Немецкий истребитель сделал широкий круг и появился наверху, справа, со стороны солнца, которое слепило Алекса. "Истребитель справа, сверху..." - сказал он в микрофон. "Понял. Истребитель справа, сверху", — ответил спокойный голос стрелка-радиста Беньямина Паркера. В ту же самую минуту Алекс услышал длинную бесконечную очередь вражеского пулемета. И сразу же страшная мысль: "Почему молчат наши пулеметы?" Но та, чужая пулеметная очередь продолжалась и никак не кончалась. Джо наклонил нос бомбардировщика и, казалось, ушел от пулеметов. Но пронзительная очередь продолжалась, и Джо проснулся, рывком сел на кровати. Телефон звонил настойчиво. Алекс тихо выругался и взял трубку.

— Алекс слушает.

— О Господи!.. Я сразу понял, что это ты... Кому еще могло прийти в голову будить человека среди ночи таким вот способом?

— Что? Уже день? Ну, тогда, день добрый.

— Надеюсь, кого-то убили. Иначе ты позволил бы мне и дальше пользоваться моим гражданским правом на отдых...

Алекс присвистнул и свободной рукой пригладил волосы.

— Да, конечно, я его знаю. Вернее знал. Это тот профессор, экономист, который много писал о бабочках?..

— Да, конечно, приеду. Буду через пятнадцать минут. Точнее, выеду через пятнадцать минут.

— Очень жаль, но мне нужно побриться. Я не могу думать, пока не приму душ и не побреюсь.

— Верно, но вам не нужно думать. Полиция не думает, полиция действует и оберегает покой жителей.

— Ну, ладно, ладно. Еще лишь одно пустяковое замечание: дай мне адрес. Лондон довольно большой город, и, если я стану в каждом доме подряд спрашивать, не умер ли у них кто-нибудь сегодня ночью, это займет некоторое время.

— Нет. Не буду записывать. Я запомню.

— Понятно. Стартую через пятнадцать минут.

Он положил трубку и начал одеваться.

Прошло полчаса. Алекс повернул направо и повел машину по широкой аллее предместья, по обеим сторонам которой за высокими оградами стояли виллы, утопающие в зелени, носящие все как одна отпечаток царствования королевы Виктории. Хотя архитектура вилл всегда казалась ему проявлением наибольшего духовного упадка в этой области культуры, он тем не менее внимательно смотрел на дома, следя за номерами.

— Пятьдесят... пятьдесят два... пятьдесят четыре...

У тротуара напротив пятьдесят четвертого дома стояли две большие черные машины, которые хорошо были ему знакомы. Одна из них, судя по номеру, принадлежала заместителю начальника следственного отдела уголовной полиции Скотленд-Ярда. Джо остановился рядом с машинами.

Дом под номером пятьдесят четыре был расположен несколько дальше от улицы, чем соседние виллы. С того места, где стоял Джо, можно было видеть только крышу, потому что дикий виноград густо оплетал железные прутья решетки, высокие пики которой были позолочены. Плети винограда поднимались вверх и круто падали до самого тротуара, образуя у калитки зеленый тоннель.

Алекс вышел и с любопытством огляделся. Значит, вот где жил и умер Гордон Бедфорд.

Джо покачал головой. Казалось, что человек столь зажиточный мог выбрать себе для обитания более веселое место, чем этот несколько мрачноватый, тяжелый дом, находящийся к тому же довольно далеко от города. Он стоял здесь, пожалуй, не менее восьмидесяти лет. Может быть, здесь жили родители Бедфорда? Возможно, он сам здесь появился на свет.

Алекс подошел к калитке и поднес руку к звонку... Очевидно, на втором этаже располагались спальни, значит, если сэр Бедфорд родился здесь, это должно было произойти именно там.

Он потряс головой. Сонливость все еще не проходила. Но едва он успел нажать на кнопку звонка, дверца распахнулась и появилась фигура полицейского в мундире.

— Кого бы вы хотели видеть, мистер?

— Мое имя Алекс, — сказал Джо, — мистер Паркер просил меня приехать по этому адресу.

— Так точно, мистер Алекс. Мне приказано впустить вас. Проходите, пожалуйста. Эта тропинка приведет вас к дому.

Он козырнул и с улыбкой отступил, давая возможность Алексу войти.

— Благодарю вас, констебль. — Джо заговорщически подмигнул и не спеша пошел по тропинке. Только сейчас он вдруг осознал, что около дома не толпились любопытные, не было машин, кроме полицейских. Это значило, что пресса еще не поставлена в известность, а прислуга не успела ничего рассказать в ближайших магазинчиках.

Входная дверь располагалась справа, в боковой стене дома. Подходя к ней, Алекс обратил внимание на большой, хорошо ухоженный сад в глубине, за домом.

Двери открылись, и в них появился высокий, веснушчатый молодой человек.

— Добрый день, мистер Алекс! — Он сверкнул белозубой улыбкой и наклонился, с почтением пожимая протянутую ему руку. — Вот это дело так дело! — весело продолжал он. — С той самой минуты, как только мы приехали, телефон звонит не переставая. Одни министры! У шефа еще даже не было времени как следует оглядеться. Он только стоит у аппарата и беспрерывно отвечает: "Слушаюсь. Так точно".

Джо усмехнулся.

— В таком случае, я думаю, у вашего шефа, Джонс, прекрасное настроение. Для него ведь нет большего удовольствия, чем разговаривать с официальными лицами. Каждый такой разговор — высокая награда за труды и заботы его полицейской жизни.

— Вот именно, мистер Алекс. — Джонс кивнул. — Он так зол, что к нему и подойти-то страшно. Хорошо, что вы приехали.

Из холла в глубину дома вели две двери. Узкая, покрытая ковром лестница поднималась на второй этаж. В углу виднелись каменные ступеньки, очевидно, ведущие в подвал.

— И каковы первые впечатления моего друга Паркера, сержант? — спросил Алекс, продолжая осматриваться.

Джонс развел руками:

— Не знаю, мистер Алекс. Наша машина работает вовсю: фотограф, доктор, эксперт — все сидят там. На первый взгляд похоже на самоубийство. Но шеф явно чем-то недоволен. Думаю, поэтому он и позвонил вам.

В этот момент двери открылись,и Алекс увидел в них Беньямина Паркера — заместителя шефа следственного отдела уголовной полиции Скотленд-Ярда. Одновременно сквозняком захлопнуло входную дверь.

— О, — сказал Паркер, — наконец-то... — По его усмешке Джо понял, что заместителю начальника следственного отдела уголовной полиции не очень весело.

Паркер повернулся к сержанту:

— Джонс, они там заканчивают. Когда пришлют отпечатки пальцев, результаты вскрытия и фотографии, сразу давайте их мне, независимо от того, чем я буду занят.

— Слушаюсь, шеф.

— Пошли, — предложил Паркер Алексу и взял его под локоть.— Через несколько минут мои люди закончат работу, и мы сможем войти в помещение, где наступила смерть. А пока пойдем в столовую...

Они вошли в большую, мрачноватую комнату, посредине которой стоял, а вернее, тянулся длинный огромный стол, окруженный стульями.

На двух стенах висели фамильные портреты XVIII—XIX веков, а у третьей стоял прекрасный буфет в стиле неоклассицизма, так сильно напоминающий последние работы Томаса Шиппендейла, что Алекс подошел, чтобы получше разглядеть его.

— Что ты там увидел? — спросил Паркер.

— Да так, ничего особенного. Во всяком случае, ничего, связанного с твоей профессией. Просто мне кажется, что это одна из лучших работ Шиппендейла.

— Да что ты! — возразил Паркер. — Мебель Шиппендейла выглядит совершенно иначе.

— Это верно, — ответил Алекс, — но в конце жизни Шиппендейл занимался именно такой "столяркой", как он скромно называл свое творчество. И я просто уверен, что это его работа...

— Ладно, ладно. Согласен. Только избавь меня от рассуждений о стилях мебели. У меня голова идет кругом.

— Ах да, — вздохнул Алекс. — Я и забыл, что единственный предмет мебели, которым ты интересуешься, — это гроб. — Он подошел к столу, сел, вытащил пачку своих любимых "Голд Флейк" и закурил.

Некоторое время они молчали. Из-за закрытых дверей напротив буфета доносились шаги и приглушенные голоса.

— Так что же случилось? — спросил Джо. — Ты разбудил меня ни свет ни заря, я приехал на место происшествия и до сих пор не видел не только труп, но и вообще никого, кроме твоих фараонов. Этот человек, он что, жил один?

— Что ты! В доме полно людей: жена, брат, невестка, секретарь, горничная — все были здесь, рядом с ним, когда он умер... Все спали, и никто ничего не слышал.

— Он что, застрелился?

— Нет, — Паркер покачал головой. — ЦК в кофе.

— Что, что? — Джо удивленно поднял брови. — Я не силен в токсикологии. Что означает ЦК?

— Цианистый калий.

— Благодарю. Он в одиночестве пил этот кофе?

— Похоже, что да.

В котором часу?

— Примерно от половины третьего до четырех утра, как утверждает доктор Беркли. При этом добавляет, что точнее скажет после вскрытия.

— В таком случае, что могли слышать домашние? — Алекс встал, поискал пепельницу.

— Не знаю, что... Ничего не знаю. Пару минут я поговорил с ними со всеми. Никто не бьется в истерике. Все ведут себя сдержанно, как и подобает нашим британским братьям и сестрам, но не нравятся они мне все до одного. Я им велел разойтись по своим комнатам, и они сидят там под присмотром Стефенса, который прогуливается по коридору, Джонс стоит в холле. Это единственный выход из дома.

— А самоубийство ты не допускаешь?

— Конечно, допускаю. Перед ним даже лежало прощальное письмо.

— Ну, так значит. — Джо сел и зевнул. — Значит, разве мы не можем принять единственную приемлемую гипотезу, то есть сказать себе, что сэр Гордон Бедфорд, несмотря на то, что был обладателем редкостного по художественной ценности буфета, решил свести счеты с жизнью? Если мы решим именно так — я поеду домой и снова залезу в постель. И усну мгновенно, можешь мне поверить... Он взглянул на часы. — Семь! Боже мой!... А ты, хоть и похож на человека, который никогда не спит, вернешься в Ярд и после телефонных звонков всем заинтересованным лицам займешься любимыми канцелярскими делами. Ну что, Бен, договорились? Ведь у тебя в руках прощальное письмо, во-первых, во-вторых, как мне кажется, нет ни одного подозреваемого, иначе ты бы мне об этом сказал, и, в-третьих, ни одной зацепки. Разве не так? Мне непонятно только одно: почему ты сейчас выглядишь так, будто сам его убил?

— Если бы я его убил, я бы по крайней мере знал, что здесь произошло. В данный момент я не понимаю ничего абсолютно. Ты, надеюсь, знаешь, кем был Гордон Бедфорд?

— Знаю. Очень богатый господин среднего... ну, скажем, скорее, пожилого возраста, имевший самые разнообразные интересы и влюбленный в ночных бабочек. Он был даже профессором в Оксфорде, не так ли? И вот — умер. Это случается с каждым. Очевидно, он был сыт по горло жизнью и написал перед смертью прощальное письмо, в котором объясняет причины своего поступка. И это тоже бывает довольно часто.

— Да уж... — Паркер усмехнулся с неожиданной злостью. — Оставил, конечно. Только не одно, а два предсмертных письма, и вдобавок в каждом из них причина, как ты говоришь, поступка, называется разная. А это, насколько я понимаю, не так уж часто встречается, не правда ли?

— Ну, наконец-то! — Джо встал. Вся сонливость его исчезла в мгновение ока, будто кто-то вылил на него ушат ледяной воды. — Я так и знал, что у тебя что-то есть про запас, старый мошенник. Представляю, как это все выглядело: ты приезжаешь, находишь предсмертное письмо, с облегчением вздыхаешь, потом заглядываешь куда-то и... обнаруживаешь второе письмо. А потом начинаются звонки различных высокопоставленных лиц, которые от тебя как от замначальника следственного отдела требуют немедленно, в течение двух минут, дать компетентное заключение о причине смерти, о результатах расследования, требуют назвать имя убийцы, мотивы и представить собственноручное признание ужасного отравителя, написанное при двух свидетелях. Бедный ты, бедный! Но не отчаивайся, я с тобой! — он рассмеялся и погасил сигарету. Потом посерьезнел и спросил:

— Я похоже нарисовал картинку, Бен?

Паркер вздохнул:

— Так оно примерно и есть.

Джо понимающе кивнул:

— Итак, я слушаю тебя, Бен. Рассказывай все, что знаешь, и возьмемся за работу, ибо, — он снова взглянул на часы, — кто рано встает... он выжидательно замолчал.

— Я только и мечтаю начать работать, да ты не даешь мне слова сказать. Так вот, слушай...