– Все пройдет… – Я сидела, качаясь маятником, на балконе своей квартиры на третьем этаже, с видом на Центральный парк. – Пройдет и это…
Подтянула повыше плед, поджала ноги на кушетке.
Тянуло туманом и сыростью.
Внизу подо мной, в «городе, который никогда не спит», как еще называют Нью-Йорк, по улице и аллеям Централ-парка ленивой трусцой бегали джоггеры в наушниках. Рьяные собачники преданно выгуливали громадных псин и гавкучих мосек. Детишки перебрасывались мячиками и тарелками.
Стрекотали птахи в зарослях, и нахально чирикали воробьи. Доносились визгливые крики гусей и кряканье уток. Мамаши катили коляски. Кто-то устраивал себе пикник; слышались голоса театрализованного представления, разворачивающегося где-то невдалеке, чуть правее. Время от времени со звонким цоканьем копыт торжественно проезжали украшенные лентами экипажи и с ветерком проносились конные всадники.
Удивительное место. Рукотворный лес. Громадная территория внутри города. Здесь можно зимой кататься на коньках и на санках, летом – бегать по аллеям, грести в лодке на Озере (именно так, с большой буквы!), удить рыбу, кормить белок и даже собирать грибы. Можно поваляться на земле и поиграть в бейсбол. Налопаться купленных у торговцев хот-догов, «шиш-кебабов» и жареных каштанов. Полакомиться мороженым. Сходить на детские карусели и в зоопарк.
Еще тут устраивают рок-концерты, водят экскурсии, гоняют на велосипедах, постоянно работают художники. Здесь день-деньской едят, спят, дышат свежим воздухом, занимаются спортом, работают, играют, отдыхают, целуются и ругаются. Словом, нормальный круговорот существ в природе…
– Все пройдет… – завела я бесконечную мантру сначала. В голове пусто до одурения. Тело словно деревянное.
Дотянулась до кружки с кофе. Заглянула внутрь. Задумалась – зачем взяла. Поставила.
– Все пройдет…
Разрывались домашний и сотовый телефоны.
Плевать. Не хочу ни с кем говорить. Обойдутся.
– Все пройдет…
Внутри все замерзло от боли. Карающий ангел, больной любовью к смертному грешнику, – нонсенс! Ошибка природы.
Темнеющее небо затянулось розовыми от заходящего солнца облаками. Ветер обрел силу и начал забираться под плед из красно-синей шотландки, ощутимо кусая за голые ноги и руки.
– Все пройдет…
Я закрыла глаза, чтобы не видеть буйства красок, показывающих, как хороша и многообразна жизнь.
– Все пройдет… – И протянула руку к кружке.
– Что пройдет, котенок? – раздался знакомый голос. – Жизнь?..
Инстинкт сработал первый, а мозг опоздал. Я метнула кружку на звук.
Звон разбитого стекла и громкие воспоминания о кровных родственниках по женской и мужской линии.
– Извини, приятель, я возмещу.
Я открыла глаза, и они начали вылезать наружу, как перископ подводной лодки. Облитый горячим кофе Никос самым наглым образом перелезал на мой балкон!
– Это незаконное вторжение! – ультимативно заявила я, разрываясь между желанием посмотреть вниз, на останки своей любимой кружечки, и присоединить к ней еще чьи-то нахальные останки.
– Подай на меня в суд! – вполне миролюбиво предложил Никос, подхватывая меня на руки и сажая к себе на колени.
Мне сразу стало хорошо, тепло и уютно. Невзирая на пролитый кофе.
– А теперь можешь добавить туда оскорбление словом и действием. – И начал целовать. – Насилие не забудь приплюсовать… – Он уверенно продолжил домогательства.
Я обвилась вокруг Ника цепкой повиликой, запустила жадные руки в густые черные кудри, простонала в жаркий рот свою жажду и… решительно оттолкнула.
– Нет! – спрыгнула я с колен мужа. Ну это только для красного словца спрыгнула – а на самом деле элегантно свалилась ему под ноги, запутавшись в пледе.
Тщеславие – это грех! – вякнула полузадушенная совесть.
Хорошо-хорошо… Брякнулась ожиревшим бегемотом и в который раз за этот день почувствовала себя идиоткой. Состояние становится привычным и незыблемым!
– Глазам не верю! – ухмыльнулся обалденно сексуальный Никос в легком пиджаке и черном гольфе, бережно поднимая меня с мозаичной плитки. Чисто выбритый и пахнущий моим любимым одеколоном с древесными нотами белого мха, кипариса, сандала и ладана, которые обволакиваются мягким послевкусием лайма, можжевельника и кофе с корицей.
Ой, кажется, кофе с корицей – это мое!
– Ты – и у моих ног!
Согласна!
Я присмотрелась внимательней снизу вверх: длинные стройные ноги были обуты в техасские ковбойские сапоги и упакованы в сногсшибательно облегающие черные джинсы и могли сразить любую леди возрастом от пяти до девяноста пяти. Ник, сволочь, применил запрещенное оружие.
Мы в ответ будем ангельски непрошибаемы.
– И не верь! – по-дружески посоветовала я, вылезая из пледа.
– Не могу, – честно признался муж, шаря взглядом по моему телу. – Слишком уж много простора для воображения!
Естественно! Коротенькая маечка и мизерные шортики практически ничего не скрывали, зато все показывали! Просто бесплатная экскурсия по мне!
– А ты не смотри! – окрысилась я и снова наглухо завернулась в плед, как в римскую тогу.
– Мужик, ты там живой? – раздалось снизу. – Тебя твоя благоверная еще на куски не порубила?
Я заглянула через перила.
Внизу стояла рабочая машина электрической компании с «корзинкой». Около средства передвижения отирался молодой испанец в спецовочном комбинезоне, которого (парня, разумеется. Комбинезону Никос даром не сдался!), видимо, и заботила судьба доставленного по назначению предмета. Какой бодрый, однако, мужик! Тошнотворно жизнерадостный. Сейчас подкислим ему существование!
– Уже закончила шинковать! – громко, на всю улицу гаркнула я. Мурлыкнула, выгибаясь в сторону электрика: – Показалось мало, сейчас спущусь и продолжу!
Испанец застыл, потом до чего-то додумался и быстро-быстро запихался в машину. Газануть у него, правда, за долю секунды не получилось, но они вдвоем с напарником честно старались… до первого полицейского.
– Офицер! – окликнула я седовласого представительного мужчину, направившегося для выяснения обстоятельств нарушения парковки к машине. – Вы их задержите подольше, у меня есть что им показать!
– Извините, не могу, мэм. Служба… – козырнул мне коп под истеричное хрюканье Никоса.
– А фауне слова не давали! – повернулась я к Казидису. – Счас пойдешь обратно тем же путем, каким и пришел!
– Так ты ж их перепугала! – сделал большие испуганные глаза Никос.
Я не купилась. Играет без огонька. Разве если в самом деле скоростным лифтером поработать? Может, тогда актерская выучка Никоса проявит себя в должной мере?
– Кого волнует чужое горе?! – пожала я плечами, одной рукой поправляя растрепанную прическу. Добила: – Как настоящий мужчина, ты должен быть готов на все!
– На ВСЕ? А как же «вместе и в горе, и в радости»? – проникновенно спросил муж, широко ухмыляясь. – И я готов на все! Как то: закрыть тебя свои телом… – Он еще незаметно придвинулся.
– Не продолжай! – остановила его я – и морально и физически. Самое главное, физически. – В целом картина ясна!
– Да-а? – усомнился Никос, подвигаясь поближе. Видимо, в расчете на мой обморок. Шпильку ему в ногу, а не обморок!
– Да! – утвердительно кивнула я. – Раздутое самомнение, прогрессирующий склероз, половая невоздержанность и перегруженное либидо. Будем лечить! Ампутацией!
– Моя пылкая маленькая жена, – проурчал Ник, придвигаясь еще ближе и протягивая руки. – Такой накал страстей!
– Но-но! Руки! – Я опять остановила греческого ползуна. – То ли еще будет! – зловеще пообещала оборзевшему супругу. Как тигрица набросилась на благоверного: – Ты что устроил в ресторане?
– А что я там устроил?
Не знала бы, точно поверила. Сразу и навсегда. Угу: и в горе, и радости!
Похоже, ампутация нужна мне. Головы!
– Зачем ты поиздевался над Грегом Лаваццо? – нахмурилась я. – Что он тебе плохого сделал?
– Издевался?.. Я?! – искренне удивился Никос. – Да ни в одном глазу! Его только вежливо предупредили о последствиях необдуманных поступков – и все…
– Все?!! – Наглости его не было предела, зато был предел моему терпению! – А если бы невежливо, то как бы это выглядело?
– Неэстетично… – криво ухмыляясь, отрезал Казидис, по-кошачьи тихо подбираясь все ближе и ближе.
– Это не смешно! – Я на всякий случай отодвинулась. Гневно выплюнула: – Ты чуть его не покалечил!
– Чуть не считается! – Честному выражению глаз мужа мог бы позавидовать опытный карточный шулер. Вдогонку: – Ему еще повезло!
– Да ты что! – всплеснула я руками. Прошипела разъяренной гадюкой: – А мне – нет! Мне уж точно не повезло!
– Почему? – И снова поползновения в мою сторону.
– Потому, что в моей жизни появился ты, и теперь там ни для кого другого места нет! Я в круговой осаде! – рявкнула я. – Даже таблички «Занято» на лоб не нужно! Вместо нее у нас ты на полную ставку работаешь!
– Что тебя не устраивает?
Он действительно не понимает или просто валяет дурака – простите, дуру?!
– Меня не устраивают сроки! – отдышалась я от возмущения. – Слишком все быстро!
– Зато надолго! – вроде как утешил даму мужчина, внимательно следя за моими перемещениями, словно хищник в засаде.
– Вместо обычного месяца – тридцать два дня?!! – теперь по-настоящему разозлилась я. Все еще удерживая себя в рамках приличия: – А потом вышвырнешь меня из своей жизни, как остальных?
– На «остальных» я не женился, – лаконично парировал Никос. – И наши отношения продолжаются уже больше года…
– Не смеши! Только потому, что меня не было в наличии! – Моей ярости не было предела. А также не было в наличии: благоразумия, терпения, сознательности и… перечень прилагается!
– Вот именно! – Тут уже Ник взорвался, потрясая руками, шеей, головой и чего у него еще там есть по списку. Список был до-олгий, и взгляд на его теле отдыхал.
Я примолкла. Не хотелось попадать под этот греческий каток.
Никос, глотая слова и выплескивая леденящую ярость, перечислял:
– Мы женимся, проводим вместе изумительную ночь. Потом ты внезапно исчезаешь, даже не черкнув пары слов! Я схожу с ума, тралю все побережье, нанимаю водолазов, прочесываю все острова… – Тихо и страшно: – Меня едва не сажают за твое – слышишь, ТВОЕ! – убийство! Отпускают под залог. Я развязываю кровопролитную войну с конкурентами, поднимаю на уши всю Грецию, чтобы отыскать тебя!
– Мне очень жаль… – тихо сказала я, затаив дыхание. А что тут скажешь?! Действительно жаль.
С глухой болью муж простонал, ероша короткие густые волосы:
– Я тебя мысленно уже похоронил, целый год жил с этим… с тяжестью в душе и на сердце… чуть не сдох от тоски…
Я вздохнула. Я-то его отлично понимаю. Ведь я этот год тоже жила рядом с ним и с точно такой тяжестью.
Казидис взревел:
– А потом ты как ни в чем не бывало внезапно возникаешь как мой конкурент и банкир и пытаешься меня разорить! И, заметь, Я ДАЖЕ НЕ СПРАШИВАЮ – ПОЧЕМУ! Я терпеливо сношу твои выходки и пытаюсь за тобой ухаживать…
– Покушение на мою жизнь цветами называется ухаживанием? – заорала я, схватив его за руки. Просто сильно приперло высказаться. И не только высказаться. – Или кошачьи вопли под моими окнами? Или вынужденная диета?
– Тебе ничего не нравится! – возмутился Никос. – Что бы я ни предпринял!
– Может, стоит действовать не с таким размахом? – скромно предположила я, покачивая носком тапки. – Например, просто пригласить меня прогуляться? – Отпустила его руки.
– А ты пойдешь? – засомневался мужчина, почему-то опять застревая взглядом в области груди. – Тебя же ничем не поймешь!
– А ты попробуй! – подначила его жена. Ну хотя бы формально – жена.
Он сделал глубокий вдох, словно ныряльщик перед заходом на большую глубину.
– Ты пойдешь со мной на прогулку? – послушно спросил Никос, уставившись на меня, как будто я ему минимум «испанский сапог» предлагаю примерить. Если бы могла – уже сто лет целовала бы его в краешек напряженной челюсти. Но я не вправе. Не могу.
Или могу?..
– Конечно! – радостно улыбнулась я. С присущей мне уверенностью предложила: – Прямо сейчас!
И получила возможность полюбоваться на его приподнятые брови. Рука растерянно скользит по густым волосам.
– Да?!! – Если бы ему луну с неба сейчас достала и протянула, то удивления было бы на порядок меньше. На его лице появляется самая обольстительная улыбка, которую я видела в своей жизни. Он улыбается так искренне, так чарующе, будто ему вручили сейчас воплощенную мечту, повязанную розовой ленточкой.
Что-то больно колет соринкой мне в глаза и резко ударяет ножом по сердцу. Как жаль…
– Тогда я звоню Йоргосу…
– Почему не мадам Димитре?.. – съехидничала я. Беззлобно подколола: – Если уж отпрашиваться, так лучше у мамы.
– Нам нужна охрана, – словно маленькой, невозмутимо пояснил Никос.
– Угу, – кивнула я. – И если мне захочется тебя поцеловать, то я буду кричать в рацию: «Отвернитесь и закройте глаза руками», – да?! Смысл тогда охранять?.. Представляю себе эту незабываемую картину.
Кулаки незаметно сжимаются и разжимаются, рельефные мускулы, туго обтянутые тонким стретчевым гольфиком, откровенно выделяются. Пиджак в руках – а я и не заметила, когда он его успел снять.
– Хорошо! – неохотно признал мою правоту в последней инстанции Никос. Махнул рукой. – Пойдем так.
Из самого сердца рвется огонь, он скользит по моей коже, обнимает фигуру, болезненно плавит самую сердцевину моих устоев.
Но Ник этого не видит. Слава богу!
Я быстро смоталась в гардеробную и натянула джинсы и свитер, отказавшись от помощи заботливой няньки. Иначе бы я одевалась бесконечно! Я бы натягивала, он стягивал – и всем нашлось бы достойное занятие. А так пришлось кого-то оставить безработным.
Спустя полчаса мы выбрались из здания и в наступающих сумерках направились на прогулку в Центральный парк.
Пока мы гуляли по дорожкам и разговаривали, причем разговор не клеился и сплошь состоял из длинных пауз, мне показалось: некоторые непонятные личности попадаются на нашем маршруте гораздо чаще, нежели то допускает закон случайных чисел. Но только я открыла рот, чтобы поделиться ценным наблюдением с мужем, нижнюю часть лица мне закрыла чья-то немытая лапища, и я почувствовала укол в бедро. В то же самое!
Обманщик! Сволочь!!! Ну все! Когда проснусь – буду страшнее укуренного ежика! Я Нику такие кактусы в небе покажу, будут вместо салютов!!!