На протяжении последних десяти минут я стою на задней террасе, наблюдая, как Аксель переворачивает стейки на гриле, и наслаждаюсь видом. Если раньше я не понимала, что заставило его приобрести такую огромную территорию, то теперь, глядя на расстилающиеся перед его домом искрящиеся водные просторы – все становится предельно ясно.

На обширной площади его террасы, конечно же, нет мебели или места, где можно присесть, но зато у него имеется большой блестящий гриль. Двор, каждый участок которого покрыт травой, плавно перетекает в гравийную дорожку, ведущую к пирсу. И затем перед вами открывается великолепный вид на озеро. Никаких других домов по близости нет, только леса и водная ширь. Потрясающее зрелище.

— Ты уже готова подкрепиться, детка? — спрашивает он, подойдя ко мне сзади и протягивая бокал вина.

Я оглядываюсь через плечо и с жадностью упиваюсь его красотой. Он по-прежнему обнажен по пояс, его штаны низко сидят на бедрах, а от сексуальной выпуклости, скрываемой материей, мой рот наполняется слюной. Мышцы на его животе сжимаются, и он издает гортанный рык.

— Остановись, Иззи. Остановись сейчас же, черт возьми, или я возьму тебя прямо здесь, на чертовом крыльце.

— Прости, Акс, но ты сам спросил, готова ли я подкрепиться, — дразнюсь я.

— Дерьмо! — он в поражении вскидывает руки вверх и подходит к грилю. Я смеюсь и отворачиваюсь, чтобы снова насладиться видом, пока он ворчит позади меня о том, что я должна держать свой чертовски сексуальный рот на замке.

Мы наслаждаемся безмятежной тишиной, пока Акс заканчивает готовить, а я размышлять. Через несколько минут я следом за ним отношу в дом тарелку с сочными стейками, печеным картофелем, перцем и луком, направляясь с этим к барной стойке, я усаживаюсь на единственную мебель, которая у него имеется на кухне. Барные стулья.

— Аксель, тебе нужно позаботиться о доме, вдохнуть в него жизнь. Помимо твоей необустроенной спальни, мне на глаза попались только эти стулья, твоя гигантская плазма и одно мягкое кресло, — я наставляю на Акселя вилку, после чего подцепляю кусочек восхитительного стейка и наслаждаюсь сочным вкусом мяса, который взрывает мои вкусовые рецепторы. Спустя пару секунд я добавляю: — Ты не можешь купить такой большой дом и ничем не заполнить пустующее пространство.

После моего замечания в комнате повисает неловкая тишина, я поднимаю голову и смотрю ему в глаза. Ой. Возможно, я переступила черту, ведь это не мой дом, а значит и не мое дело. Покраснев, я откладываю вилку и упираюсь взглядом в сцепленные на коленях руки.

— Почему ты так делаешь? — спрашивает он.

— Что делаю? — уклончиво отвечаю я.

— Ты ведешь себя так, словно стыдишься задать вопрос, даже если тебя как ребенка распирает от любопытства, — тон его голоса беззаботный и поддразнивающий.

— Я… я не понимаю о чем ты?

— Тебе не провести меня этим долбаным вопросом, Иззи. Не забывай, я тебя знаю. Возможно, с тех пор, как ты была моей, прошли годы, но я тебя знаю.

Глубоко вздохнув, я смотрю ему в глаза. Он не выглядит рассерженным, скорее растерянным. Его взгляд пронизывает меня насквозь.

— Я делаю это не нарочно. Ты должен понять, Аксель, я не могу отказаться от старых привычек, они формировались во мне годами благодаря особому укладу жизни, поэтому иногда я просто машинально становлюсь прежней Иззи. Той Иззи, которой я стала после тебя.

— Я могу понять это, но я не могу понять, почему временами ты меня боишься. Многое произошло, но ты знаешь, должна знать, что я бы никогда, черт возьми, не причинил тебе боль.

— Да, ты не причинишь мне физической боли. Я это знаю, — отвечаю я, глядя на свои руки.

— Иззи? Что ты имеешь в виду? Разве мы не договаривались, что во всем разберемся? Я понимаю, ты боишься, но выслушай меня… послушай, я не причиню тебе боль. Нас больше ничто не сможет разлучить. Мы и так уже потеряли слишком много времени, Принцесса. Слишком много времени, которое я должен был потратить на то, чтобы держать тебя здесь, в своих руках, — он хватает меня и тянет к себе на колени, одной рукой обхватив за талию, а другую положив на мои колени. Затем он берет меня за руку и продолжает: — Не проходило и дня, чтобы я не скучал по этому, по нашей близости. Я провел так много времени, нескончаемое количество часов, думая, что ты была счастлива, думая, что тебе было лучше без меня. Боже, детка… — он замолкает и поднимает руку, обхватывая мое лицо и поворачивая его к себе так, чтобы смотреть глаза в глаза. — С тех пор как ты снова вошла в мою жизнь, меня каждый день убивало осознание того, что я бы мог что-то сделать, чтобы спасти тебя от этого ублюдка.

Я в полном замешательстве. О чем он говорит? Он думал, что я была счастлива? И внезапно его откровение поражает меня, словно разряд молнии.

— Ты знал, где я жила? — спрашиваю я, не скрывая злости, придающей моей интонации дополнительную окраску.

— Я узнал, но не сразу. Я нашел тебя только после того, как ты вышла замуж, — говорит он, и боль в его глазах останавливает мое сердце.

— Что? — тихо шепчу я.

Он поднимает палец вверх и легким движением проводит по моему нахмуренному лбу, скользя по переносице и обводя пальцем контур моих губ. Он берет меня за подбородок своей сильной рукой и притягивает мои губы к своим, оставляя на них нежный поцелуй.

— Детка, я искал тебя. Искал почти четыре года, используя любую имеющуюся возможность. Я последовательно проверял каждые зацепки, которых было слишком мало, но ничего существенного они мне не дали и ни к чему не привели. Ни к чему, черт возьми. Я знаю о твоих родителях, детка, знаю, что было тяжело, и сожалею, что меня не было рядом, чтобы помочь тебе пройти через это, но почему? Почему ты не сказала мне куда уехала? Ты должна была знать, что я пришел бы за тобой.

Этот крупный, сильный мужчина открывается мне и позволяет увидеть боль, которую он пронес сквозь все эти годы. Мне не остановить потоки слез, даже если бы я захотела. Я пыталась, боже, я пыталась, но осознание того, через что ему пришлось пройти, разыскивая меня, лишает сил и обрывает те немногие нити здравомыслия, которые у меня остались. Постепенно я начинаю терять самообладание.

— Когда я вернулся домой в увольнительную, у меня было время, чтобы узнать о них и твоем исчезновении. Никто понятия не имел, где жили твои бабушка и дедушка. Максимум, чего я добился – узнал о том, что ты проживала в каком-то маленьком городке в Каролине, но никто не знал в какой именно Каролине. Я не оставлял попыток, Принцесса, пожалуйста, пойми. У меня просто не было ни ресурсов, ни времени, чтобы продолжить твои поиски. Дошло до того момента, когда я начал склоняться к версии, что если бы ты хотела, чтобы я тебя нашел, ты бы дала мне знать. Черт, следы от хлебных крошек, сигнальные ракеты, бэт-сигнал… я бы среагировал на любой из этих знаков.

Его попытка пошутить претерпевает неудачу. Я стараюсь усвоить весь поток новой информации, все те факты, которые я уже не единожды обдумывала на протяжении многих лет. Он хотел меня найти? Как же так? Я ведь оставила свой адрес Джун. Она знала, как я хотела, чтобы он меня нашел, она знала, что я ждала его. Мне не сдержать гнев, который медленно разгорается в моем теле. Чертова сука!

— Джун! — рявкаю я и, вскочив с его колен, начинаю нервно расхаживать по огромному пустому пространству его кухни. Я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него и замечаю растерянный взгляд на его прекрасном лице. Я спешу объяснить. — Джун. Я дала этой сучке все, Аксель, каждую долбаную деталь, которая бы тебе понадобилась, чтобы найти меня. Адрес моих бабушки и дедушки в Северной Каролине, их телефонные номера и мои письма. Целую кучу чертовых писем. Когда те из них, что я отправляла на базу, начали возвращаться, я стала писать на адрес Джун. Я считала, что если тебе и удастся их получить, то лишь при возвращении домой. Боже мой, Акс! Все это время… все это чертово время… Ты понятия не имеешь, ни единого гребаного понятия, как эта сука разлучила нас, что она мне сказала.

Моя ярость настолько осязаема, что даже воздух в комнате сгущается и полностью затмевает печаль, которая ей предшествовала. Мне приходится остановиться и прекратить неистово метаться из угла в угол, когда я чувствую, как руки Акселя стальным обручем смыкаются на моих предплечьях.

— Принцесса, остановись, — говорит он тихо, прижавшись к моей спине и сцепив руки у меня на груди. — Я не смогу ничего понять, если ты не скажешь, что тебя так взбесило.

Я высвобождаюсь из его захвата и разворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Я должна посмотреть ему в глаза. Мне нужно понять, что у него сейчас на уме.

Единственное, что я вижу, это замешательство и, надеюсь, немного любви.

— Ты хоть представляешь, как сильно я в тебе нуждалась? Когда мои родители умерли, ты был единственным, кто мог унять эту боль, но тебя там не было. Я справилась с этим, и, пожалуйста, пойми, я никогда не держала на тебя зла, — я тороплюсь все объяснить, когда вижу, как искажается выражение его лица. — Я так гордилась тобой, Аксель. Не проходило ни дня, чтобы я не гордилась тобой, даже несмотря на всю эту боль.

Он протягивает руку и вытирает слезинку, стекающую по моей щеке.

— Столько всего произошло через неделю после их смерти. Я была раздавлена, потеряна, одинока… Я чувствовала себя так, словно брошена на произвол судьбы без опоры и поддержки. Бабушка с дедушкой были прекрасными людьми, и они любили меня, но они тоже переживали потерю, да к тому же им пришлось иметь дело с подавленным, убитым горем подростком. Иногда я даже не удивляюсь тому, что они просто не знали, что со мной делать, хотя очень старались. У меня была неделя. Неделя на то, чтобы упаковать свои вещи и уехать. Дед не мог надолго оставить свой дом, а бабушка не хотела ехать. Она ненавидела дальние поездки, вот почему ты никогда не встречался с ней.

Я отхожу от него к окну, которое выходит на озеро, сейчас оно темное со слабым отблеском луны, отражающейся от покрытой рябью поверхности воды.

— Я побежала к Джун и принесла ей все, что тебе могло понадобиться. Я не знала, что еще оставить. После твоего отъезда прошло не так много времени, поэтому ты не мог мне сообщить, как с тобой связаться. Единственное, что у меня осталось – это адрес базы, в которой тебя собирались разместить, — из горла вырывается всхлип и прерывает мой рассказ. — Я… я была такой глупой, — я плачу.

Я поворачиваюсь к нему лицом, он стоит прямо позади меня, вытянув руки по швам и выжидая. Я устремляюсь в его объятия и даю выход своей печали, позволяя ему стать моей опорой, моей поддержкой, в которой я так давно нуждалась.

Я обхватываю его руками и притягиваю к себе так близко, как могу. Я чувствую его губы на своих волосах, его грудь вздымается и тут же опадает, а его сердце бешено колотится у меня под ухом.

— Детка... Господи. Жаль, что я не знал. Жаль, что меня там не было. Ты убиваешь меня, черт подери, ты режешь меня по живому. Посмотри на меня, Иззи, — говорит он, не оставляя места для возражений.

Посмотрев на него, я замечаю в его глазах мольбу.

— Я бы все бросил, чтобы спасти тебя от любой унции боли, и если такая возможность представится сейчас, знай, я не позволю боли коснуться твоего сердца, детка. Меня убивает сама мысль о том, как легко нас смогли разлучить. Детка, на протяжении многих лет, я думал, что ты оставила меня, что решила меня бросить. Боже... — он замолкает и наклоняется, чтобы взять в плен мои губы. Этот поцелуй не похож ни на один из тех, что мы разделили с ним ранее. Этот поцелуй наполнен не только печалью того, что мы потеряли, но и обещанием того, что ожидает нас впереди. Его губы занимаются любовью с моими губами.

— Иззи, не проходило ни дня, чтобы мое сердце не принадлежало тебе. По сей день существует лишь одна женщина, которая держит и будет держать его в своих руках. Черт, детка, но любовь, которую я испытываю к тебе, порой настолько сильна, что мне кажется, она меня сокрушит, — шепчет он, после того как прерывает поцелуй и крепко прижимает меня к своей груди.

Я долго не могу отойти от его слов. Любовь? Я знаю о своих чувствах к нему, но его внезапное признание выбивает меня из колеи. Он не может меня любить. Еще нет. По крайне мере до тех пор, пока все не узнает.

Меня охватывает паника, но я быстро ее подавляю. Я должна оставаться сильной. Я должна оставаться сильной из-за него, потому что после моего признания я не знаю, какие чувства он будет ко мне испытывать.

Я прижимаю руки к его груди и отталкиваю. Он смотрит на меня с высоты своего роста, пребывая в недоумении от того, что я его оттолкнула, вместо того, чтобы притянуть ближе. А может, он просто поражен тем, что я не ответила на его чувства.

Ох, если бы он только знал о моей страстной любви к нему.

— Я не закончила, Акс. Ты должен дать мне закончить, — говорю я с отчаянием, продолжив свои метания по комнате, только на этот раз, стараясь держаться от него подальше.

Я смотрю на него. Он стоит там, где я его оставила, у окна, прислонившись к нему спиной и скрестив на груди руки. Я не могу прочитать эмоции в его глазах. Я знаю, что он растерян, но помимо этого он практически так же взволнован, как и я.

— Боже... это так тяжело, — шепчу я себе под нос. Я должна была догадаться, что этот дурацкий пустой дом донесет мои слова до его ушей.

— Иззи, я не знаю, что еще здесь можно сказать. Мне и так уже известно о нем, — яростно выпаливает он.

Я резко останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Мое сердце снова и снова разрывается от боли при воспоминании о ночи моего восемнадцатилетия.

— Я хотела этого так сильно, — снова шепчу я.

— Что? — спрашивает он, отталкиваясь от окна и подходя ко мне. Он снова хватает меня за руки и провоцирует этим очередную волну беспокойства.

Мне с трудом удается подавить нервный всхлип, рвущийся из моего горла, но я не в силах сдержать слезы, которые легко и непринужденно стекают по моим щекам.

— Я хотела его так сильно, так чертовски сильно, — я буквально выдавливаю из себя каждое слово, отчаянно пытаясь выразить тем самым свою боль.

— Принцесса, мне не до шуток, я понятия не имею, о чем ты говоришь, — произносит он и в отчаянии легонько меня встряхивает.

Я смотрю на его прекрасное лицо и, наверное, уже в миллионный раз, представляю, как бы выглядел наш малыш. Но мне нелегко вынести образ ангельского совершенства, возникшего в моей голове, я утыкаюсь лбом в его грудь и рыдаю. Рыдаю из-за всего того, что мы несправедливо потеряли.

— Ребенок, — кричу я в его грудь. — Ребенок, которого я любила каждой частичкой своего существа, каждой унцией моей любви к тебе. Ребенок, которого я не смогла защитить от своего собственного тела! — кричу я в истерике. Мой организм выплескивает из себя всю ту мучительную боль и скорбь, которые переполняют мой разум, и я падаю на пол, прежде чем он успевает меня подхватить. Эмоции, которые я так упорно старалась оттеснить и запереть на замок, наводняют каждую клеточку моего тела, вырывая из меня сильные и невероятно мощные вопли отчаяния.

— Нет, детка… нет! — кричит он, стоя надо мной. Я не вижу, но чувствую, что он опускается на пол рядом со мной, крепко обхватывает меня своими руками и начинает укачивать, словно ребенка. Моя щека покоится на его плече, а нос зарыт в теплом изгибе его шеи. Я не знаю, как долго мы сидим в таком положении, по-моему, несколько часов, но скорее всего лишь пару минут. Он прижимает меня к себе, крепко обхватывает руками и ногами, и время уже не имеет значения, до тех пор пока я не чувствую теплые слезы падающие на мое лицо. Я вскидываю голову и смотрю ему в глаза. Глаза, которые сейчас явно отражают ту же самую боль, что и мои. Он не пытается скрыть доказательства своего отчаяния. Никогда за все те годы, что я знала этого мужчину, я не видела ни одной пролитой им слезинки, кроме того единственного раза в больнице. По его щекам стекает еще несколько слез, после чего он, кажется, старается взять себя в руки. Его тело сотрясает мелкая дрожь в отчаянной борьбе за самообладание.

— Детка, черт… Принцесса, я понятия не имел… никакого понятия.

Я беру его лицо в ладони и вытираю слезы большими пальцами.

— Что случилось? — спрашивает он. Я знаю, что его интересует. Он хочет знать, что случилось с нашим ребенком.

Я глубоко вздыхаю и решаю покончить с тем, что должно быть сказано.

— У меня только-только закончился первый триместр, когда произошел выкидыш. Всего три месяца и я потеряла нашего малыша, — шепчу я, глядя ему в глаза. — Врачи сказали, что я бы ничего не смогла сделать; на все воля божья, — я качаю головой и, склонив ее, прижимаюсь к его сильной груди. — Это произошло в мой день рождения, — непроизвольно вырывается из меня.

Он замирает, обдумывая мои слова. Я практически слышу вращение шестеренок в его голове, пока кусочки вырисовывающейся картины, наконец, не встают на свои места.

— Ночной клуб? Так вот, что не договаривал Грег. — Утверждение. Он все понял.

Расспрашивать о той ситуации в клубе ни к чему. Из всего многообразия дней, он вернулся в мою жизнь именно в тот, который был для меня самым тяжелым.

— Да. Ночной клуб, — отвечаю я.

Мы сидим на полу, он держит меня в своих объятиях. Мои ноги плотно прижаты к груди, а руки крепко обвиты вокруг его тела. Его руки сомкнуты на моей шее, а ноги вытянуты по обе стороны от моего свернувшегося в комок тела. Мы просто сидим и молча отдаем друг другу единственное, что можем.

Себя.

Мне трудно поставить себя на его место. Я не сомневаюсь, что он чувствует всю тяжесть ситуации, ведь у него не было времени осмыслить то, что у нас был малыш. Что у нас бы мог родиться малыш, созданный нашей любовью. Даже несмотря на наши юные сердца, мы оба знали, что любой ребенок, который у нас будет, станет нашим величайшим достижением. Мы бы радовались, невзирая на то, что сами были детьми.

— Бьюсь об заклад, она бы выглядела как ты. Такое кругленькое красивое личико с нежной кожей и самыми светлыми глазами, которые ты когда-либо видела. Волосы, которые бы ослепительно сверкали на солнце, когда она пробегала бы по двору, смех, который бы заставлял даже самых хмурых ублюдков улыбаться. Воплощение гребаного совершенства, — говорит он мне на ухо. Легкость в его голосе все равно не может скрыть печали. Он пытается утешить меня, хотя на самом деле утешать его должна я.

— Нет, он был бы точной копией своего прекрасного отца. Самое решительное личико, которое ты когда-либо видел у ребенка. Волосы такие черные, что составили бы конкуренцию непроглядной тьме, а глаза такие зеленые, что ты бы не усомнился в том, что мы ограбили ювелирный магазин. Он был бы самым храбрым и сильным. Просто идеальным. И я бы любила его так же, как люблю его отца, — шепчу я, заканчивая на чуть заметном прерывистом вздохе, который выдает меня с головой.

Мы можем попытаться облегчить наше горе, но нам не изменить то, что мы оба понесли утрату, тяжелую утрату.

— Я больше никогда не допущу ничего подобного, Иззи Уэст. Я больше никогда и никому не позволю забрать тебя у меня, или забрать что-то у нас, — его слова повисают между нами, как обещание и угроза.

В этот момент я знаю одно – этот мужчина будет бороться до смерти, чтобы держать меня поблизости, защищая от всех проблем и невзгод.

— Я не хочу быть в другом месте, только здесь и сейчас, — я отвожу голову от его груди и оставляю на его губах несколько нежнейших поцелуев. Пройдут считанные минуты до того момента, как мы поддадимся влечению друг к другу, чтобы унять боль, которую мы все еще прочно удерживаем в наших сердцах.

— Ладно, Принцесса, идем спать, — он помогает мне подняться с пола, а затем, к моему несказанному удивлению, подхватывает на руки и направляется в спальню.

— Знаешь, я умею ходить? — шучу я, прильнув к его шее и вдыхая его опьяняющий аромат.

Его руки напрягаются, и он еще крепче прижимает меня к себе, а затем отвечает:

— Я знаю, но сейчас мне это нужно. Просто помолчи и позволь мне отнести тебя.

Я могу ему это дать.

Я приподнимаю голову с его плеча и смотрю на его выразительный профиль. Этот человек, этот удивительный мужчина, которого я уже и не надеялась увидеть, страдает от боли. Это заметно по стиснутым зубам и очевидной решимости в его напряженных чертах. Ничего удивительного, ведь не каждый день мужчина узнает о том, что был отцом, даже если ребенок никогда не был запечатлен на таком желанном и расплывчатом ультразвуковом снимке. Снимке, который Аксель никогда не видел, но тем не менее смог создать образ нашего малыша всего пять минут назад. Резкая боль пронзает мое сердце, когда я думаю о том, как сильно он бы любил нашего ребенка. Мы часто говорили с ним о том, как много детей хотели бы завести в будущем.

— Ты в порядке? — шепчу я, когда мы достигаем второго этажа.

Он какое-то время игнорирует меня, а когда я уже практически убеждаю себя, что он не расслышал вопрос, отвечает:

— Нет. Но, я буду. Мы будем.

Когда мы заходим в комнату, он останавливается и осторожно опускает меня на кровать. Я вскидываю голову и сталкиваюсь с его печальным взглядом, после чего он разрывает зрительный контакт и стаскивает штаны со своих узких бедер. Я сажусь, снимаю с себя футболку и бросаю ее на пол за секунду до того, как он наваливается на меня всей тяжестью своего тела, вдавливая в матрас. Каждый дюйм нашей кожи от плеч до кончиков пальцев соприкасается. Я раздвигаю ноги и приветствую его напор. Его бедра плавно скользят напротив моего возбужденного естества.

Он прижимается своим лбом к моему, его дыхание обдувает мои губы и сливается с моими прерывистыми вздохами. Его руки, с благоговением удерживающие мою голову, согревают щеки.

— Ты нужна мне, Принцесса, — тихо шепчет он напротив моих губ.

— Я у тебя есть, — отвечаю я.

Он приподнимает свои бедра, и я помогаю ввести его огромную эрекцию в мое жаждущее тело. Он не убирает рук с моего лица и не сдвигается, по-прежнему придавливая меня своим весом. Его лоб отрывается от моего, и он прижимается к моим губам, даря самые любящие и нежные поцелуи.

Это не бурный быстрый секс, что был у нас ранее. Это самая настоящая любовь, которой мы с упоением предаемся. Это соединение двух душ, которые слишком долго дрейфовали и наконец вернулись домой, друг к другу. Это исцеление.

Я поднимаю ноги вверх, крепко обхватывая его бедра, руками обвиваю его плечи и вцепляюсь в него мертвой хваткой.

В этот момент не существует никакой спешки. Его прерывистое дыхание нежно касается моих губ, вторя моим собственным отрывистым вздохам.

Он раскачивается на мне, не нарушая медленного и четкого ритма, который походит на тиканье часов. И только когда наши слезы начинают смешиваться, скатываясь по моим щекам, он убирает одну руку с моей щеки и перемещает ее под мое колено, чтобы поднять ногу еще выше.

— О, боже ... — кричу я, пока в моих прикрытых от блаженства глазах вспыхивают яркие искры, а пальчики на ногах сводит судорогой. Мои ногти впиваются в его плечи, помогая подстроиться под его мощные движения.

— Я. Больше. Никогда. Тебя. Не. Отпущу, — отрывисто произносит он, подчеркивая каждое слово и врываясь жесткими толчками в мое влажное лоно. Вращая бедрами и каждый раз задевая мой клитор, он создает идеальное трение. Я снова кричу и, не успев отойти от первого оргазма, меня накрывает очередная волна удовольствия.

Он зарывается лицом в мою шею и со сдавленным криком изливается в меня. Долгое время мы просто лежим полностью покрытые потом и переплетенные всевозможными способами. Его тело в соприкосновении с моим вызывает удивительные ощущения.

Мое дыхание медленно возвращается в норму, и я чувствую, что могу говорить. Слегка повернув голову так, что мои губы легко касаются его уха, я шепчу как можно нежнее слова, которые уже давно вертелись у меня на языке.

— Я люблю тебя, Аксель Рид. Я всегда тебя любила и никогда не перестану. Ты создан для меня, малыш. Ты был создан для меня. Никогда не оставляй меня. Никогда больше. Я лучше умру, чем снова тебя потеряю.

Он замирает на несколько секунд, после чего перекатывается на спину, увлекая меня за собой так, что я оказываюсь на нем; мои ноги широко разведены, а руки все еще обвивают его плечи. Он перемещает руки выше и притягивает меня еще ближе к своему телу. Я чувствую, как через нас проходят слабые отголоски наших совместных оргазмов, напоминая о том, что мы по-прежнему тесно связаны.

— Ты не смогла бы избавиться от меня, даже если бы попыталась. — (Я подаюсь вперед и вглядываюсь в его лицо, запоминая каждую деталь, а затем трусь щекой о его щеку.) — Такое чувство, что у меня сердце из груди вырвали, когда я узнал, через что тебе пришлось пройти. Мне тяжело даже осмыслить все то, что мы потеряли. Это наш второй шанс, Иззи, и никто его у нас не отнимет, — его ласковый голос раздается около моей щеки, его теплые губы в нежном поцелуе прижимаются к моему уху, он снова перекатывается на меня и медленно соскальзывает с моего тела. Я слабо вскрикиваю от потери нашей с ним связи.

— Принцесса, я уже дважды не использовал защиту. Клянусь тебе, я чист, но могу показать справки, если ты мне не веришь. Это может стать проблемой? — он говорит непринужденно, но, судя по тому, как он смотрит на мой живот, мне не трудно догадаться, о чем идет речь. — Как бы сильно мне не хотелось, чтобы ты забеременела, мы еще не готовы. Будем готовы, но не раньше, чем я надену кольцо на твой пальчик, — добавляет он машинально, оставляя меня в полной растерянности.

— Хм ... — я несколько раз откашливаюсь и снова смотрю в его ласковые глаза. — Мы в порядке. Я на таблетках, — шепчу я.

— Хорошо. Тогда я думаю, мне не нужны все эти упаковки презервативов, да? — смеется он, направляясь в ванную и закрывая за собой дверь.

Я не могу не задуматься над тем, какого черта только что произошло. Было ли это своеобразным предложением руки и сердца? Нет, конечно же, нет. Мы прекрасно понимаем, к чему все идет, но брак?

Я постепенно отхожу от шока, когда он возвращается к кровати и нежно меня обтирает. Он отбрасывает полотенце в сторону ванны, тянет меня в свои объятия и крепко прижимает к себе. Моя голова покоится на его груди, и я чувствую, как у меня под ухом медленно бьется его сердце. Я обхватываю его одной рукой и закидываю ногу на его бедро, задевая в процессе все еще эрегированный член.

— Полегче, Принцесса, возможно, чуть позже он понадобится тебе в рабочем состоянии.

Я смеюсь, а затем позволяю его теплому телу и ровному дыханию утащить меня в самый безмятежный, лишенный сновидений сон, которого у меня не было уже двенадцать лет.