Соседняя дверь, в которую попросили пройти Агапия Агафоновича, находилась за какими-то очкурами [2] и лестничными переходами. Женщина в плюшевом лапсердаке очень быстро шла впереди, указывала дорогу, а заросший мужчина в сосульчатом малахае замыкал шествие, шёл позади полковника.

Ни за что не догадаешься, из какого они сословия, какой социальной принадлежности. Женщина, пожалуй, из служащих – обедневшая интеллигентка с пролетарскими корнями. А этот, в малахае, очевидно, из крестьян, представляет корни в чистом виде. И что их связывает? А корни, наверное, и связывают.

Полковник усмехнулся. Он представил женщину в лапсердаке и мужчину в сосульчатом малахае в виде известной скульптуры Веры Мухиной «Рабочий и колхозница».

Лапсердак с отдувающимися карманами поверх заношенных джинсов. Сосульчатый малахай. Простроченный, как матрас, бушлат. Рваные галифе с напуском на тяжёлые ботинки с подковками. Все эти аксессуары пришлось бы скульптору тщательно вылепливать. А главное, пришлось бы название менять – «Рабочая дама и бедствующий басмач».

И так-то до корней не просто докапаться, а тут и вовсе запутаешься. Потому что «басмач» происходит не столько от тюркского basma – «набивной холст», «чёрная краска для волос», сколько от узбекского basma – «налёт». Впрочем, «Рабочая дама и налётчик» тоже ничего не разъяснит… И что интересно, взяли его в «коробочку» с двух сторон, словно сотрудники СОИС.

– Нет, мы не сотрудники СОИС, – коротко оглянувшись, сказала женщина. – Мы – «тростник колеблющийся». Родственное остаточное электричество вполне конкретного вашего тяготения или хотения.

– Материализующееся ваше желание, – подал голос мужчина, идущий сзади. – И вполне согласны, что до этих корней не так просто докопаться.

– Ой, да что тут докапываться?! – удивилась женщина в лапсердаке. – Неужто полковник никогда не сталкивался с фактами, когда в угоду его желанию информация стягивалась к нему как бы «по щучьему велению», а на самом деле – «по его хотению»? Всякие там секретные материалы: статьи, газеты, журналы, книги и так далее!

Агапий Агафонович согласился, что такое бывало. И тогда женщина сказала, что Солнце и вся Солнечная система планет, включая Землю, вошли в такое соотношение с небесными светилами, когда сознание человека разумного homo sapiens стало изменяться. Скоро простому обычному человеку станет доступно многое из того, что прежде было доступно только людям избранным, людям посвящённым. А уж в изменённом пространстве изменённому сознанию, что-либо возжелавшему, придётся привыкать и к заросшему мужчине неопределённого возраста, и к женщине в годах. В общем, с кем поведётесь, от того нас и наберётесь.

Она остановилась возле совмещённых арок, под сводом которых несколько плоских круговых ступенек поднимались на пустую каменную площадку. Площадку настолько полированную, что она казалась облитой водой. Так что, отражённые на ней предметы выглядели более реальными, чем пространство стен и лестничных переходов, среди которых теперь находился полковник. Ему захотелось шутливо съязвить, мол, а нельзя ли, чтобы материализующиеся желания были более приятными, ну, хотя бы поменьше звякали подковками?

– Вы всё ещё желаете знать, кто из них Бэмсик, а кто Председатель комитета СОИС? – строго спросил мужчина в сосульчатом малахае.

И Агапий Агафонович тут же позабыл о своих второстепенных желаниях, то есть все они соединились в один поток, в одно «хотение» знать – кто из них кто? Он почувствовал всё сжигающий огонь вибраций, исходящий от солнечного сплетения, как бы от камешка, брошенного в воду.

– Вон дверь, иностранцы уже заждались, поторопитесь, – сказала женщина.

И, подобно ласточке, взлетела на каменную площадку под арочными сводами. Заросший мужчина в бушлате и галифе неожиданно быстро взбежал за нею, неприятно громко звякая болтающимися подковками, и они исчезли.

Агапию Агафоновичу показалось, что на какую-то долю секунды свет под арками стал зеленоватым, а потом восстановился и даже усилился. Впрочем, это уже не имело значения, перед ним была дверь, за которой он надеялся получить ответ на мучающий вопрос.

Комната, в которую вошёл полковник, оказалась своего рода предбанником. Никаких тебе окон, две галогеновые лампочки как две жемчужины на высоком потолке, состоящем как бы из двух ярко окрашенных лекал – белого и чёрного (ян-инь). Свет противоположностей, своеобразные Пат и Паташонок, которых он не видит.

Готовый к внезапному нападению, полковник осторожно заглянул за огромный платяной шкаф. За ним находилась ещё одна дверь. Слава богу, облегчённо подумал полковник и, прежде чем приблизился к ней, ещё раз осмотрелся.

За дверью, точнее, на относительном расстоянии от неё, стояли два небольших аппарата, сверкающие зеркалами и линзами. (Кинопроекторы – решил полковник.) Один, из белого металла, стоял на высокой подставке, а другой, из чёрного, – на подставке пониже. Возможно, и не металла даже, а чего-то другого. Однако свет галогенки, укреплённой на потолке белого поля, падал прямо на чёрный проектор, а галогенки чёрного – на белый. Наверное, поэтому он подумал, что они источают свет противоположного назначения.

Через третье окошко в стене, не занятое кинопроекторами и более похожее на амбразуру, внезапно донёсся голос Председателя комитета СОИС. Агапий Агафонович, смиряя волнение, буквально подкрался к «амбразуре».

– Проникайте в эзотерические и экзотерические общества, в студенческие клубы и общежития, поднимайте людей. Настала пора занимать и обустраиваться во временны́х полостях Земли, которые с приближением астероида Фантом (осталось ровно месяц) будут самопроизвольно открываться повсюду. Планетарные события требуют планетарной перестройки. Земля как живое существо никогда не смирится со своей гибелью и, подобно другим взорвавшимся планетам, останется в виде огромного информационного поля. Мы, люди индиго , сольёмся с ним, а потом, когда изменится противостояние небесных светил, вернём нашу прекрасную голубую планету в первозданное состояние. То есть материализуем её.

– Погодите, а что, разве нельзя спасти планету без взрыва? Без превращения её в одно сплошное информационное поле?

Кажется, спросил профессор Бреус. По смыслу вопроса – он. А интонацией – голос больше похож на кимкурякинский. Но тогда почему его, полковника, там нет? Ведь, судя по значению излагаемой информации, он просто обязан там быть.

Ни о чем не заботясь, полковник заглянул в «амбразуру». Он увидел за трибуной, стоящей с левой стороны сцены, Председателя комитета СОИС, а за столом президиума – профессора с аспирантами. Что за люди находились в зале, полковник не успел рассмотреть, потому что в центре президиума, на местах, где обычно сидят наиболее авторитетные представители, восседали Наумов и Кимкурякин.

Это ещё что! – едва не вскрикнул полковник. Он увидел, что средний палец Наумова весьма неряшливо перебинтован, и уже догадался, что под бинтом спрятан металлический напёрсток.

В потрясении просунул голову в так называемую «амбразуру», чтобы закричать благим матом, что на этот раз его никто не проведёт, что он догадался о напёрстке. Но в эту злосчастную секунду Агапия Агафоновича буквально выдернули из «амбразуры» выскочившие из-за шкафа Дядя Сэм и штабс-капитан Рыбников.

– Господин полковник, вы подвергаете всех нас смертельной опасности, – каким-то быстросипящим шёпотом предупредил японец и, ловко сняв чёрный проектор, кинулся к выходу.

– Полковник, поторопитесь!

Дядя Сэм махнул рукой, мол, потом будем выяснять – что и как, а сейчас надо бежать отсюда, бежать не оглядываясь. Он легко подтолкнул полковника к выходу и, сняв белый проектор, в два прыжка оказался у двери.

Они выскочили в коридор очкуров и лестничных переходов, но бежать по нему не пришлось – круговая каменная площадка под соединёнными арками была рядом. Прижимая проектор к груди, штабс-капитан Рыбников весьма легко взлетел на неё. Полковник тоже не подкачал, а вот Дядя Сэм замешкался, потерял равновесие на серединной ступеньке. Благо, что Дядя Сэм длинный и сотоварищи успели ухватить его за плечи. В общем, только они все вместе оказались на каменной площадке, как послышался приближающийся железный шум ветра. Площадка с арками задрожала, создалось впечатление, что прямо под ними, словно в метро, мчится скоростная электричка.