Гешка понял, что ему не догнать друга. Хмурый, он возвратился к Нюре.
— Ну и пусть бежит. Тоже мне товарищ! — стараясь казаться как можно более равнодушным, сказал Гешка.
Мокрая одежда неприятно холодила тело и шуршала, словно сшитая из брезента.
Гешка огляделся. Лодка их перевернулась совсем недалеко от Писанца. Не зря назвали так этот утес. Высоко поднялась на противоположном правом берегу его светло-серая стена. Ветры, дожди выбили на нем замысловатые узоры. Как будто богатырь хотел поведать потомкам о своих подвигах.
На берегу лежало несколько бревен, выброшенных весенним паводком.
Долго наблюдали ребята за быстротечной рекой. Волна то и дело обмывала разбойный камень, о который ударилась лодка. Он становился на мгновение седым от пены, и, как только вода стекала, его мокрая скользкая макушка вспыхивала под солнцем.
— А ящики нам придется доставать из реки, — угрюмо и твердо сказал Гешка.
— Обязательно даже. Мне перед дедушкой стыдно.
Решили дождаться утра, приплавить лодку и с нее, ныряя, поднять ящики.
После захода солнца с низовьев реки поплыл тонкий туман. Казалось, Осьва укрывается одеялом. Сразу стало холодно.
— Давай устраиваться на ночлег! — сказал Гешка.
Невдалеке из крутого берега выпирали два гладких, облизанных, ветрами камня. Между ними была маленькая сухая пещерка. Место для ночлега удобное, защищено от ветра с трех сторон.
Пока Геша выкидывал из пещерки камни, разравнивал гальку, Нюра отыскала прошлогодний зарод и принесла две охапки сена. Вот и готово жилье! Теперь надо позаботиться об ужине: Гешка почувствовал сильный голод. Пошлепав ладонью по животу, он грустно улыбнулся:
— Скучает мой живот. Ох, есть хочет!
— А ты?
— Я-то нет!
Нюра рассмеялась и тоже призналась, что не прочь бы поужинать.
— Пойдем поищем! — сказал Геша, кивнув головой в сторону луга.
И Нюра, выросшая в лесу, поняла его с полуслова.
Они вперегонки добежали до луга и, разводя руками густую траву, стали рвать щавель, сочные перья черемши — дикого чеснока, откапывать маленькие бледно-розовые корешки луговой моркови.
Ребята отнесли «добычу» к пещере. Сразу же за ней начинались заросли малинника. Как не полакомиться ягодами! Гешка надрал бересты с поваленной бурей березы и смастерил две коробки.
Малинник занимал всю гарь — место стародавнего лесного пожара.
Хотя уже смеркалось и к кустам приходилось приглядываться, это не помешало ребятам набрать полные коробки, и даже «с горкой».
Ужинали при звездах. Горы в темноте, казалось, стали круче, ближе подобрались к реке. Запрокинет Гешка голову, посмотрит на небо, и кажется ему, что сидит он на дне глубокого колодца.
Смолкли сами собой разговоры… Нюра подумала о случившейся беде утопила дедушкины ящики. Все же каким нехорошим оказался этот Юлька. В городе подрался с ней и здесь своевольничал… У Гешки думы тоже невеселые. Он беспокоился за Юлия. Взял и убежал! Ну, случилась неприятность втроем-то можно было с ней справиться, достать ящики. Вон водолазы корабли со дна морей поднимают, а они… Ох, совсем бы не надо было ему лезть с кулаками на Юльку. За все семь лет дружбы они подрались первый раз…
Вечера на реке бывают прохладными, ребята озябли. Да и влажная одежда неприятно холодила тело. Гешка вскочил и стал согреваться: энергично размахивать руками и бегать вприпрыжку. И Нюра за ним.
Согревшись, они принесли из зарода еще по охапке сена. Этим сеном каждый прикрылся, свернувшись калачиком на подстилке. Стало чуть теплее. Чтобы забыть о холоде, Гешка начал рассказывать Нюре, как они дружили с Юлькой. Выходило, что отважнее, умнее и честнее, чем Юлька, не было человека в Уньче…
Геша проснулся от холода. Чуть рассвело. В проем пещеры неясно виднелся противоположный лесистый берег.
Нюра спала, свернувшись калачиком. Она вся зарылась в сено, и только двумя змейками выползли косички.
Возле входа лежал Гром. Почуяв, что хозяин проснулся, он приподнялся на лапах и широко зевнул, показав длинный язык и белый заборчик крепких зубов. Весь его вид как бы говорил: «А я всю ночь не спал, вас сторожил. Спать хочется страсть!»
Гешка уже собирался перевернуться на другой бок, как неожиданно Гром вскочил и глухо зарычал. Затем звонко, заливчато залаял, вспугнув на реке зуйка, который с писком пронесся над самым берегом.
— Тихо! Шалый какой! — раздался глуховатый мужской голос.
Гешка моментально вскочил на ноги.
К пещере подходил мужчина с ружьем. Форменный, выцветший на солнце китель его был подпоясан патронташем. Не обращая внимания на беснующегося возле него Грома, он остановился у входа. Увидев поднявшуюся Нюру с сеном в волосах, мужчина удивленно, гулким басом сказал:
— Это ты, Нюся? А я думаю: кто же мой зарод разворошил? Понатрусили сена, по следу я и пришел. Чего ты тут?
— Дядя Павел! — обрадовалась девочка. Она торопливо обтерла ладонью лицо, сгоняя остатки сна, прихорошилась, стряхнув с платья приставшие остяки, сено, и тоже спросила: — А вы чего здесь?
— Корову ищу. Отбилась, никудышная, от стада. Не встретила ее?
Нюра отрицательно мотнула головой. Заметив недоумение на лице Гешки, Нюра сказала:
— Это дядя Павел, лесник с Тулыма…
Лесник снял с плеча двустволку и не спеша протер рукавом кителя мокрые от инея вороненые стволы.
— Холодно сегодня, иней выпал. Вам, наверное… — Он не договорил, что-то вспомнив, вытащил из кармана влажную тюбетейку и протянул Гешке:
— Не твоя ли, углан?
Гешка голову бы дал на отсечение, что тюбетейка эта принадлежит Юльке. Кто-кто, а Гешка-то знает ее.
— Не моя… товарища моего, Юльки. А как она к вам попала? Юлька вчера убежал от нас домой в Уньчу, и тюбетейка была с ним… на голове.
Дядя Павел нахмурился, внимательно посмотрел на Гешку и спросил Нюру:
— И впрямь так было?
Девочка не спеша, обстоятельно рассказала все.
— Странно, ребята! Я переходил по мосткам речушку Звонкую. Смотрю, метрах в десяти выше перехода, под кустом ракиты, на обмытых корнях тюбетейка полощется… — Он задумался. Протянул Гешке находку и тревожно сказал: — Что-то тут не так! Случилось, видно, с парнем несчастье… Если бы он потерял тюбетейку, когда речушку переходил, то ее снесло бы ниже или бы она тут, у мостков, была… Как же это она очутилась выше по течению? А?
Лесник опять задумался, перебирая пальцами короткую, густую бородку. Потом спросил Нюру:
— Так, говоришь, он вчера вечером побежал в Уньчу? По прибрежной тропинке?
Девочка подтвердила.
— М-да! Что-то не так, ребята. Я по этой тропинке шел и никого не встретил. Что-то с ним стряслось. Как только ободняет — пойдем на розыски… А сейчас поедим. Я вижу, вы голодны. Давайте-ка разложим костер!
Собирая хворост, Нюра с тревогой думала об этом непутевом Юльке. А о Гешке и говорить нечего — теперь Юлька казался ему бесконечно дорогим, замечательнейшим человеком. Если бы не этот суровый лесник, Гешка бросился бы на поиски друга немедленно.