сочувственно:
— Как же это случилось?
— Хи-хи, в моей нынешней жизни у меня их и не было. Правда смешно?
Но Пётр не видел в этом ничего забавного. Что же это за человек, у которого никогда не было никаких рук?
— Наверно, они у вас были, — сказал он тихо, — когда вы были совсем маленьким, только вы об этом не помните.
Голос опять засмеялся:
— Вы, наверно, шутите. Когда я подумаю, что у меня раньше были руки, я чуть не падаю от смеха.
— А пан Грац дома? — спросил мальчик, чтобы перестать говорить о руках.
— Который?
— Старший.
— Тот, что выглядит, как младший?
— Да.
— Его нет дома. Он ищет бивни.
— Бивни?
— Бивни.
— Какие бивни?
— Мамонтов, конечно.
— Ага. А младший пан Грац?
— Тот, что выглядит, как старший?
— Да, тот.
— Ну, тот не ищет бивней.
— А что же он делает?
— А что ему делать, — жалуется.
— На что?
— Надо говорить не «на что», а «на кого».
— Ну, так на кого?
— На пана Граца-старшего.
— А кому?
— Кому придётся.
— А почему?
— Потому, что тот пошёл искать бивни.
— А разве этого нельзя делать?
— Можно, но бивни нельзя кушать. Пан Грац-младший хотел бы лучше, чтобы пан Грац-старший принёс целого мамонта.
— Целого мамонта?
— Что это вы всему удивляетесь? Если бы пан Грац-старший достал целого мамонта, не надо было бы думать, чем накормить самого младшего Граца. Теперь вам ясно?
— Гм… — промычал Пётр. Ему было не очень ясно, но он решил больше не спрашивать.
— Если хотите, можете зажечь свет, — предложил голос. — Выключатель за вами.
Пётр зажёг свет и начал искать безрукого человека.
— Хи-хи, — засмеялся кто-то на столе. — А теперь вообразите, что у меня есть руки.
Это был большой жёлто-зелёный попугай в клетке.
Пётр облегчённо вздохнул. Он спросил попугая:
— А этот мальчик Грац дома?
— Он в соседней комнате, но я не советую вам подходить к нему близко. Это может плохо кончиться.
Пётр открыл дверь соседней комнаты и увидел маленького толстого мальчика, который сидел за столом и уплетал жареного поросёнка.
— Входите, — закричал мальчик, лицо которого блестело от жира. — Вы принесли мне что-нибудь поесть?
— Поесть? — удивился Пётр. — Разве этого поросёнка вам не хватит дня на три?
Мальчик облизнулся и весело засмеялся:
— Дня на три… Вот простофиля! Я сегодня разделался уже с пятью поросятами и этого через четверть часа прикончу. Но, честное слово, мне это уже порядком надоело.
— Вам надоело есть?
Мальчик так рассмеялся, что даже начал икать:
— Нет, пан простофиля, есть мне нравится, но мне надоело есть свинину. Я бы съел, например, парочку гусей, три индюшки, четыре телёнка, пять петушков, шесть карпов, семь поросят…
— Но ведь вы говорите, что они вам надоели, — заметил Пётр.
— Если бы я съел гусей, индюшек, телят, петушков и карпов, то я, конечно, снова с удовольствием ел бы поросят. А вы разве не стараетесь разнообразить свой стол?
— Нет, — признался Пётр.
Мальчик осмотрел его с видом знатока:
— Ну и худой же вы!.. Наверно, вы невкусный?
— Я? — испугался Пётр и медленно попятился к двери.
— Не бойтесь, — махнул обжора толстой рукой. — Если вы принесёте мне что-нибудь поесть, я оставлю вас в покое. — И он снова пристально посмотрел на Петра. — А что у вас в портфеле?
— Учебники.
— А их можно есть? — заинтересовался мальчик. Пётр покачал головой.
— Тогда зачем же вы с ними носитесь?
Пётр повернулся и, не отвечая, возвратился к попугаю. С попугаем разговаривали два худых человека в потёртых пиджаках. Оба были лысые и морщинистые. У одного был нос картошкой, а у другого торчал вперёд острый подбородок.
— Я достал его, — с победоносным видом сообщил человек с носом картошкой, как будто он виделся с Петром в последний раз полчаса назад.
— Кого? — не понял Пётр.
— Бивень!
Не успел Пётр ответить, как второй начал жалобным голосом:
— Он всё время что-то собирает. Уже нет никаких сил терпеть. И чего я жду, почему я не уйду куда глаза глядят?
Пётр сказал только: — Но… — и больше ему не удалось вставить ни слова. Оба человека начали кричать друг на друга:
— Я обогатил мои коллекции. Вы уже видели мои коллекции?
— Ему всё равно, что ребёнок голоден.
— Я собираю коробки от спичек. Вы, конечно, никогда не видели таких коробков, какие есть у меня.
— А сегодня он чистил ботинки моей зубной пастой!
Они кричали, перебивая друг друга, всё громче и громче.
Пётр узнал, что человек с круглым носом собирает марки, камни, картины, скульптуры, бивни, книжки, игрушки, пробирки, пепельницы, пресс-папье, музыкальные инструменты, фотографии. От человека с острым подбородком он услышал, что мальчик съел у него бумажник, что человек с круглым носом прищемил ему палец, посолил какао, сунул в сигару бенгальский огонь, перерезал подтяжки и связал их ниткой, которая порвалась, когда он шёл по улице, так что с него упали брюки, и подложил в постель ежа.
Наверное, оба Граца (конечно, и вы их узнали) рассказывали бы так несколько дней и несколько ночей; наверное, они перебивали бы друг друга несколько недель или несколько месяцев, если бы из соседней комнаты не послышался вопль:
— Я хочу есть!
— Он хочет есть! — остановился на полуслове пан Грац-старший, у которого был нос картошкой.
— Он хочет есть, бедняжка, — подтвердил пан Грац-младший с острым подбородком.
— Можно мне у вас переночевать? — воспользовался Пётр минутой тишины.
— А вы заплатите? — с сомнением в голосе спросил пан Грац-старший.
— Заплачу, — кивнул Пётр.
— Тридцать кисулинов? — с ещё большим сомнением спросил пан Грац-младший.
— Да.
Оба Граца протянули руки.
Пан Грац-младший хлопнул пана Граца-старшего по руке и сказал птичьим голоском:
— Не лезь не в своё дело. — Он набросился на пана Граца-старшего: — Покажи-ка лучше молодому человеку комнату, а я пойду куплю ягнёнка. Надо ведь чем-то кормить ребёнка.
Через минуту Пётр уже лежал в постели среди агатов, халцедонов, яшм, гранатов, слюд, известняков, рубинов, сапфиров, кремней, бивней, скульптур, альбомов…
Глаза его стали слипаться. Он уснул.