– Рон, я сказала: «Именно так»! – Сутки, данные мне для завершения всех земных дел, были на исходе.

За эти часы случилось много всего. Сделали необходимые операции Йоргосу и Никосу, и они сейчас отходили от наркоза в соседних палатах.

Меня не хотели пускать. Пришлось признаться в постыдном грехе молодости:

– Приятно познакомиться – жена!

Не поверили. Показала обручальное кольцо. Сравнивали всем консилиумом мое кольцо с таким же кольцом Ника. С лупой в руках и сверяя результат чуть ли не микроскопом. Пустили. Правда, у охраны потом долго и дотошно допытывались: сколько, интересно, Казидис выпил, когда на мне женился?

Охрана сказала, что на трезвую голову.

Тогда медсестры посмотрели на меня повнимательней и дружно решили – курил!

Охрана снова возмущенно опровергла.

Тогда медперсонал понял: сотрясение мозга было не первым! И сразу успокоился.

И неудивительно. Выглядела я… фурией. С опаленными волосами, укороченными вдвое и торчащими в разные стороны, разводами сажи по всему организму и с бешеными глазами. Ага. Мне даже помощь предлагали… психотерапевта. Я отказалась. Сказала – дескать, страховка мое безумие не покрывает, а остаток оплатить смогу только натурой. Верите ли? – ни один доктор ко мне больше не подходил! Даже практикант.

Потом ко мне приставала полиция. Надоедали, правда, недолго. Я же мстительная… Завела по новой долгий и подробный рассказ о своем боевом ранении в бедро – и от меня в момент отбедрались желающие.

О! Еще послали к психотерапевту.

Дальше было… смотри выше.

Так что я оставалась в гордом и спокойном одиночестве, сидя в маленьком ответвлении пустынного и гулкого холла четвертого этажа, пока не приехала моя команда.

– Ты уверена? – в миллион тридцать первый раз спросила Марча, забирая подписанные мной бумаги. – Ты действительно именно этого добиваешься?

– ДА!!!

Мой вопль резанул уши. Сестрички с пустой каталкой испуганно шарахнулись. Врач со стетоскопом удивленно оглянулся, прежде чем пойти дальше.

Марча, в глубоком волнении сминая изумрудно-зеленое кружевное жабо блузки, продолжила уговаривать:

– Милая, мы всегда за тебя. Не торопись! С Казидисом все в порядке. Мне кажется, дело терпит. Может, перенесем решение столь важного вопроса хотя бы на неделю?

– НЕТ!!! – радостно заорала я, углядев подстреленного Йоргоса в кресле-коляске и Рыжую, работающую поводырем. – Привет!

После слезы ангела Йоргос сам не поймет, когда успел выздороветь. Гуд. Зер гут. Муй бьен. Оттимаментэ. Йоргос остро понадобится Нику в самое ближайшее время.

– Привет! – Дуэтом.

– Джул! – очень твердо сказал Георгиос бархатным голосом. – Я безмерно благодарен тебе за спасение Никоса…

Ой, что-то мне подсказывает о продолжении!

Эсбэшник сверкнул глазами и проскрежетал:

– Хотя не надо было сначала его до этого доводить!

Я нервно кашлянула и попятилась.

– Но учти! – продолжал Йоргос, медленно приближаясь и уставясь на меня, как в дуло заряженного револьвера: – Если ты его хоть раз обидишь…

Какой чуткий, сволочь! Ну вот что ты скажешь?!

Я продолжала пятиться по диванчику, пока не уперлась спиной в стену.

– Запомни! – На меня нацелился обвиняющий перст. – Обидишь брата – я тебя из-под земли найду и к Никосу наручниками прикую, поняла? На год! А то и на два. – Йоргос совсем не шутил, видно было по напряженной позе и холодному, хмурому лицу.

Я тоже:

– Так оно и будет, Гося. Так оно и будет…

– Я тебе не Гося! – зло рявкнул Йоргос. Кому-то для выработки хороших манер поможет только ампутация. Башки!

– Прости, Гося! – в который раз повинилась жена шефа и сползла, приседая рядом на корточки. Заглянула в синие бешеные глаза. – А теперь послушай меня внимательно. Это очень важно!

– Чего ты опять натворила, зараза белобрысая? – уже почти беззлобно сказал Георгиос.

Все дружно посмотрели на мою шатенистую прическу и решили, что у мужика тяжелые последствия травмы головы. Переубеждать я никого не стала – времени оставалось в обрез.

– Все присутствующие здесь поставлены в известность о переходе моего бизнеса под начало Никоса, – по-американски улыбнулась я всеми зубами не на шутку встревоженному Йоргосу. – Соответствующие документы подготовлены и подписаны. Закладные аннулированы и больше не имеют законной силы.

– Что-то я не пойму – с чего вдруг такая щедрость? – пробормотал пораженный грек. Чувствует! Точно, чувствует! Еще немного – и креститься станет, изгоняя нечистую силу.

Неправда, я чистая! Местами…

– Потом поймешь, – сладко пообещала я. Вызверилась: – А пока помолчи, мужчина, когда женщина говорит!

– Дождусь твоей старости… – мстительно сказал Йоргос, смакуя каждое слово. – И стакан воды заменю на раствор виагры! А вставные челюсти спрячу!

– Конечно, – снова улыбнулась я. – Именно так ты и сделаешь! – Улыбка перешла в оскал. – А еще ты будешь рядом с другом и удержишь его от роковых поступков… – Сделала свой взгляд опасным. – Потому что ты не захочешь иметь дело со мной… в гневе… Ведь так?..

– Так и есть! Матерь Божья, бедный Никос! Снова что-то пакостное надумала! – взволнованно выдал по-гречески побледневший эсбэшник. Пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь: – И почему мне все это кажется подозрительным?!

– Профессия у тебя такая… беспокойная! – отрезала я, поднимаясь с пола.

От усталости меня повело. Еще бы! В этом теле уже сутки без сна и отдыха. И все время на ногах. Рон успел вовремя подхватить за плечи.

– Как ты, милая? – Марша погладила по руке, пытаясь оказать моральную поддержку.

Я стояла, не владея дрожащими коленями, и смотрела на безукоризненный костюм и высокие каблуки. Дресс-код руководителя, чтоб его! Заставили-таки принять душ и переодеться. Даже причесали… с боем. И воем. Моим.

Повернулась к своей команде:

– Все все поняли?

– Да! – раздался нестройный хор голосов.

– Кто-то может объяснить мне хоть что-нибудь?! – одиноко взывал с коляски Йоргос, шаря взглядом по растерянным лицам моих подчиненных.

– Мистер Казидис очнулся! – шлепая легкими тапочками, выскочила к нам молоденькая волоокая медсестра. – Можете к нему зайти.

– Да, конечно, – кивнула я ей. – Спасибо! – И снова к своим: – Сейчас я пойду к мужу и проведу с ним пару часов. Потом он будет в вашем распоряжении. – Поменяла интонацию и тихо пригрозила: – И не дай бог вам нарушить мои приказы!

Обвела всех строгим взглядом, улыбнулась и пошла к двери в палату.

– Джулиэн, – тихонько позвала Анна. – Счастья тебе!

– Джул! – поправила ее я. – Джул Казидис! И… спасибо!

Через предбанник с обрадованно суетящейся медсестрой и бравой охраной в черном я стремительно прошагала в VIP-палату.

Внутри на больничной койке лежал муж. Бледный, опутанный трубками и проводами, подключенный к попискивающим приборам и датчикам, Никос напряженно всматривался в отворяющуюся дверь. Классический вид кусачего животного в клетке! Вот уже и скалиться на визитеров приготовился.

– Тише, милый, это я!

Белая повязка на голове мужа делала его похожим на раненого бойца греческого Сопротивления. Швы на лбу выглядели немного непривычно, не уродуя, а делая забавным. Левая бровь у него вверху приподнялась, и кончик ее слегка недоуменно изогнулся, будто хозяин безмолвно спрашивал, подшучивая над собеседником: «В самом деле?»

Оттопыренное ухо хулиганисто торчало из-под повязки, как у беспородного щенка. Левая нога в гипсе, правая рука – тоже. Грудь в бинтах. Остальное спрятано под одеялом.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо прикрыла я створку.

В ответ мне досталась микроулыбка, зато теплом глаз можно было топить льды Антарктиды.

– Средне паршиво, – кривясь, признался Ник. Передернул плечами и пожаловался все с той же тенью внутреннего смеха: – Детей делать в ближайшее время точно не смогу. – Потянулся ко мне и беззвучно охнул, отбрасываемый назад пластиковыми путами. – Могу только надеяться, что к тому времени, как поправлюсь, все еще буду тебя интересовать.

Я присела около его кровати и осторожно взяла за руку:

– Будешь.

Он с трудом улыбнулся и спросил:

– Мне сказали, что ко мне рвется жена. Ты наконец решила рассекретиться?

– Что-то вроде того. – Я погладила такую сильную и такую слабую сейчас руку. – Я поняла – есть что-то большее, нежели амбиции.

– Что же это? – Он сжал горячие пальцы, охватывая мою узкую ладонь и пронзая меня тревожным взглядом.

– Любовь, – нежно улыбнулась я. – Просто любовь…

– Джул! – рванулся он ко мне опять и тут же откинулся со стоном на подушки. Ласково попенял: – Умеешь же ты найти место и время!

– Я готовилась. – Я не сводила глаз с человека, ради которого отрекалась от всего. Искренне надеюсь – не напрасно.

– Теперь ты останешься со мной? – Голос Никоса становился глуше, невнятнее, сказывались усталость и лекарства. Переспросил: – Ты будешь рядом, любимая?

– Я теперь всегда буду рядом, – пообещала я. – Всю твою жизнь. И тебе не избавиться от меня.

Сомкнулись полукружья темных ресниц. Он уснул. Уснул, успокоенный и ободренный. Уснул, еще не зная, что отныне мы всю жизнь будем вместе и врозь, как солнце и луна.

Сколько я так просидела… трудно сказать. Глядя на любимое лицо и сжимая руку Никоса, я с благодарностью ловила последние мгновения физического контакта, наслаждалась скупыми прикосновениями…

Мне почудилось отдаленное:

– Джи! ДЖИ! ДЖИ!!!

Голос явно чем-то разгневан. Угу. Кем-то. Точнее – мной.

И я поняла – пришло время действовать.

Встала и заперла дверь.

Расправила крылья и собрала всю свою оставшуюся ангельскую сущность. Палата осветилась нежным золотистым сиянием.

Приобняв Ника белыми крыльями, я наклонилась и нежно его поцеловала.

Затряслись стекла. Голос звучал ближе, громче. Он звенел гневом. Грохотал. Отдавался болью в ушах. Глас справедливости Бога грозил и предостерегал:

– Я иду!

А я не отрывалась от поцелуя, изливая через него всю свою любовь, даруя на протянутых ладонях свое сердце. Вручая то, что лишь однажды может дать смертному ангел – поцелуй защиты. Так называемый Последний поцелуй ангела. Поцелуй, привязывающий нас друг к другу нерушимыми узами. Навечно. Его нельзя разорвать или отменить.

Нельзя убить человека, которому ангел дарит свою бессмертную душу. И нельзя испепелить ангела за то, что он дал клятву защищать. Мы будем постоянно вместе и всегда врозь. Грешный человек и душа ангела. Такова плата. Такова кара. Таков Закон.

Золотой свет угасал, впитываясь в Никоса. Тускнела фигура ангела, растворяясь в небытии.

И все кончилось. Я ушла, чтобы вернуться. Стала тенью. Бессрочным персональным хранителем грешника Никоса Казидиса – как говорится, вечно сидящим на правом плече. Невидимым ангелом.

Одинокое белое перышко упало на грудь смертного, получившего в одночасье могущество и потерявшего весь мир.

Новая вспышка – и около постели появился Сашиэль. Посмотрел на перышко больными глазами, тронул его пальцем и опустился на колени, безмолвно прося прощения у меня за то, что поставил долг превыше семьи.

И содрогнулись плечи могучего ангела, потерявшего сестру и не обретшего ничего взамен…