— А — А — А — А — А — А — А — А — А — А — А!!!!!

Блин, зафигом так орать с утра? Я приоткрыла один глаз. Ну, точно, Маша с каргаалом познакомилась. Упс! А как она на шкаф залезла? И кто её оттуда снимать будет? Я окончательно проснулась, села на постели и осведомилась:

— Маш, что ты так верещишь?

— Это… это… это же…, — от испуга девушка не могла связать и двух слов, пришлось прийти к ней на помощь:

— Да, это каргаал, но она тебя не тронет, если перестанешь мучить наши уши своими воплями.

Я развернулась к кошке, лежащей в ногах, и уточнила:

— Правда, сестрёнка, не тронешь?

Кошка лениво повернула голову и посмотрела мне в глаза, чуть прищурившись. Назревал всё тот же насущный вопрос:

— Как же тебя назвать? — но тут как подсказка, в голове отчётливо отпечаталось «Сильван». Хм, интересно. Телепатия? Я уточнила:

— Тебя зовут Сильван? — опровержения не последовало, поэтому пробормотав: — Вот и чудесно! — я слезла с кровати и пошлёпала к шкафу, уговаривая компаньонку:

— Маш, слезай, я есть хочу!

— Не могу, — призналась она с несчастным видом.

— Что значит, не можешь? Боишься? Горе ты моё! Сейчас, подожди.

Я подошла к входной двери и, открыв, обозрела стражу: «Ух ты, у нас новенькие! Красавчики! Стоят, не шелохнутся, только как-то странно дёргаются. Нервные какие! Лечиться надо!» Мне надоело рассматривать похожих как близнецы молодых воинов, и я приступила к делу:

— Мальчики, нужна грубая мужская сила. Срочно!

Вызвав своей просьбой исключительно противоестественную реакцию: какие-то они стали бледненькие и глазки забегали. Это они о чём подумали? Тут до меня допёрло, что они поняли под «грубой мужской силой». Тьфу, прости меня Господи! Извращенцы! Да, в этом плане мужики везде одинаковые. Пришлось разжевать более подробно:

— Девушку нужно со шкафа снять. Она каргаала увидела и со страху туда залезла, а слезть боится. Поможете?

И что я такого сказала? Дурдом на проводе! Нет, ну как мужик может в обморок упасть? Что мне с ним делать? Бросить совесть не позволяет. Второй вон по стенке ползёт, того и гляди рядом устроится. Лазарет, блин. А в книжке то понаписали «жестокие, свирепые, безжалостные». Ага! Слабонервные, ранимые и легковозбудимые! Где же вы, брутальные мачо? Ау-у-у!

Будем в чувство приводить. Я материализовала нашатырь и сунула под нос самому чувствительному. Парнишка подпрыгнул и начал отползать, глядя на меня расширенными глазами, что естественно вызвало у меня удивление:

— Что ж ты скачешь, как кузнечик. Знаю, воняет, а ты что хотел? Чтоб я тебя духами поливала? Хотя у вас тут духи хуже нашатыря! Так, сейчас по валерьянке сообразим, — перенесла я своё внимание на ещё более побледневшего второго дроу, который всё же нашёл в себе силы спросить:

— Ваше Величество, зачем Вы с нами возитесь?

Я хмыкнула:

— А что вас так бросить? Мне такие экстравагантные украшения перед дверями не нужны.

— Нас все равно либо казнят, либо в тюрьму посадят, либо сошлют, в зависимости от настроения Повелителя.

Шиза полная! Я обалдело хлопала глазами, переводя взгляд с одного на другого:

— За что?

— Мы не выполнили свой долг и выказали слабость, — покаялся тот, что оказался покрепче нервами.

Уйме, как всё запущенно! Мозгами можно тронуться! Что за порядки такие дикие?

Как они тут выживают? Тьфу, прости меня Господи, что за садист мне в мужья достался! Делать нечего, придётся спасать ребятишек. Ни за что же пропадут.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась я у него.

— Нимиэль, Ваше Величество

— Слушай, Нимиэль, во-первых, прекрати мне великать. Меня зовут Юлия; во-вторых, ничего страшного не произошло. Вы немедля хряпнете по валерьяночке и заново у двери построитесь. Лады?

Вау, какие у нас большие глазёнки! Мальчишка от неожиданности аж заикаться начал:

— Но… как же… Повелитель…

— Да фиг с ним, мы ему не скажем, — сделала я ему невинные «глазки»: — Пусть это останется между нами, красавчик.

Нет все-таки я стерва… но добрая и отзывчивая. А что? Всем известно, сама себя не похвалишь, никто тебя и не заметит. Мне надоело воспитывать подрастающее поколение, да и Повелитель мог нарисоваться в любую минуту, испытывая к моей персоне нездоровый интерес. Поэтому я скомандовала:

— Всё, ребятишки, подбирайте челюсти с пола, приводите себя в порядок, а я пошла. Мне ещё Машу снимать нужно… со шкафа.

В дверях меня догнал вопрос:

— А у Вас там, правда, каргаал?

— Я просила на «ты». Правда, — ответила я, направляясь обратно в комнату, и уже закрывала дверь, когда услышала.

— Спасибо… Юлия.

— Вот так-то лучше, мальчики, — высунув нос наружу, я одарила их широкой ободряющей улыбкой: — Не трусьте, прорвёмся!

Пять минут спустя. Переговоры между мной и компаньонкой:

— Маш, слезай. Ты что, там жить собралась?

— Я боюсь!

— Когда туда лезла, не боялась? Да здесь не высоко! Всего-то метра четыре… наверное.

— Это случайно вышло! Я испугалась!

Ну и что мне с ней делать? Испугалась… А если?

Я строго прикрикнула на Машу:

— Если ты сей момент не слезешь, я пожалуюсь Повелителю!!!

С перепугу девушка мгновенно спрыгнула и заплакала. У меня уже каша в мозгах:

— Ну и что ты ревёшь? Опять боишься? Кого? Повелителя?

Ой, блин, кошмар на улице Вязов. Ещё одна слабонервная на мою несчастную голову. Как могла, попыталась её успокоить:

— Маша, да не скажу я ему ничего, успокойся. Мне же нужно было тебя оттуда снять. Или ты там решила гнездо свить? На, выпей валерьянку, успокойся. Пошли завтракать.

Кое-как уняв слезы и выпроводив Машу, я отправилась в сад. Сильван пыталась ко мне пристроиться, но трёх лапах далеко не уйдёшь и она осталась. После всех утренних происшествий я сбежала в лес, и мы с Громом опять поехали на озеро.

Есть же примета: как день начнётся, так он и закончиться. Чистая правда! На себе проверила!

Я вдоволь наплавалась и вылезла на берег обсохнуть. Цветы здесь обалденно красивые. Я венок себе сплела, одела. Гром под руку тычется, такой же хочет. А мне что жалко? Я и ему смастерила. Потом решила Маше тоже принести. Сижу я себе спокойно, и вдруг на полянке появляется Дарниэль. Нарисовался, не сотрёшь. Стоит, смотрит. Как мне его взгляд не нравится. Что-то он мне напоминает? А! Корриду видели? Помните, как там бык на матадора смотрит? Во-во, очень похоже. Сейчас пар из ноздрей пойдёт. Как-то мне не по себе стало. Линять надо. Поздно. Началось. Торо, торо!

Повелитель быстрым шагом пересёк поляну и навис надо мной с воплем:

— Почему ты голая?!

Смотки-ка ты, мы снова на «ты», как быстро слетает шелуха воспитания с мужчины при виде полуобнажённой женщины, особенно если он купальников в глаза не видел. Придётся объяснить и я объяснила абсолютно спокойным тоном:

— Глаза разуй. Я в купальнике. Это одежда для купания.

Нервный Повелитель расширять запас познаний не пожелал и заорал дальше:

— Где ты одежду увидела?! Прикройся немедленно!!!

Настала моя очередь злиться, и я высказалась:

— И не подумаю! Я ещё не высохла!

Выпад мой не подействовал и Дарниэль завопил ещё громче:

— Или ты немедля оденешься, или я тебя прямо здесь изнасилую!

Смотрю и верю. Этот сможет! Решив не доводить дело до обещанного, начинаю одеваться. И вдруг я оказываюсь у него за спиной, а Повелитель вытаскивает какую-то железяку. Ой, какой ножичек клёвый! А что он им шинковать собрался? Что? Моего коняшку? На колбасу? Не дам! Моё!

Я безотлагательно вылезла вперёд и возмутилась творимым произволом:

— Ты сбрендил?! Ты на кой ляд к моему коню свои загребущие ручонки тянешь?

Дроу упорно старался запихать меня обратно за спину, соизволив при этом объяснить причину своих действий:

— Конь? Ты сумасшедшая! Это демон!

— Да-а-а? Никогда бы не подумала! Какая порода интересная, — удивилась я, так же, упорно не желая оказываться за его спиной: — Ну и что, что демон!

Разъярившись до предела, Дарниэль попытался меня напугать:

— Он плотоядный!

— Ты тоже не вегетарианец, — хмыкнула я.

— Он опасен! — не оставил попыток муж.

— Ты тоже! — парировала я.

В ход пошла тяжёлая артиллерия:

— Я тебе приказываю!

— Да кто ты такой, что бы мне приказывать! — замкнуло меня.

Мне незамедлительно напомнили:

— Я твой муж!

— Да ты что! — восхитилась я аргументом и сообщила: — Это не довод!

По-моему я чуть-чуть переборщила. Этот «Отелло местного производства» хватает меня за руку, перед глазами всё плывёт, и мы оказываемся в моей комнате. Повелитель в крайней степени ярости стискивает мне руку до синяков, и я кричу:

— Отпусти руку! Больно!

На мой крик реагирует Сильван. Она приподнимается и начинает рычать. Вот только сцен из поэмы Шота Руставели мне здесь не хватало: «Рассердился я на зверя. И метнул копье стальное. Лев упал, копьём пронзённый, И пополз, протяжно воя. Я мечом его ударил. И рассёк его с размаха. Рухнул мёртвый зверь на камни, Поднимая груды праха». Поэтому встаю между ними, но обращаюсь к кошке:

— Спокойно, сестрёнка, он уже уходит, — и задаю с нажимом вопрос уже Повелителю: — Ведь так?

Дар молча изучает моё лицо и принимает какое-то решение, начиная говорить размеренно-холодным тоном, как будто заколачивает гвозди в крышку моего гроба:

— Запомни! Здесь Повелитель, Я! В моей воле казнить или миловать. Жизни моих подданных в моих руках, в том числе и твоя. Я буду решать, что и как тебе делать!

Я не ошиблась — это был гроб моей свободы и моей надежды. Он берет меня за подбородок и смотрит в глаза:

— Ты поняла? Ты ничто и никто здесь! Я твой господин!

Я молчу. Что сказать? Всё и так ясно. Он продолжает:

— Сегодня вечером бал. Ты должна присутствовать и выглядеть соответственно своему статусу.

Закончив, Дарниэль разворачивается и идёт к выходу.

Мои губы шепчут помимо воли:

— Ты пожалеешь об этом.

Он останавливается и, не оборачиваясь:

— Я так не думаю!

С треском хлопает дверь. Это конец! Если раньше в глубине души тлела крохотная искорка надежды, что мы можем договориться и возможно найдём какой-то выход из сложившейся ситуации, то сейчас не осталось ничего. Почему мне так плохо? Его слова как грязь, как нечистоты. Он искупал меня в этом месиве. И это чудовище мне навязывают в мужья!

Я села на своё любимое место у окна и закурила. Что ж, ты сам этого хотел… Господин! Я буду «выглядеть соответственно своему статусу»!

Не знаю, сколько времени я просидела, гладя Сильван, куря и размышляя. Наверно много, потому что уже стемнело, и Маша нашла меня в полной темноте. Она остановилась рядом, глянула на пепельницу полную окурков, на нетронутую еду и, погладив по плечу тихо напомнила:

— Юлия, тебе нужно одеваться.

— Маш, ты мне поможешь? — с надеждой вгляделась я в её глаза и добавила: — Это просьба, не приказ. Неволить не буду.

— Да, — ответила девушка, не отводя взгляда.

— Спасибо!

Я объяснила, что я хочу, и мы приступили. Это заняло какое-то время и требовало определённой сноровки. Наконец настала финальная стадия и когда Маша подводила мне глаза, я заметила, как дрожат её руки.

— Ты боишься?

— Он убьёт меня, — призналась компаньонка.

Я попыталась отвлечь её:

— Пусть только попробует! Я его на ленточки порежу и макраме сплету. Будешь иметь эксклюзивное украшение на стену. Экскурсии водить. Прославишься!

Девушка всхлипнула и зажала рот, потом немного отойдя, опустила руки и сказала:

— Не надо, меня некому оплакивать. У меня кроме тебя никого нет. Спасай свою жизнь. Повелитель может быть очень жестоким.

Я взяла её за руки:

— Маша, я не боюсь его. Презираю, может быть, ненавижу, но не боюсь. Мне нечего терять. Мою жизнь уже исковеркали. Ты, наверно, уже поняла, что я не Эланиэль? — дождавшись кивка в ответ, я продолжила: — Меня лишили всего дорогого и важного: имени, семьи, мира. И так получилось, что теперь ты и Сильван стали моей семьёй, ближе вас у меня никого здесь нет. И я буду бороться за вас до последнего вздоха, до последней капли крови. Это не обсуждается. Понятно?

Маша долго смотрела мне в глаза, потом погладила по щеке:

— Да благословит и защитит тебя Богиня! Нам пора!

Она накинула мне на плечи плащ, поправила капюшон и мы вышли. Маша вела меня по длинному извилистому коридору, а сзади шли мои стражи. Около больших дверей мы остановились и я спросила:

— Маша, ты помнишь что делать? Хорошо. Тогда я готова.

Двери распахнулись и глашатай возвестил:

— Повелительница Эланиэль!

Я шла по дорожке к трону, на котором сидел мой обидчик, мой противник, мой враг. Что я чувствовала? Трудно объяснить. Вероятно, это была гремучая смесь из обиды, желания наказать и озорства. Я остановилась, не доходя до Повелителя несколько метров, и склонилась в поклоне. Раздался его высокомерный бездушный голос:

— Почему Вы так странно выглядите, Ваше Величество?

Я выпрямилась и остановила взгляд на лице Дарниэля:

— Я бы хотела сделать Вам подарок.

Его глаза сверкнули гневом, губы плотно сжались, на щёках заходили желваки. Еле сдерживается… бедолага.

— Почему Вы решили преподнести мне такой сюрприз?

По моим губам скользнула холодная усмешка, и я донесла до него причину:

— Вы настолько доходчиво объяснили мне моё положение и мой статус здесь, что я решила проникнуться и отблагодарить Вас. Вы позволите?

— Да, — камнем упало позволение.

— Благодарю Вас… мой Господин.

На слове «Господин» я скинула плащ, зазвучала музыка и я начала свой танец. По залу прокатилась волна удивления. Мне было всё равно, я видела, как в его глазах одно чувство сменяло другое: гнев, ярость, растерянность, желание, беспомощность. Наслаждайся, мой Господин и будь ты проклят!

А потом танец увлёк меня. Осталась только я и музыка. Я танцевала танец живота в костюме одалиски.

«В моём первом движении — гибкость песчаной кошки, Во втором повороте — свобода летящей птицы. А сейчас я бросаюсь на пол — не всерьёз, понарошку! Но тебе уже страшно, что я — пытаюсь разбиться. Прогибаюсь назад, чтоб по ветру плескались косы, И руками рисую узоры — под звон браслетов. Я станцую тебе ответы на все вопросы, Я сегодня открою тебе все свои секреты! Я кружусь, звеня, вся во власти монет и шёлка, Я бросаю вызов всем скучным и лживым лицам! И я всё, что бушует в душе, разложу по полкам, Чтоб сегодня под ритмы востока тебе приснится! Вновь движенье бедром, животом я рисую узоры… Господин мой, ведь ты дорожишь моим телом? Да, я стану под музыку ветра твоим приговором, Я тебя покорю, как давно покорить хотела! Ты отринешь покой — я тебе обещаю, танцуя! Ты не сможешь забыть, как глаза отражали свечи, Как звенели монеты, как шёлк всё взлетал, рисуя Гибкий стан, руки, волосы, хрупкие плечи… Ты глядишь на меня, не зная, что делать дальше, Я смеюсь, все танцуя — ну, кто теперь главный, милый? Будет много игры, лжи в глаза, ерунды и фальши. Но забыть этот танец уже будет нам не по силам…»

Автор стихов Клара, которая написала это прекрасное стихотворение специально для этой главы. Моя искренняя ей благодарность.

Музыка стихла, я застыла в финальном поклоне со словами:

— Вы довольны, мой Господин?

Не дождавшись ответа, я выпрямилась. Борьба взглядов. Листва против неба. Спокойствие против ярости. Но Дарниэль справился с собой и протянул лениво и скучающе:

— Ну что же, Вы подарили Нам прекрасное зрелище: усладу для глаз. Что Вы можете предложить, чтобы усладить наш слух?

— Все, что прикажет мой Господин, — ответила я с издёвкой, опять склоняясь в поклоне и дождавшись:

— Приступайте, Я жду!

Я выпрямилась, вытянулась в струну и под сводами поплыла, окутывая, проникая каждому в душу, никого не оставляя равнодушным:

«Ave Maria gratia plena dominus tecum benedicta tu in mulieribus et benedictus fructus ventris tui jesus sancta maria sancta maria maria ora pro nobis nobis peccatoribus nunc et in hora in hora mortis nostrae maria ora pro nobis nobis peccatoribus nunc et in hora in hora mortis nostrae amen amen Ave Maria

«Ave Maria» Музыка Ф. Шуберта, слова взяты из католической молитвы.

Когда стихла последняя нота, я развернулась и пошла к выходу. Маша накинула мне плащ на плечи, но мне было безразлично. Все свои чувства я оставила там, позади. Я отдала им кусочек себя, кусочек своей души и на его месте сейчас была открытая рана. Как больно! Время! Мне было нужно время…

Около моей двери, Айлонор придержал меня за локоть, развернув к себе, вытер слезы. Надо же, я и не заметила что плачу.

— Не плачь, маленькая, всё будет хорошо, — гладил меня по волосам мужчина.

Я подняла на него глаза и спросила:

— Ты зайдёшь? Выпей со мной. Я хочу сегодня напиться и петь. Я спою для вас.

— Ты же знаешь, я не могу — долг. Если хочешь, то не закрывай дверь. Это честь для нас слышать твои песни, — ответил страж.

— Хорошо, пусть будет так, — согласилась я, не имея сил спорить.

Я взяла местную гитару, Маша разлила вино по бокалам. Я пила и пела, пела и пила и слезы катились по моим щёкам.

Экзамен на бога Не хочешь ли сдать? Пусть здесь немного убого И пеплом рассыпалась верная рать… Не хочешь стать ангелом… бесом? Империей править, реальность менять? И скрывшись от памяти Забвенья завесой С богами на равных сыграть? Так хочешь? Ответь, не молчи! Ведь я предлагаю всевластья ключи. Ну что же ты мнёшься? Глаза ты отводишь зачем? Ведь я предлагаю побег от проблем. Забавно, ведь ты об этом мечтал и просил, Так что же случилось, Зачем же ты мне нахамил? Смотри, я рыдаю, И слезы градом из глаз. Ну, все, я улетаю Мы скоро увидимся, Уж скоро следующий раз! И снова буду предлагать целый мир, Все о чем ты когда-то у Бога просил. И верю, тогда-то ты скажешь мне — «ДА», И станет моею душонка твоя!!!!

Автор стихов Дарисента. Моя искренняя ей благодарность за разрешение использовать её творчество.

Последний аккорд, последний глоток и крик, сорвавшийся с моих губ, растворившись в ночи:

— Я ненавижу тебя, Дарниэль!

Почему мои мысли постоянно крутятся вокруг эльфийки? Что в ней такого, что я не способен выкинуть её из головы? Она красива? Да, но не больше остальных женщин. Экзотична? Да, в какой-то степени: у неё непривычные понятия и представления, но и это не может надолго удерживать моё внимание. Тогда что? Уже в который раз за последние дни я искал и не находил ответ. Больше того, возможно первый раз в жизни, я не мог точно сформулировать, что я хочу от неё. Не получалось и всё тут! Мне было мало, каждый раз мало её эмоций, улыбок, слов, нелепых требований. Меня постоянно тянуло к ней, хотелось находиться в её обществе. Я недоумевал, откуда такие сумасшедшие желания, такие непривычные чувства. Я должен прекратить это слюнтяйство! Немедленно!

Приняв решение, я углубился в текущие дела и… ухватился за первый попавшийся предлог, чтобы пойти к Юлии. Предлог был нелепым: сегодня вечером должен состояться бал, и я вполне мог бы послать кого-то из придворных, но пошёл сам, ведомый как на аркане. Зачем я это делаю? Хорошо, допустим, что мне любопытна она как иномирянка или я волнуюсь за судьбу своей расы. И то и другое чистая правда, но почему-то больше всего мне хотелось оказаться с ней в одной постели. Ну, этому есть тоже разумное объяснение: я не привык, чтобы меня игнорировали как мужчину и пренебрегали моим вниманием.

За размышлениями, я не заметил, как оказался перед её дверями. Странно, но ни в комнате, ни в саду её не было. Я вышел за дверь и осведомился у стражи, но они заверили, что она не выходила. Да и кто б её выпустил? Где же она может быть?

Я постарался успокоиться и, взяв в руки её вещь, настроился на Юлию. Каждое существо в нашем мире имеет свой энергетический след или иначе отпечаток. Это как запах, только след не пропадает гораздо дольше. Нашёл, вот её нить. Следуя по энергетической нити, я замер, уткнувшись в живую изгородь. След вёл наружу. Она свихнулась? Как она могла уйти в лес? О, Боги, она же ничего не знает о нашем мире! Одна в лесу! Всё возвращалось на круги своя. Так же как и вчера, я молил Богов: «Только пусть будет живая! Прошу вас Боги, пусть будет живая!»

Я с ума сходил от беспокойства пока мчался по её следу. Вдруг след вильнул, и я оказался на поляне. Юлия сидела на берегу озера, среди цветов, залитая солнечными лучами. Тонкая фигурка, окутанная облаком золотистых локонов, на которых красовалось что-то, похожее на корону из цветов. Я застыл любуясь. Как она прекрасна сейчас. Эльфийка внезапно оглянулась и, увидев меня, нахмурилась и встала. Ну почему, Боги, почему на ней каждый раз всё меньше и меньше одежды? Разве эти три тряпочки можно назвать облачением? А если увидит кто? При мысли, что другой мужчина будет так же пялиться на мою жену, у меня потемнело в глазах. Я рявкнул:

— Почему ты голая?!

Юлия изумлённо распахнула глаза:

— Глаза разуй. Я в купальнике. Это одежда для купания.

Одежда?! Звучит как издёвка. Она меня с ума сведёт! Я начал настаивать:

— Где ты одежду увидела?! Прикройся немедленно!!!

Девчонка спокойно выдержала мой рык и принялась сопротивляться:

— И не подумаю! Я ещё не высохла!

Моё терпение окончательно сдохло! Я её сейчас убью! Нет! Сначала поцелую, а потом убью! Я поставил её перед выбором:

— Или ты немедля оденешься, или я тебя прямо здесь изнасилую!

Эльфийка внимательно посмотрела на меня, оценивая ситуацию и начала одеваться. Внутри кольнуло: я ей настолько неприятен? Додумать эту мысль, я не успел. Из-за кустов показался демон. Исключительно этого мне не хватало для полного комплекта неприятностей! Что ему нужно в моих владениях? Зачем он пришёл? Убивать? Выругавшись и отшвырнув жену за спину, я вытащил кинжал. Один на один я с демоном смогу выстоять, но с ней за спиной будет не просто. Боги дайте ей ума спрятаться и не мешаться под ногами!

Я ждал нападения, приготовившись к бою, и вдруг Юлия вылезает вперёд и начинает орать:

— Ты сбрендил?! Ты на кой ляд к моему коню свои загребущие ручонки тянешь?

Я бы, наверное, меньше опешил, если бы меня по голове стукнули. Она издевается? Не понимает? Да она же скорей всего не знает кто это. Объясняя, я снова пытался прикрыть иномирянку:

— Конь? Ты сумасшедшая! Это демон!

Сейчас свихнусь окончательно и бесповоротно. Эта мелкая паразитка разглядывает демона с неподдельным интересом и заявляет:

— Да-а-а? Никогда бы не подумала! Какая порода интересная. Ну и что, что демон!

— Он плотоядный! — потерял я самоконтроль, разъярённый её беспечностью.

Думаете, испугалась? Как бы ни так! Она кинулась спорить:

— Ты тоже не вегетарианец.

Наше препирательство грозило затянуться надолго: каждый мой аргумент она опровергала своим доводом, пока не зашла слишком далеко: она посмела усомниться в моём праве на неё. Меня захлестнуло волной ярости: мало того, что я держу в пределах видимости противника и постоянно жду нападения, так Юлия ещё и перечит мне. Однако, не смотря на бешенство, я чётко понимал, что мне нужен кто-то, кто способен меня остановить, иначе я её убью или покалечу. Мелькнула здравая мысль «каргаал». Значит, к ней в комнату. Очень надеюсь, что пока я открываю телепорт, нападения не будет. Все, спасибо Богам, мы у неё. И тут вместо того что бы молчать или признать свою вину и молить о прощении, девчонка принялась выдёргивать руку и возмущаться:

— Отпусти руку! Больно!

Глаза застилает пелена ярости, Остаётся единственное желание: сломать непокорной эльфийке шею. Но я правильно рассчитал: кто сможет этому помешать. Кошка начинает рычать и готовится к прыжку. Юлия откровенно не понимает, на какой волосок от смерти она находилась. Её наглость переходит всяческие границы: девчонка смеет выпроваживать меня вон.

Я молча изучаю её лицо. Нет, всё-таки нужно поставить её на место:

— Запомни! Здесь Повелитель, Я! В моей воле казнить или миловать. Жизни моих подданных в моих руках, в том числе и твоя. Я буду решать, что и как тебе делать! — я беру её за подбородок и смотрю в глаза, настойчиво вбивая в её пустую голову первое правило, следуя которому ей надлежит жить: — Ты поняла? Ты ничто и никто здесь! Я твой господин!

По мере того как я говорю, она замыкается и её глаза гаснут, теряя яркость, становятся пустыми и отрешёнными от мира. Меня разрывают изнутри противоречивые желания. Мне нужно настоять на своём праве: повелевать, и она обязана мне подчиниться! Но кто-то внутри меня слабо шепчет: «Прошу тебя, не молчи, произнеси что-нибудь, возмутись и… я тебя поцелую».

У девчонки был шанс, но она молчит… и только в глазах пустота. Уже становится понятно, что не уступит, не скажет, тогда скажу я:

— Сегодня вечером бал. Ты должна присутствовать и выглядеть соответственно своему статусу.

Разворачиваюсь и иду к выходу. Её тихий голос вонзается в спину, причиняя неожиданную боль.

— Ты пожалеешь об этом.

Замерев, я боюсь обернуться. Ты права! Я уже пожалел, когда увидел твои померкнувшие глаза. Но я Повелитель и мне нельзя отступаться от своих решений, поэтому я ответил:

— Я так не думаю!

Направляясь к себе и чувствуя груз вины, я опять пытался найти ответы на множество мучающих меня вопросов: Почему меня задело её отношение? Почему мне не безразлично? Почему мне хочется одновременно свернуть ей шею и зацеловать? Почему она не оставляет меня равнодушным? Какая разница — эта женщина или другая? Но ответов по-прежнему не было или я их, к сожалению, не знал.

Мне чрезвычайно не нравилось моё состояние. Я не привык чувствовать себя виноватым — это чувство не подобает Повелителю. Мысли вновь метнулись к Юлии. Мне подумалось, что на балу было бы не плохо как-то смягчить всё, сгладить. В конце концов, женщины любят развлекаться, и она забудет о размолвке. Если бы я знал…

Бал уже начался, когда объявили её прибытие. Юлия вошла в зал в плаще, голова опущена вниз, капюшон скрывает лицо. Почему она в плаще?! Интуиция даже не кричала, вопила, чтобы я хватал её и тащил отсюда! Видно же, что задумала каверзу! Но! Я! Повелитель!

Она остановилась, не доходя до трона несколько метров, и склонилась в поклоне. Я спросил, с трудом сдерживая эмоции:

— Почему Вы так странно выглядите, Ваше Величество?

Эльфийка гордо выпрямилась и теперь смотрела на меня с решимостью и упрямством. Что она замыслила? Не уступит же, не смирится! Боги, ну отчего она настолько настырная?

— Я бы хотела сделать Вам подарок.

Мои мысли метались, стараясь найти выход. Что же мне делать? Отказать? Позволить? Я решил «прощупать почву»:

— Почему Вы решили преподнести мне такой сюрприз?

И чего я этим добился? Лишь кривой усмешки, быстро скользнувшей по губам и падающих льдинками слов:

— Вы настолько доходчиво объяснили мне моё положение и мой статус здесь, что я решила проникнуться и отблагодарить Вас. Вы позволите?

Что ж, пусть будет, что будет! Я дал разрешение и получил в благодарность:

— Благодарю Вас… мой Господин.

На слове «Господин» девчонка скинула плащ, зазвучала музыка и она начала свой танец. Я окаменел. О, Боги что это? Что опять на ней одето? Она снова одета и раздета одновременно! Когда же это кончится? Мне следовало прекратить танец, остановить эльфийку и примерно наказать, но я не мог. Впервые за много лет, я не мог заставить себя покарать непокорную, а лишь сидел и смотрел. Мозг отстранено фиксировал: сверканье золотых браслетов на руках и ногах; будоражащее воображение лёгкое позвякивание монеток на набедренном платке; мягкая, плавная грация дикой кошки; лёгкая, струящаяся ткань юбки, обволакивающая стройные ножки; обнажённый живот притягивающий взгляд; грудь, прикрытая расшитым лифом, манящая к себе; гибкое тело, сулящее неземное блаженство. Её танец манил и отталкивал, обещал и обманывал, обнажал и скрывал. Что ты делаешь со мной? Как мне выдержать это? Ты принадлежишь мне и не моя!

Музыка, что только не было в ней: топот коней и свист ветра; шелест листвы и звон оружия. Танец вплетался в мелодию, рассказывая без слов. Я слышал песню души: «Стучите, мои мониста стучите! Развейте мою грусть! Звените, мои браслеты звените! Прогоните мою тоску! Струись, шёлк струись! Скрой мою боль!»

Всё закончилось внезапно. Резко оборвалась музыка, наступила тишина и танцовщица застыла в финальном поклоне:

— Вы довольны, мой Господин?

У меня не было слов, я молчал, и она выпрямилась, встретившись со мной глазами. Борьба взглядов. Листва против неба. Спокойствие против ярости. Зачем ты со мной так? Что я сделал тебе? Меня затопило всепоглощающее желание: вытащить её из зала, остаться один на один, прижать к себе, слиться с ней в единое целое. Время! Мне нужно время… Я не могу уступить! Я Повелитель! Мне просто необходимо показать Юлии её место! Я в своём праве! И не собираясь уступать, я подначил:

— Ну что же, Вы подарили Нам прекрасное зрелище: усладу для глаз. Что Вы можете предложить, чтобы усладить наш слух?

Какая же всё же мне досталась язва: «Всё что прикажет мой Господин»! Ну-ну:

— Приступайте, Я жду!

Девчонка выпрямилась, закрыла глаза и запела. Мне хотелось умолять её о прощении. Мне хотелось встать перед ней на колени. Мне хотелось… это сумасшествие! Её пение выворачивало душу. Душу? У меня есть душа? Теперь видимо есть…

Стихла последняя нота, и Юлия ушла, не сказав больше ни слова, не спросив дозволения, не обернувшись. Хрупкая девочка с храбрым сердцем, не сдавшаяся, не покорившаяся. Гордая, желанная… и не моя!

Нам нужно поговорить! Я должен доказать свои права на неё, а она обязана мне подчиниться! Она моя жена! И у неё нет прав и желаний, кроме тех, что я позволю!

Я встал, махнул рукой, давая команду начинать бал, и вышел из зала в сад и вскоре подходил к её внешней двери. Так лучше, мне не нужны лишние свидетели, и только я переступил порог, как услышал слова Айлонора:

— Не плачь, маленькая, всё будет хорошо.

Меня захлестнуло тревожной волной: она плачет? Ей больно? Дай мне утешить тебя… Помотав головой и отогнав бредовые желания и чувства, я слушал разговор дальше.

— Ты зайдёшь? Выпей со мной. Я хочу сегодня напиться и петь. Я спою для вас.

— Ты же знаешь, я не могу — долг. Если хочешь, то не закрывай дверь. Это честь для нас слышать твои песни.

— Хорошо, пусть будет так.

Айлонор? Это сказал Айлонор? Тот, который не знает ни жалости, ни сострадания? Тот, для которого женщина всегда лишь после коня? Чем она его опоила? Что происходит с нами?

Выскочив в сад, я встал сбоку двери. Мне необходимо, нет, я хочу узнать, что будет дальше! За мной вышла каргаал и улеглась на пороге, явно показывая своим видом, что не пустит, если решу зайти. Умная, всё чувствует. Юлия поёт и плачет, а у меня нет сил сдвинуться с места, и уйти. Я стоял и слушал, как песня сменяет песню. Последний аккорд и крик, разрывающий душу в клочья!

— Я ненавижу тебя Дарниэль!

О, Боги, что я наделал? Теперь я знаю, что такое боль!