Кеша и Фива, обёрнутые в простыни, лежали на разложенном диване-кровати. Их не заботило, что оставили свои одежды под вечным деревом – чуть-чуть воображения, подкреплённого желанием, и они, одежды, окажутся здесь, на кресле.

Другое дело – открывшиеся возможности, прямо-таки запредельные, – зачем они? Кеша подумал, что может стать миллиардером, олигархом, а Фива – женой олигарха. Они могут поселиться на Лазурном берегу Франции или в Италии. А наскучит – переберутся в живописную Швейцарию и где-нибудь у горного озера построят сказочный по красоте дворец, наподобие вагнеровского «Нового лебедя в камне» – «Neuschwanstein». Они смогут путешествовать на любом виде транспорта в комфортабельных салонах. Переезжать из страны в страну. Все уголки земли отныне откроются перед ними.

Но всюду материальное богатство (дворцы и виллы, фешенебельные отели, машины и яхты) будет отодвигать от них обычную людскую жизнь. Даже в родном Подмосковье, не говоря о дальнем зарубежье (где они всегда будут иностранцами), им гарантирована изоляция.

Во все времена огромное материальное богатство никого не оставляло нейтральным. Если олигарх не являлся личным другом президента страны и был достаточно удалён от центра государственных интересов, то власть имущие (так называемая местная элита) всегда прилагали максимум усилий, чтобы разорить его. Преследование по обвинению в коррупции (а на самом деле по политическим мотивам, в том числе и личного обогащения) ныне стало во всех странах притчей во языцех. Сума или тюрьма для олигарха – это отнюдь ещё не худшие из зол.

В положении изгоя он оказывается и среди так называемого среднего класса. Который на треть состоит из разорившихся миллионеров, получивших свой капитал в результате криминальной приватизации девяностых годов и достаточно серьёзно прореженных и зачищенных властью во время дефолта и всевозможных кризисов. Подобно напуганным пираньям, они сбиваются в голодные стаи и рыскают по финансовым акваториям, готовые в любой момент напасть на потерявшую бдительность капиталистическую акулу. И не только напасть, а обглодать её до косточек.

Но и там, где власть отсутствует, в низших, так сказать тупиковых, слоях общества олигарху никак не легче. Работники умственного труда городских свалок, активно занимающиеся раскопками бытовой радиоэлектроники, то есть в своём деле придерживающиеся технических инноваций, почувствовав, что олигарх, по какой-то вынужденной причине, появился среди них без телохранителей, вполне могут тоже напасть. И, как человека-невидимку, которого они наконец-то увидели, забить до смерти своими «хайтэк»-орудиями труда, лопатами и мотыгами.

А ещё есть террористы и пираты всех мастей, торгующие людьми. Впрочем, для такого человека, как он, наделённого уникальными способностями, все эти угрозы не более чем угроза из-за неосторожности попасть под автомобиль.

Нет, не для этих целей Всевышний одарил его необыкновенными способностями. Нет, не для этих, разгоряченно подумал Кеша и услышал Фиву.

– А может, Всевышний одарил тебя способностями прежде всего для того, чтобы мы узнали друг друга и не разминулись, как корабли? Или ты не допускаешь подобного? – с некоторой обидой в голосе спросила Фива.

– Допускаю, очень даже допускаю подобное, – радостно сказал Кеша и посетовал, что теперь от неё никуда не скроешься, она, как телепат, следит за ходом его мыслей.

– А ты как думал? – отозвалась Фива.

И они прильнули друг к другу, стараясь каждой клеточкой ощутить всепоглощающую негу счастья. Кеше вспомнилось четверостишие:

Ни она, ни он более не касались своих экстрасенсорных возможностей. Счастье здесь и сейчас было для них самым желанным, и ни на что другое им просто не хотелось его тратить. Они чувствовали, что подобное, ничем не замутнённое счастье даётся лишь раз, и именно оно, может быть, даже повторяясь, будет согревать их всю жизнь. А всё потому, что волны будущего, влияющие на настоящее, они уже воспринимали как неопровержимое доказательство того, что они стали другими, не такими, как все.

Но если Фива в своё время уже получила прививку от желания «быть такою, как все» от своего отца, снёсшего себе циркуляркой два пальца, то Кеша продолжал отрицать свою уникальность, цеплялся за всевозможные фантастические построения, якобы подтверждающие его обыкновенность. Он шёл к себе индиго путём осознания по-новому открывшейся действительности. Однако в силу накопленных и укоренившихся привычек, к тому же закреплённых оберегом, он в некотором смысле был похож на злостного курильщика, который хотя и понимает, что курение вредно, а отказать себе в псевдоудовольствии не может. Кстати, фантазия, в которой Кеша представлял себя олигархом, живущим вместе с Фивой на Лазурном берегу Франции, была вызвана как раз такою привычкой. Привычкой, свойственной обыкновенному человеку.

Впрочем, фантазия не вполне обыкновенная в ряду прежних уже потому хотя бы, что была разрушена Фивой, то есть тою, для счастья которой предназначалась. Наверное, в этом таилась какая-то человеческая несправедливость, но они уже не были людьми, они были индиго.

Как ни прискорбно, но человек сегодняшний в стремлении к потреблению и нежелании экологически обустраивать свою среду обитания всё более и более походит на прожорливую личинку бабочки (гусеницу). И потому рассчитывать, что он в этой стадии своего развития может избежать Конца света , увы, не приходится. Как гусенице не дано летать, так и человеку-потребителю не дано, подобно человеку индиго , изменять время и пространство. Справедливо это или не справедливо, жестоко или не жестоко – нельзя сравнивать, это другая стадия развития.

Может быть, Бог, как во времена Ноя, возжелал очистить Землю. Возжелал населить её новыми людьми, более нравственными, более богатыми духовно. И люди индиго  – своего рода посланцы Бога, которые должны предотвратить Конец света и продлить человеческую жизнь в эволюционно новой стадии развития?

В утреннюю стынь, когда на дворе ещё стояла ночь, Фива, проснувшись, вдруг вспомнила, что ей надо идти на работу. Два прогула подряд ей никто не простит, а все её одежды – под вечным деревом. И хотя жалко было будить Кешу – она разбудила. Поцеловала в щёку, а потом в кончик носа. Он так интересно реагировал – вскидывал брови, чмокал губами, – что она, позабыв о своей цели, стала целовать его из баловства. Так что, когда он проснулся, Фива невольно ойкнула, а потом пожаловалась, что ей не в чем идти на работу. – Ну так что же ты? – обнимая Фиву, Кеша засмеялся. – Ты же человек индиго  – сходи туда и возьми. А ещё лучше – пусть одежды окажутся здесь, на кресле. – Я не могу, – Фива прижалась к Кеше. – Я боюсь, сейчас там, наверное, ночь, и какие-нибудь страшные звери гуляют под деревом или сидят на дереве.– После таких заявлений я сам тебя не пущу, потому что теперь под деревом, под которым ты появишься, действительно стоит ночь и действительно гуляют какие-нибудь страшные звери.Кеша стал объяснять Фиве, что вечное дерево на холме и пространство вокруг, в котором они побывали, создано их чувством из энергетических полей тонкого мира. И если она представила ночь и страшных зверей, то там, в том пространстве, в которое она войдёт, её точно встретят ночь и страшные звери. И это уже опасно, потому что и это пространство, и это дерево, и эти звери так же реальны, как реальна квартира, в которой они находятся. – Кеша, милый, не отпускай – я не хочу туда! – ещё теснее прижимаясь к Кеше, как бы шутя, взмолилась Фива.И он, понимая, что Фива не шутит, объяснил ей, что как раз потому, что она не хочет, – не попадёт туда.– Чувство либо есть, либо его нет. Чувство, которое удаётся скрыть от окружающих, подавить, на самом деле как в компьютере, «отменено» и, скажем так, находится в отсутствии. Понимаешь, твоё чувство-желание тобою же отменено?Кеша поведал ей, что чувством задаётся вектор движения времени, а волевым усилием временной континуум, изменение пространства, в котором вектор настолько интенсивно сообщается с личными чувствами, что явленные предметы почти всегда как бы извлечены из сознания или подсознания практикующего экстрасенса. Он предложил Фиве вспомнить – когда и где она видела столь грандиозный дуб на холме, а вокруг, в долине, ухоженные деревья, к каждому из которых подведены питающие родники.И Фива вспомнила – она видела этот дуб-красавец в документальном фильме об Асканийском дендропарке. Живописный пруд, каменные гроты среди плакучих ив, обширные кроны платанов, стволы которых напоминали обнажённые тела людей. И много-много всяких других деревьев, подпитываемых ручейками родников. Но больше всего ей понравился этот, действительно грандиозный дуб на холме – вечное дерево . И ей так сильно захотелось очутиться под ним, что она готова была впрыгнуть в телевизор. Всё это мгновением вспомнилось Фиве, и ей открылось, что её потому и восхитил этот дуб, что она видела его в другой реальности. Тогда к ней по тропке спустился с холма белокурый мальчик. Он держал в руке синюю луковицу цветка и на фоне необъятной кроны вечного дерева , слившейся с холмом, он как бы спустился с неба. Странно, подумала она, что Кеша не помнит этого хозяина райского места. – Кеша, и откуда ты всё это знаешь? – как бы по инерции попыталась удивиться Фива, но не удивилась. Ей откуда-то сказалось, что всё это Кеша знает и помнит из всего окружающего, из самого воздуха, которым они дышат.И тогда она спросила его о том, что действительно не укладывалось у неё в голове.– Пожалуйста, объясни – как происходит, что Солнце, которого сейчас нет на небе, там, в другом пространстве, оно есть? Или всё же его сейчас там нет – ведь Солнце одно?– Оно там есть, – уверенно сказал Кеша и постучал себя по лбу. – Оно зажигается нашим сознанием.– Стало быть, это иллюзия? Солнце, зажжённое сознанием, – это иллюзия, это какой-то своеобразный самогипноз! – воскликнула Фива и ещё плотнее прильнула к Кеше.Услышав, как взволнованно бьётся её сердце, он сказал, чтобы она успокоилась:– Всё, о чём мы говорим, не содержит ничего страшного.Он улыбнулся.– Все наши страхи здесь.Кеша опять постучал себя по лбу.– Наш научный руководитель, известный тебе Богдан Бонифатьевич, ориентируя нас, аспирантов, на работу в ЛИПЯ, заранее предупредил: «Не ищите чудес – их нет. Ищите знание – оно есть. Всё, что люди зовут чудесами, есть только та или иная степень знания».Солнце одно для всех, и в другом пространстве оно такое же, потому что оно – то же самое Солнце, что и здесь. Земля имеет информационное поле, включающее в себя ноосферу и все информационные потоки всего сущего, что были, что есть и что будут (точнее, возможны) на нашей Земле. В любой точке информационного поля Земли присутствует полный объём информации обо всей Земле. Всё здесь. И ночь, и день. И Солнце, и Луна. И окружающие нас планеты, и космос в своей конечности и бесконечности.Так что, переместившись в тонкий мир и слившись с любым из информационных потоков Земли, которые во множестве подпитывают её информационное поле (открытую вовнутрь и вовне сферу), мы в мгновение ока оказываемся там, где присутствует наше волевое усилие. Которое, кстати, проявляется только там, то есть только в той точке информационного поля Земли, где реализовывается. И тут уж, поверь, если твои представления, требующие волевого усилия, происходят днём – в новом пространстве будет день, а если ночью – ночь. Именно волевое усилие является вектором наших желаний, то есть точно знает, в какой точке сознания или подсознания находится ответ на вопрос, и извлекает его.Информационное поле Земли с лёгкостью реагирует на наше, людей индиго , волевое усилие потому, что оно идентично информационному полю Земли. Мы с ним состоим из одной и той же вездесущей материи. И, подобно Земле, в каждой точке, или, скажем так, корпускуле, содержим полный объём информации и о своём теле (субстанции Я ), и о теле Земли. Мы – как бы калька, компьютерная копия с текста Земли и, естественно, своего Я . Кеша вдруг задумался, захваченный новой внезапной мыслью.– И дело тут не в том, что информационное поле состоит из вездесущей материи, словно невидимая плащаница Бога. Тут дело в нас. Мы, люди индиго , стали духовной частью Земли, её интеллектом. Мы чувствуем свою особую миссию , как, очевидно, её чувствовал Ной. И должны заниматься не бесплодными фантазиями, а жить и строить спасительный корабль. Корабль для всех живых существ, способных воспринять и новое небо , и новую землю. – Но мы не знаем, что такое Ноев ковчег сегодня. Может быть, это звездолёт, а может быть, это что-то другое? – сказала Фива. – Именно другое, – обрадовался Кеша. – Один за всех, все за одного – вот что такое сегодняшний Ноев ковчег . Видя разочарование, с которым Фива восприняла его слова, Кеша разгорячился. Стал объяснять, что благодаря Иисусу Христу человечество преуспело в понимании сути один за всех. Пусть с трудом, но сдало экзамен на зрелость. Масса примеров и во время войны, когда ценою жизни лётчики уводили пылающие самолёты от жителей мирных городов, сёл и деревень. И сейчас масса примеров героизма людей, происходящих ежедневно повсюду, он не будет их перечислять. Но есть в девизе и другая стадия духовного развития – все за одного , которая воспринимается как злая насмешка. Ведь – семеро одного не ждут. За ради одного живота класть на жертвенный алтарь жизни всех людей, всего человечества представляется если не безумием, то высшей несправедливостью. Но это только в том случае, если класть жизни насильно, обманом. Но если насильно, если обманом, то постулат все за одного предстанет как все из-за одного . Подменяется суть. Именно из-за одного застит людям глаза. Но если все люди, всё человечество встанет за одного человека добровольно, по велению сердца, то на поверке перед нами – совершенно иные люди. Стоит только на миг представить, как за одного человека ходатайствует всё человечество, чтобы понять, насколько велика и необходима среди таких людей мера ответственности каждого человека перед каждым человеком.Конечно, Фива могла сказать, что потребуется уйма времени, чтобы возникли и утвердились на Земле подобные идеальные люди. А между тем Фантом уже летит, и до встречи с ним осталось менее трёх лет. Но почему-то сказала:– Вот, Кешенька, ты и ответил на вопрос – для чего мы здесь, для чего одарены сверхспособностями. А олигарх и жена олигарха – это не про нас.