— Вы позволите пригласить вас на этот танец? — спросил Уилл, склоняясь перед леди Люсиндой настолько изящно, насколько мог.

Она медленно протянула ему свою руку в перчатке, не отрывая взгляда от его глаз.

— Люсинда, дорогая, полагаю, твоя бальная карточка уже вся полна, — заявила леди Нортроп так громко, что на нее взглянули окружающие.

— Ах, Амелия… — Нортроп обнял жену за талию и привлек к себе. — Оставь Люсинду. Один танец, конечно, ничего не изменит.

— Конечно, нет, — поспешила ответить леди Нортроп. — Один танец, возможно, ничего не изменит. И я постараюсь сдержать толпу твоих поклонников, — сказала она, глядя прямо в глаза подруги. — Но не задерживайся. Возвращайся поскорее.

Люсинда отпустила руку Уилла и похлопала подругу по локтю.

— Не беспокойся. Всего один танец. Я уверена, что очередь за мной не выстроится. Ну а если появится такая необходимость, то ты попросишь леди Мэнсфилд предоставить моим поклонникам место, где они смогут дожидаться своей очереди, не так ли?

Леди Нортроп с улыбкой кивнула:

— Да, конечно.

Уилл поспешно повел Люсинду к танцевальной площадке. Странно, но ему не терпелось обнять ее и не отпускать от себя.

— Неужели нам нужно так торопиться, ваша светлость? — спросила Люсинда.

Герцог шагнул на мраморный пол танцевальной площадки, увлекая ее за собой.

— Я не хочу пропустить этот вальс, — сказал он, глядя на музыкантов, уже готовившихся играть.

Люсинда проследила за его взглядом и тоже заметила приготовления музыкантов.

— Да, вы правы, — ответила она.

Прижав ладонь к ее спине, Уилл живо ощутил под тонким шелком платья податливую теплоту гибкого женского тела.

Люсинда вздрогнула в его объятии и чуть отстранилась. Тут взгляды их встретились, и она опустила ресницы, скрывая выражение своих глаз. Но Уиллу показалось, что он успел заметить в них такое же удивление, какое испытывал сам.

Значит, она тоже почувствовала влечение, которое возникло между ними? Но хочется ли ей испытать это неизведанное чувство так же, как ему?

Если бы она подняла ресницы, он смог бы прочитать ответ в ее глазах.

— А вы, леди Люсинда… Вы любите вальсировать? — спросил он, не выдержав молчания.

Казалось, что она с увлечением разглядывала его шейный платок. Однако же его уловка сработала. Густые ресницы Люсинды поднялись, и взгляды их снова встретились.

— Полагаю, милорд, это зависит от моего партнера.

Казалось, что она уже успокоилась. И он так и не смог разгадать, что же светилось в ее глазах.

Тут заиграла музыка, и Люсинда грациозно последовала за ним, когда он повел ее в танце.

— Да, действительно, партнер нужен искусный, — пробормотал Уилл и был вознагражден едва заметным пожатием ее тонких пальцев, когда слегка привлек ее к себе.

Довольный тем, что она, как и он, чувствовала странные чары, которые связывали их, Уилл легко кружил леди Люсинду в танце.

Он знал, что некоторые высокомерные светские дамы называли вальс «запретным танцем» из-за близости партнеров, которой требовал этот танец. И герцог очень удивлялся наивности тех, кто считал «запретным» такое невинное поведение.

Хотя следовало признать, что ему трудно было сосредоточиться на своих обязанностях, когда в его объятиях находилась именно эта женщина.

Леди Люсинда оказалась отличной партнершей — она была сама легкость и грация, когда они кружились в вальсе. Изысканный аромат ее духов щекотал его ноздри при каждом движении. Они едва касались друг друга — ее рука бежала на его руке, а другая его рука у нее на талии, — но это было настоящее искушение. Он ловко кружил ее по залу, и при каждом повороте бриллианты в ее ушах сверкали в свете канделябров.

Он мог бы не сводить с нее глаз всю ночь. Люсинда же от быстрого вращения и просто от наслаждения танцем очаровательно раскраснелась. «А в моей постели она так же порозовела бы?» — подумал вдруг Уилл. Он тут же представил леди Люсинду обнаженной, лежащей в его постели, и в паху у него тотчас появилась тяжесть.

— Ваша светлость…

Он заставил себя отбросить эту мысль и посмотрел на леди Люсинду.

— Да, слушаю вас.

— Вы, кажется, замечтались. Неужели я такая плохая собеседница?

Этот вопрос заставил Уилла понять, сколько драгоценного времени он потерял, восхищаясь ею. Его рассеянность послужила удивительным подтверждением тому, насколько необычна его реакция на эту женщину.

Будь прокляты ее бриллианты и ее розовая кожа! Черт, сколько же времени он потерял! Потерял ради пустых фантазий. «Прежде со мной такого не бывало», — корил себя Уилл. Потом они снова окажутся в обществе леди Нортроп, и еще одного шанса у него не будет.

Уилл улыбнулся своей неотразимой улыбкой, растопившей множество женских сердец, даже самых холодных. Он ловко провел Люсинду мимо других вальсирующих пар, затем сказал:

— Нет, я просто размышлял над необходимостью иметь подходящего партнера. Хороший партнер бывает нам нужен не только на танцевальной площадке. Вы согласны со мной?

Леди Люсинда несколько напряглась, но продолжала вальсировать все так же изящно.

— А где же еще, ваша светлость?

«Она очень непосредственна», — подумал Уилл. А они ведь едва знакомы. И хотя он провел с ней так мало времени, ему уже стало понятно: пустые любезности, которые он мог бы наговорить ей, не пришлись бы ей по вкусу.

— Например, в столовой, в библиотеке, — ответил герцог, глядя прямо в глаза Люсинды. — И, если хотите знать, в любом помещении в огромном Клермон-Холле.

Вскоре музыка стихла, и Люсинда грациозно сделала реверанс, после чего выпрямилась и спросила:

— Клермон-Холл — ваше родовое гнездо?

Уилл коротко кивнул:

— Да, совершенно верно.

— Должна ли я понять ваши слова таким образом, что вы хотите поухаживать за мной, ваша светлость? — продолжала Люсинда, и в ее голосе не было ни презрения, ни смятения — только легкое удивление.

Уилл предложил ей руку и повел в другой конец бального зала.

— Да, хочу, — просто ответил он наконец.

Люсинда резко остановилась, и Уиллу тоже пришлось обновиться.

— Ваша светлость, но я не могу позволить вам ухаживать за мной, — заявила она решительно. — Вы знаете это так же хорошо, как и я.

Оркестр заиграл другую мелодию, и теперь звуки музыки смешивались со смехом и голосами окружающих их людей.

— Значит, вы боитесь меня — как все прочие? — спросил Уилл, покосившись на толпу.

Удивительно, но ее ответ был очень важен для него, и он с нетерпением ждал этого ответа.

Девушка же, покачав головой, проговорила:

— Нет, я не боюсь вас, но я разумно смотрю на вещи. Мы с вами — хорошие партнеры в танце, но любовь к вальсу не может служить основанием для привязанности на всю жизнь. Вам не захочется жить в моем мире, а мне не интересен ваш мир.

Уилл понял: одного его сомнительного обаяния явно не хватит, чтобы покорить такую умную и серьезную девушку. Придется использовать в качестве приманки Царя Соломона. Он должен был добиться успеха — как всегда. Однако ему понадобится время, чтобы разобраться в ситуации.

С сожалением он вынужден был признать: ему не хотелось терять своего любимого коня, но и не хотелось обманывать женщину с твердым характером и моральными принципами.

Да, Уиллу ужасно не хотелось потерять своего любимого коня, однако…

Распахнув французское окно, выходящее на веранду и в парк, герцог проговорил:

— Что ж, леди Люсинда, значит, я не смог убедить вас. Действительно, одной любви к вальсу, возможно, недостаточно для более близкого знакомства. А любви к одной лошади достаточно для этого? Как вы считаете?

Упоминание о лошади так заинтересовало Люсинду, что она даже не заметила, как оказалась с герцогом в парке.

— Извините, я не совсем понимаю, ваша светлость, — ответила она, позволяя ему подвести ее к каменной скамье, стоящей между двумя кустами цветущего жасмина. — Какая связь между лошадью и вашим желанием найти себе жену?

Герцог, как человек вежливый, сначала усадил даму, потом сел сам. Скамья была достаточно большой для мужчины обычных размеров и одной женщины, но герцог отнюдь не был мужчиной обычных размеров. Его мускулистое тело заняло большую часть скамьи, а колени коснулись ее коленей, когда он вытянул перед собой свои длинные ноги. Кроме того, он касался ее плечом, а его бедро оказалось всего в дюйме от ее бедра, обтянутого шелком. Так что жар его тела почти тотчас же передался Люсинде.

— Миледи, вы помните жеребца по имени Царь Соломон?

Люсинда была поражена, услышав эту кличку. Сердце гулко забилось в груди, дыхание перехватило, но она постаралась скрыть свое удивление.

— Да, помню, как мне кажется, — проговорила она с наигранной небрежностью. — Он появился на свет года четыре назад в имении Уитхема. Насколько я понимаю, его проиграли в карты, хотя не знаю, кому именно.

— Мне, леди Люсинда. Я выиграл Царя Соломона у Уитхема, и с тех пор я его владелец. — Его светлость согнул ноги в коленях и повернулся к ней, сократив и без того небольшое расстояние между ними.

Люсинду охватило волнение, начавшееся в ногах и почти тут же докатившееся до груди, где неистово билось сердце. Однако она не могла бы сказать, что так взволновало ее — новости о Царе Соломоне или близость к герцогу.

И еще она не могла заставить себя отодвинуться от него на более безопасное расстояние.

— Как вам повезло, ваша светлость… Уверена, из него вырос совершенно особенный конь, — сказала Люсинда, стараясь успокоиться. — Но я все еще не поняла, каким образом ваш конь может быть связан со мной.

Герцог оперся рукой о скамью, и кончики его пальцев коснулись шелка, обтягивающего ее бедро.

— Мне стало известно, что Царь Соломон занимает особое место в вашем сердце. Или меня неправильно информировали?

— Ну… не совсем… — в растерянности пробормотала Люсинда. — Хотя нужно сказать, я действительно присутствовала при его рождении. И я до сих пор считаю, что он удивительный конь.

Скамья, на которой они сидели, была на виду у других пар, которые прогуливались по садовым дорожкам, спасаясь от сутолоки и духоты бального зала. И Люсинда отлично понимала, что не должна забывать об опасности для своей репутации. Достаточно уже и того, что ее увидят в обществе скандально известного герцога…

«Однако сейчас важнее всего — узнать подробности о Царе Соломоне, — решила Люсинда. — В конце концов, у меня достаточно прочное положение в светском обществе». В данный момент ей хотелось понять, чем вызвано неожиданное и интригующее упоминание об этом жеребце.

А что, если… Неужели ему известно, какой план они придумали с тетей, а также то, насколько важен этот жеребец для осуществления их плана? Но как он мог узнать об этом?

Нет, никак не мог, потому что они поклялись, что будут хранить свой секрет.

— Да, это замечательный конь, — сказал герцог, прервав ее размышления. — И он мог бы стать вашим.

— Вы предлагаете мне Царя Соломона в качестве приманки? Взамен я должна позволить вам ухаживать за мной? — спросила Люсинда, даже не пытаясь скрыть свое недоверие.

Она внимательно посмотрела на герцога, пытаясь найти разгадку в его глазах. Конечно, он вел какую-то игру. Но с какой целью? Этого она понять не могла.

— Моя ставка — бесценный конь за честь быть в вашем обществе. — Его голос прозвучал неожиданно резко, чего не было всего несколько мгновений назад. А карие глаза внезапно потемнели, стали почти черными. — Если мне не удастся уговорить вас выйти за меня замуж после того, как я буду ухаживать за вами… скажем, месяца три, тогда Царь Соломон — ваш. А если вы решитесь стать моей женой… — Он пожал плечами, и в уголках его губ появилась лукавая улыбка. — Ну, тогда этот замечательный конь станет вашим в тот день, когда мы дадим брачные обеты друг другу. В любом случае вы выигрываете.

— Вы с ума сошли, — прошептала в ответ Люсинда. Хотя, возможно, она тоже сошла с ума, раз испытывала такое сильное искушение.

Герцог встал и склонил голову в коротком вежливом поклоне.

— Вы не первая, кто мне это говорит, и, должно быть, не последняя, — сказал он. — Но я жду ответа.

Люсинда тоже встала. Ноги едва держали ее, когда она, сделав несколько шагов, посмотрела герцогу в лицо.

Наверное, она не может позволить ему ухаживать за ней. Или все-таки может?

Глядя на герцога, Люсинда заставляла себя думать не только о его красивом лице и призовом жеребце, которым он ее завлекал. Она думала о семье герцога, обладавшей всевозможными связями. А также о том, что он достаточно состоятелен.

И он был не такой старый, как Мефусалим, и не такой молоденький, как сын лорда Торпа, которого ее служанка считала следующим в списке женихов, составленном Амелией. Да, он вполне ей подошел бы, если бы не его репутация.

Ужасная репутация!

О его победах над женщинами ходили легенды, да и о пьянстве тоже. И вообще если верить слухам, то Железный Уилл был ужасно жаден до всевозможных радостей жизни.

— Так что же вы решили? — проговорил герцог. — Каким будет ваш ответ?

— Еще минутку, пожалуйста… — Люсинда сорвала душистый цветок жасмина и вернулась к своим размышлениям.

Конечно, предположила она, смысл может быть только вот в чем: мужчина с таким богатым прошлым, как у герцога, ищет себе такую жену, чья репутация могла бы ослабить впечатление от его собственных сомнительных похождений.

Действительно, смысл именно в этом, как увидел бы любой, кто потрудился бы подумать об этом подольше.

И еще — лошадь. Вероятно, ее тети не будут иметь ничего против того, чтобы провести три месяца в обществе этого мужчины в обмен на Царя Соломона.

Да, конечно, она убедит их. И ее успех навсегда изменит их жизнь.

Значит, можно позволить этому мужчине… находиться с ней рядом.

То есть ухаживать за ней.

Вероятно, это будет не слишком сложно.

«Да-да, устоять против него — не так уж сложно», — говорила себе Люсинда, водя бархатистым цветком по губам.

Герцог смотрел на нее вопросительно. А она, взглянув на небо, отыскала Орион, Стрельца… и поздравила себя — какая же она сообразительная!

Да, конечно, близость лорда Клермона волновала ее так, как не волновало присутствие других мужчин, однако…

Люсинда вздохнула с облегчением, решив, что герцог не обладает над ней властью, когда находится на расстоянии вытянутой руки. И, следовательно, именно на таком расстоянии он и должен находиться все время, пока будет ухаживать за ней. Разумеется, если она примет его предложение. А сейчас ей требовалось время, чтобы хорошенько все обдумать, прежде чем соглашаться.

— Я приму ваше предложение, после того как посоветуюсь кое с кем, — ответила Люсинда, решительно махнув цветком, как бы подчеркивая свои слова.

Герцог взял ее за руку, в которой она держала цветок.

— Да, конечно. Только знайте: я — человек нетерпеливый.

— Терпение — это одна из главных добродетелей, ваша светлость, — заметила Люсинда, высвобождая свою руку. — И хорошо бы вам проявить его, если хотите продвинуться в этом… этом…

Герцог взглянул на нее с веселой улыбкой.

— В ухаживании, леди Люсинда? Вы ведь это хотели сказать?

Она молча кивнула. И тут же, вскинув подбородок, зашагала к дому.

«Господи, помоги!» — мысленно воскликнула она, входя в бальный зал.