Иннокентий открыл глаза и увидел, что лежит на вершине пологого зелёного холма. Густая трава напоминала хорошо ухоженный газон. Он провёл рукой по траве и увидел чуть сбоку мужчину и женщину, сидящих на тонком полотняном покрывале. Между ними сидел мальчик лет четырёх с картонной коробкой, из которой, не глядя, выуживал выгнутые керамические плитки.

Гармония «Троицы» Рублёва и этой – подобны. Подобны соответствием внешнего и внутреннего так, что не ощущается ничего скрытого и лишнего. И ты сам здесь уже не случайный зритель, а необходимая часть пролившейся гармонии.

Влияние умиротворения, исходившего от троицы, было столь притягательно, что Иннокентию, даже по привычке противоречия, въевшейся в характер, стоило усилий оторвать взгляд и посмотреть в сторону.

Перед ним открылась бескрайняя котловина, подёрнутая серым грязным туманом. Гигантские дымящие трубы, терриконы и капониры с арочными и кольцеобразными входами наподобие нор. Непонятные вскидывающиеся сваи и растягивающиеся, как паутина, монорельсы. Бегущие по ним тяжелые вагонетки, облепленные шевелящимися и поминутно взлетающими тварями, издающими неприличные трубные звуки. Твари сшибались, на лету схватывались телескопически выползающими из туловища щупальцами и, оттесняя друг друга, вновь устремлялись и прилепливались к вагонеткам. В их поведении сквозил какой-то заученный машинный разум. Но самое странное – город.

Стоило Иннокентию сосредоточиться на каком-нибудь конкретном предмете, как он сейчас же приближался, позволял рассмотреть себя, что называется, со всех сторон. Так вышло, что ему захотелось понять, для чего капониры на земляном валу, окаймляющем город. Он задержал взгляд на одном из них, и сразу капонир приблизился и раскрылся. Более того, стал выворачиваться наизнанку, словно ставил целью не столько показать себя, сколько соблазнить смотрящего. Чтобы уже и он захотел стать капониром, нашпигованным внутри улитками.

Улитки, студенисто колеблясь, выползали из раковин и зазывно мигали ртутными шариками, свисающими на рожках.

Может, в силу известной привычки Иннокентий и совладал бы с собой. И наперекор себе продолжил знакомство, но капонир вдруг выстрелил, точнее, плюнул в него комком слизи. Приближаясь, комок не только увеличивался в размерах, но и превращался в уже известную щупалистую тварь, издающую неприличные трубные звуки.

Брезгливо содрогнувшись, Иннокентий зажмурился и вновь повернулся в сторону троицы.

И мужчина, и женщина, и мальчик смотрели вниз на излучину реки, поблёскивающую в лучах полуденного солнца. Сосновый бор, отрезанный от воды полотном железнодорожной насыпи, в некоторых местах обнаруживал красные черепичные крыши, увенчанные белыми коконами, которые казались дымовыми трубами. Впрочем, белые коконы медленно смещались, скользя по конькам крыш, на каких-то невидимых уступах вздрагивали и, дробясь, меняли очертания, словно фигуры в калейдоскопе. На середине крыш они опять восстанавливались, превращались в коконы.

Иннокентию показалось, что именно это притягивало внимание троицы. И именно поэтому, наверное, он уяснил, что белые коконы никак не дымовые трубы, за которые их прежде принял.

– Вы, наверное, новичок, впервые здесь?

Мужчина спрашивал, будто бы загодя зная ответ, а потому не отрывал взгляда от излучины реки.

Иннокентий тоже посмотрел вниз и прежде, чем взглядом натолкнулся на белые коконы, увидел, что холм, весь склон перед ним заняты весьма странными наблюдателями. Их устремлённость не оставляла сомнений – объект наблюдения у всех один. И наблюдатели связывают с ним что-то очень важное, решающее, может быть, даже шанс на спасение.

Разглядывая перемещающиеся и изменяющиеся коконы, Иннокентий попытался определить их назначение.

– Нет, дело не в коконах, а телепорталах. Мы ждём допотопную электричку, которая должна появиться из тоннеля.

– Но тоннелей два: у излучины, очевидно, обводной; а справа, у белокаменной церкви, уходит под гору ещё один тоннель.

– Так точно, – согласился мужчина. – В обводной тоннель уходят сверхскоростные электрички, они прямиком доставят вас в так называемый город будущего, который вы только что лицезрели.

Мужчина скептически усмехнулся – все они беженцы, бегут из этого города. Он сказал, что всех интересует тоннель у белокаменной церкви, но электричка появится из обводного, и ей понадобится ровно девять секунд, чтобы покрыть расстояние между тоннелями. Он надеется, что, возможно, на этот раз им удастся проникнуть в электричку, и они если не вернутся в своё время, то хотя бы приблизятся к нему.

Иннокентий не стал спрашивать, почему они бегут из города. Кажется, во всей полноте он успел почувствовать убийственность машинной функциональности. Так сказать, прикоснулся к гармонии антигармонии.

Вначале манера мужчины беседовать, не отвлекаясь от объекта наблюдения, показалась Иннокентию несколько вызывающей, по крайней мере, достаточно странной. Однако его объяснения ситуации оправдывали манеру. И вдруг Иннокентия как будто ударило током – он разговаривает с мужчиной на телепатическом уровне. То есть мысль опережает слова, сразу являя понимание.

Это напоминало беседу со своим интуитивным «я». Не отдавая себе отчёта, Иннокентий более внимательно стал оглядывать не только мужчину и ребёнка, но и женщину. Благо, их занятость и уровень беседы как будто нарочно способствовали этому. И опять Иннокентий словно прикоснулся к оголённому электрическому проводу – да, конечно, нарочно! И прежде всего потому, что он ищет в мужчине и мальчике сходство с собой, а в женщине сходство с Фивой. Да, это необъяснимо, но это так.

Мужчина сидел, свободно облокотившись на колени и подперев голову, а женщина – опершись на руку, другой обнимала обнажённые ноги. Мальчик вообще сидел спиной к Иннокентию, с узким рюкзачком за плечами, из которого виднелась никелированная гильза пенала. Он наклонялся над коробом, доставал оттуда керамические плитки, поднимал их в руке и опять бросал в короб. Открытый край пенала резко вспыхивал на солнце, а керамические плитки, сталкиваясь между собою, отзывались таким далёким и медленным звоном, точно заоблачные колокола.

Нет-нет, в профиле мужчины и во всей его позе, и даже в обстоятельности объяснений, сквозило столько силы и гармонии, что даже мимолётный поиск сходства с ним теперь представлялся Иннокентию незаслуженным комплиментом в свою пользу. Эк, куда хватил, подумал он, чувствуя уже не сожаление, а неловкость.

Другое дело Фива, она – само совершенство, грация, но и ей не сравниться с этой женщиной, полной высокого достоинства.

Красоте земной почему-то всегда недостаёт небесной одухотворённости.

Вполне понятно почему, как бы заступаясь за Фиву, подумал Иннокентий и выставил главным аргументом в пользу преимуществ женщины её материнство. Она – мать, но и Фива когда-нибудь станет матерью!

Он ещё думал о Фиве, а взгляд его уже остановился на керамических плитках. Никакие это не плитки – самые настоящие досо́чки. Да-да, самые настоящие, слоистые. Точно такие, какие были у него в детстве. Только те были сверху дюралевые, покрытые зелёной краской, а изнутри – чёрные, керамические, похожие на фарфоровые изоляторы. А эти, наоборот, сверху керамические, а с внутренней стороны дюралевые.

Может быть, всё дело в этом «наоборот»?

О Господи, радостно ужаснулся Иннокентий, холм похож на холм из детства. И лес, и церковь, и излучина реки, посверкивающая отражением полуденного солнца. Только на этих холмах отсутствуют стада коров и овец. И ещё, там не было тоннелей. Во всяком случае, он не помнит. А электрички – были (точно змеи, встречались и, разминувшись, торопливо убегали прочь).

– А ещё здесь рос огромный кряжистый дуб, прямо-таки хозяин этого места, под которым кое-кто оставлял одежды, – сказала женщина, похожая на Фиву, и, улыбаясь, уточнила. – Как раз на вашем месте, где вы прилегли.

– И где же он теперь?

– Его нет, – сказал мужчина. – В этом времени нет. Зато с его места прекрасно виден так называемый город будущего.

Иннокентию нестерпимо захотелось узнать число, месяц и год, в котором они находятся.

– Но времени здесь тоже нет. Мы ведём только счёт теоретически гибельных столкновений.

– Столкновений с небезызвестным астероидом Фантом, – сказал Иннокентий и поинтересовался. – И сколько же было таких теоретических столкновений?

Разговор, как и прежде, продолжался на телепатическом уровне, но мужчина уловил неуместность иронической интонации – промолчал. Однако молчание – вежливая форма отказа. Иннокентий обеспокоился – нет-нет, его вполне серьёзно интересует время, в котором они находятся. Сколько произошло теоретических столкновений?

– Но это вам не хуже моего известно, – сказал мужчина, пожав плечами, и с подчёркнутым вниманием сосредоточился на ожидании допотопной электрички.

Неожиданно в разговор опять вмешалась женщина.

– Это странно, но здесь действительно нет времени в обычном понимании. Мы извлекаем из памяти события, но они не таят в себе времени, они наполнены нашими желаниями. Сейчас Земля находится в преддверии шестого Конца света , но это ещё ничего не значит, потому что по крепости шестигранник – самая оптимальная конструкция.

Женщина немного смутилась своей страстности и, ни на кого не глядя, улыбнулась. И рукой, которой прежде поглаживала щиколотку, махнула на лесок чуть правее входа в тоннель под горку.

– А вон и тропинка, сбегающая к ручью, на которой вы встретились со своей суженой и даже вместе посадили цветок – синюю луковицу.

–  Цветок индиго , – со взрослой серьёзностью поправил мальчик.

И посмотрел вслед матери, которая, уже ни о чём не заботясь, весело засмеялась, запрокинув голову.

Мальчик тоже засмеялся и, перестав выуживать досо́чки , воззрился на неё с умилением.

Мужчина, всё ещё не отрывая взгляда от тоннеля, где, по его предположениям, должна была появиться электричка, с какой-то невысказанной ласковостью усмехнулся и, махнув рукой, сказал:

– И так – всегда.

– Буду ждать, – явно по какому-то заученному тексту, но с чувством отозвалась женщина, а мальчик подхватил, как бы канюча и настаивая: – Хочу домой.

Вещие слова. Они вымолвили вещие слова: всегда, буду, хочу , которые теперь как печать на сердце, обрадовался Кеша, отчётливо сознавая причину радости. Они объяснили не объясняя, как он сможет вернуться сюда, в этот мир.

– Вы правы, – сказал мужчина и опять ласково посмотрел на женщину.

– Он наш гость, – сказала она.

– А гостя лучше всего привечать дома, – с резонностью взрослого заметил мальчик.

– Адам, как всегда, прав, – согласился мужчина и, легко встав, помог подняться с газона женщине и мальчику.

Кеша тоже не заставил себя ждать. Его новое, до неузнаваемости изношенное пальто (очевидно, он очутился в будущем довольно-таки отдалённом – проступали следы многолетней ветхости) выглядело достаточно вызывающе. Но его наряд, кажется, кроме него самого, никого не волновал. Более того, когда мальчик удивлённо заметил, что на пальто у него «с мясом» оторвана пуговица, а женщина в ответ удовлетворённо хохотнула, он почему-то и вовсе успокоился.

В общем, Кеша не сильно комплексовал, а получив приглашение этой удивительной троицы посетить их скромное жилище, мгновенно и напрочь позабыл о своём одеянии.

Вначале они шли по газону, растянувшись цепью. Но, выйдя на тропинку, спускающуюся в лесок, вынужденно перестроились. Мальчик и женщина пошли впереди. За ними следовал Кеша. А замыкал процессию мужчина – нёс ящик с досочками , на крышке которого, поверх свёрнутого покрывала, лежал диск. Диск и целлофановый пакетик были настолько прозрачными, что казалось, будто они сделаны из одного воздуха.

Люди, располагавшиеся на склоне сопки, никак не реагировали на процессию. То есть, как и прежде, неотрывно следили за участком железной дороги, по которой должна была промчаться так называемая допотопная электричка. Иногда некоторые из ожидающих, очевидно на правах друзей, спрашивали – кто? На что женщина или мужчина, или даже мальчик односложно отвечали: «Гость». И любопытствующим этого было достаточно – они вновь погружались в ожидание. Точнее – в отсутствие – скорректировал Иннокентий, невольно поражённый не столько погружением, сколько глубиной отчуждения этих людей от окружающей действительности.

– Кто они? – спросил он.

– Человеческие подобия, – ответил мужчина.

– То есть они – не совсем люди?

– Да, они самопроизводящиеся подобия людей.

– Не понял.

– Это трудно понять, потому что здесь не материальный мир предметов, а мир энергий, кстати, вполне материальных. Эти подобия в какой-то степени можно сравнить с компьютерными копиями, которые компьютер создаёт по своему усмотрению.

– И кто же этот Компьютер?

– Земля. Внутриатомный эфир. Всепроникающая энергия космоса, которая создаёт и перемещает светила и галактики. Ещё Его называют Главным Аттрактором.

– Точнее сказать – Богом, мыслящим телом Бога.

– Да, так точнее, – согласился мужчина.

– А мне (своей отрешённостью) они напомнили самоубийц из клуба «Сталкер». И ещё – их заправилу.

Женщина остановилась и, повернувшись, многозначительно переглянулась с мужчиной. И сразу мальчик с серьёзностью много повидавшего старичка сказал:

– Вы вспомнили Бэмсика, пэ-пэ-зэ, плоть падшего змея. Он тоже индиго. Но он – духовный вампир. А его пращуры – монстры, уничтожившие материнскую планету Неборо́беН. Все его опыты (по отделению духа от оболочки тела) преследуют одну цель – овладение божественной силой. Он жаждет беспрекословной власти и ещё доставит всем кучу хлопот, – явно с чужого голоса сказал мальчик.

И Иннокентию вдруг открылась вся подноготная суть Бэмсика, не только изощрённо обирающего экзотерические общества, но и внушающего всем духовно слабым людям неизбежный и мучительный Конец света.

– Вот, пожалуйста!

Женщина наклонилась над белым цветком-колокольчиком и ласково приблизила его к лицу. И вновь Иннокентий испытал ни с чем не сравнимое волнение.

На безымянном пальце правой руки он увидел необыкновенной синевы перстень, который вспыхивал с такой силой, что казалось, из него выплёскивается синее пламя. Но не это взволновало.

Перстень на его руке и перстень на руке женщины были идентичны. Кажется, они даже мерцали синхронно. Мелькнула мысль сопоставить перстни. Но сопоставить не удалось. Они услышали железный шум ветра, ворвавшегося в лесок. Предметы вокруг и сам холм стали мелко-мелко вибрировать, набирая немыслимое ускорение. Иннокентий услышал оклик мужчины, требующего немедленно закрыть глаза.

Это не шум ветра, это шум так называемой допотопной электрички, возвращающейся в наше время , догадался Иннокентий и закрыл глаза. Он нисколько не сомневался, что через мгновение окажется в том же вагоне той же электрички, в какой выехал из дому в Москву.