На следующее утро мы приехали к Лёне в офис за пакетом. Диего я об этом не сказала, поскольку знала, что он будет орать как резаный и рассказывать мне, насколько я не права!

Точно! Это ж я сама себе работенку подкидываю. Вроде мне совсем делать нечего – сижу я и думаю: а как бы мне кого-то испепелить и у костра погреться? Совсем, понимаешь, замерзла в тридцатиградусную жару.

Всю ночь мне снились необычные цветные сны. Я плавала в огненном озере. Ныряла среди лавы. Резвилась в жерле вулкана. Вокруг меня носились диковинные тени, шептавшие мне: «Выпусти нас! Воспользуйся нами! Мы здесь!»

И алые, всепонимающие бездонные глаза без зрачков, манящие и притягивающие. Они обещали могущество, силу и владение. Эти глаза… одновременно бесстыдно ласкающие и отталкивающие. Пустые – и заполненные знанием. Глаза, которые любили… меня? Или себя во мне?..

Проснулась я со странным ощущением потери. Разум требовал немедленно вскочить и бежать сама не знаю куда. Но только бы избавиться от сосущего чувства одиночества!

– Мрак! – тряхнула я спутанными волосами и потопала в ванную. Чистить зубы и полоскать мозги.

Дополоскалась до омерзения. К самой себе. Потому за завтраком была мила с Наткой и Диего до приторности. Я даже сказала испанцу: «Мой пончик, передай лимончик», – и была уничтожена аквамариновым взглядом. Как базукой. Нет, двумя.

И как на стуле удержалась – непонятно! Должно было смести и выкинуть на земную орбиту… при условии, что не придали добавочного ускорения. Тогда бы еще дальше в космос улетела, к Юпитеру или Сатурну.

Ожог на груди чуть поблёк, но не исчез. Проводя по нему пальцами, я испытывала соединение с чем-то очень важным в моей жизни. С кем-то, кому было необходимо находиться рядом, как частичке одного со мной целого. Он бился во мне, толкал меня на радикальные изменения в моей жизни, вытаскивал на поверхность сладкие плотские мечты…

В раздумьях о смысле жизни погрузилась в машину.

– Мария, – отвлек меня Диего, – мы приехали.

– Спасибо, – вылезла я из «мерса» и резво поскакала вперед, рассчитывая избавиться от навязчивой опеки телохранителя и его пристального внимания. Сегодня утром, когда он заглянул мне в глаза, меня как будто вывернули наизнанку и начали искать невидимые дефекты. Странное ощущение. Довольно неприятное.

– Привет, Лёна! – ворвалась я к подруге. – Как дела?

– Амбивалентно, – откликнулась шатенка. – Хочется кого-то загрызть, но юридическая совесть останавливает уголовным кодексом.

– Не повезло тебе, – посочувствовала я, плюхаясь в кресло.

– Зато тебе повезло, – скривилась Лёна. И отвернулась, маскируя глухое раздражение действиями начальства. – Три объекта за десять дней!

Я тоже зла по этому поводу, но пока закрою варежку. Сволочизм, конечно, но ничего не попишешь, «начальник всегда прав!».

– Что?!! – взорвался Диего. Накинулся на всех присутствующих: – Какого черта! Она только-только начала отходить от удара ифрита!

Ожог на груди болезненно зачесался.

– Угу, – сухо кивнула я, вскрывая пакет. – Но если ты помнишь – я единственная уполномоченная огненная на этой территории и, кроме меня, приговоры исполнять некому. А они уже вынесены. Начальство мне не простит отсрочки.

Диего зло сверкнул глазами. На его лице загуляли желваки, а брови сошлись в одной точке на переносице. Грозно смотрится, признаю.

Я перелистала файлы.

– Там все адреса, – шмыгнула носом Лёна. – Я подобрала информацию и места проживания по каждому.

– Спасибо, – буркнула я, не отрываясь от фото и документов. Во мне поднималась лютая ненависть.

Эйден прав – таких надо выжигать дотла! Так, чтобы не осталось даже пепла от этих омерзительных тварей, имеющих наглость называть себя людьми.

– Поехали! – встала я. – У нас мало времени.

– Тебе нужно отдохну… – завел Диего, но был остановлен моим холодным взглядом.

– Я уезжаю, – отчеканила я. – С тобой или без тебя.

– Мария! – предупреждающе воскликнула подруга. На ее лице проступило волнение.

Я повернулась к ней и вспыхнула зрачками.

– Спасибо за помощь. Но советов я не просила. Займись лучше Вольдемаром. К моему возвращению этот сукин сын должен быть готов, как пасхальный кролик. – Надавила голосом: – Использовать все средства – мне нужен его скальп!

Лёна сникла и поежилась. Подобный жесткий тон в общении с ней я в жизни себе не позволяла.

Обратно ехали в тишине. Диего молча злился, а я просматривала бумаги и раздумывала над операцией.

Первая остановка

Первый кандидат. Растлитель с ярко выраженной способностью к внушению.

Работает в детском интернате. Любитель детей до двенадцати лет.

Последняя девочка погибла тогда, когда он дал ей лекарственные средства для внебольничного химического аборта. Умерла и она, и плод сроком три месяца.

Перед тем еще двое детей не пережили его нездорового внимания – мальчик девяти лет и девочка восьми. Их нашли мертвыми в канаве. Официальным следствием насильник не установлен – мужчина использовал перчатки, был в одежде и надел презерватив. Дело зависло. Сколько их было еще – не узнать. Как только пропадал ребенок, считалось, что сбежал на вольные хлеба. Таких побегов среди интернатских действительно много. Всех не проверишь.

Впрочем, от воздушных еще никто не уходил! Они педофила легко вычислили и уже собрали прямые доказательства.

Породистое лицо. Густые волнистые волосы. Ухоженные руки. И черная душа. В глазах цвета темного ореха неверие сменяется ужасом, когда появляются огненные палачи. Трое помощников обнимают приговоренного, заключая в смертные вечные объятия.

Вспыхивает священное пламя, поглощая последний крик. Яркий белый цвет огня угасает, не оставляя даже пепла. И маленький четвертый огонек кидается ко мне и впитывается в протянутую для помощников ладонь.

Не понимаю, что происходит? Откуда?!

Удар током потрясает. Из глаз текут слезы, я прикусила язык. Жаром по телу жуткая, всепоглощающая похоть. И пятнами фотографий лица всех жертв перед глазами.

– А-а-а! – Я пришла в себя на коленях, сжимая гудящую, как бубен, голову руками. Что это было?!

Встала, отряхнув пыль с коленей, и побрела к дороге, где меня ждал Диего. Увидев бросившегося навстречу испанца, флегматично подумала: «Староват. Хотя если немного жестче… Ой! Совсем сдурела». Снова потрясла головой, отгоняя неприглядные мысли.

Кто я? Кто внутри меня? Как избавиться от этого?

– Ты в порядке? – встревоженно спросил телохранитель, поддерживая.

– В полном, – скривила я губы. – Тебе-то что, охранничек?! Твое дело – сторожить тело! – Выпрямила спину. – Поехали!

Вторая остановка

Маньяк. Предпочитает мучить и насиловать молоденьких девушек семнадцати – восемнадцати лет. Телепат.

Худой, сильный, жилистый. Сухие мускулы пловца. Тонкие пальцы музыканта, наносящие режущие удары по шее и лицу скальпелем. Голубые глаза ангела, загорающиеся от вида крови и криков жертвы.

Он сгорел быстро. Быстрее, чем заслужил. Только вот выпустила я четверых помощников, а ко мне уже вернулось пять…

Снова удар током. Меня затошнило. Мучительная жажда крови и боли. Изуродованные лица молоденьких девушек.

– Не-э-эт! – Мозг разрывает смертная мука. Внутри идет нешуточная борьба. Их пятеро – я одна. Кое-как с грехом пополам справилась.

Выпрямилась. Дождалась телохранителя. Пока он шел ко мне, пальцы сжимались, будто ощущая скальпель. Под кожей бился пульс, мозг выворачивало звериное желание изувечить, нанести боль. «Слишком смазлив, – ядовито нашептывал внутренний голос. – Пометь его. Заклейми. Спрячь его красоту от всех!» И мучил странный невыносимый зуд в кончиках пальцев.

Кто я? Кто они? Как мне пользоваться этой силой дальше, если она меня убивает, калечит все лучшее во мне?

– Что с тобой? – Вопрошающие аквамариновые глаза заглядывают в душу.

– А что со мной? – Заломленная бровь и кривая усмешка. – Я – палач! Ты забыл, человечек? Так вспомни! – Встряхнула головой. – Водила, погнали!

Третья остановка

Убийца. Эмпатический вампир-социопат.

Молодые женщины.

У каждой смерть от потери крови. Медленной потери.

Белокожий, с черными, зачесанными назад волосами. Интеллигентный и смертельный. Ищущий вечной жизни. Свихнувшийся на вампиризме. Белые зубы голодного хищника – и мерзкая трусость шакала.

Он ужасно кричал, когда горел! Со слезами умолял о пощаде! Забыл, как точно так же умоляли его невинные жертвы. Женщины, которые уже никогда не вернутся домой, к родным. Только в отличие от них он умер быстро. Почти мгновенно. Я не умею убивать долго.

«Умеешь!» – змеей закрался странно знакомый голос. Я потрясла головой. Наверное, от усталости мерещится.

Я узнала их всех, когда он вернулся ко мне огнем. Всех! Их лица, тела. Познала чужую смерть. Кровавую извращенную радость хозяина-убийцы. Все это пронеслось током по венам.

Чувствовала необходимость для убийцы ощутить последнее дыхание, трепыхание невинной жертвы. Насладиться смертельным ужасом в гаснущих глазах. Видеть, как тело, недавно теплое и подвижное, окоченевает в твоих руках.

«Хочу! – вспыхивает фейерверком в мозгу. – Позволь себе расслабиться! Кто они для тебя? Ты – вечна. Ты – власть, сила и закон!»

Я тону! Меня погребает духовная нечистота! Помогите!

– Уйди! – Закушенные до крови губы и впившиеся в ладони ногти. – Убирайся!

«Как можно уйти от себя? – ласковый шепот. – Ты – это я. Я – это ты. Нет тебя без меня, как и меня без тебя».

– Мария! – трясет меня за плечи испуганный до бледности Диего. – Мария! Приди в себя! Очнись! Что происходит?!!

«Убей его, – покорной собачкой ластится голос, сладко убаюкивая сонный разум. – Он мешает нам стать единым целым. Он отнимает тебя у меня. Ты моя жизнь, мое спасение, моя свобода!»

Боже! Как же мне плохо! Просто выворачивает наизнанку. Пылает лава в венах, глаза заволокло туманом! НЕНАВИЖУ! ВСЕХ НЕНАВИЖУ!!!

– Все хорошо. – Я свернулась калачиком на земле. – Сейчас будет все хорошо…

«Освободи меня! – умоляет голос. – Освободи нас – и мы будем вместе во веки веков. Вместе мы будем править миром!»

Да чтоб тебя, нечистая сила! Сгинь! Вот только править миром мне и нужно! Сплю и вижу! Да я с котом управляюсь еле-еле! Хвостатый у меня на голове сидит и лапки свесил. Еще мира у себя на голове мне для полного счастья не хватало! Меня ж раздавит!

– Родная, – Диего прижимает меня к себе, вытаскивая из этого кошмара, – поехали домой.

Я с трудом обрела способность говорить.

– Домой?.. – прошептала, открывая глаза и глядя на мир сквозь багрово-алую пелену. – Да. Отвези меня домой, Диего. Я так устала…

«Устала…» – повторяет один неприятно-насмешливый голос внутри моей головы.

«Устала?» – издевается второй.

«Устала… устала…» – передразнивают еще четыре. Нет, пять!

Кто я? Что это за голоса во тьме?! Что со мной, черт побери, происходит?

На следующий день мы вернулись в родной город и сразу поехали к Лёне. Мне хотелось поскорее закончить с Вольдемаром.

– Как все прошло? – бросилась ко мне с объятиями шатенка.

Я испытала необъяснимую брезгливость и поспешно отодвинулась.

– А как должно все пройти? Все хорошо.

– Мария?.. – заглянула Лёна мне в лицо и отшатнулась: – Что с тобой? У тебя глаза страшные… мертвые!

– Может быть, просто уставшие? – усмехнулась я, усаживаясь в кресло. Вернула нашу беседу в деловое русло: – Как обстоят дела с Вольдемаром?

– У тебя завтра с ним встреча на шестом километре Загородного шоссе, – отрапортовала шатенка, не переставая сверлить взглядами меня и Диего. – Он уже достаточно созрел. Просто не понимаю, зачем тебе это нужно?

– Тебе и не нужно понимать, – не слишком любезно отрезала я. – Не твоего это ума дело, милая. – Вздернула бровь. – Что-то еще?

Лёна молча подала мне тонкую папку. После нашей пикировки она просто заледенела.

– Пошли, – бросила я Диего, встала и вышла не прощаясь.

Зачем? С наемными работниками следует поддерживать исключительно деловые отношения. Подчиненные должны знать свое место.

– Ты зря обидела Лёну, – сообщил мне Диего, садясь за руль.

– Да неужели? – скривилась я, откидываясь на спинку. Поддела охранника: – Ой! В самом деле?.. Тогда это горе. Теперь у меня испортится аппетит на черную икру, и я перестану смотреть «Спокойной ночи, малыши».

– Ты как-то странно изменилась, – заметил испанец. Нахмурился. – Не в лучшую сторону.

– Может быть, поумнела и выросла? – вскинулась я, рассматривая свои ногти. Надо будет срочно сходить сделать маникюр. Жестко: – И перестала в каждом подчиненном видеть друга?!

Мы приехали домой в полном молчании. Лично мне это ничуть не мешало. Слишком уж много воли в последнее время стал себе позволять телохранитель. Пора менять. Красивых мужчин много, а угождать их прихотям и поддерживать чужие глупые иллюзии я не намерена. Так и разорваться можно от усердия.

– Ну наконец-то! – встретила нас в дверях Натка. – Я за вас очень переживала. Ифрит сильный противник, не каждому по зубам. Ты не ранена? Плохо выглядишь. А я вот пирожков напекла. И греческий салатик сделала. И для Диего этот ваш суп… как он там называется? О! Карпаччо!

Я страдальчески сморщилась и произнесла, возможно, с излишней резкостью:

– У тебя на кухне все дела уже переделаны, чтобы ты путалась под ногами?

– Что стряслось? Тебя какая гадюка цапнула? – грозно уставилась на меня Натка, сжимая поварешку. – Покажи пальцем, я ей живо бошку на деликатес откручу!

Диего, не раздумывая, встал между мной и домовушкой. Но мимика бодигарда отображала глубокие сомнения в моей правоте. Мне это не понравилось. Немой упрек очень некстати. Раздражает.

– Твои кастрюли по тебе соскучились, – холодно сообщила я Натке. – А я – нет. Так что шагом марш на кухню и не мозоль мне глаза.

Зеркало прихожей отобразило холеную блондинистую стерву. Надменные золотистые глаза. Презрительную складку у краешка губ. Злую красоту.

Словно там и не я. Впору собой гордиться.

Домовая пронзила меня убийственным взглядом, испытующе зыркнула в сторону опустившего взгляд испанца, после чего фыркнула и ушла. Вскоре на пищеблоке загремела бьющаяся посуда.

– Вычту из жалованья до копейки! – мстительно выкрикнула я, поднимаясь к себе.

– Ты сейчас оскорбила хранительницу, – поймал меня за руку Диего. На его лице читалось ошеломление на грани возмущения, в глубине выразительных аквамариновых глаз поселилась тень тревоги. Некоторое время испанец молча смотрел на меня, прежде чем продолжить: – Как ты могла так с ней поступить?

Я вырвалась. Подчиняясь внезапному порыву, произнесла с расстановкой:

– С кем? – Нехорошо улыбнулась. – С прислугой?! А что я должна была с ней делать? Взасос целовать? До гланд?

У Диего на виске забилась жилка.

– Ты пожалеешь. Пожалеешь, да поздно будет, – враждебно предупредил меня испанец. – Когда останешься одна… – Диего стремительно, с каждым словом от меня отдалялся, чему я была откровенно рада.

Я остановилась на середине лестницы, внимательно посмотрела на него глазами ифрита. Издевательски хохотнула:

– Мне это не грозит! Меня слишком много, чтобы быть одной.

Диего отшатнулся и сжал кулаки. Постоял в недолгой растерянности, то открывая, то закрывая рот, словно испытывая огромное желание меня о чем-то спросить. Но удержался. Сцепил зубы и ушел.

Стало тихо. Даже кот от меня сбежал и не показывался. Предатель ушастый!

В спальне меня застало врасплох запоздалое раскаяние. Было ужасно стыдно перед всеми за свое отвратительное поведение и мерзкие слова. Но ледяной камень внутри – целая гранитная стела! – не давал возможности все исправить.

Алые глаза, глядящие в душу, вот кто мешал! Шесть огоньков, стерегущих ее. И вкрадчивый голос, постоянно нашептывающий: «Власть! Самое главное в жизни дает власть. И богатство! Рвись к власти, я помогу! Стремись к богатству – и я приду к тебе на помощь!»

– Отстань! – слабо отбиваясь от навязанного внушения, понуро бормотала я, качаясь на коленях в кровати и тоскливо сжимая гудящую голову. Крикнула: – У тебя было богатство! Каким путем ты его добыл? Жизнями несчастных девочек?

«Пути не имеют значения, – шептал голос. – Главное – результат. Девчонки – товар, мусор, расходный материал! Однодневки! Они все доброго упоминания не стоят. Бессловесное быдло, пустоголовые дурочки. Курицы, отданные на съедение. Ты – сила, которая может этим управлять. Ты!»

– Нет! – бессильно сопротивлялась я, извиваясь на влажных от пота шелковых простынях. – Нет ничего важнее человеческой жизни. Все равно – своей или чужой!

«Нет ничего важнее тебя! – сладко уговаривал голос. – Ты, и только ты имеешь значение. Твои желания должны исполняться. Все остальные созданы для служения тебе!»

– Уйди, – плакала я, раздирая до крови поблекший ожог на груди. Если бы могла – срезала бы вместе с мясом и кожей. – Оставь меня! Я тебе не принадлежу. Я хочу жить и решать сама!

«Дурочка, – ласкал бархатом вкрадчивый баритон. Мне почудился снисходительный смешок. – Это я принадлежу тебе. Я служу тебе. Выпусти меня, и вместе мы достигнем небывалых высот. Твоя красота и моя сила – небывалое могущество!»

Я не выдержала. Сползла с постели и заглотала половину пузырька снотворного. Убить не убьет, зато вырубит качественно и надолго.

Сновидений и раздвоения больше не было. Просто чудилось, что меня баюкают сильные родные руки.