— Тебе джем больше не нужен? Или будешь есть его прямо из вазочки, дорогая?

Люсинда посмотрела в свою тарелку, где тост плавал в клубничном джеме, и отложила нож.

— Джем чудесный, тетя Виктория.

— Но это не еда, — возразила Виктория, потянувшись к вазочке с джемом.

Люсинда откусила кусочек тоста и принялась жевать. Немного поколебавшись, передала джем тете.

— Дерзкая девчонка, — проворчала Виктория. Взяв нож, она намазала крошечную порцию джема себе на тост.

Люсинда улыбнулась ей в ответ, хотя на душе у нее было очень тяжело. Вчера Уилл отсутствовал на чаепитии у герцогини, и она была ужасно разочарована.

— Ха! — вскрикнула Бесси, хлопнув одной ладонью по столу. В другой руке она держала «Уикли мессенджер». — Похоже, наша Люсинда привлекла внимание светской хроники.

— Ты имеешь в виду колонку сплетен? — спросила Виктория, поморщившись. — Но ведь там одни глупости.

Проигнорировав замечание сестры, Бесси продолжала:

— Твое появление в опере с герцогом вызвало довольно много шума.

Она повернула газету так, чтобы все сидевшие за столом смогли увидеть заметку и иллюстрацию к ней.

Шарлотта опустила вилку с омлетом в свою тарелку и, прищурившись, посмотрела на рисунок.

— Это Люсинда и герцог?..

— Мне он напоминает какую-то обезьяну, — заметила Виктория. — Хотя, возможно, это самая симпатичная обезьяна, какую я только видела.

Люсинда жестом попросила Бесси передать ей газету. Взглянув на рисунок, сказала:

— Тетя Виктория права. Здесь герцог поразительно похож на огромную обезьяну. — Откусывая кусочек тоста, она внимательно разглядывала рисунок. — Но должна заметить, художник сильно польстил мне. Вы согласны со мной?

В дверях появился Стэнфорд, он нес серебряный поднос, на котором высилась стопка писем, пришедших с утренней почтой. Поставив поднос на стол рядом с Шарлоттой, он взял одно из писем и подошел с ним к Люсинде.

— Миледи, какой-то всадник доставил его только что. И попросил немедленно передать его вам лично в руки.

Люсинда отложила газету и взяла письмо.

— Спасибо, Стэнфорд.

Слуга молча поклонился и вышел.

— Извинения от герцога, я полагаю… — пробормотала Люсинда.

Она сломала восковую печать и развернула письмо. Почерк был слишком мелкий и совсем не походил на размашистый почерк герцога.

— Ах нет, не от него… — Смертельно побледнев, Люсинда судорожно сжимала в руках листок.

Тетушки дружно вскочили со своих мест.

— В чем дело?! Что случилось?! — воскликнула Шарлотта, и все трое склонились над племянницей, чтобы прочитать письмо.

— Это от Перкинса. С Уинни случилось что-то ужасное, — ответила Люсинда, едва сдерживая слезы.

Леди Уиннифред, или Уинни, как называли ее все, кто восхищался ею, была, возможно, единственной ценной кобылой в их семейных конюшнях. Ее случили с самым лучшим жеребцом в графстве, и она должна ожеребиться со дня на день.

Сэмюел Перкинс ухаживал за лошадьми в поместье Бэмптон, следя за всем — начиная с корма и заканчивая расписанием выездок. И его диагноз еще нерожденному жеребенку был крайне неблагоприятный — он подозревал осложнения.

Управляющий конюшнями был человеком умным и хладнокровным, и он не стал бы восторгаться или расстраиваться без веской на то причины. То, что он был вынужден сообщить Люсинде о болезни Уинни, уже само по себе говорило о многом. Значит, он был взволнован до глубины души.

— Я должна немедленно отправиться туда! — закричала Люсинда, швыряя письмо на стол и отодвигая стул от стола. — Мне нужно написать герцогу? Сегодня вечером мы собирались посетить… мюзикл Уитни.

Виктория взяла листок со стола и сунула себе в рукав.

— Нет, моя дорогая. Мы сами обо всем позаботимся. А ты поезжай.

— Да, конечно, ты права. Конечно… — со слезами в голосе пробормотала Люсинда.

Тетушки отошли от стола, пропуская племянницу, и та поспешно вышла из комнаты.

— Я поеду с ней, — заявила Шарлотта. — Пожалуйста, поторопите слуг. Мы отправимся, как только соберем вещи.

— Что там? Ради всего святого, что случилось в Бэмптоне?

Человек Уилла, служивший теперь в доме Греев, доложил:

— Там лошадь заболела, сэр.

Уилл вскочил с постели.

— И леди Люсинда — единственный человек во всей Англии, который может вылечить эту лошадь?! — Он грозно надвинулся на визитера.

Агент поспешно отступил назад.

— Сэр, речь идет о кобыле, которая, похоже, очень важна для нее.

— Смизерс! — закричал Уилл. — Быстрее сюда!

— Да, ваша светлость… — произнес запыхавшийся Смизерс, появляясь в дверях. — Вам записка от леди Шарлотты.

Уилл выхватил записку из рук камердинера и быстро пробежал ее содержание. Скомкав бумагу, швырнул ее на пол.

— Леди Люсинда отправляется домой в Оксфордшир, — сообщил он агенту, ожидавшему приказаний. — Возьмите еще двух людей и следуйте за ней.

Агент молча кивнул и удалился.

— Смизерс, мою одежду!

И снова, как вчера вечером, Уилл почувствовал головокружение.

— Ваша светлость, у вас кровь идет! — в испуге закричал Смизерс.

Уилл повернул голову, пытаясь рассмотреть свою спину. Ему удалось увидеть лишь часть спины, обмотанную бинтами, на которых быстро проступало кровавое пятно.

— Я сейчас же позову доктора…

— Нет времени на такие пустяки! — заявил Уилл. — Найди в ванной свежие бинты.

Слуга быстро сбегал за бинтами.

— Вот, милорд…

— Проклятие, Смизерс! — рявкнул Уилл, хватаясь за окровавленные бинты и пытаясь сорвать их. При этом он задел край раны и громко выругался.

— Не беспокойтесь, милорд, — сказал Смизерс, обретая свое обычное хладнокровие. — Пожалуйста, повернитесь ко мне спиной.

Уилл исполнил просьбу слуги.

— Только побыстрее!

В следующее мгновение Смизерс сорвал повязку со спины Уилла. У того от боли перед глазами засверкали искры, и он, опершись рукой о стену, сделал глубокий вздох.

— А теперь дай-ка мне бренди. — Герцог указал на графин, стоящий на столике в дальнем конце комнаты.

Смизерс тотчас же принес ему бренди.

Быстрым движением Уилл открыл хрустальный графин и полил жидкостью спину. От жгучей боли он упал на колени, и из его горла вырвался низкий гортанный звук.

— Ваша светлость… — Смизерс наклонился над Уиллом, чтобы помочь ему. — Милорд, швы разошлись.

— Бинты. Быстрее, — пробормотал герцог сквозь зубы, не обращая внимания на беспокойство своего камердинера.

Смизерс быстро и ловко наложил повязку.

— Я сделал все, что мог, ваша светлость, — сказал он, подавая Уиллу руку. — Но думаю, что доктор…

Уилл с трудом встал.

— К черту доктора! Мы и так уже потеряли много времени. Принеси мою одежду.

Следовало отдать ему должное, Смизерс не стал пререкаться. Он молча принялся выбирать рубашку, бриджи, сапоги и шейный платок для своего господина.

Уилл постарался одеться побыстрее, пытаясь не обращать внимания на боль.

— Извинись за меня перед матерью и братом, — приказал он камердинеру и направился к двери.

— Ваша светлость, я не упаковал ваши вещи. Вы же не можете ехать без…

Не слушая его, Уилл подошел к двери и рывком распахнул ее, так что она с грохотом ударилась о стену.

— Отправь вещи вслед за мной! — рявкнул он. — Впрочем, можешь и не отправлять. Мне наплевать на вещи.

Антуан Гаренн обладал многими достоинствами. Но терпение не входило в их число. Француз сделал глоток, однако красное вино оказалось таким отвратительным, что он поморщился. Ох, нужно ему поскорее заканчивать дела в этой Богом забытой стране и возвращаться во Францию — хотя бы ради того, чтобы взять в руки бутылку приличного вина.

Он прикончил тех дураков, которые не смогли справиться с Клермоном, — акт милосердия, так сказать, если учесть, как отделал их этот великан.

Гаренн выглянул в крохотное оконце комнаты, которую снимал. На узкой улице, стоя на тротуаре, три проститутки приставали к проходящим мимо мужчинам — их весьма откровенные предложения разносились по всему кварталу.

Боль, которая стальной лентой охватывала его голову, немного отпустила во время жестокого, похожего на схватку, совокупления, но теперь она снова вернулась, сжимая голову все сильнее.

Гаренн крепко сжал в руке бокал, внутри у него все кипело от злости. Что ж, он использует те дни, которые леди Люсинда будет вдали от Лондона, чтобы отработать детали двух планов похищения. И если в ходе выполнения одного из них герцог Клермон погибнет, то тем лучше.

Допив вино, француз выругался сквозь зубы.

— Милый!.. — послышался женский голос.

Гаренн оттолкнулся от исцарапанного стола и подошел к помятой постели, на которой лежала голая проститутка.

— Без тебя мне холодновато, — кокетливо сказала она.

Ее ярко размалеванное лицо сейчас вызывало у Гаренна только отвращение.

— Не хочу, чтобы ты замерзла, — ответил он и, опираясь одним коленом о кровать, потянулся за подушкой.

Пышная шлюха немного облегчила его страдания, но не более того. Он хотел от нее большего.

Женщина улыбалась ему, когда он поднес к ней подушку ближе. Когда же он опустил подушку ей на лицо, она противилась — за последний час ей уже пришлось выполнить столько странных требований, что и теперь она не ждала ничего страшного.

Но когда он не стал убирать подушку, девица начала сопротивляться, тщетно пытаясь освободиться. Ее ноги то и дело судорожно дергались, и такая реакция понравилась Гаренну — ведь без борьбы не может быть никакого восторга, никакого удовлетворения, никакого удовольствия…

Сначала перестали дергаться ноги, потом успокоились и руки — значит, наступила смерть. Гаренн подождал немного, потом снял с лица женщины подушку и швырнул ее в дальний угол комнаты. Он полюбовался выражением ужаса, застывшим на лице девицы, и улыбнулся — раздражение, вызванное его последней неудачей, стало проходить.

Француз снова подошел к окну. Сквозь грязь и сажу он смотрел на женщин, стоящих на противоположной стороне улицы. В свете только что загоревшегося фонаря стояли три шлюхи — пышногрудая рыжая, высокая блондинка и маленькая черноволосая. И все они были покладисты и опытны, судя по всему.

— Я зароюсь в черноволосую, пробормотал француз. — А может, сегодня ночью пусть будет блондинка? — Улыбка медленно тронула толстые губы Гаренна. — Нет, пусть будут все три.

— Опять проклятый дождь… — пробормотал Уилл, надвигая на лоб шляпу.

Сол запрядал ушами и заржал, — дескать, он согласен со своим хозяином.

— И винить мне за это некого, кроме леди Люсинды, — продолжал Уилл. — Впрочем, нет. Виновата не только Люсинда, но и кобыла по кличке Уинни.

Герцог скакал на бешеной скорости, хотя голова у него кружилась так, что он мог в любой момент выпасть из седла. Но он не останавливался, пока не добрался до постоялого двора «Роузмонт инн». Уилл ужасно устал, рана болела нестерпимо, а долгие часы скачки никак не способствовали улучшению его самочувствия.

Дождь усилился, подул холодный северный ветер, и Уилл поднял воротник своего плаща. Наконец он увидел свет в окнах гостиницы и, заехав во двор, спешился. При этом он едва не упал в грязную лужу.

Тут из ближайшей двери вышел молодой человек, и Уилл передал ему поводья. Затем полез в карман плаща и достал несколько монет.

— Леди Люсинда остановилась тут на ночь? — спросил он, бросая полкроны в протянутую ладонь.

Молодой человек уставился на монеты в руке Уилла и задумчиво почесал в затылке.

— Только одна приличная дама сняла тут на ночь комнату. Блондинка, глаза голубые, путешествует с компаньонкой — пожилой женщиной.

Уилл бросил оставшиеся монеты в руку парня.

— Спасибо. Позаботься о моем коне — и получишь еще несколько монет.

— Да, сэр.

Уилл похлопал Сола по шее и направился в гостиницу. Какие странные свечи… Чем ближе к ним, тем хуже светят… Герцог прищурился, глядя на огни по обеим сторонам от входной двери. Затем поморгал, но огни были все такие же тусклые.

Не успел Уилл понять, что происходит, как его окутало ночное небо, и он начал падать. Черт побери, он ничего не мог с этим поделать.

* * *

То и дело вздыхая, Люсинда смотрела на темный потолок в своем номере. Она ужасно устала, но заснуть никак не удавалось.

Поездки в поместье Бэмптон всегда казались ей бесконечно долгими, и это путешествие не стало исключением. Люсинде хотелось ехать без остановок, задерживаясь лишь для того, чтобы сменить лошадей. Но Шарлотта возразила:

— Дорогая, от тебя не будет никакой пользы для Уинни, если ты явишься усталая и не выспавшаяся.

Люсинда согласилась с тетей, и вот теперь они обе никак не могли уснуть.

— Разве постояльцам не пора уже спать? — спросила Шарлотта, подавив зевок.

Люсинда повернулась на бок и посмотрела на тетю. В очередной раз вздохнув, ответила:

— Сомневаюсь, что кто-то здесь думает о сне.

Таверна в Роузмонте была чрезвычайно популярна в округе, хотя это не имело никакого отношения к качеству обслуживания в этом заведении. Во время одной из своих поездок в Оксфордшир Люсинда обнаружила, что таверна была единственным «водопоем» на двадцать миль окрест.

Кутеж начался, как и всегда, довольно невинно, лишь время от времени снизу доносились взрывы смеха. Но за последний час шум усилился.

— Ты права, дорогая, — ответила Шарлотта. — Совершенно права…

Кровать слегка скрипнула, когда Шарлотта перевернулась со спины на бок.

— Но думаю, что даже полная тишина не помогла бы тебе уснуть — у тебя ведь столько всего в голове.

— Ты имеешь в виду Уинни? — насторожилась Люсинда.

— Да, дорогая. Кого же еще?

Люсинда опять вздохнула.

— Да, конечно.

— Хотя есть еще и герцог, — добавила Шарлотта.

Люсинда замерла. Слава Богу, в комнате было темно, так что тетя не видела выражения ее лица.

— Ухаживание идет по плану, — солгала она, крепко зажмурившись. — К лету Сол будет принадлежать нам.

— Ты, должно быть, меня не расслышала, дорогая. Я говорила о герцоге, а не о лошади.

Люсинда уткнулась лицом в подушку, боясь разрыдаться.

— Герцог? Ну, он… — Она постаралась проглотить комок в горле. — Можно сказать…

— Миледи! — послышался голос их кучера. Следом — три удара в дверь.

— Роджерс?! — в один голос воскликнули Люсинда и Шарлотта.

Кровать чуть не развалилась на две части, так дружно они соскочили с нее — каждая со своей стороны. В темноте они принялись искать свои халаты. Люсинде удалось первой найти халат, и она устремилась к двери.

Распахнув ее, она спросила:

— Роджерс, в чем дело?

— Мне жаль, что я вас разбудил, миледи, но вас зовет хозяин постоялого двора, — ответил кучер, отводя глаза. — Похоже, какой-то джентльмен потерял сознание, а они даже не знают, кто он такой.

Шарлотта туго затянула поясок своего халата и подошла к Люсинде.

— Роджерс, я могу показаться глупой, но чем мы, ради всего святого, можем помочь? Там, внизу, множество разных людей. Почему бы не обратиться к ним?

— Извините, миледи, но этот джентльмен не выпивал с ними перед сном. Он ранен. И прежде чем рухнуть во дворе гостиницы, он спрашивал про леди Люсинду.

Обе женщины в испуге ахнули.

Потом Шарлотта пролепетала:

— Кто же это?..

Стараясь успокоить тетю, Люсинда похлопала ее по руке.

— Конечно, я ничего не знаю, но уверена, что этому есть какое-то разумное объяснение…

Роджерс вопросительно взглянул на них.

— Так как, вы пойдете?

— Да, конечно, — ответила Шарлотта, взяв из руки Роджерса свечу. — Мы сейчас.

Шарлотта решительно закрыла дверь и вернулась в комнату к своим вещам.

— Ну что ты об этом думаешь?

— Ничего. — Люсинда поспешно стаскивала с себя ночную рубашку.

— Давай я тебе помогу, — предложила Шарлотта, подходя к племяннице.

Когда обе оделись, Люсинда подбежала к двери и открыла ее.

— Дорогая, минутку! — крикнула Шарлотта.

— В чем дело? — Люсинда обернулась.

— Дорогая, я знаю, для тебя это было тяжелое время. Уинни и прочее… — Тетя взяла Люсинду за руки. — Видишь ли, я беспокоюсь, как бы вид тяжелораненого мужчины не оказался для тебя той пресловутой соломинкой, которая сломала хребет верблюду.

Люсинда попыталась улыбнуться.

— Так ты хочешь сказать, что я — верблюд?

— Люсинда! — воскликнула Шарлотта. И тоже улыбнулась. — Я пытаюсь сказать вот что: всему есть предел. Столько неприятностей ты можешь просто не вынести.

Люсинда решительно покачала головой:

— Нет-нет, тетя Шарлотта. Я выдержу. Потому что иногда в жизни бывает и так, что у человека просто нет выбора. Ты согласна со мной?

— Да, полностью, — кивнула Шарлотта. Ласково погладив племянницу по щеке, спросила: — И когда же ты стала такой мудрой, дорогая?

— Ровно пятнадцать секунд назад, — ответила Люсинда, лукаво улыбаясь. — Идем?

— Идем.

Женщины вышли в коридор и осмотрелись. Роджерс стоял неподалеку, дожидаясь их.

— Идите за мной, леди.

Они последовали за кучером по слабо освещенному коридору. Шум, доносившийся снизу, уже немного утих.

— Вот мы и пришли, — сказал Роджерс, указывая на последнюю дверь справа. Он открыл ее и отступил в сторону, пропуская Люсинду и Шарлотту. — Я побуду в коридоре — на случай если понадоблюсь вам.

Женщины кивнули и переступили порог. Какой-то мужчина в темном дорожном платье стоял спиной к двери, глядя на постель у стены.

На шум он оглянулся.

— Великолепно. Одна из вас — леди Люсинда Грей?

— Это я, — нерешительно ответила Люсинда.

— Тогда подойдите сюда, — сказал мужчина. Люсинда медлила, и он проворчал: — Леди, я человек науки, и потому светские любезности не мой конек. Извините меня, пожалуйста, — добавил он, кланяясь. — Доктор Элайджа Форрестер, к вашим услугам.

Люсинда и Шарлотта также хотели представиться.

— Видите ли, мы…

— Хорошо-хорошо. Кто этот человек? — перебил доктор Форрестер. — У меня пациент в Дансфорде, и мне нужно спешить к нему.

Люсинда прошла мимо доктора и посмотрела на человека, лежавшего на постели. В мерцающем свете свечей его было плохо видно, но ужасные ссадины и синяки на его лице были отчетливо видны даже при слабом свете.

Люсинда вдруг всхлипнула, зажала рот ладонью.

— Уилл…

Шарлотта тоже поспешила к постели.

— Боже милостивый! — в ужасе воскликнула она.

Доктор откашлялся и спросил:

— Так вы знаете этого человека?

— Это… герцог Клермон, — запинаясь, ответила Люсинда.

Доктор уставился на нее в изумлении.

— Кто?!

Люсинда заморгала, надеясь, что раны на лице Уилла всего лишь обман зрения.

— Кто сделал с ним это? — прошептала она. — Доктор повернулся к своему саквояжу, стоявшему на соседнем столике, и начал рыться в нем. — Этого мы, возможно, никогда не узнаем.

— Но вы же не хотите сказать, что он… — Люсинда едва не всхлипнула. — Он что, не очнется?

— В такой ситуации ни в чем нельзя быть уверенным, — ответил доктор. — Время покажет.

Люсинда погладила руку Уилла.

— И мы ничего не сможем для него сделать? — прошептала она.

Доктор Форрестер достал из саквояжа маленький кожаный мешочек, затем кивнул на герцога.

— Вообще-то сможете.

Он вручил Люсинде мешочек, потом взял Уилла за плечи и усадил его.

— Теперь, если вы крепко подержите его, я зашью его рану.

Шарлотта схватила племянницу за руку.

— Дорогая, но герцог не одет…

Люсинда взглянула на тетушку с упреком.

— Тетя Шарлотта, доктору нужна моя помощь.

Шарлотта задумалась, потом кивнула:

— Ладно, хорошо.

Женщины склонились над герцогом, разглядывая рану. Увидев запекшуюся кровь, окружавшую глубокую рану, обе тяжело вздохнули.

— Почему вы не осмотрели его сразу? — спросила Шарлотта, энергично обмахиваясь носовым платком.

Доктор жестом пригласил Люсинду помочь ему.

— Никто не смог опознать этого человека. Откуда я мог знать, что он сможет оплатить мои услуги?

Поменявшись местами с доктором, Люсинда снова наклонилась. А леди Шарлотта проворчала:

— Но ведь это — герцог Клермон, он мог бы умереть, и вас сочли бы…

— Тетя, не надо! — закричала Люсинда. — Ведь сейчас это не имеет никакого значения. — Она посмотрела на доктора и проглотила комок в горле. — Делайте то, что требуется.

Когда доктор подготовил иглу и принялся за дело, в комнате воцарилась тишина.

Люсинда очень осторожно придерживала Уилла, и ощущение его обнаженного тела странным образом действовало на нее успокаивающе.

Опустив подбородок на его плечо, она вдыхала знакомый запах и пыталась заставить его очнуться. Она наблюдала, как доктор продевал иглу с ниткой сквозь края раны, и сердце ее с каждым стежком колотилось все быстрее.

«Ты не можешь умереть, — вертелось у нее в голове. — Пожалуйста, держись. Мне так много нужно тебе сказать».

— Все, достаточно, — сказал доктор, бросая свой инструмент на соседний столик. Он взял длинную полоску льняной ткани, перевязал рану и отодвинул Уилла от Люсинды, оставив у нее щемящее чувство утраты.

Шарлотта коснулась ее плеча и тихо спросила:

— За какими признаками нам нужно следить, доктор?

— Ну, если герцог не придет в себя, тогда у нас появятся настоящие проблемы, — ответил он, обматывая иглу обрывком ткани и укладывая ее в свой саквояж.

— Он очнется, — прошептала Люсинда. — Должен…

Доктор положил ладонь на лоб Уилла.

— Надеюсь, вы правы, — сказал он.

Но говоря это, доктор с сомнением покачал головой.

Чье-то прикосновение к его лбу заставило Уилла очнуться, и он тут же почувствовал боль.

— Господи!.. — выдохнул герцог и попытался сесть. Но он тут же об этом пожалел — боль от раны в спине усилилась многократно.

Уилл открыл глаза и обнаружил три смутные фигуры, склонившиеся над ним. Он прищурился, стараясь, чтобы они попали в фокус… Один — незнакомец, а также Шарлотта и… Люсинда.

И тут он обрел голос.

— Что здесь происходит?

— Я доктор Элайджа Форрестер, ваша светлость, — представился мужчина и надавил на челюсть Уилла. — Вас нашли во дворе. К счастью, леди Люсинда смогла вас опознать.

— Люсинда, я навеки в долгу перед вами, — проговорил Уилл сквозь сжатые зубы — пальцы доктора, ощупывавшие его челюсть, мешали ему.

— Я считаю, что ушибы и царапины на вашем лице, как и рана на спине, не являются результатом вашего падения с лошади во дворе.

Уилл провел руками по волосам. Как же все объяснить, если не падением?

— Банда грабителей с большой дороги, доктор. Мили за две отсюда. Думаю, вы сможете обнаружить нескольких, валяющихся в кустах.

Женщины ахнули. Люсинда схватилась рукой за сердце.

— Ваша светлость, как вы можете быть таким… — Она замолчала, собираясь с силами. — Вас ведь могли убить.

Уиллу очень понравилось, что она так волнуется за него.

— Но я ведь ранен не смертельно, правильно? — спросил он, взглянув на доктора.

— Нет, не смертельно, — ответил Форрестер, поворачиваясь к своему саквояжу и вытаскивая из него две бутылки. — Потеря крови страны на спине привела к обмороку. Но странная у вас рана… — Он вопросительно посмотрел на Уилла, затем поставил бутылки на стоящий рядом столик.

Герцог с чувством превосходства взглянул на медика.

— Я получил множество ран на боксерском ринге и вне его. И новые царапины не так уж важны, уверяю вас.

— Очень хорошо, — кивнул доктор, и все вопросы, которые он намеревался задать относительно раны на спине, отпали сами собой. — Леди, если вы соизволите проследовать за мной, я дам вам инструкции по уходу за герцогом.

Люсинда что-то шепнула Шарлотте на ухо, но тетя тут же ответила:

— Нет.

Снова шепот. Наконец был получен нужный ответ, хотя и с условием.

— Имей в виду, Роджерс за дверью. И дверь может открыться в любую минуту. Я ясно выразилась, дорогая?

— Да, — кивнула Люсинда. — Конечно. Даю слово.

Было похоже, что Шарлотте хотелось изменить свое решение, но настойчивый жест доктора заставил тетушку выйти из комнаты, а ее племянница осталась.

— Люсинда, было бы мало сказать, что я поражен, — пробормотал Уилл, морщась от боли при попытке сесть в постели.

Она нагнулась, поправляя ему подушки. И герцог почувствовал ее запах.

— Уилл, как вы оказались здесь?

— На этой кровати?..

— Вы знаете, о чем я спрашиваю. — Люсинда отбросила с лица длинные золотистые волосы.

Уилл устроился на взбитых подушках.

— Я не был бы настоящим женихом, если бы позволил вам путешествовать одной.

— Вы же знали, что тетя Шарлотта сопровождает меня…

— А как бы она стреляла в грабителей? — проворчал герцог.

Люсинда помассировала виски. По ее лицу видно было, что она очень устала.

— Уилл…

— Да, слушаю.

Устроившись на краю кровати, она со вздохом сказала:

— Уилл, я не могу на это решиться.

Он взглянула на нее со страхом.

— Но, Люсинда…

— Как-то вы сказали, что восхищаетесь моей честностью.

Уилл вспомнил их первую прогулку в парке. Тогда он и сделал ей этот комплимент.

— Да, я так говорил.

Она сложила руки на коленях и глубоко вздохнула. Потом посмотрела ему прямо в глаза.

— В последнее время я не была честна с вами. Я пыталась быть… другой, не самой собой. Играла в игры, о которых понятия не имею. И все обернулось не так, как я планировала.

Герцог прикоснулся к ее руке.

— Мне очень жаль, Люсинда.

— Вам не за что извиняться. Терпеть мои капризы, должно быть, очень утомительно. — Ее глаза наполнились слезами. — Это я должна перед вами извиняться.

Он сделал бы все, чтобы ей не было больно. «Да, все, только правду ты ей не скажешь, мерзкий тип». Господи, какая же пытка… Знать, что он с самого начала обманывал ее, — это нестерпимая пытка!

— Люсинда, пожалуйста, не стоит извиняться. Вы устали и перенервничали из-за лошади…

— Уилл, дайте мне закончить, пока я не лишилась храбрости, — перебила она.

Он очень боялся, что сейчас услышит те слова, которые надеялся никогда не услышать.

Люсинда провела ладонь по его щеке, и в ее глазах было столько нежности, что Уилл чуть не заплакал.

— Я ничего от вас не прошу, только знайте: я испытываю к вам самые глубокие чувства, и так будет всегда.

У Уилла перехватило дыхание. От этого ее признания он едва снова не потерял сознание.

— Люсинда, я… — Он в растерянности умолк.

— Люсинда, дорогая! — послышался из коридора голос Шарлотты. — Герцогу нужно отдохнуть! Иди в постель!

Она встала. Уилл попытался ухватить ее за полу халата, но промахнулся.

— Люсинда, пожалуйста, не…

— Мне что, самой тебя отвести? — сказала Шарлотта, просовывая голову в дверь.

— Отдыхайте, ваша светлость, — сказала Люсинда, грустно улыбаясь ему. Потом отвернулась и ушла, тихо закрыв за собой дверь.

Уилл зарычал от чувства безысходности.

— Да уж, отдохнешь тут…

Утро наступило для Люсинды слишком быстро, ей очень не хотелось расставаться со сном, в который она погрузилась после разговора с Уиллом.

Но Шарлотта растолкала ее, и они приготовились к грядущему дню. Позавтракав в своей комнате, обе вышли во двор, где встретились с герцогом.

Уилл использовал все аргументы, чтобы не ехать в поместье Бэмптон в одной карете с Люсиндой и ее тетей. Но Шарлотта настояла на своем. А когда настаивает фурия… ну, тогда даже герцог Клермон не может сказать «нет».

Сола привязали к задку кареты, и все трое отправились в путь. Люсинда сидела на сиденье одна, а Уилл и Шарлотта — напротив нее, на другом сиденье.

Люсинда изо всех сил пыталась поддержать разговор, но ей это не удалось. В конце концов, она уснула, а проснулась только тогда, когда они уже свернули на подъездную аллею в поместье Бэмптон. И Люсинда тотчас же позаботилась о госте, велев слугам проводить Уилла в подходящую комнату. Потом настояла на том, чтобы тетя отправилась отдыхать, а сама побежала в конюшню.

Раньше запах сена и лошадей всегда успокаивал Люсинду, но только не сегодня.

Снаружи лил дождь, барабанивший по крыше, а Люсинда, стоявшая в стойле Уинни, наблюдала за кобылой, пытавшейся приблизиться к хозяйке.

При появлении Люсинды Паркинс внимательно осматривал кобылу. Хотя Уинни уже пришло время жеребиться, она вела себя совсем не так, чтобы можно было надеяться на роды без происшествий.

Наконец кобыле все же удалось подойти к Люсинде, и та погладила ее шелковистую каштановую гриву, затем поцеловала в бархатистый нос.

— В чем дело, Уинни?

Кобыла уткнулась носом в щеку Люсинды и тихо фыркнула. Потом покачнулась и, опустив морду, прикрыла правый глаз.

Внезапно у стойла появился Уилл. Поцокав языком, он спросил:

— Как она?

Люсинда неодобрительно посмотрела на него.

— Я ведь приказала слугам запереть вас в вашей комнате.

— А я сбежал.

— Меня это не удивляет. — Она поморщилась.

— Не удивляет, потому что вы слишком хорошо меня знаете. Ну, так как дела у Леди Уиннифред?

Люсинда с беспокойством посмотрела на кобылу, потом ответила:

— Мы не можем быть уверены, но полагаем, что она ожеребится. У нее что-то… с правой стороной. И она не может двигаться, как положено.

Уилл протянул руку к Уинни, и та позволила ему погладить ее челку.

— А вы? С вами все в порядке?

«Сейчас — да, — подумала Люсинда. — Насколько возможно».

Она вдруг зевнула, прикрыв рот ладонью. И тут же пробормотала:

— Ох, простите…

Уилл подошел к ней поближе.

— Вам нужно отдохнуть, Люсинда. А я останусь с кобылой.

— На меня не нападали разбойники всего несколько часов назад. И я не могу похвастаться синяками и ужасной раной на…

Уилл прижал палец к ее губам.

— Вы уже ужинали, Люсинда?

Она покачала головой:

— Нет еще.

— А спали в удобной кровати, после того как покинули Лондон?

Она только фыркнула в ответ.

Уилл убрал палец и нежно поцеловал ее в губы.

— Четыре часа сна. Это все, о чем я вас прошу.

— Но если ей станет хуже…

Герцог распахнул калитку.

— Выходите. Я сразу пошлю за вами, если с ней что-нибудь случится.

Люсинда хотела возразить, но Уилл взял ее за плечи и подтолкнул к выходу.

— Идите же.

— Даете слово? — спросила Люсинда.

Уилл тут же кивнул:

— Да, конечно. Если кобыле станет хуже и нужно будет что-нибудь решать, я немедленно пошлю за вами.

Он снова подтолкнул ее к выходу. Потом закрыл за ней калитку.

Она взглянула на кобылу.

— Что вы имели в виду, когда сказали… «что-нибудь решать»?

— Если состояние Уинни ухудшится и ничего нельзя будет сделать для нее, — ответил Уилл.

Люсинда со вздохом кивнула:

— Да, понимаю…

— Значит, договорились. А теперь идите. Уинни от вас не будет толку, пока вы не позаботитесь о себе самой.

Люсинда не могла ничего возразить против его логики. И не могла ничего поделать с усталостью, овладевшей ею.

Она еще раз ласково похлопала Уинни по шее и ушла.

* * *

Уилл захлопнул за собой дверь своей комнаты и сбросил сюртук, под которым была белая рубашка, вся пропитанная кровью.

После ухода Люсинды Уинни некоторое время оставалась спокойной, и это давало надежду на то, что она поправится. А потом она, пошатываясь, подошла к перегородке своего стойла и рухнула на нее без сил.

Уилл позвал Перкинса, но за те немногие минуты, которые потребовались ему, чтобы пробежать по проходу конюшни к стойлу Уинни, кобыла издохла.

Теперь оставалось только спасать жеребенка.

Перкинс исчез в кладовой и вернулся с необходимыми инструментами. Через некоторое время Уиллу удалось вытащить маленького гнедого жеребенка живым и невредимым. Перкинс оставил на короткое время Уилла с жеребенком, потом вернулся с кобылой, от которой недавно отлучили ее малыша. Новорожденный с любопытством обнюхал кобылу, а она — его. И оба они затихли. А потом жеребенок нашел сосок и принялся сосать.

Все бы хорошо, но Люсинда будет страдать, узнав, какой ценой этот жеребенок появился на свет, — об этом Уилл не мог не думать.

Осторожный стук в дверь прервал его мысли. Он подошел к двери и приоткрыл ее.

— Она в библиотеке, ваша светлость. — Один из его агентов стоял у двери, свет свечи, которую он держал в руке, освещал его лицо.

Уилл молча кивнул и вернулся в комнату. Затем быстро надел рубашку, в которой был накануне, и вышел из спальни.

Агент, ждавший в коридоре, протянул ему свечу, и они молча спустились в холл.

По пути в библиотеку они никого не встретили, в этот поздний час все слуги уже спали.

«Но Люсинда не спит», — с ужасом думал Уилл, шагая по длинной галерее, где со стен, из позолоченных рам, на него смотрели лица давно почивших предков Люсинды.

Пройдя мимо массивной каменной скульптуры коня, они остановились перед закрытой дверью. Уилл передал свечу агенту и, открыв дверь, вошел в библиотеку. В огромной комнате было совсем темно, а между высокими книжными шкафами виднелись узкие покрытые коврами проходы, ведущие к группе кресел, расположенных перед камином в дальнем конце библиотеки.

Внезапно его внимание привлек какой-то звук. Тихий шум послышался снова, и Уилл пошел на него, направляясь к противоположному углу. Он миновал последний книжный шкаф и увидел слабый свет, поблескивающий на кожаных переплетах. Приблизившись, Уилл посмотрел направо, и ему сразу стало ясно, где находился источник шума. Тут снова послышался шорох — Люсинда перевернула страницу огромной книги, лежащей у нее на коленях.

Герцог вышел на свет и откашлялся.

Люсинда посмотрела на него с удивлением.

— Уилл?..

— Извините, что помешал. — На сердце у него было очень тяжело, ведь ему предстояло сообщить ей ужасные новости.

— Что-то с Уинни? — с волнением спросила Люсинда, сдвигаясь на самый край кожаного кресла. — Уверена, вы разочарованы тем, что я уже проснулась. Но зато, как мне кажется, я нашла, в чем причина недомогания Уинни. — Она кивнула на большую книгу в кожаном переплете. — Это имеет отношение к положению плода в ее животе и…

— Люсинда… — перебил Уилл, подходя к ней и опускаясь на колени. Он взял ее за руки. — Люсинда… — У него перехватило горло. — Она умерла мгновенно. Мне хотелось, чтобы вы были рядом, но я не смог бросить ее одну.

Глаза девушки наполнились слезами, и она крикнула:

— Нет, пожалуйста, скажите, что это неправда! Только не Уинни! — Она встала с кресла, ее пеньюар распахнулся, и стала видна почти прозрачная белая ночная рубашка.

Он не мог видеть ее в таком состоянии, терзаемую болью.

— Боже мой, Люсинда, вы представить себе не можете… Поверьте, я бы все отдал за то, чтобы это было ложью. Но, увы, это правда.

— Нет, только не Уинни, — прошептала Люсинда. Подавленная горем, она закрыла глаза и тяжело вздохнула.

— Люсинда, я…

Она тихо всхлипнула.

— Не надо, Люсинда.

— Назови меня снова по имени, — попросила она, открывая глаза.

— Люсинда. — Уилл обнял ее, согревая теплом своего тела. Наклонившись, он поцеловал в макушку. Ее шелковистые волосы пахли весной.

Когда же он прошептал в ухо ласковые слова, пытаясь ее успокоить, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. В ее же глазах были боль, скорбь… и что-то еще, чему Уилл не мог найти объяснения.

И тут она вдруг приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы.

Немного помедлив, Уилл прервал поцелуй и посмотрел ей в глаза.

— Ты не хочешь этого, — сказал он, тяжело дыша.

— Ошибаешься. — Она прижалась щекой к его щеке. — Я хочу этого. Но, что еще важнее, мне нужен ты.

Она обхватила его руками и крепко прижалась к нему всем телом. Тут Уилл, не удержавшись, поцеловал ее, и она ответила на его поцелуй со всей страстью — ответила с таким жаром, что Уилл окончательно потерял голову.

Прервав поцелуй, он стащил с себя рубаху и отшвырнул ее за спину, на пол. Причем сейчас он уже почти не чувствовал боли от раны.

Люсинда взяла его руку и поднесла ее к банту на своей шее. Уилл потянул за ленту, та развязалась, и пеньюар распахнулся, обнажив нежную кожу. Он обеими руками схватил подол ее пеньюара и ночной сорочки. Глядя ему прямо в глаза, Люсинда подняла руки, и он стащил с нее и пеньюар и рубашку. Потом окинул взглядом стоявшую перед ним обнаженную девушку — ее бедра и плоский живот, на котором виднелся крохотный пупок, вызывающе женственный. А ее груди… Высокие, с темно-розовыми сосками, они словно молили о том, чтобы их ласкали.

Тут Люсинда коснулась пальцами его широкой груди, затем пониже и потянула за пуговицу на его бриджах. Потом стала расстегивать их одну за другой.

Уилл прислонил Люсинду спиной к книжному шкафу, и все его мышцы напряглись, он все еще колебался, хотя терпение его было на исходе.

— Назад пути не будет, — сказал он тихо — Как только это случится, для каждого из нас все будет не так, как прежде.

Люсинда посмотрела на него с мольбой.

— У меня нет никакого желания вернуться к прежнему, Уилл. Иди ко мне.

Больше не было причин избегать близости с Люсиндой — разумную логику победило чувство, которое все-таки жило в его душе. Он желал ее так, как не желал ни одну другую женщину. Не просто желал — он любил ее. И он никогда не будет бросаться словами, он докажет ей это своим телом и чувством — докажет прямо сейчас.

Уилл чуть приподнял ее и тут же вошел в нее. Люсинда вскрикнула, но через несколько секунд тихонько вдохнула. А потом он услышал ее голос.

— Да, да, да… — стонала она, вцепившись в плечи Уилла. Ее ногти впились ему в кожу, и эта боль лишь увеличивала наслаждение.

Уилл накрыл ее грудь правой ладонью, потом чуть помассировал сосок, легонько потянул и наконец зажал между большим и указательным пальцами. Затем перешел к другой груди. Он ласкал ее до тех пор, пока Люсинда не выдохнула:

— О, Уилл!..

Она стонала все громче, инстинктивно раздвигая ноги пошире. Потом ее тело напряглось, и раздался крик, говоривший о том, что она достигла высот блаженства.

Уилл тотчас замедлил движения. А Люсинда вдруг посмотрела ему в глаза и прошептала:

— Я тебя люблю.

Возможно, она не знала, что эти слова значили для него — ведь всего неделю назад сама мысль о том, что один человек может полностью отдаться другому, была для Уилла просто невозможна.

Теперь он снова ускорил движения, все глубже проникая в нее. И через некоторое время Люсинда стала двигаться с ним в одном ритме — как будто они уже не раз вместе исполняли этот любовный танец.

Прошла еще минута-другая, и Уилл, не в силах более сдерживаться, содрогнулся всем телом и затих, уткнувшись лицом в ее шелковистые волосы.

— Люсинда, Люсинда, Люсинда… — прошептал он.

Она ничего ему не ответила и еще крепче его обняла.