От Горация пришла срочная внеплановая рассылка: на следующее утро все продавцы должны были явиться на общее собрание. Мистер Мэрроу хотел выступить с обращением.

Получается, я наконец его увижу?

Лили Беласко мой вопрос очень позабавил.

— В каком-то смысле.

— А вы как часто его видите?

Она порылась в карманах своей мешковатой кофты.

— Он держится довольно отстраненно, но я держу его в курсе наших дел, — она достала из кармана большой телефон и помахала им. — Зашифрованные сообщения. У нас на счету деньги не переводятся, чего еще хотеть?

Слоняясь по рынку, я коллекционировала слухи. Мистер Мэрроу переводит рынок в ЛосАнджелес. Закрывает рынок. Переводит его в Токио. У него закончились деньги. Его преследует Комиссия по ценным бумагам и биржам. Якудза. Министерство здравоохранения (эта последняя гипотеза показалась мне наиболее вероятной).

Рано утром, за час до открытия для посетителей, мы все собрались в лимонной роще. Одни бродили среди деревьев, другие сидели за длинным столом. Я села с Орли, Назом и Джайной Митрой. Джайна сидела ссутулившись, подперев щеку рукой и полуприкрыв глаза. Выглядела она совершенно изможденной.

Беласко выкатила огромный телевизор, поставила его напротив стола и теперь возилась со своим ноутбуком возле кофейного бара Наза, подключая к нему свой телефон. Экран был ярко-синий, по нему медленно перемещалась надпись «нет сигнала».

Так, значит, мистер Мэрроу и сегодня не появится.

— Он живет в Китае, — прошептала Орли. — Там сейчас уже ночь.

Наз сомневался.

— Нет-нет, он тут, среди нас, — он понизил голос. — Где Гораций, вы его видите? Говорю вам, это Гораций.

— Так, ребята, — сказала Лили Беласко. Все шумы стихли, раздался телефонный звонок. В этот момент изображение на экране сменилось: на нем появилась картина, натюрморт с пиршественным столом, позади которого почему-то висела занавеска ярко-василькового цвета. На столе лежали хлебные корки и стояла миска с грушами. Нож с изогнутым лезвием торчал из куска сыра. На яркой тарелке лежала целая рыбина, ее рот навечно застыл, будто в зевке. Все на картине сияло, словно покрытое лаком.

Из колонок раздался голос.

— Я видел не всех из вас, — сказал голос, — но пробовал все, что вы предлагаете покупателям.

Тембр был глубокий, голос явно был изменен. Раздавалось эхо. Казалось, само здание разговаривает с нами — вот какой был голос у мистера Мэрроу.

А что касается лица — при каждом звуке рыба на картине открывала и закрывала рот.

— Я собрал вас здесь, чтобы сделать важное объявление.

Этот контраст — глухой голос, крошечный рыбий рот — был странным и забавным. Я оглянулась вокруг. Никто не улыбался.

— Мы здесь уже чуть больше года. Лили Беласко открыла эти двери и поставила здесь кадки с деревьями. Некоторые из вас присоединились вскоре после этого, другие с нами совсем недолго. Все лето мы открывались на предпросмотры, и я знаю, что многие из вас задаются вопросом: когда же мы откроемся для всех?

Одобрительный шепот. Мне-то вполне хватало работы и во время предпросмотров, но остальные очевидно были готовы к выходу на более широкий рынок.

— Грядут перемены, — продолжала рыба. — Это будет такой же великий переворот, как в пятидесятые. Вы уже слышали это от меня. В те годы все гастрономические традиции в Америке были созданы заново. Упаковка, полуфабрикаты, заморозка, дороги между штатами — вы видите сами. Все это изобрели конкретные люди в конкретное время в конкретных местах, — рыба выдержала паузу. — Во времена, подобные нашим. В местах, подобных этому, — снова пауза. — Мы построим новую систему.

Трепет удовольствия пробежал по людям вокруг — такой же явный, как звук начинающегося дождя. Они верили в эту рыбу. Рыба была их пророком.

— Нас подвели по всем фронтам, — продолжала рыба. — Все мы знаем промышленников. Сырный продукт, кукурузный сироп. Их фабрики стоят на реках крови и дерьма, а пылающие фейерверки болезней еле-еле удается потушить одеялами антибиотиков. Это одно из самых отвратительных зрелищ в истории планеты.

Одобрительный шепот.

— А с другой стороны — фермерские рынки, роскошные рестораны… Эти игрушечные системы снабжения. «С фермы на стол», как они говорят. Ну что ж. Придерживаясь этой модели, ты лишаешь работы множество людей, — толпа молчала. — Эти люди для меня еще хуже промышленников, потому что они-то понимают, что делают. Они понимают, что система больше не работает, и что же? Они сажают овощи у себя на заднем дворе.

Эта рыба поладила бы с Андреем.

— Получается, остаемся только мы.

Стоп, а что если эта рыба…

— Двери Мэрроу-Фэйр откроются для всех в следующую среду.

Радостные восклицания.

— Слишком рано! — выкрикнул кто-то.

— А что с парковкой? — спросил кто-то еще. — Нам нужен план парковки.

Но рыба закрыла рот и глаза, картина замерла. Экран снова стал синим, а через минуту возобновился саундтрек Наза.

Вокруг звучали крики и стоны, виднелись улыбки и содрогания, кто-то даже давал пять, задевая ветки лимонных деревьев.

Джайна Митра, сидевшая напротив меня, выглядела убитой.

Она сказала, ни к кому конкретному не обращаясь:

— Я еще не готова.