План штурма сената и захвата сенатора был предельно прост, хотя все понимали, что он не может пройти гладко. Заранее продуманные планы никогда не идут гладко, а если все же идут, то самое время запаниковать, ибо это затишье перед бурей.

Из-за отсутствия времени мы не смогли все детально продумать, подгоняемые возможным включением в игру революционеров. Все, что мы знали — сенатор в здании, на самом верху пирамиды. По крайней мере, должен быть там.

Я и Мара довольно легко проникли в здание, несмотря на то, что у нас была целая сумка оружия. Непонятно откуда, но Верон достал блокиратор сканеров, не позволяющий сканирующим устройствам, даже самым лучшим, уловить следы металла, взрывчатых веществ и некоторых других опасных предметов. От просвечивания это не спасало, но на входе в здание сената, где, хоть оно и имело такое название, также располагались суд, адвокатские конторы, кредитные организации и иже с ними, таких устройств не было, а потому мы прошли довольно просто, открыв сумку и показав, что внутри у нас лишь толстые тома уголовного дела, которые нам просто необходимо отнести в судебную канцелярию именно сейчас, когда уже скоро полночь. Вынимать папки из сумки не стали, доверившись не сработанному металлодетектору, а потому оружие, спрятанное под двойным дном, было в сохранности. Нас гвардейцы осматривать вообще не стали, явно даже и не предполагая, что у кого-то хватит ума штурмовать здание сената, так как раньше такого никогда не было. Гвардейцы был на расслабоне. Это вселяло надежду.

Еще возле здания ютилась толпа журналистов, явно надеясь узнать от первого лица все подробности заявления сенатора. Хоть он и расписал все подробно, журналистам никогда не бывает много. Они надеялись на очередную сенсацию, но и подозревать не могли, что она очень скоро у них появится, но немного не та, на которую они рассчитывали.

Зайдя в лифт, мы нажали на этаж, где и располагался суд. В самом лифте и холле стояли камеры, но мы это предусмотрели. Остановившись и перекинувшись парой фраз, при этом очевидно жестикулируя, мы направились в туалет. В разные, естественно, туалеты. Открыв сумку, я достал Факсимильный Куб и установил на нем таймер. Выйдя из туалета, я деликатно кашлянул, дав знак Маре, что все готово. Она вышла и мы направились к канцелярии. Несмотря на полное незнание схемы здание, мы шли в нужном направлении, так как коридоры и холлы были забиты всевозможными указателями и надписями, позволяя делать вид, будто мы и так знаем, куда идем. Дойдя примерно до середины холла, я как можно более незаметно вынул из кармана Куб и бросил на пол.

Дверь в канцелярию оказалась открытой, но внутри оказалось два Человека.

— Вы кто такие? — сразу же накинулась на нас сердобольная женщина тяжелого веса. — Сюда посторонним нельзя.

— А… Мы это, ищем хранилище, — выкрутился я. — Судебное. Заплутали что-то.

— На двери написано «Канцелярия», вы что, слепые?

— Нет-нет, мы видели, просто думали уточнить…

— Хранилище дальше по коридору, — махнула тетка рукой.

— Ой, спасибо большое…

— Ну что вам надо? — спросила недовольно она, когда мы не двинулись с места.

— Мы просто хотели узнать…

В это время послышался короткий тонкий писк, знаменующий срабатывание Куба.

— А, нет, ничего, мы все поняли. До свидания.

— Ага-ага, скатертью дорожка.

Мы вышли из помещения и пошли в обратную сторону, откуда пришли. Факсимильный Куб я переместил с центра прохода в угол небольшой углубленной в стену колонны, коих в коридоре стояло с двух сторон через каждый три метра около дюжины. Те, кто следил за камерами, теперь были убеждены, что мы мирно сидим в канцелярии, в которой камер быть не должно, а сами видели пустой коридор.

Так как в лифе тоже были камеры, мы направились вверх уже по лестнице, потому что хоть мы и могли обмануть камеру, но движение лифта отражалось на пульте дежурного, а движение пустого по камерам лифта вызвало бы подозрения. Лестница, ведущая наверх, оказалась пустующей, даже не было видно следов пепла и бычков сигарет, которые в таких зданиях всегда бывают между лестничными пролетами. Тут, видимо, с этим было строго.

Мы поднялись на этаж, который находился на несколько пролетов ниже того, что был нам нужен. Я приоткрыл дверь, выходящую в очередной холл-коридор, и бросил второй Куб. Через несколько секунд мы вошли следом. Я вновь спрятал Куб за колонной. Мы быстро прошли в туалет, располагающийся на этаже — уже в один, — и стали ждать полуночи.

Все шло гладко, но в атмосфере висело что-то такое, что не давало покоя. Затишье перед бурей. За весь путь, с момента выхода из лифта, мы не встретили ни одного Человека, не считая двоих в канцелярии. Это можно было считать за удачу и ссылаться на то, что время уже позднее, и почти все работники либо ушли, либо сидят в своих кабинетах, дописывая последние отчеты и сдавая документацию, но эта легкость, с которой мы попали внутрь, вызывала беспокойство и настороженность. Поделившись мыслями с Марой, я не нашел поддержки: «Да все в норме, — сказала она. — Нам просто везет. Они явно не ожидают, что кто-то может напасть на сенат, потому здесь охрана и не бродит, а лишь сонно пялится в мониторы. А почти все работники давно уже свалили домой. Я бы свалила». Ее слова меня не успокоили.

Времени было еще почти час, мы ждали, сидя в туалете. Мне было нормально, а вот Мара через десять минут ожидания вдруг начала слегка, еле заметно кривить лицо и неспокойно ерничать.

— Что с тобой? — спросил я.

— Нет… ничего. — Она слегка покраснела.

— Ну я же вижу.

— Ну, просто… захотелось.

— Ссать?

— Ну зачем же так грубо? — Мара покраснела еще больше.

— А чего софизмами и метафорами раскидываться? В этом нет ничего предрассудительного.

Когда я сидел в засадах, давным-давно, напарники то и дело бегали в кусты, хотя до этого почти и не пили ничего. Нервы на всех действуют по разному: кому курить хочется, кого в туалет тянет, и еще повезет, если по-маленькому. У одного от волнения, например, начинало пучить живот, да так громко, что его старались оставлять в лагере, чтобы он не смог нас ненароком выдать. Один я ничем подобным не страдал, хотя мне не раз говорили, что в такие моменты я постоянно облизываю языком губы, но даже если так и было, с тех пор я избавился от этой дурной привычки.

— Можно и помягче, я же девушка, — возмутилась Мара.

— Сейчас ты бандитка, хулиганка и тунеядка, сидящая и ждущая, когда начнется облава с целью похищения Человека. А если в нужный момент тебя вдруг приспичит, это тебя будет отвлекать от цели, и ты можешь подставить под удар и себя, и нас. Нехорошо.

Наверно, я был слишком груб, но я привык работать с профессионалами, предусматривающими все, а не с дилетантами, считающими себя мастерами дела. Сейчас следовало взять с собой Иолая, но к девушкам окружающие обычно относятся менее подозрительно, да и в том городке она проявила себя пусть и не профессионалом, но, по крайней мере, не напортачила. Я надеялся, что и в данном случае она хотя бы постарается вести себя здравомысляще.

— Ну а что я сделаю?

— Мы, блин, в туалете! Или ты только в горшок привыкла ходить?

— Никуда я не привыкла. Я просто… стесняюсь. — Прячься мы в джунглях или в любых других лесах, нас бы давно обнаружили по ярко-красному лицу Мары.

— Я тебе два раза голой видел, — ляпнул я, — так что стесняться нечего. Мара покраснела еще сильнее, словно вареный рак в томатном соке.

— Я… Ты… То было случайностью, а тут…

— А тут я даже тебя видеть не буду, — перебил я ее.

— Зато будешь слышать.

— Я уши заткну, — сказал я.

— Все равно, — уперлась она рогом. Будь она мужчиной, я бы ей уже заехал оплеухой, хотя я все равно к этому близок.

— Даже поверить не могу, что мы об этом спорим, — всплеснул я руками.

— А может, я в соседний туалет сбегаю? Куб же еще работает?

— Работает, но, — я посмотрел на часы, — отключится через три минуты.

— Я успею!

— Нет.

— Но…

— Слушай, Мара, ты сама напросилась сюда, в самое пекло, я предлагал тебе остаться с Костуном, но ты настояла, а теперь лапками дрыгаешь, мол, ты невинная беленькая овечка, которой чужды грязь и вонь свинарника. Я даю тебе выбор: либо ты сейчас мирно и без разглагольствований сделаешь свое дело, либо я тебе кулаком в пузо так стукну, что одна небольшая проблема превратится для тебя в позорный ужас. Выбирай.

— Почему… — изменившимся голосом тихо заговорила Мара после небольшой паузы. — Почему ты так со мной? Что я тебе сделала? — Еще чуть-чуть и она расплачется.

— В том-то и дело, что ничего. Ты пока из всех нас меньше всего сделала. Даже тупой Костун, и тот принес пользу, протащив нас на этот спутник. Ты даже на той красной пустынной планете, кода все сражались, отсиживалась за машиной и хныкала. Мы все в одной лодке, и если тебе не хватило весла, греби руками или выпрыгивай за борт, чтобы не мешаться и не тянуть нас на дно.

Возможно, я несколько перестарался, но только так можно хоть что-нибудь вбить в пустую голову взрослого человека, который ведет себя, как ребенок, и желает, чтобы все к нему так и относились, но не всегда, а лишь когда ему удобно. Пить, курить, трахаться со всеми подряд, принимать решения — это мы достаточно взрослые, а как нести ответственность, так «я просто ребенок в теле взрослого, я ни в чем не виноват».

— Ну извини, — уже гневно заговорила Мара, — что я не привыкла убивать Людей пачками! Я уверена, что для тебя это проще, чем… в туалет сходить, но я вообще не убийца. Я воровка и аферистка! Может и не самая умела и опытная, но это именно ты запорол мне мое первое дело…

— Если помнишь, это тебя наняли, чтобы ты помогла мне твое же дело с Костуном и запороть.

— Да, спасибо, что напомнил! Но я хотела ускорить твое дело, как мне и заказали, а потом уже вернуться к окучиванию этого потного толстяка. Даже если дело должно было прогореть с самого начала, его все равно первым испортил ты, — ткнула она меня пальцем.

— Что за логика такая?

— Да пошел ты! — выпалила она и, оттолкнув меня, выбежала из туалета мужского и перебежала в соседний, женский. До отключения Факсимильного Куба оставалось десять секунд. Повезло, подумал я.

Туалеты разделяла толстая стена. Мару слышно не было, и я очень надеялся, что ей не хватит дурости выйти раньше времени, так как Куб больше не работал, и камеры получали картинку в реальном времени.

Мы ждали. Время подходило. Я закинул за спину мальпленган, вакуган убрал в кобуру, а сам взял в руки обычный автомат: вакуумное оружие издавало мало звука при стрельбе, а нам нужна была шумиха.

Через несколько минут до меня донесся далекий гам, и я понял, что пора. Выбежав из туалета, я сразу же уничтожил две камеры, расположенные в коридоре в противоположных концах, тем самым не позволяя дежурным увидеть, куда я направлюсь (может, я собрался банк грабить, а не сенатора похищать!), а также давая знак Маре, что пора выходить, если она не услышала, что уже началось. Не став ее дожидаться, я побежал сначала к лифту и нажал кнопку вызова, потом к лестнице, к условленному месту. По лестнице вверх уже бежали два гвардейца, находящихся, по-видимому, неподалеку и услышавших выстрелы, и которых я подстрелил, но не смертельно, и побежал вниз, к противоположной двери, ведущей в еще один, но уже меньший коридор, который выходил на посадочную площадку. Открыв дверь в коридор, я тут же уничтожил висящую надо мной камеру, а потом услышал еще пару выстрелов. В дверь в конце коридора забежал Иолай, который и расстрелял систему слижения, вслед за ним спокойно вошел Верон, держа в обоих руках по пистолету.

— Все нормально? — спросил Иолай.

— Да, все по плану. Идем.

— А где Мара?

— Не знаю, догонит.

— Ну лады.

Выйдя обратно на лестничную площадку и начав подниматься, я выстрелил еще в двоих, один из которых уже поднимался выше, а второй склонился над телами предыдущих раненых. Иолай и Верон медленно, внимательно прислушиваясь и присматриваясь, стали подниматься по лестнице вверх, к этажу, где располагался кабинет сенатора, я же вновь выбежал в длинный коридор. Лифт уже подъехал и стоял, раззявив дверцы. Я, стоя снаружи, выпустил почти всю оставшуюся обойму в крышу лифта, пока не добился желаемого результата: канаты, держащие лифт, лопнули, и кабина со скрежетом полетела вниз, ударяясь о стены шахты и высекая искру, пока с сокрушительной силой не рухнула на самое дно, поднимая облако пыли. Но этого я уже не увидел, так как вместе с Вероном и Иолаем стоял у двери, ведущей с лестницы в очередной коридор, который заканчивался личным кабинетом сенатора. Сменил обойму. Они все еще стояли, так как за дверью отчетливо слышались шепотки, топанье, щелчки затворов и бряцанье оружия. Нас ждали.

Я снял со спины мальпленган, привел его в боевую готовность, направил на дверь и нажал на спусковой крючок. Верон и Иолай даже не успели опомниться, когда я закончил.

Ответных выстрелов почти не было.

— Ты что творишь?

— А что?

— Что за резню ты устраиваешь? Мы не договаривались убивать всех подряд на нашем пути, — гневно выпалил камирутт.

— А ты знаешь другой способ расчистить путь, Верон? Может надо было вежливо попросить их уйти с дороги? Если ты забыл, они убили десятки тысяч, чтобы потом отправить куда-нибудь в резервацию миллиарды людей, а может и вообще истребить.

Конечно, они не заслуживали того, что я с ними сделал, потому что я поступил с ними слишком мягко, просто убив, но нам следовало торопиться.

— Но это были просто гвардейцы. Они тут не при чем.

— Уверен?

— Что они не при чем?

— Что это гвардейцы.

Верон вопросительно поднял брови. Я открыл металлическую дверь. Там было около двадцать трупов, насквозь пробитых мальпленганом. И это были не гвардейцы. На всех была точно такая же одежда, как была у солдат, которые прилетели за нами на пустынную планету: форма патрульных, но без опознавательных знаков, хотя на плечах у них был привязан красный платок.

— Как ты узнал?

— Я и не знал, просто догадался, — пожал я плечами. — Гвардейцы, по идее, должны стоять лишь на улице, еще несколько могут бродить по холлам этажей, но никак не возле личного кабинета сенатора, тем более в таком количестве. На лестнице мы, лифт я уничтожил, значит, они никак не могли попасть сюда раньше.

А это значит, что нас ждали. И ждали давно. Эх, а мы ведь планировали эффект неожиданности.

— Получается, ты точно не знал, были ли это лишь наемники или гвардейцы, а действовал по наитию? — сухо заметил Верон.

— Я всегда действую по наитию. Странно, что ты до сих пор не заметил. Ну ладно, у нас нет времени, скоро сюда прибегут эти хреновы революционеры — слышите шум снаружи? — а воевать с ними у меня особого желания нет.

Они не были нам врагами, в равной степени как и друзьями, но могли принять нас за противников, а нам ничего не оставалось бы, кроме как отстреливаться. Машая, этот наивный здоровяк, точно бы сильно расстроился, узнай, что мы обещали подумать о присоединении, а сами убиваем повстанцев. Однако, похоже, все может выйти так, что у нас не останется выбора.

— Кстати, — тихо заговорил Иолай, пока мы медленно крались по заваленному трупами коридору, — какая пробивная мощь у твоего автомата?

— Бетонную стену почти в полметра пробьет без проблем, а что?

— Просто дверь в кабинет сенатора вся в дырках, а там тишина, — спокойно сказал он.

— Хм…. Об этом я не подумал.

— Удивительно у тебя работает мозг, — заговорил Верон, — то ты анализируешь ситуацию, словно семечки грызешь, а то не можешь понять элементарные вещи.

Да, это одна из моих фишек, благодаря которой я зачастую выгляжу невинным дурачком, что вводит моих врагов в заблуждение относительно угрозы с моей стороны. Иолаю, например, для этого даже притворятся не нужно, его внешность сама по себе выглядит безобидно.

— Эй, умник, ты и сам об этом не подумал, зато даже Иолай додумался.

— Что значит «даже»? Вы меня за дурака, что ли, считаете?

— Все, тихо, мы у двери.

Я уже сменил свой вакуумный автомат на обычный, и теперь стоял возле двери, к которой мы крались зря, ибо из-за дыр, проделанных мальпленганом, мы были как на ладони. Я ногой ударил по двери так, что она сорвалась с петель, одну из которых слегка задела пуля, а потому она еле держалась.

Опасения подтвердились. За столом сидел сенатор. Глаза были закрыты, голова набок, изо рта стекала струйка крови, а тело в нескольких местах было пробито насквозь. Огромное во всю стену стекло под естественным для пирамиды наклоном за его спиной тоже было все в дырках и трещинах. Верон выругался так, как я и не ожидал от прилично одетого камирутта.

— Кто бы мог подумать, — первым прервал неловкую тишину я, — что у него стол прямо напротив двери? Это же не по фэн-шую!

— И что нам теперь делать? — поинтересовался Иолай.

— Найдем другого чинаря, завязанного в этом деле, — пожал я плечами. Одним служакой больше, одним меньше, кто считает? Особенно, если они те еще ублюдки.

— Зачем же принимать такие поспешные решения, — послышался незнакомый голос. Говорил труп сенатора. То есть, как оказалось, уже не труп.

— Сюрприз! — взмахнул он руками.

— Вот те нате, зомби в сенате! — воскликнул Иолай.

— О, — потряс пальцем сенатор, — мне нравится это выражение.

Кожа сенатора была бледно-фиолетовой, а на голове, где обычно кончался лоб и начинался край волосяного покрова, торчала пара рожек, буквально дюйм в длину, за этими рогами в ряд шло еще рожек пять-шесть, но поменьше, почти сантиметровые. Уши были чуть заострены. Все указывало на то, что ему изменяет жена. Ладно, это не смешно.

— Не иначе сам черт, — сказал я. Надеюсь, это было смешно.

— О, нет-нет, хуже. Поверьте.

Сенатор встал, потянулся всем телом, причмокнул и подошел к треснутому стеклу окна, посмотрел вниз.

— Не хилую вы шумиху подняли, — снова сказал он.

— Это не мы.

— О, я-то знаю, — поднял он указательный палец, — но вот остальные считают иначе. Как и считают они, что это именно вы взорвали лайнер «Infortissimo». Весело, правда? За вами уже гоняются все, кому не лень, а скоро и те, кому лень, поднимут свои задницы и направят против вас свои силы. Кто ради славы, а кто и ради денег. Интересно будет понаблюдать, чем же все это кончится.

Говорил он все это игриво-насмешливо, даже издевательски, и главное, его совсем не заботило, что у него в кабинете стоят три вооруженных Человека, только что расстрелявших всю его охрану. Он не боясь поворачивался к нам спиной, хотя, если учесть, что ему нипочем сквозные выстрелы из мальпленгана, то и по поводу всего остального он мог не волноваться.

— Уверен, что тебе удастся увидеть? — сказал я, стараясь придать своему голосу грозности. Даже я не бываю столь самоуверенным. Хотя нет, вру, именно таким я и бываю, поэтому это особенно сильно меня бесит, если кто-то ведет себя так же. — Хотя, дам тебе такой шанс. Скажи, кто за всем этим стоит, кто главный, а мы, может быть, отпустим тебя с миром.

Сенатор громко рассмеялся, прям как истинный злодей. Мне даже стало немного завидно.

— Вы все еще не поняли? — заговорил он вновь, отсмеявшись. — Я стою за всем этим! Я — главный! И это именно я буду решать, отпустить ли вас с миром или уничтожить на месте.

— Ты? — поднял бровь Иолай. — Ты главный? Ты же просто шестерка в Правительстве. Не неси чепухи.

— Чепухи?! — громко воскликнул он, но уже не свои голосом, хрипло. — Никакой чепухи!

Лицо сенатора, то, что с рогами, расплылось, и на его месте появилось обожженное лицо Роула, — торговца оружием и механика. Вместе с ним изменилось и мое лицо: трансфэйсер перестал действовать. До этого момента я о нем даже и не вспоминал, свыкшись с новой личной.

— Роул?!

— А вы кого ожидали, Императора Человечества? Ну нате! — Лицо вновь расплылось и теперь перед нами предстал сам Император Человечества во всей своей красе.

— Нравится? — спросил он тяжелым басом.

— Не знал, что трансфэйсеры еще и голос меняют. — Я снял свой с уха и положи на всякий случай во внутренний карман. Вдруг пригодится. Было бы неплохо еще и его прихватить, если получится.

— Мой — меняет, — горделиво сказал он. — Я не в пустую потратил все эти годы, Амарталис де Восаф, Человек с планеты, которую и не на каждой карте Вселенной можно найти. После нашей встречи я совершенствовался и изучал все, что связано с продлением жизни, регенерацией и бессмертием. Все эти годы. И знаешь что? Я не нашел ни один труд во всей Вселенной, который бы описывал твои способности даже близко. Только глупые мифы и легенды, больше похожие на детские сказки. Ты индивид, ты особенный. Единственный и неповторимый. Истинно бессмертный!

— Да, да, ты молодец и все такое, — отмахнулся я от его назойливой тирады, — потратил кучу времени, изучая меня, что, конечно, лестно и… немного жутко, если честно, но я без понятия, кто ты такой, если, конечно, лицо Императора — не твое настоящее лицо.

На самом деле, я уже понял, кто это, мало кто во Вселенной был столь многословен, да еще чтобы вся эта болтовня была столь же напыщенной, сколь и бессмысленной. Безумный огонек в глазах не мог скрыть даже трансфэйсер. Но грех было его не побесить.

— Не помнишь? — рыкнул он. — А вот это ты помнишь? — Сенатор резким движением задрал окровавленную рубашку. На теле, от груди до живота, резко выделялся уродливый шрам, явно давнишний.

— Оу!

— «Оу!»? И это все, что ты можешь сказать? — Сенатор так же резко сорвал с уха трансфэйсер, отчего его лицо уже без расплывания мгновенно изменилось.

Перед нами предстал Нерос. Вся правая часть лица у него была сильно обожжена, а ухо, то, что от него осталось, так вообще приплавилось к черепу. Было удивительно, как во всем этом кошмаре у него остался цел глаз, слегка прикрытый у виска обгорелой кожей, но намного меньше, чем у Роула.

— Удивлен? — оскалился он в безумной ухмылке, явно довольный произведенным эффектом, точнее тем, что он счел за эффект, так как на меня все это практически не произвело никакого впечатления — подарок не так приятно раскрывать, если знаешь, что внутри, — но в глазах безумца сияло торжество, он видел то, что хотел увидеть.

— Гераклид?! — громко воскликнул Иолай. — Верон! Ты видишь тоже, что…

— Заткнись! — рявкнул Верон. Впервые за все время у него на лице отразилась настолько яркая эмоция, и этой эмоцией было — потрясение.

Нерос недовольно поморщился, достал из кармана какой-то прибор, направил в нашу сторону, и прежде, чем мы что-то успели предпринять, нас всех отбросило назад, к зияющему дверному проему.

Очухался я буквально через несколько секунд. Верон и Иолай продолжали лежать без сознания.

— Так-то лучше, — спокойно сказал Нерос, уже успев убрать прибор обратно в карман. — А то стало слишком шумно. Теперь нам не помешают. Не бойся, они не мертвы, просто в отключке. Я знал, что ты быстро придешь в себя.

— Теперь ясно, почему ко мне подослали Мару. Ты знал, что я зачастую действую не особо спешно, а потому решил подстраховаться.

— Именно. Я ждал очень долго, а теперь просто сгораю от нетерпения.

Сорок пять лет прошло. За это время проходит любая ненависть, но некоторые просто не знают, чем себя еще занять, кроме мести.

— И что же тебе нужно? — поинтересовался я. — Снова хочешь заполучить мое бессмертие? Я думал, первый раз тебя грабли огрели как следует, а ты, оказывается, еще хочешь, чтоб наверняка.

— О, нет-нет, — поднял руки Нерос, — твое бессмертие мне уже не нужно. Неужели не видишь, что я стал сильнее? Я был о тебе лучшего мнения. Те ранения, что ты мне тогда нанес, смертельны даже для гераклида, а я, как видишь, жив и здоров.

— Вижу.

Насчет здоровья я бы поспорил. Головой он точно не был в порядке, став еще безумнее, чем при первой нашей встрече. Только тогда все его естество было направлено на поимку и изучения меня, а теперь в нем кипела первобытная месть. Он стал опаснее, но не умнее, явно не умнее.

— Я готовился к этому почти пятьдесят лет, — продолжил черноглазый. — Когда ты сбросил меня в трещину в земле, я еще был жив. Мне повезло, что ты оказался невеждой и ничего не знал о камируттах. Я сказал тебе тогда, сорок пять лет назад, что камирутты почти не отличаются физически от людей, и это правда, но я забыл сказать, что наши органы распложены зеркально к вашим. Ты не поразил мое сердце, ибо оно было справа!

Когда я упал на дно, я подумал, что умру. Это так меня взбесило! — Нерос сжал кулаки. — Что за несправедливость? Ты, живущий так, словно жизнь — это бесконечная череда веселья и безделья, — бессмертный. А я, посвятивший свою жизнь науке и попытке сделать мир лучше и чище, — должен прожить каких-то лет шестьсот-семьсот, если повезет. Один миг. Это несправедливо! Как же я тогда был зол. Я вынул из живота раскаленный нож, что ты оставил во мне, и прижег им себе рану. О, ты даже не представляешь, как это было больно. Но вот в чем ирония: если бы ты вонзил в меня другой нож, практически полностью заряженный, я бы умер, мое сердце просто сгорело бы, но с более горячим клинком я бы быстрее и менее болезненно прижег рану, не стал бы так мучиться. Даже не знаю, благодарить тебя или хулить.

— Одно другому не мешает, — заметил я. Мне уже стал наскучивать этот монолог, но я понимал, что он тянет время, хотя и не без удовольствия для себя.

На улицах становилось все более шумно, и в окно можно было увидеть, как становится светлее из-за разрастающихся в городе пожаров. То там, то тут звучали выстрелы и громыхали взрывы. Революция была в самом разгаре, и победитель был очевиден, но не для всех.

— Да, наверно, ты прав, — согласился Нерос и, после короткой паузы, продолжил: — Так вот, когда я уже мысленно готовился к смерти, так же мысленно тебя проклиная, меня спасли. Те, кого ты не добил, когда погнался за мной и Гонсалом, сурусы и пара виросусов, они нашли меня и вытащили из той вонючей дыры. Я целый год восстанавливался. Не мог нормально даже есть и пить, не говоря обо всем остальном. Но в конечном итоге я все же пришел в норму и решил тебе отомстить. На самом деле, я это решил еще тогда, валясь в яме, — однако я знал, что мне не следует спешить, как в первый раз, поэтому это заняло столько времени. Я учусь на своих ошибках.

Я в этом сильно сомневался. Нерос второй раз связывается со мной, хотя после первой встречи он чудом выжил. Такие Люди тоже бывают. Не все умеют мстить правильно, как следуя выбирая противника.

— Гонсал действительно был очень умным в области химии, — продолжал Нерос так, словно я сам на этом настаивал, — хотя по жизни и был тем еще идиотом и паникером. Он оставил множество записей о своих исследованиях, большинство из которых зашифровал, и даже кое-какие экспериментальные образцы. И я начал их изучать. Я узнал все, что знал он, прибавь к этому еще и мои знания, плюс труды сотен других ученых Вселенной. Все это было частью пазла, который я собирал больше тридцати лет. А потом я создал вот это. — Нерос достал из кармана брюк небольшой цилиндрический инъектор с мутной зеленой жидкостью внутри.

— Смотри! — торжественно воскликнул он. — Это будущее! Мое персональное будущее. Этот… эликсир позволяет мне быть неуязвимым. Не настолько, как ты, конечно, но достаточно, чтобы не умереть даже от очень серьезных ран. Можно даже сказать, что я самый неуязвимый после тебя Человек в мире. Но зато я умнее тебя. Мне не нужно тебя ни убивать, ни держать взаперти, тем более, что теперь-то я знаю, что это бесполезно. Я не буду, как ты минуту назад выразился, наступать на те же грабли, я пройду другим, безопасным и единственно верным путем, в котором сокрушу тебя.

Стремился к бессмертию, добился бессмертия, прыгнул в жерло вулкана. Сиди он мирно где-нибудь на отшибе цивилизации, я бы даже о нем и не вспомнил, даже будучи уверенным, что он остался тогда жив, но он решил иначе. Даже понимая, что слабее меня, Нерос решил отомстить мне за все, даже за собственные ошибки и просчеты, о чем вскорости и пожалеет. Он желает справедливости, но она не на его стороне, и даже не на моей, здесь все решает сила, и в этом случае я далеко впереди.

— Да, ты изменился, — сказал я, — хотя страсть к бессмысленной и скучной болтовне никуда не делась.

— А вот ты ничуть не изменился, все еще самоуверен и глуп. Это благодаря мне тебя, даже не проверив, пустили на Кавитан. Ваши рожи уже больше дня показывают по всем возможным экранам во Вселенной, неужели ты думал, что тебя бы никто не узнал, прилети ты на такой серьезный объект, как спутник, на котором расположен сенат? Я лично приказал за день до вашего прилета всем работникам пропускных станций, чтобы они вас пропустил без вопросов, только поэтому вы смогли сюда проникнуть. Я на этом чертовом спутнике уже больше года кантуюсь. Всех здесь знаю. И Роула. Видел у него ожег? Почти как у меня, правда? Это я ему его устроил, месяцев пять назад, хотя он уверен, что это была просто случайность. Просто аппарат, который не должен был взорваться, — взорвался. Это было мое послание тебе, чтобы ты вспомнил, что сотворил со мной. Вспомнил, нет? Да, вспомнил, как же иначе, ты ничего не забываешь. Вспомнил, но просто не предал этому значение. Совпадение, подумал ты. А еще там на столе, на самом видном месте, должен был лежать нож с технологией Игненсис. Огненный клинок. Заметил? Заметил. Но мое первое тебе послание было живым. Тот виросус, что нанял тебя. Считай, что это была небольшая дань в память о Гонсале.

Честно говоря, клинок Игненсис я не увидел, а иначе не преминул бы им воспользоваться против робота, но и паяльная лампа оказалась не так плоха.

— Любишь оставлять знаки и подсказки? Значит, тот газ на лайнере…

— Да, — перебило он меня. — Все верно. Это был эксперимент. И, я тебе скажу, вполне успешный. Гонсал начал его создавать, но не успел, а я закончил и даже улучшил. Правда, я надеялся, что лишь один ты останешься в живых, но так даже лучше, правдоподобней. Неминуемая смерть твоих новых друзей доставит тебе дополнительные страдания. А как ты убил того полицейского — это была ягодка на вершине испеченного мною торта, под названием Месть. Теперь все уверены, что ты просто убийца и террорист. Но поверь, этот торт не главное холодное блюдо, которое я подам тебе в скором времени.

— Да ты, никак, в философы заделался, — усмехнулся я.

— Опять язвишь? Опять недооцениваешь?

— И не без оснований, — заметил я.

— И правда. В прошлый раз я тебя недооценил, то теперь… Теперь я готов и настороже. Теперь уже ты недооцениваешь меня.

Когда я прибыл сюда год назад, то первым делом убил настоящего сенатора, перед этим, конечно, изучив его как следует, чтобы никто ничего не заподозрил, а потом «заморозил» его тело до лучших времен. И вот они наступили! Все сочтут, что это ты убил сенатора этой зоны, который так нелестно отзывался о людях и даже предлагал их изолировать от общества.

— Никто на это не поведется. В Правительстве может и сидят идиоты, но даже они не рискнут начинать войну против людей.

— Нет, конечно, нет, — поморщился Нерос. — Им и не надо начинать. Все начнут сами люди. Тебе объяснил тот бугай, бармен, забыл как его зовут… В общем, он же тебе объяснил, что такое «Гаруда»? Революционная армия! Я уже примерно лет семь-восемь летаю по всей Вселенной и науськиваю людей и тех, кто им симпатизирует, чтобы они восстали против гнета и дискриминации вселенского Правительства. И многие ведутся. Человека так легко заставить поверит во всю эту чушь. Заставить поверить, что сейчас, несмотря ни на что, они живут намного хуже, чем могли бы, чем заслуживают. Заставить поверить, что даже маленькая незаметная кучка никчемных отбросов может восстать и изменить существующий порядок, сохраняющийся веками и даже тысячелетиями. А они настолько самоуверенны, что готовы пойти на все, чтобы это осуществить. Такие наивные, такие глупые, такие внушаемые. Только-только вылезшие на свет из лона эволюции. Не существа, но твари.

Хотя, если говорить начистоту, почти все расы во Вселенной подвержены влиянию. Собственные эмоции и чувства это или мнение большинства — нет никого, кто принимал бы по-настоящему верные, взвешенные, а главное — собственные «чистые» решения.

— А ты, значит, влияешь на чужие решения? — поинтересовался я, чувствую себя психологом, который выслушивает бредни пациента. На первый взгляд его мысли кажутся логичными и вполне продуманными, наверняка, он считает их своим гением, но если приглядеться, можно углядеть множество нюансов. Складывается такое ощущение, что он говорил с одним лишь Машаей, которого решил взять за образец, спроецировав его наивность и податливость на всех людей, но, наверняка, больше половины из тех, кого Нерос, как он высказался, науськивал, даже не повелись на его разговоры, а если и повелись, по прошествии нескольких лет, давно уже передумали, решив выбрать более мирную жизнь.

— Да, — с готовностью ответил гераклид. — И благодаря этому сейчас все уверены, что ты убийца и террорист. Из-за инцидента с лайнером Правительство уверенно, что тебя нужно уничтожить, а твои соплеменники — люди — уверены, что из-за тебя на них пал гнев всей Вселенной. У тебя нет союзников, только враги. Представители человеческой расы сейчас по всему огромному миру подняли восстание под знаменами «Гаруды». Они уверены, что убийство десятков тысяч Людей на лайнере — это провокация со стороны Правительства, а виноват ты! Правительство же уверено, что уничтожение лайнера — это как бы знак всем людям, точка отсчета, с которого и должно начаться восстание, а предводитель восстания — ты!

И, кстати, те Факсимильные Кубы, что ты тут разбросал, не сработали, — у камер стояли специальные защитные системы, установленные мной еще пару месяцев назад. Видеозаписи твоего гуляния по зданию сената во всеоружии я вскоре выложу в сеть, как и сопровождающие их видео погромов, кои устроили революционеры. И еще кое-что… — Нерос вернул на ухо трансфэйсер, его лицо снова расплылось и передо мной предстало его лицо, но уже без ожога, глаза стали обычными, голубоватого цвета, волосы сделались коричневыми.

— Ну как? — заговорил Нерос со свежим лицом, голос тоже перестал хрипеть. — Нравится? Я буду командовать войсками, притворяясь человеком. Возьму командование на себя, а потом… Потом я провозглашу себя новым Императором Человечества, хотя для этого нынешнего придется свергнуть. Но на фоне происходящего это не будет такой уж проблемой. Вот будет потеха. Даже если кто-то и захочет вернуть людей из резервации, я буду этому всячески мешать.

— Если люди будут в резервации, им без надобности будет правитель.

— Стаду всегда нужен пастух.

Нерос излучал безумную самоуверенность. Часть его слов казалась вполне разумной, но если посмотреть на все в целом трезвым взглядом, то становится видна вся абсурдность его мыслей и желаний. Хотя, возможно, он специально заговаривает мне зубы; ну какой злодей будет раскрывать свои планы врагу, тем более зная, что тот непобедим?

— Вижу, мой больной на голову друг, ты все продумал, — сказал я, притворяясь, будто повелся, — но кое-что все же упустил. Очень важную деталь.

— И какую же?

— Ты не учел меня. Недооценил. Тебе и тысячи лет не хватит, чтобы меня перехитрить и перебороть. В любой из схваток.

— Ты слишком высокого о себе мнения, — выплюнул он.

— А ты — о себе. Только я однажды уже тебя победил, так что мне мешает сделать это вновь?

— Ха-ха-ха! Что помешает? Вот что! — Нерос достал из очередного кармана очередной прибор и нажал кнопку. Я ожидал взрыва или что-то в этом духе, но ничего не произошло. Гераклид открыл верхний ящик стола и достал оттуда пистолет, но направил не его в мою сторону, а в окно, и несколько раз выстрелил, из-за чего стекло потрескалось еще больше, обвалившись в некоторых местах.

— Кажется, твой друг уже приходит в себя, и скоро здесь станет шумно и жарко, а я не люблю ни того, ни другого. Бывай! — Он резко обернулся и побежал к окну, разбил его с разбега, не замедляя темпа, вылетел наружу и заскользил вниз по наклонной вершине здания в виде пирамиды из стекла. Когда я выглянул через разбитое окно наружу, Нерос уже находился на основании второй — перевернутой — пирамиды. Он достал из одного из своих бесконечных карманов на брюках и пиджаке ярко-красный платок и повязал им руку, попутно сменив внешность на какую-то нейтральную, чтобы затеряться в толпе. После чего помахал мне и скрылся в прозрачной двери, ведущей обратно в здание, но на несколько этажей ниже. Я смачно плюнул на расстояние, но не попал, ибо Нерос уже скрылся внутри.

— Вот скотина обгорелая.

— Что произошло? — Верон начал приходит в себя, сидя на полу и держась за голову.

— Нерос вас вырубил, потом разразился тирадой о том, какой он крутой и сильный, и какой я всмятку и слабый, а затем и вовсе выпрыгнул в окно в стиле героев дешевых боевиков.

— Что?

— Неважно. Надо сваливать. Я уже слышу топот множества ног по лестнице. Так вот что там нажимал этот урод. Может, я ошибся, и он не пытался выиграть время, заговаривая мне зубы всей этой брехней, а просто решил повыпендриваться? Думаю, это вполне в его стиле.

— Черт! — прорычал Верон.

— Что случилось?

— Иолай! Он полностью разряжен. Даже очнуться энергии не хватит, не то что самостоятельно идти.

Как сказал бы сам Иолай: еще один минус быть киборгом. Хотя шансов мгновенно лишится всей энергии довольно мало, и еще меньше, что у кого-то в кармане может случайно затесаться подобное устройство.

— Сколько ему нужно времени на зарядку? — спросил я.

— Это уже не важно, — тихо сказал Верон, всматриваясь в коридор. С лестницы уже выбегали люди с оружием. Первые ворвавшиеся в коридор резко остановились, увидев следы бойни, которую я учинил. Те, что бежали за ними, толкались, не понимая причину затора.

Все молча уставились на окровавленные трупы солдат, а потом заметили и нас. И тут я понял, что мы попали.

— Знаешь, кажется, ты был прав, не надо было мне такую резню устраивать.

Проблема была в том, что у мертвых солдат на плече были повязаны красные платки. Как и у тех, что ворвались на этаж. Их даже не смутило то, что все павшие были в военной форме патрулей.

— Быстро, — тихо, чтобы только Верон услышал, проговорил я, — убери Иолая от двери.

Верон сначала медленно, осторожно, словно перед диким зверем, присел поудобней, затем привстал и резким движением оттащил Иолая с линии огня. Это послужило знаком для восставших. Они побежали прямо по трупам, поднимая карминовые брызги. Те, что бежали первыми, уже подняли оружие, собираясь начать стрельбу, но я их опередил. Я все еще держал в руках автомат, простой, не мальпленган, а потому мне не составило труда с моей молниеносной скоростью поднять его и нажать на спусковой крючок. Я стрелял по ногам, и те, кто бежали вереди, рухнули, словно спотыкнувшиеся, прямо в лужи крови. Те, что бежали за ними, на миг замешкались. Я для пущего эффекта выстрелил над ними в потолок, осыпав их штукатуркой и кусками перекрытия. В ответ послышались неуверенные одиночные выстрелы.

— Быстро! — крикнул я. — В окно.

Верон, не раздумывая, забросил безжизненное тело Иолая на плечо и выпрыгнул в окно, пока я его прикрывал. Следом за ним, сделав еще несколько выстрелов, сиганул и я.

Не успел я перепрыгнуть через край окна, с торчащими снизу и сверху зубьями стекла, как услышал топот ног, — повстанцы очень быстро оправились от потери комрадов. Как только я приземлился задницей на стеклянную поверхность пологого здание, сверху послышались выстрелы, а потом я увидел мини-гранату, ту, что в три раза мощнее обычной, которая пролетала мимо меня. Верон уже был внизу и со всех ног бежал по широкому краю, который являлся основанием перевернутой пирамиды, при этом огибая столы и стулья местного кафе или ресторана; за ним из входа-выхода, где минуту назад скрылся Нерос, выбежала толпа вооруженных людей с красными повязками на плечах.

Не переживая за гераклида, я резко ударил обеими ногами по стеклу, тем самым затормозив, из-за чего, благодаря инерции тела, меня развернуло и я подлетел, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Сзади прогремел мощный взрыв, от которого в меня полетели осколки, больно впиваясь в спину, а падение немного притормозилось из-за ударной волны. И тут я увидел перед собой летящие в меня еще две гранаты. Чисто инстинктивно я выстрелил в них из автомата, который все еще держал в руках; попал только в одну, но и этого было достаточно, взрыв первой мини-гранаты спровоцировал и вторую. Взрывная волна, так как я все еще находился в свободном падении, на этот раз заставила меня уже ускориться. И я со всей силы влетел спиной в разделитель между стеклянными плитками, созданный из какой-то особой модификации углерода. Как оказалось, мини-граната, что пролетела вначале мимо меня, взрывом выбила и потрескала несколько плит стекла внизу, оставив лишь сверхпрочный каркас. Врезавшись спиной в балку и переломав себе позвоночник в нескольких местах, я рухнул на уложенный плитками пол внутри здания.

За Вероном погналось много народу, но еще больше оставалось внутри здания. Большое и почти пустое просторное помещение с высоким потолком, откуда я и упал, разбив лицо, было заполнено людьми. Что они делали внутри — было непонятно. Скорее всего, ждали дальнейших приказов. Они, естественно, слышали и даже почувствовали взрыв и видели, как я упал, а потому заранее расступились, и теперь, окружив мое окровавленное тело, подозрительно переговаривались. Многие сами поднимались с пола, вытряхивая из волос и одежды стекло, все еще пригибаясь и жмурясь в ожидании очередных взрывов и дождей из стекла, но их не было.

— Кто это? — удивленно спросил родин из них.

— Откуда я знаю? У него все лицо в крови.

— У него нет повязки на руке, а гранаты явно наши кидали, так что это точно враг. Какой-нибудь гвардеец или что-то вроде.

— Какой к чертям гвардеец? У него нет формы. А оружие ты видел? У него на спине этот, как его… мальпеган. Такое оружие запрещено использовать, тем более гвардейцам.

— Да-да, точно, это мальпленган! Крутая штука, жаль только, что сломанная. Почти пополам переломился.

Я лежал неподвижно, притворяясь мертвым и ожидая, пока восстановится мое тело. Услышав о переломанном мальпленгане, я в сердцах выругался. Я ведь даже толком не успел им попользоваться, а сумму отдал не маленькую.

— А он точно мертв? — подозрительно спросил один из повстанцев.

— После такого — точно. Сам посмотри, он весь в крови, словно купался в ней.

— Мне кажется, — осторожно заговорил другой голос, — или крови стало меньше?

— Вомпер выпил, ага, — саркастически заметил другой и рассмеялся. — Среди нас затесался, наверно.

— Кто? — не понял кто-то из солдат.

— Ну, вомпер. Такое чудовище, пьющее кровь невинных девиц.

— Не похож он на невинную девицу, — заметил другой.

— Откуда ты знаешь? Много невинных девиц видел? — хмыкнул тот, что заговорил о вомперах.

— Нет, но…

— То-то и оно, что нет. Сейчас к какой не подойди, все винны сызмальства. А ты знаешь, что сделай? Подойди и спусти ему штаны.

— Штаны?

— Штаны, штаны, — подтвердил он. — Посмотри, есть там что или нет.

— Ну, это как-то… Он же мертвый.

— Так не остыл еще. Давай, давай.

Я услышал, как ко мне кто-то неуверенно подошел, громко сглотнул, присел. И не успел он опорочить мою честь, как я подскочил и ударом в лицо отправил наивного идиота в толпу, а то и на тот свет. Поднявшись на ноги, я взглянул на автомат, лежавший все это время подо мной, покореженный от взрыва гранат. Потом снял ремень с мальпленганом. Как и говорил мужик, он был переломан почти пополам; вероятно, сломался, когда я врезался спиной в балку. Я тяжело вздохнул, отбросил оружие в сторону и хрустнул шеей, подвигал плечами, будто разминаясь, и смачно сплюнул красной слюной. Только сейчас я заметил, что внутри также были столы и стулья, но, видимо, специально отодвинутые повстанцами к стенам, чтобы не мешались.

Революционеры все это время ошеломленно за мной наблюдали, разинув рты.

— Ты, — наконец заговорил один из повстанцев, усатый дядька в камуфляже и с автоматом в руках, хотя автоматы были у всех, — ты кто такой?

— Я? Просто мимо проходил, — ответил я.

— Почему… Как… Почему ты все еще жив? — ошеломленно спросил он, держась за автомат, как за последнюю соломинку. Все вокруг тоже перехватили оружие поудобней, хотя мало кто направлял ствол в мою, скорее, были готовы это сделать в любой момент, но не желали провоцировать, хотя целого вооружения у меня осталось мало, так что на их взгляд я должен был быть довольно безобиден, если не считать, конечно, что я выжил после взрыва гранат и падения с верхотуры, а еще того, что вся моя кровь, только что заливавшая пол, почти полностью бесследно исчезла. Ну и про того парня, который хотел убедиться, что я тот, кем кажусь, тоже забывать не стоит: мало кто способен так запустить Человека одним ударом.

— Может, он тоже под крагом? — предложил один из повстанцев.

— Даже под крагом нельзя вот так встать после такого. Тем более, что… Посмотрите, почти вся кровь куда-то исчезла.

— Может, ты был и прав, — заговорил знакомый уже голос, — насчет этого твоего вомпера? Только он не среди нас, а… а перед нами…

Все загомонили и теперь уже точно направили на меня автоматы, нервно водя пальцем по спусковому крючку. Так ведь и выстрелить случайно можно, поранить кого-нибудь.

— Блин, зачем же так сразу? — послышался голос справа. Это оказался тот парень, который хотел проверить, какого я пола. Это было странно, ведь я был уверен, что как минимум сломал ему нос и вызвал сотрясение мозга, а он стоял, как ни в чем не бывало, лишь отплевываясь кровью и пытаясь вставить нос на место.

— Живой?

— У меня нос сломан, — проговорил он гнусавым голосом, — а так нормально. Зачем ты меня ударил так сильно?

— Хотел тебя вырубить, — просто ответил я., - но ты неестественно крепок.

— Это все краг.

— Краг?

— Это такой наркотик…

— Заткнись! — рявкнул на него усатый. — Разболтался тут. А ты, — повернулся он ко мне, — чего такой любопытный? Ты кто такой, я тебя спрашиваю?

— Это не имеет значения. Судя по всему, ваши люди побежали за моим… приятелем. Я не хочу лишних смертей, поэтому прошу меня как можно быстрее отпустить, чтобы я успел до них добежать и спасти жизни.

— Беспокоишься за своих дружков? — усмехнулся он.

— За ваших. Мой… приятель, тот, что в костюме, не такой добрый, как я, а потому не будет тратить время на переговоры, а просто убьет ваших дружков.

Хотя Верон обычно предпочитает избегать ненужных смертей, но явно не будет сидеть на месте. если его попытаются убить, и тем более, если у него за плечами будет беспомощный Иолай. Гераклидов в ярости я видел, но не многие могут этим похвастаться, чтобы знать, что от них в таких ситуациях лучше держаться подальше, а не лезть на рожон.

— Ты за них не переживай, они тертые калачи, лучше о себе побеспокойся. У нас приказ: уничтожать всех, у кого нет красной повязки, а у тебя ее нет.

— Так дайте.

— Эка какой умный. Дайте! — фыркнул он. — А больше тебе ничего не дать?

— Ладно, поступим так: я сейчас развернусь и медленно выйду наружу, а потом постараюсь догнать приятеля. Если вы попытаетесь помешать, мне придется применить силу. — С этими словами я развернулся и успел сделать лишь четыре шага, прежде чем пуля продырявила мою многострадальную спину.

* * *

Верон не успел доскользить до конца пологой части застекленного здания, когда увидел под прозрачным стеклом толпу людей. Доехав до горизонтальной поверхности, он тут же рванул за кораблем, который находился на углу перевернутого основания пирамиды, но не на ближнем, а на следующем. Буквально через пару секунд он услышал прогремевший взрыв, обернулся и увидел, как Амар подлетел в воздух, а за ним самим мчится вооруженная толпа. Как он понял, они все были людьми, а он, будучи гераклидом, бегал куда быстрее, но Иолай, являющийся в свою очередь киборгом, весил довольно прилично, чтобы Верон мог реализовать весь свой потенциал. Да и после того, как его вырубил другой гераклид, он все еще не достаточно пришел в себя. Голова раскалывалась, а в глазах слегка плыло, словно от многодневного голода.

Верон все еще держал в свободной руке пистолет, тогда как второй он оставил в кабинете сенатора, чтобы закинуть Иолая на плечо, а потому, не снижая темпа, начал отстреливаться, стреляя через плечо за спину не глядя.

Еще не успев сделать первый выстрел, он услышал два взрыва подряд, которые слились в один протяжный бабах. На оба взрыва бегущие за Вероном люди отреагировали закрыванием руками голов и даже падением плашмя на землю, в то время как сам Верон старался не снижать скорости, что дало ему некоторое преимущество. И теперь он бежал от них на расстоянии метров сорока, лавируя между столами с закрытыми большими зонтами, стульями и скамейками, не позволяя преследователям прицелиться. Но это не мешало им продолжать погоню и стрелять, даже если и в молоко.

Забежав за первый поворот и уже нацелившись на корабль, Верон вдруг осознал, что не добежит и до середины подобия очень широкой террасы, где располагалась еще одна дверь, ведущая из и в здание, из которой неожиданно выбежала группа вооруженных до зубов Людей. Но, вопреки первоначальному впечатлению Верона, это оказались не повстанцы, а солдаты правительственного военизированного патруля, которые носили ту же форму, что и солдаты, которых убил на этаже кабинета сенатора Амар. В точно такой же черной форме были и убитые в пустыне на красной планете.

У явившихся же солдат существенным отличием было наличие личного номера и государственного символа на груди и плечах: словно двое песочных часов, стоящих рядом друг с другом, но не вплотную, которые сверху соединялись наклонными линиями, словно наугольником, линейное продолжение которого и являлось диагональными основаниями обоих «песочных часов». Сам символ был темной-красного цвета, а фон — черного. Сам знак являлся символом Правительства Вселенной, но у патруля, в том числе и военного, на заднем фоне красовались перекрещенные двуручный меч и известная модификация очень популярного во Вселенной автомата, который, что интересно, даже не стоял на вооружении, так как давно устарел.

Верон остановился, за ним остановились и преследователи. Каждая из сторон бесспорно считала гераклида членом противоположной стороны, а потому они, не особо задумываясь, наставили друг на друга оружие. Верон, быстро проанализировав ситуацию, развернулся и выстрелил в преследователей, громко крикнув: «Огонь!». Правительственная армия от неожиданности послушалась приказала. Революционеры не заставили себя долго ждать. Началась ожесточенная перестрелка. Верон в начавшейся суматохе вовремя успел спрятаться за одним из киосков, стоящих посреди кромки перевернутой пирамиды.

Ночь полностью поглотила охваченный огнем город. Верон даже не понимал, зачем революционерам потребовалось крушить все в городе, если они просто хотели свергнуть Правительство, или хотя бы уровнять человеческую расу в правах с остальными. Но вместо свержения неугодных правителей зон в различных частях Вселенной, которые вроде как выступают за геноцид людей, повстанцы устраивают самую настоящую резню и разрушают собственные дома.

Верон не мог знать, что Нерос, приняв облик сенатора, приказал военным патрулям уничтожить всех повстанцев, а приняв облик своего человеческого альтер-эго — Спардия, — он приказал и революционерам устроить погромы, якобы для привлечения внимания властей к существующей проблеме.

У Верона был лишь один пистолет, в обойме которого оставалось лишь три патрона, но он все же захватил с собой пару дополнительных обойм, однако нашел в кармане лишь одну. Вытащив из почти пустой обоймы оставшиеся патроны, он вставил в пистолет новую и перезарядил, а три патрона положил в карман. Пригодятся.

Рядом послышался легкий стон.

— Очнулся, наконец?

— Что случилось? Что происходит? — тихо спросил Иолай.

— Нас с тобой вырубили каким-то импульсом, а когда я очнулся, за нами уже началась погоня. Сейчас идет перестрелка между повстанцами и армией. А мы как бы между.

Не будучи ни на одной из сторон, они были третьей, но отнюдь не той, которая выступала для урегулирования конфликта, а скорее наоборот, была его зачинщиком и целью.

— Хех, долго я спал.

— Вряд ли больше десяти минут. Как системы?

— В норме, но энергии чуть меньше одного процента. Только и хватает, что языком зубы чесать.

— Значит, мне опять придется тебя тащить.

Из-за угла выбежало двое повстанцев, Верон убил их точным выстрелом в голову. Он хотел заменить две потраченные пули на те, что в кармане, но не стал, так как опасался, что в самый неподходящий момент на них может нарваться неприятель.

— Опять, — усмехнулся Иолай. — Как в тот раз, помнишь? Когда мы впервые встретились. Ты снова меня вытаскиваешь из переделки, а я опять просто обуза. Даже оружия в руке удержать не могу.

— Ты достаточно мне отплатил, — серьезно сказал Верон. — Поверь. Тем более, что в том, что тогда случилось, виноват и я.

— Спасение жизни — это такая вещь, у которой нет лимита по выплате. Даже если я спасу тебе жизнь в ответ, этого все равно будет недостаточно. А ты меня уже второй раз спасаешь. А насчет того, что ты виноват… Ну, ты же изменился.

— По поводу второго раза… — сказал Верон, помолчав, — Пока не спеши, мы еще не выбрались.

Выстрелы и крики доносились с обеих сторон, но очевидного победителя в противостоянии на слух определить было невозможно. Верон хотел бы, чтобы они перестреляли друг друга, но на это надеяться было нельзя; наверняка, они просто спрятались за палаткам и магазинчиками, как это сделал сам гераклид, и ждут подкрепления, и будут ждать хоть до следующей ночи. А это слишком долго.

— Эй, а где Амар? — спросил Иолай, немного помолчав.

— Понятия не имею. Когда я видел его в последний раз, его пытались взорвать гранатами.

— Посмотрим, как у них это получится, — усмехнулся Иолай. — А Мара где?

— Не знаю, — ответил Верон после небольшой паузы. — Кажется, у нас больше проблем, чем я думал.

— А Костун? Костун пытался с нами связаться?

— Черт! Надо выбираться отсюда. Бой затихает, но я не уверен, что они друг друга перебили. Придется им помочь.

Верон еще раз проверил пистолет и медленно выглянул из-за угла, но увидеть всю площадку мешали беспорядочно расставленные киоски. Были видны лишь некоторые тени, откидываемые Людьми, прячущимися за ними, а также вспышки от выстрелов. Он спрятал пистолет в кобуру под мышкой и взял автомат одного из только что убитых.

— Лежи здесь, я сейчас.

— Очень смешно.

Верон посчитал, что с солдатами военного патруля проблем будет больше, плюс они стояли как раз на пути к кораблю, поэтому он решил в первую очередь заняться ими. Он выбежал из-за угла ларька с той стороны, где должны были быть солдаты правительства, спрятавшись от повстанцев этим самым ларьком, оказавшись позади них, и первым же выстрелом убил одного из вояк, не очень умело выглянувшего из-за продуктовой защиты. Ответ не заставил себя ждать. Сразу двое выбежало из-за разных павильонов, тут же начав стрельбу практически вслепую, но реакция Верона оказалась выше, а потому противник не успел докончить и одну очередь, как упал с пробитым шлемом. Гераклид быстро перебежал к другой палатке и заглянул за угол, сняв еще одного солдата.

Революционеры, видимо считая, что стреляют по ним, начали стрелять в ответ чуть активней. Верон заглянул за еще один угол и увидел троих, двое из которых выглядывали за противоположный угол, а один стоял позади них. Просто стоял, даже не делая вида, что защищает тылы. Верон воспользовался этим и тихо и абсолютно не слышно вышел, наставив автомат на спины противников. А через секунду пожалел о нерасторопности.

Хватая оружие убитого им повстанца, он не проверил обойму, а патронов там оставалось очень мало. Выходя из-за угля, Верон выпустил лишь две пули, прежде чем понял, что патроны кончились, — убил он лишь одного из тройки, — того, что был ближе, обязанный прикрывать спину, — а достать свой пистолет из кобуры времени не оставалось.

Двое солдат развернулись моментально. Развернувшись вправо на триста шестьдесят, Верон ударил прикладом автомата в голову того, что был слева от него, одновременно закрывшись им и от того, что справа, при этом этого левого повалив на того второго. Ударом ноги он выбил обоих солдат из-за прикрывающего их ларька, повалив их наземь. Не успели они опомниться, как революционеры нашпиговали их свинцом, не помогла даже хваленая броня.

Верон, вопреки всему своему опыту, расслабился на долю секунды и даже не подумал наконец вынуть из кобуры пистолет. Выстрелы застали его врасплох, но секундное ослабление прошло, и гераклид успел среагировать прежде, чем его пробила насквозь автоматная очередь. Сделав резкий и сильный прыжок назад, Верон, еще пребывая в состоянии полета вверх ногами, схватил лежащий на земле автомат первого из тройки убитых им солдат. И не успел он принять вертикальное положение, как выстрелил в ответ, пробив противнику грудь кучной автоматной очередью.

Только удостоверившись, что в поле зрения больше нет противников, Верон, наконец, обратил внимание на дырку в пиджаке в районе груди слева, из которой сочилась кровь. Пуля прошла навылет. Верон разбирался в строении Человека, тем более в своем собственном, а потому быстро диагностировал, что жизненно важных органов задето не было, но пуля пробила лопатку. Кости, даже для гераклида, регенерировать было проблематично. Верон обругал себя за невнимательность и юношескую безалаберность. Про то, что он все еще не пришел в себя после атаки импульсом, он и не подумал.

Он отбросил неудобный для одной руки автомат и достал из кобуры пистолет. Тихо подбежав к еще одному ларьку, он быстро заглянул за угол и встретился лицом к шлему с солдатом. Тут же отпрянув, он несколько раз выстрели прямо сквозь тонкие стены киоска через угол. Выглянул вновь лишь после того, как услышал падение противника с характерным ударом шлема о землю. Пробежав еще несколько ларьков и закрытых на ночь павильончиков, он не обнаружил ни одного солдата, тогда он выглянул из-за угла с левой стороны одного из ларьков и сделал несколько выстрелов в сторону повстанцев. В ответ тоже послышались выстрелы.

Верон решил не тратить время еще и на уничтожение повстанцев, надеясь, что они так и будут прятаться и иногда постреливать для проверки реакции противника. Он быстро вернулся обратно к Иолаю.

— Как с энергией?

— А как ты думаешь? Сейчас ночь, даже энергией солнца не воспользуешься, а луна, мало того, что крайне неэффективна, так ее еще и не видно за облаками и дымом. Ну или новолуние сегодня.

— Понятно, — вздохнул Верон. — Нам надо как можно скорее добраться до корабля, чтобы помочь Амару, так что тебе снова придется потрястись у меня на плече.

— Ты ранен? — только сейчас заметил кровь Иолай.

— Ничего. — Верон подбежал к углу ларька, за которым он был с Иолаем, и сделал пару выстрелов, потом еще. Засунул пистолет в кобуру под мышкой и вернулся к Иолаю.

— Надеюсь, они не рискнут идти в атаку. — С этим словами он не очень ловко забросил Иолая на плечо и, стараясь ускориться, насколько возможно, побежал к кораблю.

Революционеры, словно заподозрившие неладное, пришли в движение. Сделав несколько выстрелов и не услышав ответа, они начали пробираться вперед. Сначала медленно и осторожно, слепо стреляя из-за угла у каждого ларька и павильона, потом быстрее. Верон слышал голоса, явно указывающие на то, что они недосчитались пару трупов (первоначально же они гнались за Вероном и Иолаем), а те, что нашли у стен ларьков, явно были убиты не ими. Вновь началась погоня. Толпа, хоть и поредела, все еще начитывала около десяти голов и автоматов, а Верону явно не улыбалось противостоять им в его положении.

Сзади послышались выстрелы. Повстанцы, видимо, заметили бегущего средь ларьков Верона с Иолаем на плече. Ответить он не мог, так как здоровой рукой придерживал киборга, а вторая нещадно болела, давая о себе знать при каждом шаге. Выстрелы стали звучать чаще, и Верон мысленно благодарил местных дизайнеров (или кто там этим занимается?) за столь нелепую и хаотичную расстановку продуктовых и сувенирных лавок и вагончиков.

За несколько метров до посадочной площадки на углу перевернутого основания пирамиды палатки кончились, прятаться больше было невозможно. Верон сжал челюсти до треска и использовал последние силы на то, чтобы добежать до корабля. Над головой начали свистеть пули. Он почувствовал пару еле заметных толчков в спину и услышал отборную ругань Иолая. Оббежав корабль «Gurin Mnyama» с другой стороны, направляясь к задней части, он по инерции открыл крышку сканера и приложил к нему левую, больную, но свободную руку, однако ничего не произошло. Он посмотрел на ладонь и выругался — она была вся в крови, стекающей через рукав, из-за чего сканер не смог распознать отпечатки. «Прости», — сказал он Иолаю, бесцеремонно скидывая его с плеча на землю. Он уже слышал осторожно приближающиеся шаги с двух сторон. Верон приложил к сканеру правую руку и снова выругался, ведь он все еще был в крови. Достав пистолет и надеясь, что там еще остались патроны, он выстрелил в обе стороны от корабля. Приближающиеся шаги резко остановились, потом вновь послышались выстрелы из автомата и звон попадающих в обшивку корабля пуль. Верон быстро и небрежно протер сканер полой пиджака и вновь приложил руку. На этот раз механизм сработал. Задний малый люк стал медленно открываться. Слишком медленно.

Верон из последних сил поднял Иолая и перекинул его через крышку люка. Послышался удар и новые ругательства. Когда Верон сам перелазил через люк, подтянувшись одной рукой, повстанцы наконец рискнули выбежать из-за корабля и тут же начали стрелять. Гераклид почувствовал острую боль в обеих ногах, скатился по люку и свалился прямо на лежащего Иолая. Теперь ругательства выкрикивались дуэтом. Превозмогая боль, Верон дотянулся до внутренней панели и нажал на закрытие как раз в тот момент, когда за край люка начали цепляться руки, а между створкой люка и стеной протиснулся автомат. Закрывающийся люк переломил дуло автомата, словно тростинку, но руки все еще цеплялись за край. Когда сверху показалась голова подтягивающегося, Верон выстрелил последней пулей, попав прямо в лоб. Остальные руки исчезли вслед за первыми двумя. Люк закрылся с глухим ударом.

— Надо придумать дверь попроще, — сказал он.

— Это уж точно. Ты ранен.

— Я заметил. Ты тоже, судя по всему.

— Две пули в спине, но они не глубоко прошли. Жить буду.

Киборги по большей части куда прочнее Людей, хотя, если знать, куда целиться, его можно обезвредить всего одним-двумя выстрелами. Пули, которые попали в Иолая, были остановлены крепкими пластинами из углеродных волокон, которые располагались везде, где только не могли мешать нормальному движению киборга. Для такого материала выстрелы из пистолета или автомата, что укусы комара, но и цена соответствующая.

— Надо поднимать корабль в воздух, — вздохнул Верон. Внутри им уже ничто не могло угрожать. У повстанцев были лишь автоматы и, может быть, гранаты, но чтобы повредить этому кораблю, надо что-то помощнее.

— Легко сказать, панель управления на другом конце, хрен мы туда доползем по-быстрому.

— Тогда подключись отсюда. Слева от тебя щиток. Сними крышку и подключись.

— Я?

Еще одна из способностей киборгов, позволяющая им напрямую подключаться к компьютеру, но это малоэффективно, так как человеческий мозг не способен обрабатывать все те данные быстрее, чем хотелось бы, а голова потом болит неимоверно. Конечно, гибридный мозг мог бы сильно помочь, но у Иолая такого не было, он хотел, чтобы у него хоть что-то осталось от него прежнего, даже если это всего лишь его глупое серое вещество.

— Ну не я же. Давай, ты же умеешь.

— Такой большой корабль я никогда не брал под контроль, слишком много деталей и схем, я же все здания порушу.

— Пусть будет так. Это лучше, чем сидеть… лежать сложа руки.

— Но…

— Давай! — гаркнул Верон.

— Ладно, ладно, но потом не жалуйся. — Иолай медленно протянул еле двигающуюся руку к щитку и оторвал привинченную крышку.

— Заодно и подзарядишься, — сказал Верон.

Иолая коснулся ладонью щитка. Почувствовал слабое покалывание, потом сильнее. Закрыл глаза и сосредоточился.

Это было резко, словно сидишь на носу скоростного поезда и резко въезжаешь в туннель, вход в который молниеносно начинает удалятся, остается позади, превращаясь в маленькую точку света, а потом и вовсе исчезает. Впереди лишь схемы и цифры, прозрачные, почти невидимые линии, словно бесконечный трубопровод, изменяющий направление под резкими углами. Он несется по ним на огромной скорости, растягивая сознание и подчиняя себе всю систему. Иолай был внутри корабля. Он был кораблем.

* * *

Судя по всему, стрелял не очень опытный стрелок, так как пуля угодила ниже лопатки и правее позвоночника. В зависимости от расположения органов, такое ранение могло доставить жертве массу мучений перед смертью, которая могла наступить даже через несколько минут. Профессионал стреляет либо в голову, либо в сердце. Сравнивая с недавно полученными ранениями, это не могло причинить особых проблем и болезненных ощущений.

Не очень глубоко в душе я надеялся, что они меня не послушают, ведь любители разбоя и насилия из принципа и подсознательно стараются нарушить все писанные и не писанные законы, правила и догмы, доказывая свою особенность, часто вопреки логике и здравому смыслу. Эти повстанцы били более чем шаблонны.

Я медленно развернулся с внешним спокойствием и внутренним превосходством, наблюдая за реакцией. Повстанцы, несмотря на то, что видели, как я очутился среди них, все равно были, мягко говоря, удивлены. Они переглядывались широко открытыми от изумления глазами. Кто-то, кто не поверил глазам, сделал еще один выстрел. Косо. Попал куда-то в живот.

— Вы либо очень глупые, либо очень тупые. Я же предупреждал.

— Кто… Кто ты такой?!

— Скоро вам станет все равно.

Я резким и почти незаметным движением вытащил вакуган и начал стрелять, одним выстрелом пробивая одновременно пять-семь Человек. Они начали стрелять в ответ. Я начал быстро бежать по спирали внутри образованного повстанцами вокруг меня круга. Глупые или тупые повстанцы продолжали стрелять, убивая собственных товарищей. Кто-то протяжно крикнул не стрелять. Все послушались, хоть и не сразу. Я тоже. Вернув пистолет на место, я решил не тратить попусту патроны, а разобраться старомодным классическим мордобоем.

Продолжая бежать по кругу, я ударил ближайшего ко мне противника. Тот, отлетев, повалил еще двух. Другого я ударил ногой с разворота, он сбил больше. Игра мне понравилась, другим же не очень. Увернувшись от удара, я сам ударил кулаком в челюсть, изрядно ее поломав, но на этом не остановился. Схватив повстанца за ноги, я начал размахивать им, словно битой, дубася всех вокруг. Кровь, фонтаном бьющая из человека-дубины, брызгала во все стороны, заливая все вокруг кровавым дождем. Отбросив поломанную органическую палицу, я очередным разворотом ударил кому-то в грудь так, что послышался хруст. Все кричали и ревели, подбадривая остальных и самих себя. Кто-то вновь попытался стрелять, но безуспешно. Выхватив из рук автомат, я расстрелял в него всю оставшуюся обойму, а потом, взявшись поудобней, стал использовать его как новую дубину.

В меня летели ножи и подручные средства. Кто-то додумался использовать для сдерживания и нападения оттесненные к стенам столы и стулья, но, вырывая из рук, я делал их своим оружием, отбиваясь ими и бросая в ответ. Это явно было больно, хотя я начинал сомневаться.

По собственным ощущениям, я уложил как минимум две трети, но остановившись, я с удивлением заметил, что на ногах больше половины. Я увидел, как они, окровавленные и не способные поднять сломанные руки, все еще были готовы драться. Заметил, как кто-то что-то кладет в рот и проглатывает, тут же воспрянув духом.

— Чего это вы там кушаете, — поинтересовался я.

— А тебе не все равно?

— А, это краг (или как его там?), о котором вы упоминали?

— Не твое дело.

Я остановился, придумывая новый план действий, они делали тоже самое. А ожидание лучше всего заполнять простым человеческим общением.

— Может и не мое, но точно ваше. Вы даже с наркотиком не можете до меня достать, так может хватит попусту тратить свое и мое время? Я вам не враг, пока вы сами того не пожелаете.

— У нас приказ — и мы его выполним во что бы то ни стоило.

— Приказ? Не от Спардия ли?

Вояки переглянулись. Для них он был абсолютным авторитетом, но будь я смертен, ни один Человек на заставил бы меня отдавать свою жизнь не пойми за что.

— А если и так?

— Вы все ему так преданы. Почему? Что он вам пообещал? Свободу? А ее у вас разве не было? Власти и денег? А откуда у него все это? Неужели вы не замечаете, что вас просто используют?

— Спардий не такой! — взревел один из повстанцев, прижимая к телу сломанную руку. — Многих из нас он вытащил из вонючих клоак и дал смысл жить.

— И теперь вы за него умираете? — поднял я удивленно брови. Смысл жизни в том, чтобы лишиться ее? Трудно придумать что-то глупее.

— Правительство и так нас бросило, — убежденно заявил усатый, — оставив умирать в грязи и нечистотах, а теперь еще хочет спровадить нас с наших законных мест, сделать нашу жизнь еще хуже. Мы лучше умрем за правое дело, чем позволим так над нами изгаляться.

Со всех сторон послышались одобрительные выкрики. Да и как тут не поддержать, если правда во все это веришь, а иного способа, кроме как отвоевать справедливость силой, не видишь. Чувство ложной безысходности часто толкает Людей на безумства.

— Это вам все Спардий сказал? Весь этот хаос начался лишь из-за самого Спардия. Я даже не уверен, что Правительство вообще планировало что-то в этом духе. Он лишь желает власти…

— Это неправда! — хором закричало сразу несколько человек, смотря на меня с ненавистью.

— Да что мы его слушаем? Он заговаривает нам зубы и очерняет нашего лидера! Не позволим!

Со всех сторон вновь послышались крики поддержки, перерастающие в сплошной оглушительный гул. И все началось сначала.

— Я пытался вас вразумить, — тихо сказал я даже не им, а сам себе. — У меня не осталось выбора.

Избитые и покалеченные вновь рванули на меня, не жалея собственных тел. Некоторые, кого я пожалел вначале, с новой силой накинулись на меня. У некоторых не закрывался рот из-за сломанной челюсти, безвольно болтающейся на коже и мышцах; кто-то прыгал на одной ноге, держа вторую, сломанную в нескольких местах, за спиной рукой, чтобы не мешалась; у одного не было части головы, а из разверзнутой зияющей дыры лился настоящий кровопад, заливающий пол лица; кто-то пытался удержать свои кишки и даже запихнуть их обратно. Лежащие на полу, те, кто должен был давно умереть, все еще стонали и дергали конечностями, но не от боли — так называемый краг блокировал почти все болевые ощущения, — а от бессилия. Неспособные подняться и продолжить схватку, они беспомощно булькали в своей и чужой крови, поддерживая товарищей и даже не думая о неминуемой смерти.

Краг, судя по всему, не действовал на разум, а лишь на силу, выносливость и живучесть. Ни один наркотик не способен так повлиять на Человека, как это может другой Человек.

Я продолжал бессмысленную бойню, неспособный прорваться к заблокированному выходу, старался убивать особо рьяных противников одним точным ударом, остальным же старался ломать ноги, чтобы они не смогли подняться. Все вокруг было в крови. Повстанцы, как и я, поскальзывались на красных лужах, то и дело падая. Отнимая автоматы, я простреливал ноги. Люди, поднявшие над головой металлические столы и стулья, падали как подкошенные, обрушивая на себя предметы мебели.

Я и сам не знал, сколько длилась эта бессмысленная битва, как и не знал, сколько человек было убито, но когда, при очередном ударе, я не почувствовал под кулаком препятствия, то остановился, тяжело — даже несмотря на сверхчеловеческую выносливость — дыша и оглядываясь.

Весь пол был усеян мертвыми и полумертвыми телами. Там, куда может и могло упасть яблоко, была кровь. Сверху, словно специально дожидаясь окончания бойни, упал кусок стекла, который треснул, вероятно, когда взорвались гранаты. Я смотрел на дело своих рук и думал о том, как там остальные.

— Черт! Мара! Я про нее и забыл. Неужели она все еще в туалете? — С этими словами я направился не к Верону, как хотел вначале, а к выходу из помещения слева от стойки кафе-бара, переступая через тела, некоторые из которых норовили схватить меня за ногу и даже укусить, из-за чего приходилось их пинать, и стараясь не поскользнуться на лужах крови. Когда я дошел до крепкой двустворчатой двери, то услышал где-то вдалеке выстрелы из крупнокалиберного пулемета, но не придал этому значения. Сейчас стреляли везде и все, у кого было хоть какое-то оружие. Зато предал значение странным звукам за дверью, словно кто-то отбегал. Я почувствовал неладное. И не зря.

Мощный взрыв снес к чертям двери, а двери снесли к чертям меня, отбросив на несколько метров так, что я своей злосчастной спиной врезался в крепкое стекло напротив, заставив его пойти трещинами. Упал на пол лицом в лужу крови.

В помещении послышались быстрые шаги множества ног, потом бас:

— Что здесь, черт, возьми произошло? Сколько трупов.

— Некоторые еще живы, сэр. Что с ними делать?

— Как я вижу, — вновь послышался деловитый бас, — это все повстанцы. А у нас есть приказ их уничтожить. Я не вижу здесь других тел, так что, наверно, они перебили сами себя. Это облегчает нам задачу.

Мысли о том, что они не сами себя перебили, а это сделал кто-то другой, у него, судя по всему, даже не возникло, а если и возникло, то кто мог это сделать? По его мнению, стороны было только две, так что ответ был очевиден.

— Так что делать-то… сэр? — послышался другой, более дерзкий голос.

— Какие-то они непонятные. То ли дохлые, то ли живы еще, так сразу и не разберешь. Ладно, слушайте мой приказ. Каждому пулю в затылок. Сотилас, мать твою, ты там что, фигурным плаваньем занялся?

— Никак нет, сэр. Просто поскользнулся, — с готовностью ответил солдат, поднимаясь из лужи крови и пытаясь хоть как-то отряхнуться, чего явно у него не получалось. Но этот хотя бы не блевал, как некоторые другие, которые, вероятно, впервые увидели столь ужасную картину побоища. Даже опытных вояк зачастую подташнивает от вида окровавленных трупов. Командир этих солдат, судя по всему, был далеко не из таких.

— Ступай по телам, на них не поскользнешься. Только вначале убедись, что у тела есть лишняя дыра в затылке, а то укусить может, — сказал этот самый командир и басисто засмеялся собственной шутке.

— Так точно, сэр.

То тут, то там послышались одиночные выстрелы. Один из солдат подошел ко мне и я почувствовал выстрел в спину, в районе грудного отдела. Мне это, естественно, не понравилось. Я начал медленно вставать.

— Не, ну кто так стреляет? — возмутился я. — Даже в голову в упор попасть не можете. — На солдатах были стандартные шлемы, но забрала, обычно непроницаемые, почти у всех были прозрачные — степень тонировки легко регулировался. Лица у многих были вытянутые и их выражения практически никак не отличались от тех, что недавно демонстрировали повстанцы, валяющиеся теперь вокруг в луже собственной крови.

— Ты… Ты кто такой?

— И почему все об этом спрашивают?

— В чем дело, Ягун, — гаркнул командир, — не можешь пристрелить одного ублюдка?

— Я… Я пристрелил, сэр, но он…

— Никаких «но», пристрели его уже, наконец, — нетерпеливо махнул рукой командир.

— Я бы не советовал. Я очень спешу, мне нужно помочь товарищам. Эти, — я обвел рукой помещение, — уже пытались мне помешать, не повторяйте их ошибки, а лучше отпустите меня. Я вам не враг, пока вы сами того не пожелаете.

Где-то над головой послышался шум, напоминающий взрывы, и звук разбивающихся стекол, пол затрясся под ногами. Сверху вновь посыпалось стекло. Все опасливо начали оглядывать и смотреть вверх, но шум и вибрации прекратились.

— Мы — военные патруль Правительства Вселенной! — заговорил чуть погодя командир, повысив свой и так громкий голос. — Думаешь, мы испугаемся одного грязного отброса? Не дождешься! И можешь не бахвалиться, что замочил этих ублюдков, тебе все равно никто не поверит. Ягун, хватит стоять как истукан с палкой в одном месте, пристрели его уже, наконец!

— Слушаюсь, сэр. — Солдат направил на меня оружие.

— Не советую, — сказал я за секунду до выстрела. Пуля попала в грудь.

— Что за черт? На нем бронежилет? Стреляй в голову, Ягун, черт тебя дери, недотепа.

Ягун-недотепа не успел даже открыть рот, чтобы ответить «Да, сэр», хотя он все же непроизвольно открылся, когда я свернул ему шею, развернув голову на сто восемьдесят градусов. После хруста позвоночника воцарилась тишина, не считая звука беспорядков, творящихся снаружи на улице. Первым опомнился командир, сняв со спины висевший там до этого автомат и заорав матом так, что сверху опять посыпались осколки стекла, а потом начал стрелять. Его тут же поддержали остальные. Буквально шквальный огонь изрешетил тело Ягуна, которым я невольно защитился, но который даже в защитном обмундировании был слишком мелок и тощ, чтобы за ним можно было нормально скрыться. Некоторые пули, пробивая тело солдата насквозь, застревали в моем.

Я уже было собирался отбросить мертвого солдата, дыр в котором было больше, чем в самом дырявом сыре, изъеденным мышами, когда огонь внезапно прекратился. Но вместо звенящей от предшествующих выстрелов тишины, я услышал слабое гудение. Не обращая на меня никого внимания, абсолютно все уставились мне за спину; те, у кого на забралах все еще красовалась темная тонировка, медленно ее убирали, выставляя напоказ свое изумленное лицо. Я медленно оглянулся. В воздухе, неровно, словно на волнах, висел и раскачивался «Gurin Mnyama», то и дело грозя задеть громадным носом край перевернутого основания пирамиды.

Корабль так и висел в воздухе, а все лишь молча наблюдали, что же будет дальше, и лишь минуты через две началось движение. С обоих боков корабля, который только внешне напоминал грузовой, в стороны разъехались внешние стенки, и оттуда появились многоствольные роторные пулеметы. Глаза и рты солдат, явно не ожидавших такого вооружения на «грузовом судне», превратились в практически идеальные геометрические круги, при этом размер глаз лишь немногим уступал раззявленным ртам их владельцев. Стволы пулеметов начали вращаться.

Первым дал деру командир, даже не отдав приказ солдатам отступать. Он не успел сделать и пяти шагов, как поскользнулся на луже крови, подлетев так, что ноги оказались выше головы. Саму голову от падения затылком о плитку пола спасло мертвое тело, которое на проверку оказалось не таким уж и мертвым, тут же обхватив шею жертвы мертвой хваткой. Но я этого уже не видел. Я бежал к кораблю, чтобы оказаться ближе к носу, как раз между торчащими с боков пулеметов и чтобы меня не задело, но просчитался.

Пулемет застрочил так, что в голове загудело, а перепонки едва не лопнули от шума. Корабль начало трясти из стороны в сторону. Пулеметные очереди пробивали солдат, словно те были сделаны из низкокачественного картона. Кровь фонтаном била во все стороны из тщетно пытающихся спастись Людей, заливая пол вторым слоем красного дождя. Кто-то даже додумался спрятаться за стойкой кафе-бара, но для пуль она ничем не отличалась от таких же картонных стен, в которых дыр стало даже больше, чем недавно появилось в теле Ягуна.

Я рухнул на пол у самого корабля. Это же, но уже в самом помещении сделали и многие солдаты, понявшие, что иного выхода, кроме как зарыться под трупами, — нету. Это спасло не всех. Корабль трясло, будто он и правда был посреди моря в сильный шторм. Пулеметные очереди то направлялись куда-то вверх, словно стреляя по воробьям, то опускаясь вниз, оставляя в полу глубокие рваные борозды, разрывающие всех, кто был на пути, на части. При этом корабль не забывал мотаться и из стороны в сторону, не позволяя определить, где в следующую секунду не сто́ит находиться.

Вдруг выстрелы прекратились. Теперь все же в ушах стало звенеть, перебивая даже гудящий звук двигателей корабля. Я встал. Услышал шум с двух боков корабля. С надеждой я выглянул из-за носа и увидел совсем не то, чего ожидал. Как минимум с одной стороны пулеметы все же пропали, но сменившись орудием побольше. Дуло ракетного отсека было такого размера, что туда легко поместилась бы моя голова вместе с ушами. И я побежал, надеясь, что успею хотя бы добежать до угла пирамиды, но не проделал и пятнадцати шагов, как услышал очередной оглушающий рев, знаменующий выпуск ракеты.

Взрыв оказался настолько мощным, что от всей выступающей над перевернутым основанием части пирамиды практически ничего не осталось. Балки из модификации углерода разбросало во все стороны, словно спичечный домик, под которым взорвалась граната. Прочное стекло превратилось в дождь из мельчайших осколков. И это не считая внутреннего убранства: столы, кресла, диваны, унитазы, шкафы и даже холодильники с продаваемыми в них напитками. Все это в горящем виде перевалило через прямоугольное основание перевернутой пирамиды и полетело вниз, на головы воюющим между собой солдат правительства и революционеров. Я, естественно, полетел тоже. В разобранном виде.

* * *

— Есть! Я вошел! — воскликнул Иолай.

— Отлично, взлетай.

— Постараюсь. Все же корабль слишком большой, я никогда к такому не подключался, — посетовал киборг. Голова у него уже во всю раскалывалась.

— У тебя получится, — подбодрил его бесцветным голосом Верон.

— Получится-то получится, но вот насколько хорошо…

— Не ной. В нас стреляют эти идиоты. Взлетай уже наконец.

— Сам лежишь ноешь… — недовольно пробубнил киборг.

— Что?

— Взлетаю, говорю, уже взлетаю.

И он взлетел, если это можно так назвать. Корабль оторвался от поверхности так, словно очень этого не хотел. Сам того не зная, Иолая сбил с ног нескольких повстанцев, преследовавших их, и если бы не наркотик краг, они бы точно не смогли подняться. Виляя из стороны в сторону, киборг, полностью взяв под контроль системы корабля, поднял железяку в воздух. И не успел он вылететь с посадочной площадки, как резко полетел вниз, но тут же выровнял машину и поднялся на прежнюю высоту.

— Кто тебя водить учил?

— В том-то и дело, что никто не учил. Почему ты мне его раньше не показывал.

— Я ж говорил, это корабль моего брата, — пояснил Верон. — Обычно он на нем летал, а я сам бывал в нем от силы два раза. Не отвлекайся, нам надо помочь Амару.

Несмотря на то, что они практически не расставались, Верон иногда оставлял Иолая одного, особенно, когда встречался с братом для личных дел. Из-за дел прошлого, Эврис не питал к киборгу особой любви, и каждый раз, когда тот оказывался рядом, буквально кипел от негодования, хотя и всячески пытался это скрывать. В любом случае, когда рядом был Иолай, Эврис с большим трудом шел на контакт, поэтому Верон, предпочитал встречу с братом один на один. На одной из таких встреч, он и показал гераклиду этот корабль, научив им управлять; во второй раз он уже и сам управлялся с «Gurin Mnyama» так, словно всю жизнь летал на этом корабле.

— Думаешь, он не справится?

— Думаю, что справится, но с нашей помощью будет быстрее.

— Опять куда-то все спешишь… — пробубнил Иолай.

— Не отвлекайся, пока мы не рухнули.

— Ладно, ладно. Ух, сколько здесь оружия, не терпится опробовать.

И он опробовал. Первым он использовал пулеметы, результаты превзошли все его ожидания. Пулеметные очереди оставляли от противников лишь аморфные куски плоти и одежды, пробивали стены, словно бумагу. В общем, Иолаю корабль нравился, несмотря на сложность контроля и постоянный шатания из стороны в сторону.

— Противников перед нами на тепловизоре не вижу, зато в помещении за углом их целая орда. Вижу еще не особо теплые точки, лежащие на полу.

— Наверно, это из тех, что гнались за мной. Амар к этому времени их, вероятно, уже перебил, но раз ты говоришь, что там еще толпа…

— Значит, пришло подкрепление, — закончил мысль Иолай.

— Давай туда.

— Слушаюсь и повинуюсь.

Иолай повел корабль вверх, попытался дать задний ход, но что-то перепутал и, слегка ускорившись, подался вперед, врезавшись носом корабля прямо в пирамиду, легко подминая под собой балки и обрушивая вниз стеклянный дождь.

— Ой-ёй, — только и сказал киборг. Верон промолчал, за него сказал его взгляд, который, впрочем, Иолай не видел, так как глазами был внутри корабля.

Все же сумев отлететь назад, корабль чересчур высоко задрал нос, опять чуть не рухнув камнем вниз. Ситуация быстро стабилизировалась усилием киборга.

— Я даже на месте его удержать не могу, как мне на нем летать?

— Как только достаточно подзарядишься, отнесешь меня к пульту управления. Кстати, долго там еще?

— А ты как думаешь? Я только начал подзаряжаться, тем более заряжаюсь не напрямую, да еще и кораблем управляю. Минут тридцать, не меньше.

— Черт! Надо найти Амара.

— Уже лечу.

Иолай наконец направил корабль в нужное направление, напрягая все свои нервы и схемы, чтобы не терять концентрацию. Обогнув угол, очередной раз чуть не потеряв управление, он остановил корабль прямо напротив толпы людей, стараясь удержать его в равновесии.

— Я на месте, но убей меня на месте, если я знаю, есть ли тут Амар. Я лишь через тепловизор могу наблюдать. Вот почему бы не поставить на этот корабль нормальную камеру с распознанием лиц? — недовольно вздохнул Иолай.

— Потому что это, если можно так сказать, прототип, — пояснил Верон. — Здесь не все предусмотрено.

— Так что делать? — спросил киборг.

— Не знаю.

— Может, замочить их просто? Больно мне понравилось стрелять из этих мощных пулеметов. Амару все равно ничего не будет.

— Ладно, — ответил Верон после минутной думы. — Стреляй. Только не переусердствуй.

Верон не особо понимал, что делать дальше. Для начала он рассчитывал расчистить сектор, а затем искать Амара, но ни Иолай, ни сам Верон не могли сейчас даже ходить, не говоря уже о полноценной спасательной миссии. Гераклид надеялся, что Амар как-нибудь сам догадается подать знак, и тогда он уже что-нибудь да придумает.

Иолай вновь открыл пулеметный отсек, неведома когда закрывшийся, запустил кручение стволов пулеметов и открыл огонь, упиваясь силой и мощью, но быстро понял, что из-за постоянного шатания машины никак не может нормально сфокусировать огонь на противнике.

— Так, попробуем что-нибудь новенькое, — сказал Иолай, прекращая стрельбу.

Он еще при первом использовании пулеметов обнаружил список всего оружия корабля, а потому быстро нашел то, что искал. «Повелитель мух» — так называлась эта ракета класса «воздух-земля» Иолай и предположить не мог, насколько это оружие разрушительное.

— Ой-ёй, — повторил он вновь, когда корабль сильно тряхануло, а на тепловизоре все стало красным-красно. Толчок был настолько сильным, что Верона и Иолая подбросило в воздух, а рука Иолая при этом перестала касаться схем корабля. «Gurin Mnyama» потерял управление и начал падать.

* * *

Было больно. От здания меня — а точнее то, что от меня осталось — отбросило метров на тридцать, и я аккурат упал на схлестнувшихся в рукопашном бою солдата и повстанца, как минимум их при этом вырубив. Куда упали обе мои руки и нога — я не видел, зато почувствовал, как отрастают новые. Кости, мышцы, нервы, кожа: мое тело медленно восстанавливалось. Верхняя одежда, что еще осталась на мне, медленно горела, обжигая тело языками пламени, которое я практически не чувствовал. Рядом упало несколько балок, из которых преимущественно и состояло здание, наружная ее часть, по крайне мере. Еще не хватало, чтобы мне такая балка в голову прилетела.

Я смотрел наверх, так как не мог даже перевернуться. Небо застилал дым пожаров, в том числе и нового, а стрекотание насекомых перекрывали выстрелы, взрывы и патрульные мигалки, лишь изредка виднелись в воздухе стеклянная пыль, отражающая свет от пожаров множеством цветов.

Увидел «Gurin Mnyama». Наклонившись носом вперед, корабль разрушил часть платформы, являющуюся перевернутым основанием пирамиды. С колоссальным шумом, грохотом и треском посыпались новые балки и стекла, падая и пробивая стекла прямо стоящей пирамиды, погребая под завалами всех, кто находился внутри, если там вообще остался хоть кто-то. После такого удара корабль выровнялся, но лишь на миг, тут же, приняв почти вертикальное положение и идя на резкое снижение. Корабль падал медленно, словно тонув в тягучем веществе, но удар такой махины о поверхность был настолько сильным, что земля содрогнулась, словно от шагов Колосса. Меня, как и все, вокруг, слегка подбросило вверх.

Корабль встал вертикально и, казалось, так и будет стоять, словно огромный монумент фисташке. Но так казалось лишь несколько секунд, корабль начал давать крен, падая прямо на (или в?) пирамиду. Балки, стены и полы-потолки явно не были предназначены на то, чтобы на них давил настолько огромный вес. Корабль, казалось, даже не замечает под собой преграды, легко подминая под себя все, что стояло у него на пути. Наконец, он прекратил разрушительное падение и замер, встав, как ни в чем не бывало. Тишину нарушали все еще падающие балки и звук бьющихся об обшивку стекол.

Я с облегчением вздохнул, как только увидел, что корабль падает не в мою сторону, так как мне тогда пришлось бы не сладко. На восстановление под тяжеловесной машиной ушло бы слишком много времени.

Лишь минут через пять, когда почти полностью отросла первая рука, я смог, наконец, потушить уже затухающие искры огня, прыгающего у меня на груди и сжигающего остатки моей истерзанной одежды. На полное восстановление мне потребовалось минут десять.

Встав, я решил раздобыть себе новую одежду, так как от старой практически ничего не осталось. Далеко идти мне не пришлось: я просто раздел вырубленных мною солдата и повстанца. Черная форма солдата нравилась мне больше, но хоть штаны и подошли, верх был слишком узким и стеснял движения, поэтому я одел серую футболку и рубашку с квадратами революционера, закатав для удобства рукава.

Сорвав с себя остатки верха, в вспомнил, что во внутреннем кармане у меня был трансфэйсер. Обшарив клочья одежды, я все же его нашел. Аппарат чудом уцелел во взрыве, хотя слегка оплавился, но тут же его проверив, я убедился, что он вполне работоспособен.

Продолжая переодеваться, я примерил обувь обоих и понял, что она мне не подходит, поэтому пришлось остаться босиком. Ничего, не впервой. Бронежилет повстанца и защитную броню патрульного я одевать не собирался. Полностью собравшись, я инстинктивно потянулся за вакуганом, тут же поняв, что, вероятно, потерял его, когда падал. Кружение на месте, естественно, не дало результатов. Да, так бывает, раз! — и потерял в один момент все, что имел.

Теперь мне пришлось снимать оружие с тех, с кого только что снял одежду. Более современную и мощную автоматическую винтовку солдата я взял в руки, а более древний, но все еще неплохо работающий автомат повстанца закинул на ремне за спину. Вот что интересно: многие повстанцы используют автомат, изображенный на символе патруля, где с ним еще изображен меч, а сами патрульные используют оружие более современное. Зачастую символ не значит ничего, кроме просто символа.

У солдата еще оказался пистолет, который я также реквизировал.

Направление, куда мне нужно было идти, четко проступало на фоне полуразрушенной пирамиды здания. Я бегом направился к кораблю, увидел, что сканер отпечатков ладоней в крови; не долго думая, я приложил свою ладонь, малый задний люк начал медленно опускаться.

То, что предстало перед моим взором, казалось, вылезло прямиком из какого-нибудь триллера. Повсюду была кровь, даже на потолке, а внизу на полу лежало два тела. Как оказалось, источником крови был Верон, который, на первый взгляд, имел ранения везде, где было можно. Чуть ближе к люку лежал Иолай, который и подал голос:

— А, вот ты где, а мы тебя искали.

— Это заметно, — усмехнулся я, оглядывая внутренность корабля. — Что здесь произошло? Что вообще произошло, когда Верон выпрыгнул с тобой из окна?

— Это долгая история, лучше приведи в чувство Верона, нужно отсюда убираться.

— А Мара и Костун?

— А где они? — спросил Иолай.

— Про Костуна не знаю, а Мара… Есть вероятность, что вы ее взорвали к чертовой матери.

Повисла неловкая пауза. Иолай открывал и закрывал рот, словно забыв, как говорить.

— Я… — заговорил все же он изменившимся голосом спустя минуту. — Я не хотел. Я не знал, что взрыв будет таким мощным. Я…

— Хватит. Будешь себя жалеть, когда мы точно выясним, мертва ли она, и по твоей ли причине.

— Да… — поник киборг.

Я нажал на внутренней панели на кнопку и закрыл люк.

Верон, как оказалось, ударился головой, когда корабль задом рухнул на землю, из-за чего и потерял сознание, что для гераклида было достижением. Кровь быстро начала сворачиваться, из-за чего сильной потери крови вроде бы не было, хотя еще было ранение в район груди — не опасное, по заверению Иолая, — а также были перебиты обе ноги в нескольких местах.

— Что у тебя с зарядкой? — спросил я.

— Не особо, максимум могу рукой пошевелить.

— Плохо, — поджал я губы. — Ты не знаешь, насколько прочен это корабль?

— Без понятия, я на таком раньше не летал, но материал вроде как один из самых крепких, из таких военные корабли особого назначения делают.

Вероятно, у модели «Фисташка», по образу которого был создан «Gurin Mnyama», обшивка была из куда менее дорого материала.

— Это хорошо, значит нас тут никто не побеспокоит. Тогда я сначала лучше тебя отнесу, чтобы ты встал на зарядку, а потом вернусь за Вероном.

— Нет, лучше сначала его.

— Ты не в том состоянии, чтобы спорить.

Взвалив Иолая на плечо, я отнес его в командную рубку и поместил в специальную капсулу, предназначенную для подзарядки киборгов, андройдов, роботов и им подобных. По желанию, в такой капсуле можно было подзарядить все, что вообще можно зарядить, и провода не нужны, для ныне живущих это было в порядке вещей, но я жил еще в то время, когда у нас на планете общий вес проводов превышал вес устройства, к которому они подключались. Затем я вернулся за Вероном и взял его на руки, а не положил на плечо, так как не очень-то хотел запачкать мои новоприобретенные одежды, особенно штаны, напоминающие те, что я раздобыл, когда выбирался из лаборатории Нероса при нашей первой встречи, только без ремешков.

Ощущение было странным. Я никогда не видел гераклида таким… беспомощным и безобидным. Верон безвольно висел у меня на руках, повесив руки, словно сосиски и откинув назад голову, болтающуюся из стороны в строну при каждом моем шаге. Я даже не смог сдержать смешок. Это как Красавица, несущая на своих тонких белоснежных ручках могучее волосатое Чудовище. Хотя сравнение не очень, так как я красавец, а не красавица. Задумавшись о своей роли в сказке, я случайно ударил Верона головой о косяк двери в комнату, куда я нес его, чтобы положить в стеклянный гроб и завалить яблоками, но план рухнул, так как он пришел в себя.

— Где я?

— Почему все, кто приходит в себя, задают такой этот вопрос? — Я положил его на кровать.

— Может потому, что они и правда не знают и не понимают?

— Стоит лишь оглянуться и все станет ясно, — сказал я.

— Ладно, прекращаем словесную перепалку. Какова ситуация?

— Прекращаем, прекращаем. Ситуация, говоришь? Все плохо. Корабль лежит в порушенном им здании сената, а вокруг него чуть ли не война. Хотя, почему чуть ли? Война и есть. Мы внутри корабля, — сказал я, чуть помолчав, — что очевидно по интерьеру. Ты серьезно ранен, даже для гераклида: плечо, ноги, голова, так что придешь в норму где-то через полчаса. Хотя тебе лучше знать. Иолай почти пуст, так что ему для полной подзарядки потребуется примерно столько же. Я после ваших выкрутасов еле выжил, чесслово. Так бабахнуло, что у меня чуть душа из тела не вылетела.

Что было правдой. Будь я ближе к эпицентру взрыва, от тела бы вообще мало что осталось, и я бы воспарил. Тогда бы, кстати, мое тело восстановилось бы намного быстрее. Наверно, не надо было бежать; инстинкт самосохранения даже спустя тысячи лет у меня так и не стал рудиментом.

— Это все Иолай. Не знаю, что он там такого натворил, но корабль чудом не развалился на части. Он ведь не развалился?

— Ну, несмотря на взрыв и падение, он, насколько я мог видеть, не особо пострадал, только все, что не было привинчено, теперь валяется. В коридорах в некоторых местах висят какие-то провода и кабели, но вроде целые.

Корабль был прочным как снаружи, так и внутри, вот если бы все Люди были такими же…

— С кораблем понятно, а остальные?

— Со мной Костун на связь не выходил. А Мара… Когда я видел ее в последний раз, она убегала в туалет, находящийся на этаже, где посадочная площадка. Хочу напомнить, что вы с Иолаем все там разнесли.

— Она… мертва? — пораженно спросил Верон, едва выговаривая слова.

— Я не знаю. За это время она могла уже куда-нибудь и уйти. Может, она вообще сейчас лежит под этим кораблем…

— Не верю, — перебил он меня, тряхнув головой. — Она не могла умереть. А ты куда смотрел?! — вдруг закричал Верон. — Это ты был с ней, ты за нее отвечал!

С нашей первой встречи Верон все больше проявлял эмоции. Возможно, это из-за того, что он узнал всех нас получше, а может он всегда был таким, сдерживаясь лишь в компании незнакомых Людей, нагоняя на себя какую-то таинственность. В сочетании с его благородными чертами и черными глазами это работало. Надо будет узнать у Иолая.

— Она сама за себя отвечала и явно не нуждалась в чьей-либо поддержке, — ответил я спокойно. — Когда все началось, я окрикнул ее, но перед этим я задел ее гордость, так что она обиделась и не вышла. — Это похоже на оправдание? Наверно, да. Пусть так.

— И ты просто ее бросил?

— А мы не на увеселительную прогулку вышли погулять! — закричал я, сам от себя не ожидая. А ведь я тоже привык скрывать истинные чувства. — Я ей сказал тоже самое. Она сама напросилась с нами, а потом начала плакаться, что боится запачкать ручки и испортить репутацию хорошей девочки. У меня не было времени за ней бегать.

— Больше и не будет… — тихо обронил Верон.

— Если она мертва.

— А если жива?

— Значит, и еще немного проживет. Надо переправить корабль куда-нибудь подальше, а потом уже заняться поисками. Чем раньше, тем лучше.

— И чего ты тогда стоишь? Взлетай.

— Я без понятия, как этой штукой управлять. Никогда у меня не получалось нормально летать на всяком космическом мусоре.

— И что, ты будешь ждать, когда я смогу ходить?

— Выбор-то не велик. Если сяду за штурвал я, то окончательно разрушу это чертову пирамиду, а вместе с ней и корабль. Ладно, я в командную рубку, посмотрю, как там Иолай.

Я ушел, потому что Верон явно не был доволен нашим разговором и всем, что только что услышал. Он мог разразиться целой тирадой о том, какой я безалаберный и невнимательный, играя роль моей мамаши, а ведь я старше него на несколько тысяч лет. Мне было не до этого.

А ведь именно Верон решил нас так распределить, оставив меня с Марой, а сам будучи со своим дружком Иолаем, которого, судя по всему, он считал чуть ли не сыном, а так как он не был похож на любителя больших и дружных компаний, то, вероятно, бо́льшую часть времени проводил именно с Иолаем, которого привык поучать. Теперь же, находясь в обществе других людей, неосознанно взял на себя роль если не родителя, то старшего брата. Надо будет ему сказать об этом как-нибудь невзначай. Но позже. Сейчас ему сто́ит немного отдохнуть, и кто знает, может он сам до всего додумается.

Иолай лежал в капсуле и выглядел довольно бодро. Когда я подходил, он помахал мне рукой.

— Уже могу шевелить руками, — сказал он, — но лучше подзарядиться как следует, мало ли что.

— Ходить сможешь?

— Только если в раскорячку, а что?

— Нам надо улетать отсюда, пока не прибыла тяжелая артиллерия, — пояснил я. Как и в случае с той красной планетой, нам опять нужно бежать, не дожидаясь новых неприятностей. На этой планете больше делать нечего, Нерос, наверняка, давно сбежал, а Правительство, судя по всему, никакого отношения к заявлению о геноциде людей не имеет, так что их пока можно оставить в покое, придумывая, как остановить моего старого врага. Хотя, если Правительство вдруг решит воспользоваться ситуацией и воплотить больные фантазии Нероса, то придется разбираться еще и с этим. Будто у нас и так проблем мало.

— Блин, а Верон как?

— Уже пришел в себя, но сможет сесть за штурвал не раньше, чем ты.

— Все плохо! — воскликнул Иолай, вяло всплеснув руками. — Оставаться на месте нельзя, а улететь — невозможно. Временно. Да еще Костун и Мара… На Костуна, в общем-то, наплевать, он, наверно, уже на пол пути с этого спутника или забился где-нибудь в угол и сидит, трясется. А вот Мара… Не прощу себя, если с ней что-нибудь случилось. Ты был прав: не надо было ее брать с собой.

— А-а, черт! — прорычал я и пнул ногой стену.

— Ты чего?

— Я возвращаюсь!

— Куда?

— Наружу. Я буду искать Мару, а вы… Как только зарядишься сам или когда придет Верон, улетайте отсюда. Код связи с кораблем я знаю, так что свяжусь с вами, как только выберусь отсюда. Как только сможешь, зайди в Юнинео и узнай, разыскивается ли наш корабль. Если нет — летите на планету этого спутника, если же разыскивается… улетайте на какую-нибудь заброшенную планету, только туда, где я смогу с вами связаться.

— Ты собираешься идти один? Не глупи! Подожди, пока я и Верон придем в себя, мы отправимся вместе.

— Нет времени. У нас всегда нет времени. Возможно, если ей нужна помощь, и если с ней что-то случилось по моей вине, то мне и расхлебывать. Все, я пошел.

Иолай еще кричал мне что-то в спину, но я не слушал. Как оказалось, оружие, что я снял с солдата и повстанца, было без патронов, потому они и сошлись в ближнем бою. Пистолет был полностью заряжен — патрульный, видимо, не успел им воспользоваться в пылу сражения, — но его было мало. В оружейной я взял еще автомат, набор метательных ножей, которые незнамо как тут оказались, и обычный длинный армейский нож с серрейтором у рукояти.

Выйдя вновь наружу через задний люк, я подумал, что надо сделать нормальную дверь, которую, почему-то, не предусмотрели конструкторы этой посудины. Я побежал вдоль корабля, который больше чем наполовину находился внутри пирамиды. В здании было темно, так как на улице была ночь, а проводку, видимо, повредило упавшим кораблем. А может и раньше, когда взорвалась верхушка пирамиды. Но мои глаза быстро приспосабливались к темноте. Я нашел уцелевшую лестницу и начал подниматься по ней. Я шел, то и дело натыкаясь на мертвые тела как солдат правительства, так и повстанцев, распластанные на лестничных пролетах и капающие кровью в щель между лестницами.

Я забрался на этаж — точнее то, что от него осталось, — который был основанием перевернутой пирамиды. Этаж, на котором я… бросил Мару, должен был быть чуть выше, но его практически уничтожило взрывом. Повсюду валялись балки (что удивительно: почти целые, не считая облупившейся и оплавленной сероватой краски — материал, из которого они были сделаны, крайне крепок), осколки стекол, все еще дымящиеся и даже горящие куски мебели и обгоревшие до неузнаваемости тела: от некоторых остались лишь кости, а то и части скелета, расплавленная одежда и обугленное оружие. По скелету можно было узнать пол, а ни у солдат, ни у повстанцев я не заметил ни одной женщины. «Cherchez la femme», — сказал я себе и начал искать женские останки.

Иногда казалось, что я, к своему сожалению, находил уцелевшие скелеты, принадлежащие женщинам, но при более детальном рассмотрении убеждался, что это были мужчины с довольно женской конституцией. Часто мне помогало то, что в череп был вплавлен шлем, а, как известно, у Мары шлема не было. Я потратил на обшаривание этажа минут двадцать, часто разгребая завалы, чтобы добраться до тела, но того, что искал, не нашел, и с облегчением не вздохнул. Однако тело могло выбросить взрывом из здания, как и меня. Если взрыв произошел справа, то ее должно было отбросить влево, подумал я. Зная направление взрыва, я мог рассчитать, куда могло улететь ее тело.

Я собирался уже спуститься вниз, чтобы приступить к новым поисками, когда почувствовал толчок и шум внизу. Через минуту я увидел зависший в воздухе наш корабль. В отличие от прошлого раза, он держался в воздухе ровно, будто стоял на земле. Окно кабины, до этого бывшее тускло-зеленоватым, вдруг стало прозрачным. На меня смотрели Верон и Иолай. Я по-дурацки помахал им рукой. Иолай ответил.

— Нашел? — послышался голос Верона.

— Не ори. Ее здесь нет. Уже оправился?

— Ноги еще не слушаются, — поморщился камирутт. Он не любил признавать свою беспомощность, и ведь даже не поблагодарил меня за то, что я донес его до кровати.

— Мне пришлось его сюда тащить, — посетовал Иолай. Он и сам, вероятно, не до конца зарядился, но, видимо, не желала тратить времени.

— Потом поговорим о нашем состоянии, сначала надо найти Мару. Ее могло отбросить взрывом.

— Я тоже так подумал, поэтому собираюсь спуститься вниз и поискать ее там, а вам лучше улетать. Иолай должен был передать тебе мои слова.

— Он передал, но мы пока не можем улететь, — покачал головой Верон.

— Из-за меня? Не волнуйтесь, как только я отыщу Мару… или ее тело, то найду, как отсюда убраться, так что вам лучше…

— Нет, — перебил меня Верон, — мы остаемся не из-за тебя, я уверен, что ты выберешься откуда угодно. Нам еще надо найти Костуна.

— Костуна?! На кой черт нам сдался этот жирный боягуз!

— Я сказал то же самое, — закивал Иолай, — только последнее звучало несколько иначе.

— Мы не можем его просто взять и бросить, его могли схватить, — сказал Верон.

Опять этот его комплекс спасителя. Где он был, когда он взрывал это здание? Да, это сделал Иолай, но Верон тоже находился там и мог остановить киборга, а вместо этого подверг опасности свою жизнь и жизнь Мары, не говоря уже о том, что от меня осталась лишь одна треть. Всякому идиотизму есть предел. И он меня обвинял, что я ее бросил, да если бы я потащил ее с собой, от нее осталось бы еще меньше, чем от меня, но вот регенерировать бы она уже не смогла.

Верону я высказал лишь о его комплексе спасителя и взрыве здания. Взаимные обвинения ни к чему не приведут, лишь к потере времени.

— Это была самозащита, — ответил Верон. — И вообще, мы прилетели помочь тебе…

— И эта бессмысленная помощь, возможно, была причиной смерти Мары, — грубо перебил его я. Похоже, спора не избежать.

— Это ты ее оставил одну…

— А если бы не оставил, она все равно бы не пережила этот взрыв, даже находясь рядом со мной.

— Хватит!! — вдруг взревел в динамиках Иолай так, что показалось, будто прогремел еще один взрыв. — Сейчас не время спорить! — сказал он спокойней. — Если кого-то и стоит винить, так это меня! Это я пустил ракету. Если вы решите меня наказать, хоть лишением жизни, то сделайте это потом, когда мы найдем наших пропавших товарищей. Живыми или мертвыми, — добавил он приглушенно.

— Ты прав, — сказал Верон после долгого молчания. — У нас есть заботы посерьезней, чем выяснять, кто виноват.

— Согласен, — кивнул я. Тем более, что виновные и так ясны.

— Сейчас мы с Иолаем отлетим обратно на стоянку, — вновь заговорил Верон, — и оставим корабль там — вряд ли кто-то в этой неразберихе с восстанием будет нас активно искать, а даже если корабль и найдут, они все равно не смогут его вскрыть, а для уничтожения у них не хватит оружия, да и ущерб от такой атаки будет слишком велик, — а потом мы отправимся в гостиницу и поищем Костуна там.

— А если его там нет?

— Не знаю, — ответил Верон после паузы, потом, снова помолчав, добавил: — Встречаемся на стоянке кораблей, мы будем ждать до последнего. Если вдруг на нас будут направлены более серьезные силы, мы сделаем так, как ты и сказал, и будем ждать связи.

— Хорошо.

Широкое окно начало мутнеть и через секунду вновь слилось по цвету с кораблем, став неразличимым на общем фоне. Корабль плавно взлетел высоко вверх и так же плавно полетел в сторону стоянки, практически невидимый в затянутом дымкой от пожаров небе. Я как можно быстрее спустился вниз, спотыкаясь о тела и несколько раз пожалев, что уничтожил лифт. На месте улетевшего корабля осталась огромная зияющая дыра; было непонятно, как здание все еще стоит после стольких измываний над ним. Некоторые умеют строить, но тех, кто умеет разрушать — больше.

К моему разочарованию, в той стороне, куда по поим подсчетам могло улететь тело, отброшенное взрывов, находился вход в здание сената, а значит и широкая, под стать основанию пирамиды, центральная площадь. У самой кромки площади, где начиналась узкая дорога для подъезда машин к зданию, отделяющая саму площадь от пирамиды, толпился отряд гвардейцев, кучно расположившихся по периметру. Те, что были впереди, — сидели, полностью закрываясь щитами, а позади — стояли, закрыв щитом лишь верхнюю часть тела, так как нижнюю прикрывали сидящие. У всех в руках были не простые прозрачные щиты, а со встроенной технологией Дхоруба, создающей небольшое силовое поле, которое способно отразить как материю, так и энергию.

Не думал, что у них есть такие щиты, да еще в таком количестве; гвардейцы на то и гвардейцы, чтобы просто стоять по стойке смирно, дабы туристы не слишком расслаблялись и не пытались совершить глупость.

Напротив гвардейцев находилась намного превосходящая их толпа, занимающая практически всю площадь. Многие были с оружием, одетые в бронежилеты, каски и другую довольно скудную защиту, но больше было тех, кто был в простой одежде с ножами и дубинами наперевес. Отличить противников друг от друга было легче легкого.

Все журналисты почему-то куда-то подевались.

Солдаты стояли как вкопанные, абсолютно никак не реагируя на провокации со стороны повстанцев, сами же повстанцы, за неимением альтернативы, обсыпали патрульных оскорблениями вплоть до седьмого колена, бутылками и иногда очередями из автоматов. На солдат это, естественно, впечатление не производило. Судя по всему, такая ситуация была во всем городе, так как стало значительно тише. Все это было довольно странно.

Было непонятно, на кой черт солдатам защищать полуразрушенное здание сената, а повстанцам — желать его атаковать. Но главный вопрос: почему все бездействуют? Солдаты просто стоят, повстанцы просто убивают время. Был лишь единственный логический вывод — Нерос, он же Спардий, он же сенатор — просто свалил, бросив все и забыв раздать своим людям по обе стороны баррикад новые указания.

Но меня это мало заботило. По всей площади, где можно было увидеть, лежали все те же пресловутые балки, под ногами топтавшихся людей хрустело стекло, словно сугробы снега. Тела, как было видно, были свалены в кучу недалеко от дальнего угла площади, хотя их было не так много, как можно было ожидать — тела убитых мной повстанцев и солдат, коих я убить не успел, взрывом отбросило в другую сторону. Мне нужно было добраться до этой кучи тел, мимо патруля незамеченным этого бы не удалось, тогда я решил устроить диверсию. Я вернулся обратно к пожарному выходу сбоку, который вел к широкому коридору, ведущему к большому открытому помещению с креслами, расставленными полукругом вокруг нескольких трибун — здесь заседал сенат. Пройдя к двери в другой стене, я очутился в очередных широких коридорах и пошел дальше, к главному входу в здание. Проверив автомат, я незамеченным пробежал через вестибюль и раскрыл одну из прозрачных створок чудом уцелевших дверей, через которые недавно, но очень давно проходил, прицелился и сплошной очередью начал стрелять в открытые спины гвардейцев.

План был прост и придуман на скорою руку, а потому, в отличие от сложных и досконально заученных, сработал. Патрульные, совсем не ожидавшие атаки со спины, запаниковали и плотный сомкнутый строй распался. Убитые падали, пока живые вскакивали и судорожно оборачивались, наставляя в мою сторону оружие и щиты-Дхоруба. Кто упал, кто-то от неожиданности забыл, что у него есть щит, и поднял руки вместе с ним над головой, словно пытаясь защититься от дождя. Повстанцы же, как я и ожидал, восприняли мою диверсию, как побуждение к действию. Они начали стрелять, а кто-то даже прыгнул на толпу солдат, но, попадая на щит, отлетал назад. Солдаты, подскочив, открыли ноги, чем непременно воспользовался противник, стреляя по ним. Началась суматоха и хаос, крики, выстрелы, удары. Про меня быстро забыли.

Я побежал вдоль внутренней стены здания к углу пирамиды, но там не было двери, так что я просто расстрелял квадрат окна, на что ушло довольно много патронов, потому что стекло здесь было таким же крепким, как и везде. «Вот будь у меня мой мальпленган или хотя бы вакуган, — с сожалением подумал я, — я бы уложил и больше людей, и стекло бы быстрее выбил». Но вот стекло поддалось и превратилось в решето и я смог выбить его прикладом. Оказавшись снаружи, я побежал, стараясь находиться под тенью редких деревьев и кустарников, окаймляющих площадь по периметру, что было не сложно, так как была ночь, а редкие все еще горящие фонари освещали лишь бойню на площади.

Всего в куче убитых было не больше дюжины тел, некоторые из которых были лишены конечностей и сильно обгорели. Значит, несколько Человек все отбросило взрывом в эту сторону.

Хватило отбросить четыре трупа, чтобы убедиться в том, что Мары среди них нет. Я ощутил странное чувство, смесь облегчения и разочарования. С одной стороны, есть шанс, что она еще жива, но с другой, — ее еще нужно найти, и не факт, что она чувствует себя лучше, чем любой из этих тел. Или из тех, что в данный момент копятся на площади. Бой велся ожесточенно, повстанцев, конечно, было в разы больше, но солдаты были более оснащены и опытны. Если революционеры не отступят, то победят, но с большими потерями, если же решат убежать, то рано или поздно их догонят, найдут и убьют абсолютно всех. Я не был ни на какой из сторон, но где-то в подсознании болел за народ. Почему-то вспомнилась родная планета и тамошние революции и гражданские воины. Были ли они менее бессмысленными и беспощадными? Едва ли.

Из дум меня вывела шальная пуля, угодившая в плечо. Я резко прыгнул за ближайший куст, готовясь отразить натиск противника, но тут же осознал, что на меня никто не несется, а война вообще не моя, хотя и касается меня напрямую, хочу я того или нет. Я опять уплыл в облака, представляя, как разделываю Нероса на кусочки, а он все регенерирует и регенерирует. Тогда-то и пожалеет о своей мнимой неспособности умереть. Он будет мучиться, не в состоянии освободиться от пут, которые его держат. Ведь сильнее, как это могу я, он стать не сможет, потому что его бессмертие отличается от моего. Я надеюсь.

Я стряхнул с себя наваждение, удивляясь, что впал в прострацию два раза подряд. Поднявшись на ноги, я добежал до края площади, быстрой тенью перебежал дорогу и затерялся в переулках. Нужно было добежать до стоянки кораблей и скоординировать действия с Вероном и Иолаем… И Костуном, если они его нашли и еще не прибили.