И вот Федос сидит на мотоцикле за спиной у Миколы. Миновав зеленую аллею, въехали в какое-то село. У одной из хат, высокой и широкой — на четыре окна, остановились.

Из калитки вышел полный лысый мужчина в коричневом пиджаке, надетом прямо на майку.

— Точно прибыли! — одобрительно сказал он, посмотрев на часы. — Минута в минуту.

— Армейская привычка, Антон Филиппович.

— А это что за довесок? — лысый мужчина кивнул на Федоса. — Может быть, его вместо грузила на леску насадим?

— Родственник. Кандидат на звание рыбака. Сдаст экзамен — присвоим.

— А какой экзамен? — спросил Федос.

— На послушание и на улов.

— Слушаться буду. А рыбу удить не умею.

— Ладно, посмотрим, строго судить не будем, — улыбнулся Антон Филиппович.

Он выкатил на улицу свой мотоцикл с коляской, закрыл за собой створки ворот и предложил Федосу:

— Садись лучше со мной.

— Нет, я с Миколой.

Микола, не слезая с седла, нажал на стартер. Мотоцикл затарахтел, подпрыгивая, точно живой. Микола бросил взгляд назад, дернул рычаг на себя, мотоцикл рвануло вперед, и Микола с Федосом, оба в специальных шлемах, спустя несколько мгновений оказались уже за пределами села.

Федосу было немного страшновато.

Он крепко вцепился обеими руками в комбинезон Миколы. Ветер свистал по бокам, но достать Федоса за широкой Миколиной спиной не мог.

Микола сбавил скорость, наклонил голову:

— Держись, курносый нос, и рот не разевай, проглотишь ветер, тогда кто нам дождя с тучами нагонит?

Ехали полем, потом снова через какое-то село, потом по какой-то ухабистой дороге. Но разглядеть Федос ничего не успевал: все думал, как бы покрепче держаться, чтобы не упасть.

Наконец выскочили на широкую пойму, зеленую и словно подстриженную. Остановились. Подкатил и Антон Филиппович. Видимо, он всю дорогу ехал за ними.

— Прибыли на базу. Разгружайся. — Микола вытащил из гнезда и спрятал в карман комбинезона ключ зажигания.

А Федосу долго ли разгрузиться? Спрыгнул на землю — и все.

Трава в пойме скошена. Поодаль важно стояли молодые стога. На высоком берегу, у самой воды, — дубы. Под одним из них — шалаш. А за рекой, покуда хватает глаз, все луга и луга. Только у самого окоема — лес.

Солнце стояло еще высоко. Река сверкала в его лучах червонным золотом.

— Как эта речка называется? — спросил Федос.

— Уса.

— Смешное название.

— Как бы ни называлась, а первым делом ополоснуться телом! — сказал бухгалтер и вытер скомканным носовым платком коричневую от загара просторную лысину.

Взрослые разделись, полезли в воду. Они плавали, весело плескались. Антон Филиппович после каждого ныряния долго тряс головою и отфыркивался.

— А ты что же? — неожиданно вспомнил он о Федосе, тоскливо сидевшем на берегу. — Хочешь рыбаком стать — учить быть с водою на «ты». Без этого экзамен не сдашь. Эх, елки-палки, счеты без костяшек! Не вода — лечебная ванна! — Антон Филиппович раскинул руки и откинулся на спину.

— А тетя Настя не разрешила. — Федос покосился на Миколу.

Тот застыл на какое-то мгновение на месте — думал, наверно. Потом кивнул головою:

— На пять минут, понял? Дома — ни гугу!

— Ни гугу! — как клятву, торжественно повторил Федос и в мгновение ока скинул рубаху.

Но войдя в воду, он далеко не пошел: не умел плавать.

— Ну, как водица наша? — спросил Антон Филиппович, выходя на берег.

— Теплая.

— Эх ты, «теплая»! — в тон ему произнес Антон Филиппович. — Теплым и суп может быть. Наша вода, брат, крепкая, как хорошо заваренный чай, ласковая, как материнские руки. Так оно, брат, и не иначе!